Tasuta

Каба́

Tekst
Märgi loetuks
Каба́
Каба́
Audioraamat
Loeb Авточтец ЛитРес
0,95
Lisateave
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Глава 2. На улице – 1.

Очутившись снаружи, Сергей Мещеряков изучил визитку, которую психотерапевт вручил им в самом начале встречи. Потом хмыкнул, взглянул на жену.

– Вика!

Она обернулась. Он развернул визитку к ней лицевой стороной, загадочно ухмыляясь.

– Виктор Петрович Петров,– прокомментировал он, понизив голос – на тот случай, если Виктор Петрович Петров прильнул к двери изнутри и подслушивает.– Его батя был Петя Петров.

– Главное, что он сам не Петя Петров,– парировала Вероника.– И это сейчас самый актуальный вопрос.

– Да ладно, я просто разрядить,– обиделся Сергей, что шутку не оценили. Игорь, правда, оценил, но не подал виду. Ему вообще нравились шутки отца. Они были трехкопеечными и без выкрутасов. Мама часто эти шутки троллила. Порой весьма тонко, так что отец терялся.

Обиды отца на мать были столь же грошовыми и длились пару секунд, после чего он все забывал. Родители пошли на ресепшен, оформлять бумаги и вносить соответствующую плату, Игорь в финансово-деловых вопросах не участвовал. Он стянул бахилы и встал сбоку от входной стеклянной двери. Солнце снаружи лилось неистово, внутри холодили кондеры. Игорь любил лето, любил солнце. Солнце и жара ассоциировались с относительной свободой и счастьем, что бы ни значили эти слова на самом деле.

Мимо прошли женщина и девочка, чуть младше него, держась за руки. Игорь не смотрел на них, он вообще избегал смотреть на кого бы то ни было, но с некоторых пор его «боковые» чувства приобрели феноменальную силу. Он видел все вокруг, подмечал любой нюанс, глядя при этом куда-то в светлую даль. Он точно знал, что эти двое пялятся. Что ж, это понятно, сегодня он – гвоздь программы. Успокаивало лишь то, что смотрят эти не на него. Смотрят – на фингал. Его самого не видят за фингалом, не видят Игоря Мещерякова.

Они покинули клинику и двинулись к стоянке, где их ждал синий Хендай. Расстояние преодолевали молча, как партизаны в тылу. Игоря всегда прикалывало, как они идут втроем, когда втроем. Отец шел впереди, как гусак, он всегда торопился и ничего не успевал. Мама демонстративно сохраняла хладнокровие и отказывалась подстраиваться под папин ритм, поэтому телепалась сзади. Игорь же, в стремлении угодить обоим, болтался в промежутке, то ускоряясь, то сбавляя темп.

В машине отец спросил:

– Ну что ты думаешь?

– Про сына Петра?– уточнила мама.

– Ну…

– Он – молодец, этот сын Петра,– бросила она равнодушно. – Начал давать советы только после того, как раскрутил нас на сеансы. А пока не раскрутил, давал лекцию про французских сыщиков, которая нам очень поможет в жизни.

– Так-то да…– Отец обескураженно положил руки на руль и взглянул сквозь ветровое стекло.– Думаешь, фигня все? Развод очередной?

– Вряд ли развод. Его хвалят. В интернете у него рейтинг 4,9 из пяти. Хотя может сам накрутил себе… Но его знают люди. На работе одна сотрудница к нему дочку водила, он ее от энуреза вылечил.

– Понятно…

Игорь внимательно прислушивался, делая вид, что ему все равно.

– Слушай, я так и не понял последнюю фишку,– сказал отец.– Что значит – все изменилось, потому что начали об этом говорить?

– Всего лишь очередная теория,– отозвалась мама.– Феномен Баадера какого-то там, хрен разбери. Суть в том, что если начинаешь говорить о том, чего нет, то это потом начинает случаться. Не обязательно с тобой, может, с соседом, или в газете прочтешь. Но где-то случится.

– Так ведь он сам и начал об этом говорить! Петров! О лунатиках-преступниках. Получается, это он будет виноват, если что?

– Да, Сергей,– ровно ответила мама.– Он будет виноват, если что.

