И всё-таки, она чертовски хорошо владеет собой,– прошептал Пагонини, когда за девушкой захлопнулась дверь.
Владение собой, ещё один очень важный аспект на войне, особенно для женщины! И не важно, война ли это за страну, за свободу или за что-то ещё. Следующая подборка будет о женщинах, которые овладели этим мастерством вертуозно и начнём мы с “Ларисы Тюльниковой”, советской медсестры, побывавшей в пекле Афгана.
О Ларисе Тюльниковой
Первый луч солнца скользнул по гримасе скал.
День предвещая, свинца смертоносный шквал.
Духов атаку, где дюжина на двоих…
Белую птаху и матери слезный крик!
***
А лишь недавно… Ларисе семнадцать лет…
Белое платье, и бал, и Его букет …
Нежной голубой рвётся к своим мечтам.
Трепетно сердце бьётся: «А, что же там»?
А через месяц чёрный придёт конверт.
Цинком закован мальчик в семнадцать лет.
На белых кружев вязь – лап паучьих, Смерть,
Кинет шальную бязь и сожжет букет..
В это мгновенье она для себя поймёт,
Только лишь отомстив, в жизнь себя вернет.
Подле казённых стен будет она стоять,…
Против шальных систем гордый протест держать…
Против бездушных морд, что не имеют ран…
Позже… её черед!…Плац… Сухпай… Баграм…
Парни с отряда «Эн» будут её беречь.
Белой голубой звать, и не давать разжечь…
Мести костра в груди, что весь минуя страх…
Рвётся и изнутри вновь извлекает мрак.
Что застилает глаз горечи пеленой.
И не даёт «в запас», шепчет лишь “снова в бой»!
Этот рутинный быт, дни фронтовой возни!
Черти в душе снуют, шепчут в ночи они:
– Здесь ты спокойно спишь, лечишь прыщи, понос…
А у ребят в бою – сукою под откос…
Катится жизнь, судьба! Чей-то максимализм!
Ты же, бл…ть медсестра! Что же ты здесь сидишь?!?!?!
В первом её бою рухнет весь романтизм.
Разум возьмёт своё под череду из тризн.
***
Ну а теперь рассвет вновь озарял Баграм.
Скал литых силуэт – словно природный храм.
Спину ей прикрывал, билась меж пацанов.
Шила узор из ран, ткАла ковёр из слов.
Гаркнул протяжный взрыв, в небо ушёл отряд.
Тел мятый сложный пик, Он и один заряд.
Кровь застилает лик, кончен боезапас.
Он из последних сил вновь отбивает вас…
Дальше тупая боль, писк и Его лицо…
Вновь он закрыл собой, помнишь лишь рук кольцо…
Падаешь в темноту, кружишь со Смертью вальс…
Переходя черту, шлешь Ему реверанс…
Кружится темнота, глушит тупая боль.
Даже открыть глаза, словно на рану соль.
Морока липкий сон, ты разрываешь зло.
Глиняный халабуд. Боль резко бьёт в ребро.
Снова удар… другой. Только уже из вне.
Сторожевой конвой обухом по спине.
Падаешь в грязь лицом, косы липкой змеей.
Шею возьмут в кольцо чуть смоляной петлей.
Духи – звериный сброд, с «голоду» озверев.
Деву без паранжи долго не лицезрев.
Косу твою сомнут жадною пятерней.
Волю рукам дадут, гадко прозвав змеей.
Твой, что почти без сил, с смесью кровавых глаз.
Вскинется исполин, духу отправит «пас».
Тонкое острие гладко проникнет в цель….
Рухнет мучительной твой, дверь унося с петель…
Вороны, что вокруг, вмиг твоего скрутив,
На кол, словно овцу бОсого посадив,
Будут живьем срезать мясо с холодных рук,
Тех, что в любой беде твой подкрепляли дух.
Бешенный лязг клыков, чавканье кобелей…
Твой обреченный крик подле его цепей..
Режут его в куски, он же наперекор,
Плюнул в них, и к тебе кроткий направил взор.
Превозмогая боль, наперекор волкам,
Он протянул ладонь к алым твоим шекам.
Кровь и слезу стерев, он прошептал наказ:
– Только не плач, малыш! Сильною будь за нас!
Полевка
Мы были живые, и любовь жива….
Хоть обещали не любить до лучших…
Полевка, т.е. подвижная жена.
Молва звала нас и сгущались тучи…
Над нами, что на пике языка.
Вас бросят, злобно нам твердил народ.
Не по закону это, не по чести.
Позорите вы наш восточный фронт.
А после… все равно, уйдёт к невесте…
А вас никто уж в жены не возьмет…
Но не бросали, вопреки всему…
Война лишь чувства болью забирала.
Поэтому лишь сердцу, не уму
Мы подчинялись… Время было мало.
И я, отчаянно в блиндаж пришла к нему.
Мороз пронзал и ноги, и глаза.
Февраль кричал и вихри не пускали.
Он ничего, по сути, не сказал.
К себе прижал, о большем не мечтали.
Смотрел в мои опухшие глаза.
– Любавушка, но как же ты дошла?!
Стряхнула оцепь: «Как? Обыкновенно!»
– С ума, в военном вихре я сошла.
И рассеялась горестно и нервно.
К губам припала и печаль прошла.
На утро: «Любка, пОготь провожу»!
В ответ: «Не надо! Слышишь! Не желаю»!
– Народ и так гудит и я их не сужу!
– Голубка, душка, я ведь понимаю!
Но день настанет – я их престыжу…
Он держит руку и не отпускает…
И вместе с ним в мороз я выхожу.
В рассветном солнце снег немного тает.
И сквозь прищур на поле я гляжу..
Повсюду «Мины… мины…»,– сердце замирает!
Вчера к нему по минам и в дыму
Я шла, и чудо знаете, дошла ведь!
Так, подчиняясь сердцу, не уму,
Там, где в огне теряют память
Я обрела опору и судьбу.