Пограничникам
На засове страна, без цепей и оков!
На засове наш дом в круговерте потерь…
И хочу я сегодня ребят-погранцов
В благодарность обнять,
Ради наших детей.
Все войска за страну,
Не о том разговор.
Тот, кто выбрал погоны, он Вам подтвердит…
Но они самый первый врагу наш отпор.
Словно красный маяк, что Россия не спит!
Деду
И не заданы вопросы и бумага не хранит судьбу,
Очевидцев год от года меньше остается жить,
И однажды только книжки нам опишут ту войну,
Где мой дед, Циулин Валя повелел нам «Быть»!
Он один, из тех многих, кто знал «За что»,
Не питая сомнений шел в каждый неравный бой,
И пускай современник наш верит «кто и во что»
Для меня каждый наш ветеран навсегда герой!
Всем моя благодарность за каждый наш светлый день,
Что оставили в прошлом для нас навсегда Бухенвальд,
Что концлагерем смерти не стал наш текущий быт,
И за то, что в столь юных годах Вам пришлось воевать,
Благодарна я Вам, что терпеньем Вы полны,
К современным реалиям, нормам и между тем,
Хоть порою не знаем мы Вам цены…
Вы по прежнему мудрость для нас, вопреки систем.
Так давайте в наш Праздник с слезами, что на глазах
Вспомним мертвых и нежно прижмем живых!
Пусть их подвиг живет и живет в веках,
Только не на яву, как печальный прошедший миг!
29 секунд
29 секунд это больше, чем вечность, поверьте.
Раз и юность сползла, каплей пота виски опаляя,
Два и гарь, смрадом крови сознание сжигая,
Третьим залпом границу очертит от смерти до смерти…
А червертым ударом пробьет, чуть болезненно ребра…
Пять секунд тишины, снова залп,-«Не дождетесь, заразы»!
Я погибну,.Да, факт! Но погибну, душары, не сразу!
Шестерых утащу, семерых… На! Вонючая кобра!
На десятой рука вдруг сорвется, скользя по прикладу,
Передвину затвор, вспомню мамку, вихрастого брата,
Знаешь мать, ты прости, ты же знаешь родная, так надо…
На двадцатой в глазах отразится судьбы кинопланка…
И в эфир к двадцать пятой, надрывно, как будто бы в вечность…
Полетит, сквозь разрывы, крылатая фраза…
Я держусь, верен долгу, себе и приказу…
Я держусь… на тридцатой… Прощайте братишки!
О пагонах
Все говорят,-«Не страшно»,-Врут!
На шкуре собственной проверил!
Нет тех спасительных минут
И выбора, на самом деле!
И ты идешь, глотая страх,
Зажав в кулак остаток воли,
В глаза смеется дики мрак,
Солдатской, безпринципной доли…
А ты выходишь по звонку,
Оставив за спиной свободу,
Детишек, верную жену…
Так все уходят на работу,
А ты уходишь на войну!
Что будет завтра? Ты не знаешь
Где встретишь утренний рассвет!
В глазах любимых лишь читаешь,
В глазах родных всегда читаешь…
Упрек, грустинку, оберег!
А говорят,-«Привыкнешь»,-Врут!
С годами ты не привыкаешь,
И каждый день часы считаешь,
Меняя цели и маршрут!
И ты идешь и снова ложь,
Командировки ты скрываешь!
Пусть дрожь и кровью истекаешь,
Но говоришь, что ты придешь…
И вновь уходишь по звонку,
И оставляешь вновь свободу,
И привыкаешь к самолету
И боевому вещь-мешку!
Что будет завтра? Ты не знаешь
Где встретишь утренний рассвет!
Но с упоениемм читаешь,
И ждешь, и снова повторяешь…
Родных заветные «Привет»!
Дети лихих 90х
Ну здравствуйте дети лихих 90,
Гаражные дети подьезных светил…
Достигнуты нами вершины помоста.
Кто строит карьеру,
А кто-то запил…
Ну здравствуйте дети тв-терроризма,
Горячие точки нам в души легли…
Чего вы достигли на дне эгоизма,
Кому и чему вы когда помогли.
Кто рубит бабло, кто няньчает дочку,
А кто-то строчит новостные статьи.
Мы странные дети, в толпе – одиночки.