Отец покосился на нее и промолчал. Игорь стиснул зубы, чтобы не заржать. Мамин юмор ему тоже нравился, хоть тот и был изюмчатый. Игорю часто казалось, что достойно оценить этот юмор может только он лично. Он взглянул на зеркальце и внезапно наткнулся на мамин спокойный взгляд.

– Игорь, сам что думаешь? Надо оно тебе?

Он ничего не придумал, кроме как пожать плечами.

– Ясно. Надо продуктов купить,– напомнила отцу мама.– Впереди на углу Пятерочка, давай туда.

Тот послушно двинул машину.

Игорь любил пассивную езду. Он вообще любил пассивность: любил размеренное течение, размеренные ритмы, размеренную жизнь. Ранее – он знал! – люди, подобные ему, мечтали оказаться на необитаемом острове. Вдали от людей. Вдали от докапывальщиков. Либо – пионерами на вновь открытой планете. Для современного человека все это – так себе способы. Сейчас необитаемые острова и планеты не подойдут. От своих клиповых мозгов не убежишь. Такие дела.

Раньше батя часто брал Игоря с собой по делам – просто так, за компанию. Отец занимался установкой пластиковых окон (в этом Петров угодил точно в цель). У него имелось собственное, давно сформированное ИП, и лично он монтаж производил редко, на то были штатные работники. Но замеры снимать он всегда ездил лично.

– Первое впечатление, Игорюнь,– объяснял он.– Есть первое впечатление по телефону, и первое впечатление от личной встречи. Они все решают. Снимать замеры – это бесплатная услуга у нас в городе, и клиент может позвать десять таких кентов, как я. И нужно оказаться лучшим кентом среди всех остальных кентов, чтобы чувак перезвонил и заказал. Так что я никому не доверяю ездить к клиентосам на первую встречу. И трубки сам снимаю.

Больше всего отец любил травить байки. Наследственное: бабушка Игоря была знатной рассказчицей. Была… Сейчас ее нет уже, как и деда, но она жива – такая вот матрица. Потому как живы ее истории, которые она рассказывала Игорьку, а значит – жива какая-то ее часть.

Но и отец не терял лица. Оказался достойным продолжателем. Дома Игорь с отцом почти не общались: тот убегал чуть свет, возвращался поздно, очень часто и в выходные. Общение приходилось как раз на салон автомобиля. Истории отца Игоря завораживали, как еще раньше – истории бабушки. Они были… ненавязчивыми. В них отсутствовало докапывание в любой его форме, истории отца не требовали от Игоря вообще никакой реакции, как подчас требуют истории, рассказанные каким-нибудь словоохотливым пнем. Они просто… струились.

– Прикинь, Игорюня, я в семь лет стал знаменитым, хоть мне и не поверил никто. Да я и сам сейчас не верю. Хех. Мы с предками в Москву ездили. Так, урывками помню. Ну побродили по центру, помню. ЦУМ помню, потому что там предки долго рылись, а я чуть не уснул. Метро помню. На нем поехали куда-то. Вылезли из метро, увидели киоск с мороженым, решили мороженого схавать. Там два мужика крайними были в очереди, мы заняли за ними, стоим. Одного вообще не помню, а второго – да. Даже не его самого, а усы его помню. Усы мне понравились, я подумал, что прикольные. На самом деле, фиг знает, усы как усы, просто я шкет тогда был…

Мужик увидел, что я на него пялюсь, подмигнул и «козу» показал. Я начал к нему цепляться, заигрывать с ним. Тут и друган его подключился, мы поприкалывались, потом они с родителями разговорились, пока очередь ждали. А потом какая-то тетка подошла со стороны и попросила разрешить ей нас сфоткать. А я и не спросил даже – на фига нас фоткать? Я почему-то подумал, что эта тетка с нами в поезде ехала, а теперь случайно встретила.

Ну в общем сфоткала она нас, мы купили мороженку и разбежались. А через несколько месяцев бабушка притащила домой «Комсомольскую правду» и ткнула меня носом в первую страницу. И я сразу же вспомнил усатого. То же самое место, тот же киоск, и эти двое мужиков из очереди. И хотя овечка та с фотиком обрезала меня с предками, рука моя попала в кадр, и в «Правду» тоже попала. Рука попала, а весь остальной я – нет. Я даже разревелся. И как доказать пацанам, что это я всамделишный? У меня на руке ни шрамов, ни часов, ни браслета, ни фига! Как доказать всем, что я герой, блин, человек года?! Потому что те два мужика в очереди – это Толя Соловьев и Саня Баландин были, космонавты. А их фото сделали как раз перед тем, как они отправились на станцию «Мир» в 90-м году.