Под маской ценизма мы так далеки…
Мы тот симбиоз, что на грани прогресса,
Играли в войнушку и резались в кровь,
Без всяких инетовских недопроцессов,
Дружили, встречались,
Познали любовь.
Мы так одиноки, поскольку вороны,
Кто просто, по сути, кто белым пятном…
И как-то не смотрятся лавры, короны.
Над шрамом прошитым, мальчишечьим лбом…
Товарищу
Опустел тот пришкольный двор,
Где гитары твоей струна,
Затевала неравный спор,
С злобной теткой, что из окна…
Грозно лаяла на страну,
Задевала тебя порой,
Полоскала всю детвору.
И вела с нами страшный бой.
Ты всегда мог найти совет,
Ты учил, что «не на рожон»,
И твой жесткий, весьма, ответ.
Прекращал самый жаркий спор.
Только ты мог нас так обнять,
Что слетала вся шелуха,
И без пафоса мог понять,…
Понимал ведь, наверняка!
Ты был старше всего на два,
А мудрее в сто сотен крат…
И пусты будут все слова.
Ты был дорог для нас как брат…
Ты женился, спешил любить,
Дом построил, дуб посадил,
И сыночка успел родить…
Словно знал… будто бы спешил…
Ты ушел… страшно так и вдруг.
Разбудил нас ночной звонок…
И узнали, что верный друг…
Жить хотел… но настиг злой рок…
Что один, в целом, чедовек…
Захотел вечерком подпить,
Сел за руль… и обрезал век…
Тем… кто должен был долго жить…
Вернулся
Скользя по платформе, сжимая в ладошках перчатки
Она на часы все смотрела, считала минутки
Она так ждала, так мечтала… Теперь он в порядке?!
Два года, два месяца, дня… Вот! Последние сутки!
Мальчишка ее возвратиться, забыты тетрадки.
С утра не могла усидеть, и в домашнем уюте,
Себя не смогла удержать, полетела к вокзалу,
И тут целый час прошагала, минута к минуте…
А сердце в груди трепыхало… Искало причала.
Прижаться к родимой груди, замереть… Будто в чуде!
А поезд упорно летел по далинам и весям.
Солдат молодой все смотрел в запотевшее солнце.
В соседнем купе было шумно от мата и песен.
Его это все не брало, лишь манило оконце.
Ему только город в дали был сейчас интересен.
Бегом из вагона, он был даже малость не вежлив,
Когда продирался сквозь сумки, фигуры и лица.
И выскочив вмиг на перрон, искал он глазами мятежно.
Фигурки знакомый абриз, сквозь людей вереници.
«Пришла! Не могла не придти… Вот! Она ли?.. Конечно!
Да образ ее чуть изгладился, стерся в пожарах
Он помнил ее лишь по фото, что в каждом конверте,
Она присылала, а он все хранил и в кошмарах…
Они талисманом служили ему против смерти.
И в страшном плену словно щит от кровавых ударов…
– Привет, ты вернулся, на плечи легли две ладони.
И он обернулся еще не совсем доверяя
Тому, что в народе простецки зовется любовью
Но, в легком забвенье, в глазах голубых утопая.
Она, ж все болтая, тянула его за собою.
– Идём же скорей! Ты продрог как в морозы дворняжка.
Ладошка ее утонула в широкой ладони.
Не по погоде одет ты в своей камуфляжке.
Ну… Кроме перчаток… Так хододно было в вагоне?
Она тарарила, хуже соседки- Наташки!
Она так боялась умолкнуть, ну хоть на минутку.
Поймать на мгновенье войну ту в глазах так любимых.
Что скрягой стелила невзгоды и мрак… Проститутка.
И в память селила из прошлого духов незримых…
Казалось, что вмиг поглотят они друга Мишутку.
Так тихо шагая по утренним влажным проспектам,
Они прижимаясь плотней, вспоминали о прошлом.
– А розы ты помнишь, когда ты пришел вдруг с букетом?
И весь 5А наш тогда огорошил.
Отец до утра от меня ждал ответа!
Она замолкала на миг и минуты ловила
Молчанья его и тревога в груди наростала
– Тетрадок так много ещё… Я для писем хранила.
И знаешь, конвертов осталось не так уж и мало,
Все выброшу вечером… Я же тебе обещала!
А он просто грелся в мелодии голоса теплой,
И таяло сердце от фраз, что она говорила.
А в детстве была для него она просто растрепой.