– А где сейчас эта газета?– спрашивал Игорь.

Отец обреченно махал рукой.

– Сгорела через пять лет. В соседнем подъезде у дяди Вовы пожар был. И на нас перекинулось. Как раз на родительскую комнату, где та вырезка лежала. Вообще, подозрительный пожар был, я тебе не рассказывал разве?– И тут же, без перехода, начинала струиться новая история.

Особая, почтительная область была посвящена деревенскому фольклору. Прабабушка Игоря жила в деревне в 30 км от города, и отец с дедом и бабушкой часто там зависали, особенно летом. Добирались на дедовском Урале с люлькой, этот мотик застиг и сам Игорь. Только во времена Игоря Урал уже подрастерял свою мощь и все больше пылился в металлическом гараже за домом. Но пару раз, когда дед выкатывал мотоцикл, чтобы дать тому просраться, Игорь получил свою порцию кайфа. Воспоминания об этих поездках он берег пуще, чем собственную жизнь. Потому что в этих воспоминаниях сохранялась жизнь чужая, жизнь деда. Пока жива память, дед тоже жив.

– Прикинь, Игорюня, если бы мы на час позже выехали в тот вечер… По-любому бы встряли, этот Чужак нас бы окочурил по дороге. Предки тогда копошились чет целую вечность, и мы только после 10 вечера стартовали. К деревне подъезжали, когда темень вокруг. Сейчас там фонари вдоль дороги, все чин-чинарем, ну ты сам видел. А тогда… Хех. Топор можно было на темноту повесить, он бы и висел. Если вот так остановиться на дороге, да фару у мотика погасить, да на 10 шагов отойти – назад уже хрен вернешься. Заплутаешь в темноте и в яму сверзишься.

Мне, пацану, конечно, в кайф было в темноте ехать. Впереди только свет от фары, вокруг – темнота, я в люльке сижу, ощущения – как в космосе. Я как раз башку задрал, чтобы на звезды посмотреть, в деревне они яркие-преяркие. Ну и увидел Чужака, как тот падал. А потом и предки увидели, потому что света резко добавилось, как будто фонари зажгли. Только фонарей там не было, я же говорил. Он над нами пролетел как раз, этот объект непоймичто. Мы о Чужаке не подумали сразу. Решили, что самолет падает. Горел он, этот объект в небе. Свалился где-то в лесу, по ту сторону деревни. Нам по первой даже показалось, что прямо в деревню ухнул. Еще я мельком о метеорите подумал, но решил промолчать, потому как мать заохала, а батя губы закусил и тоже занервничал. Мы уж думали, что вместо деревни нас горящие руины будут ждать.

 

Подъехали – деревня как деревня. Мужики, кто курил, или в тубзик шел, или просто во двор вышел, тоже видели хреновину в небе. Улетела в лес, там и упала. Взрослые выпили, обсудили, и порешили, что нет – не самолет это ни фига, а реально метеорит. Я с пацанами скорешился, и мы договорились завтра идти этот метеорит искать. А через два часа, когда все уже спать завалились, собаки завыли.

Псы в деревне брешут – привычное дело, никто не обращает внимания. Сам же помнишь. Одна загавкает, и все за ней хором. Но в ту ночь никто не гавкал. Выли, как припадочные. Раньше не слышал, чтобы они так выли. Я вскочил, хотя накануне вымотался, смотрю – а родители не спят. Сидят и вслушиваются. Я поначалу не сильно испугался, даже снова заснул. Еще через час кто-то в двери долбиться начал. Не только в нашу, а во все двери в деревне. Утром уже выяснили, что в каждый дом этот Чужак долбился. Всяко никто ему не открыл. Ну его нафиг, лишенца этого. Я снова проснулся и, когда батю с ружьем увидел, тогда уже испугался реально. Не спал больше. Так и шастал этот Чужак из дома в дом, долбился. Спрашивали «кто?» – молчит. А чего он скажет? Чужак – он и есть Чужак. По-любому он на той горящей штуковине к нам долбанулся. Вышел из леса прямиком к нам в деревню.

А наутро канул. И не приходил больше. И собаки не выли в другие ночи. Ты прикинь, Игорюня, мы ведь с пацанами назавтра поперлись в лес, штуковину ту искать. Толпа дебилов. И никто не решился предложить, типа, давайте не пойдем, очково что-то. Стремно было, что другие зачмырят. А я сейчас думаю – никто бы не зачмырил, все бы только обрадовались. Но мы все равно ничего не нашли, и ни на кого не наткнулись. Даже если кто там и прилетел с Альфы Центавра – сгинул, мы там все облазали. Может, обиделся и назад улетел, фиг его знает.

Истории отца могли родиться на пустом месте – вчера, сегодня, сейчас. Он выходил вечером в магаз, а когда возвращался, то Игорь с мамой узнавали, что вот сейчас он столкнулся с челом, которого не видел уже больше 10 лет, и с которым однажды вышла прикольная история. Или он возвращался с работы, и Игорь с мамой узнавали, что только что отец стоял в пробке, и пока он стоял в пробке, он увидел, как на другой стороне улицы грабят инкассаторов. И на следующий день в новостях появлялась заметка об ограблении. И Игорь с мамой удивлялись даже не тому, что отец постоянно попадает в какие-то переделки, а тому, что в видеоновостях не показали крупным планом его машину и его самого, кукующего в пробке.

Родители вернулись из Пятерочки, загрузили пакеты с продуктами в багажник, уселись на свои места.

– В общем, мы чего решили,– бросил отец вполоборота к Игорю.– Ты походи к этому Петрову. Хуже по-любому не будет.

«Может, и будет»,– неожиданно подумал Игорь.

– Ладно,– ровно отозвался он. Поймал в зеркальце взгляд мамы и с готовностью поднял большой палец.

Отец вывел машину со стоянки, и они двинулись сквозь солнечный, душный город в сторону дома. Постепенно мысли Игоря омрачались. Несмотря на лето и каникулы, полностью самому себе Игорь не принадлежал никогда. Потому как секцию дзюдо летом никто не отменял. И именно сегодня вечером ему предстоит идти на очередную тренировку.

Глава 3. На тренировке – 1.

Предков переклинило, когда Игорь учился во втором классе. Какой-то рядовой осенний день, и отец приглашает Игоря на городские соревнования по дзюдо. Игорь прифигел немного и согласился. Странно, за отцом страсти к дзюдо никогда не наблюдалось. Батя в бокс ходил; было бы намного логичнее, если бы он позвал Игоря на боксерский турнир. Но Игорь даже не стал заморачиваться. Какая разница, куда они идут, дзюдо смотреть или просто облака в небе? С отцом же!

По дороге отец рассказал Игорю, как впервые вышел на ринг, и ему в спарринг-партнеры почему-то поставили чела, выше на голову и шире раза в два. Так что отец точно знал, что проиграет. Но после первого же удара колени чела подогнулись, и тот сверзился, как тюк.

– Ты прикинь, Игорюня, я долго думал, что это я сам такой орел. Не доходило до меня, что поддался он мне тогда. Ну чтобы вдохновить. Тренер специально его подговорил. И все вокруг мне свистели, и потом тот чел поднялся и руку мне пожал. Я после этого случая тренировался, как припадочный.

Они с отцом заняли места для зрителей. Отец купил попкорн, и они его жевали. Объявили о начале состязаний. На ковер стали выходить соперники, их имена объявляли по микрофону. Их имена ничего не говорили Игорю, поэтому он их не запоминал, наблюдая сверху за происходящим без эмоций. Сам спорт представлялся ему обычной возней. Смысла – ноль, толку – ноль. Даже подзадоривания отца его не воодушевляли.

– Смотри, как он его! Ничего себе, молоток! По-любому в финал выйдет! Так его, давай! Смотри, у них же веса разные, куда судья смотрит?!

Игорь послушно отсидел всю программу. Под конец он не смотрел на соревнующихся, а разглядывал людей вокруг, потому как на матах он уже вряд ли увидит что-либо новое. Все схватки как по шаблону. Одну посмотрел – и хватит на всю жизнь. Ему просто нравилось сидеть рядышком с отцом, самозабвенно поглощать попкорн и пассивно наблюдать. Но лучше бы они пошли все-таки смотреть облака.

Он полагал, что после объявления победителей они с отцом тут же отчалят. Но батя вдруг ни с того ни с сего потащил его вниз к матам. Половина участников уже разошлась. Кто-то из оставшихся натягивал кроссовки, кто-то обсуждал прошедший бой. Отец на секунду оставил Игоря болтаться самого по себе и подошел к низенькому, сухощавому типу. Типа этого Игорь наблюдал сверху в течение всего времени соревнований. Тип имел восточную внешность – татарин или монгол. Бурят, может быть. Они с отцом поздоровались, о чем-то переговорили. После чего отец дал Игорю знак приблизиться.

Игорь с опаской сделал это. Он не представлял, в чем подвох, но ожидание подвоха от любой нестандартной ситуации уже входило у него в привычку. Низенький придирчиво оглядел его с головы до ног, словно намеревался купить его, отвезти в свою Бурятию и там съесть.

– Знакомься, Игорюня,– бодро изрек отец.– Наш городской тренер, Ирек Римович.

Ирек Римович протянул Игорю руку. Игорь на всякий случай вытер ладонь от остатков попкорна и пожал.

На том и закончили, попрощались, двинули в сторону дома. А уже вечером отец выстрелил:

– Игорюнь, я тебя записал к Иреку Римовичу в секцию. Будешь ходить к нему два раза в неделю. Будешь дзюдоистом.

Он был так огорошен, что подавился слюнями. От растерянности даже забыл, что в таких случаях иногда полезно с ходу закатить истерику. И хотя часто с предками этот финт не срабатывал, попытаться стоило. Но нужно было закатывать сразу, пока горячо. Истерику он не закатил, только зырил и холодел, и шанс был упущен.

– А зачем?– пролепетал он.

– Что значит – зачем?– удивился отец.– Поднатаскаешься. Окрепнешь. В жизни пригодится по-любому.

– Я не хочу!– заныл Игорь.

– Что значит – не хочу? Да ты чего, Игорюня! Все пацаны в детстве спортом должны заниматься. Я тебе как бывший боксер говорю. В будущем пригодится по-любому. Потом еще спасибо скажешь!

«Спасибо» Игорь не сказал. Ни отцу, ни матери. До сих пор убить готов за такую подставу.

Первое же занятие «задалось» сразу. С почина. По пути во дворец спорта Игорь угодил под дождь. Это был мерзкий осенний дождик, с мерзкими порывами ветра, с мерзкими же лужами повсюду и с мерзким настроением пешеходов. Зонты Игорь терпеть не мог. Зонты любили использовать докапывальщики, чтобы выбить глаз; а он не докапывальщик. Поэтому в случае, если дождь, он передвигался перебежками от дерева к дереву. Или дожидался под козырьком любой парадной, пока схлынет. Но сейчас он должен явиться на занятия вовремя, родители накануне сделали ему обильное внушение о пользе тех или иных вещей, в первую очередь – дзюдо. Игорь в силу возраста не нашел стойких возражений. Кроме как неприятие и страх ему нечего было предъявить в противовес, но неприятие и страх не котировались. Сошлись на том, что Игорь попробует. Тебе просто нужно попробовать, Игорь. Сам не заметишь, как втянешься. Потом еще благодарить будешь. В будущем…

Он кое-как добрался до дворца спорта, сайгача через лужи, и по прибытии на его голове сформировалась забавная пакля. Он придал ей гротескности, отжав волосы руками, тем самым превратив паклю в два разноторчащих пучка. Таким и заявился.

Ирека Римовича Игорь обнаружил практически на том же месте, где они познакомились накануне, словно там ему было намазано. Игорь робко дал знать, что явился, и был бесцеремонно направлен в раздевалку. В рюкзаке Игоря имелось свеженькое белое кимоно, которое чудесным образом нашлось вчера дома. Хитрые предки. Хитрые и продуманные. Все спланировали заранее, и кимоно прикупили. Никакая это была не мужская экспедиция, а ловушка. Это било больнее, чем все остальное.

Еще кеды там наличествовали, в рюкзаке… Кеды претендовали на персональное отступление. Кеды вообще были куплены для уроков физкультуры к сентябрю. Проблема заключалась в том, что куплены они были без Игоря, на глаз. И так уж получилось, что мама промахнулась малек в оценке игоревых конечностей. На пару размеров.

В принципе, катастрофы не случилось. Если затянуть шнурками потуже, то вполне удобоносимые, для физры сойдет, не в поход же ему в них ходить по горным кручам. С виду только, как лыжи. Но в школе это, на удивление, докапывальщиков не приманило, и никто не просил дать покататься.

В раздевалке стояли шкафчики в два ряда. Между ними по центру тянулись скамейки. Раздевалка была набита ребятами-дзюдоистами. Кто-то переодевался, кто-то уже был переодет и сидел на скамейке, балакая. Насколько Игорь бегло выяснил, строгих возрастных рамок здесь не имелось. Занимались и пацаны его возраста, и парни постарше. Атмосфера преобладала ироничная. Даже с налетом троллинга. Нормально. Все давно знакомы, переодеваются, подкалывают, хохмят, что-то рассказывают, подначивают и критикуют. Привычные дела, спасаться бегством пока рано. Игорь по-партизански проник в раздевалку, бросая быстрые взгляды исподлобья. Народ воззрился на него и минуту изучал. Но с открытой ладонью никто не ринулся, видимо, этому Ирек Римович их не учил. Или не заслужил еще Игорь, чтобы ему руку жали. Так, поглазели только и сделали вид, словно его и нет. «Ну и правильно, – подумал Игорь. – Мне же спокойнее».

Игорь наугад выбрал шкаф с торчащим ключом и открыл его. В нем было пусто, только внизу воняли чьи-то носки столетней давности.

– Это Вовчика шкафчик,– бросил кто-то.

Игорь испуганно вскинул голову, но на него никто не смотрел. Как будто помстилось… На всякий случай он перешел к другому шкафчику. Открыл его. Сей оказался девственно пуст, никаких дедовских носков или другой потной рванины. Игорь помедлил, ожидая, что сейчас ему скажут, что это Славика шкафчик, а потом к следующему – это Мишкин шкафчик, и так далее, пока он не испробует все шкафчики. Знаем, читали. Но никто в его сторону больше не вякал, и Игорь немного расслабился. Стянул одежду, переоделся в кимоно. Как надевать кимоно, ему вчера показал отец. И не успокоился, пока Игорь не запомнил. Потом Игорь натянул кеды, обвязал ключ от шкафчика вокруг запястья и выпрямился.

И вот стоит он посреди раздевалки, в своих чудовищных кедах-освободите-лыжню, в кимоно, подпоясанный, с красными пятнами на щеках от смущения, с двумя торчащими пучками волос после дождя. О букетах на голове он, кстати, не догадывался. Тут не дамская комната, зеркалами не увешано. Висит одно на выходе, но до него далеко. Постепенно ребята стали к нему оборачиваться: сначала один, потом ближайшие, потом все без исключения. В раздевалке установилась глобальная тишина, и Игорь обнаружил себя в центре внимания. Все пялились на него. Гнетущее молчание затягивалось. Кто-то в толпе пробормотал:

– Кого-то мне напоминает… Из цирка же!

В дальнем углу кто-то начал хихикать. Хихиканье распространилось молниеносно, как пламя, и через секунду раздевалку наполнил громовой хохот. Он, этот хохот, накатывал со всех сторон, как армия орков. Впоследствии Игорь часто удивлялся, как ему удалось сохранить себя на месте в этот момент и не удрать.

Он продолжал стоять, тупо пялясь в пол, становясь кумачовым. Он понятия не имел, с хрена ли всем весело. Даже если он в чем-то налажал – он что, супердзюдоист? Откуда ему знать все их долбаные правила? Долбаный Ирек Римович ничего ему не объяснил, просто спровадил переодеваться. Сейчас Игорь был самым несчастным человеком на земле. И впервые он испытал жгучую ненависть к родителям. Они заставляли его сюда прийти, а когда он начал сопротивляться, они вынудили его своими манипуляторскими замашками. Он ненавидел эту комнату, эту раздевалку, он ненавидел это гогочущее стадо обезьян вокруг себя, которые только что не бросаются в него шкурками от бананов.

 

Но больше всего он ненавидел себя самого. Он ненавидел свою беспомощность, он ненавидел тот факт, что он такой. Он не смог дать отпор родителям, когда у него был шанс. Он не смог настоять на нормальных кедах. Он не смог смотреть прямо в лицо изгалявшейся толпе в раздевалке. Он не смог подойти к тренеру, вежливо послать того на хрен, и гордо удалиться.

Парни ржали, а Игорь прилагал усилия, чтобы не зареветь. Такая вот она, юность.

– Чувак, ты ж настоящий Петрушка! – гоготнул один из парней – повыше и постарше остальных. – Реально, Петрушка.

Новый взрыв хохота. Игорь ожидал еще издевок, но вместо этого высокий парень подошел к нему и протянул руку.

– Борян,– представился он.

– Игорь…– промямлил Игорь и с опаской пожал руку, ожидая какого угодно подвоха. Но подвоха не случилось, пожатие парня было крепким и дружеским.

– Игорь-Петрушка!– противно захихикал один из когорты. Внешность у чувака была такой же мерзкой, как и его хихиканье.

– Ты-то чего ржешь, Лесной Орел,– обернулся Борян, и все снова засмеялись.– Сам в зеркале себя видел?

Борян вновь оглядел Игоря, потом кивнул на ключ от шкафчика, который Игорь обвязал вокруг запястья. Игорь то ли видел где-то, что так нужно делать, то ли читал.

– На руку не вешай,– предупредил он.– Поранишься как нефиг делать. Или пацанов поранишь. Тут не бассейн.

– На ногу повесь, и в кед сунь, там у тебя места дофига, в кедах,– выкрикнул вихрастый мальчишка, и снова раздалось добродушное гы-гы.

Игорь послушно стал перевешивать ключ на лодыжку, однако Борян со смехом его остановил.

– Не слушай его. Это Васек, он хохол.

– Белорус я! – выкрикнул Васек.

– Один хрен майдановец,– отмахнулся Борян. Потом объяснил Игорю:– На матах все равно обувь снять нужно. А будет ключ на ноге висеть, то стопудово травма. Тренер кричит, что скоро шкафчики поменяют, будем магнитными браслетами открывать. Но когда поменяют, хрен знает, а пока – голимый зашквар. Там в зале крючки есть, туда ключи вешаем. Только номер свой запомни, чтобы чужой не взять и не облажаться. А то подумают, что ты крыса. Тогда побьют. И будут правы.– Он ободряюще подмигнул.– Но крыс у нас нет, так-то. И камеры стоят, вон в углу.

Он кивнул на камеру. Игорь послушно посмотрел в том направлении, чтобы удостовериться.

В раздевалку юркнул тренер, Ирек Римович.

– Бойцы, харе развлекаться!– рявкнул он.– Живо на разминку, время пошло.

Дзюдоисты гурьбой повалили мимо Игоря. Он же продолжал стоять, оболваненный и несчастный. Кто-то ободряюще хлопнул его по плечу, и он едва не взвыл. Последним мимо прошел тот мерзкий пацан, которого Борян назвал Лесным Орлом.

– Петрушка, хе-хе!– осклабился пацан.

И все исчезли. Игорь секунду раздумывал, не начать ли вновь переодеваться. Скажет дома, что передумал. А потом? Батя, чего доброго, возьмет Игоря за руку и приведет сюда силком. Под веселое гиканье пацанов. Так что Игорь вздохнул и обреченно потопал вслед за всеми.

Пацаны выстроились в шеренгу по росту. Ирек Римович указал Игорю его место в ряду. Все произошло так быстро, что Игорь не успел оглядеться, чтобы найти упомянутые крючки и повесить ключ от шкафчика. А спросить постеснялся. Сжал ключ в кулаке и втиснулся между двумя ребятами в кимоно.

Тренер поклонился, пацаны поклонились в ответ. И Игорь поклонился, куда же деваться теперь.

– Для новеньких, еще раз,– объявил тренер.– Зовут меня Ирек Римович. Если трудно запомнить, можно просто «тренер».

– Ирек Имович, тренер,– стебанулся кто-то в строю, и послышались смешки.

– Отставить смех!– беззлобно бросил тренер. – На пра-во! Десять кругов по залу.

Все двинули трусцой по периметру. Игорь, у которого с бегом всегда были проблемы, пребывал в таком стрессовом состоянии, что даже не запыхался в этот раз. Хотя отмахали они как минимум километр. Он бежал, сосредоточенно глядя в спину бегущего впереди пацана, опасаясь, что бежит недостаточно быстро, и позади бегущий пацан вот-вот наступит ему на пятку, или пнет под зад, сжимал ключи в кулаке изо всех сил и проклинал существование.

Набегавшись, сняли обувь, зашли на ковер. Пацаны разбились на пары для спарринга, Игорь озирался. К нему подошел тренер.

– Первую неделю не тренируешься,– сообщил он.– А то и две, как пойдет. Научись падать. Покажу один раз, запоминай. Кувырок через голову.– Ирек Римович бросился на ковер, совершил быстрый кульбит и вновь встал на ноги, как солдатик.– Запомнил? Кувырок через плечо!– Еще один стремительный кульбит, от которого у Игоря заныло под ложечкой.– Запомнил? Кувырок назад. Запомнил? Отрабатывай.

Около часа Игорь валтузился на матах туда-сюда, по выделенной специально для него условной дорожке, отрабатывая кувырки. Сначала – коряво и зажато, чуть позже – уже увереннее. Периодически ребята в запале борьбы выскакивали на перешеек, по которому Игорь кувыркался. Так что ему приходилось держать дополнительный прицел, чтобы не угодить кому-нибудь под ноги. Ключ он по-прежнему сжимал в кулаке, и вскоре это заметил тренер.

Тот приблизился быстрым шагом.

– Что в кулаке?

Игорь виновато разжал кулак. За это время он успел поранить ладонь, и теперь из небольшой ранки просочились первые капли крови.

– У нас ключи на крючки вешают, Мещеряков, ты чего, вчера родился?– презрительно буркнул тренер. – Вон крючки, иди и повесь.

«А кто мне об этом должен был сказать?– психовал Игорь про себя, направляясь к крючкам.– Борян? Так-то ты у нас тренер хренов. Правильно кто-то в строю постебался, реально Имович, по-другому не скажешь».

Больше его не дергали в тот день. Тренер разрешил до конца тренировки посидеть на лавочке, понаблюдать за народом, что Игорь с удовольствием и сделал. Наблюдать он любил, таки да! Пассивно. И осмысливать. Как, например, сейчас он осмыслил, насколько вся эта атмосфера ему чужда. Теперь у него есть аргументы для спора с предками. Тренер – дебил. Даже про крючки не сказал, и Игорь поранил руку ключами.

Когда весь этот ад подошел к концу, и тренер спросил Игоря, понравилось ли ему, Игорь ожесточенно закивал. Угу, понравилось. Базара ноль, как тут может не понравиться, он просто в дичайшем восторге до конца жизни. И тут же – юрк в раздевалку. Ну вас нафиг с вашим дзюдо.

Игорь переоделся метеором и ринулся наружу, пока до него опять кто-нибудь не докопался. Или на вторую смену не оставили, раз, говорит, ему так понравилось. Он перевел дух, лишь очутившись на приличном расстоянии от дворца спорта. Дождь закончился, на лужах посверкивало тусклое, заходящее солнце. Лица прохожих оживились, подобрели. Щебетали вечерние птицы. На дорогах образовались плотные пробки – как всегда во время или после дождя. Из многих салонов доносилась музыка.

Жизнь налаживалась.

– Петрушка, э-ба-на! Петрушка гребаный! Ты где выступал, Петрушка?! Где твой цирк, Петрушка, пропил чтоле?

Игорь вздрогнул и, вжав голову в плечи, обернулся. Позади наличествовал злобный Лесной Орел и строил злобные гримасы.

– Петрушка! Петрушка!– долдонил тот, как дебил.

Игорь пораскинул мозгами и посчитал, что игнор в данной ситуации – самая верная тактика. Сейчас этот хрен моржовый пообзывается малек и отвалит. Видя, что Игорь не ведется на обзывания, он должен потерять интерес и пойти поискать что-нибудь другое. Игорь возобновил свой путь, жалея, что у него нет наушников.

Но преследователь не отваливал. Лесной Орел был предводителем местных докапывальщиков. Он вобрал в себя их всех, стал глашатаем, Дартом Вейдером докапывальщиков.