Каба́

– Вот ведь, это! А вы что? Долго так считали, а вот атом! И нейтроны, и протоны. Вместе, это! А размеры! Поэтому так думали, а потом открыли. Ну вот, теперь дальше.

Если заранее знать, о чем речь, то перевод абракадабры можно было найти в том же учебнике химии. Поскольку составные частицы атома имеют крайне малые размеры, долго считали, что атом неделим.

– Погодите, а можно еще раз?!– Лена Козленко покрывалась пятнами и теряла балансировку.

– Ну что, все никак не поймете? Это! Вот как раньше считали, но это было давно. Наука, знаете ли. И ядро атома тоже не конец, и дальше.

Суть – та же, морфология – модифицирована.

Надо отдать ей должное, химичка любила свой предмет. Молола у доски зажигательно, даже искрометно, постоянно двигалась, жестикулировала, что-то строчила мелом. И не скажешь, что почти бабка. Для Игоря химичка стала своеобразным «синим кроликом». Глядя на разворачивающееся у доски лиходейство, Игорь быстро впадал в транс и весь урок таращился на химичку куклой. Впрочем, судя по недовольному жужжанию, остальные в классе тоже не вдупляли, о чем речь.

Надо отдать химичке еще больше должного, это был учитель старой закалки и старых принципов, взращенных на идеях коммунизма. Когда на класс посыпались первые тройки, «Это» предложило всем желающим факультативные занятия после уроков. Бесплатно. Как будто на факультативе она будет использовать иную лексику! Игорь понятия не имел, ходил к ней кто-то после уроков или нет. Может, Лена Козленко пыталась. Или Саня Никитин, мажорик и отличник. Игорь не успел узнать, события развивались стремительно, как химическая реакция.

Он быстро смекнул: нужно что-то делать. Денег на взятку родители не дадут, да и не возьмет химичка, уламывать «Это» на тройку – по-любому игра в бирюльки, придумать хитрый план тоже не получалось. Оставалось самое простое – браться за ум. Во всяком случае, в плане химии. Игорю было не впервой. Он уже брался за ум неоднократно. Вот с баснями брался, к примеру. Часто это, правда, приводило к неожиданным результатам, но он не унывал.

Он устроился на диване, открыл учебник, открыл Яндекс, и начал вникать. Понять, к примеру, почему натрий – элемент третьего периода? Почему периода, а не уровня, как в компьютерной игре? Ок, потому что период уже включает в себя энергетические уровни. Логично? Логично. Разобрались. Для натрия этих уровней целых три. Но почему они энергетические? Что кроется за этим словом? Что за энергия такая, откуда она берется, и почему она меняется от уровня к уровню? Почему в атоме водорода заряд ядра равен +1? Что такое «плюс один»? Плюс один – чего? Вольт? Калорий? Прочитанных книг? Заряд нейтрализуется электроном – зачем он это делает? Просто так, нейтрализуется себе, и все?

Примерно так. Это!

Как позже выяснилось, пока Игорек тупил и зависал со своим учебником химии, события развивались лавинообразно. Школьные соловьи разрабатывали собственный план спасения, и он был истинно хитрым, не чета Игоря потугам. Учебники в пунктах «плана» вообще не фигурировали, равно как и Википедия. План был неожиданным, четко продуманным и убойным. Сам факт разработки плана провел жирную черту под квартетностью Игоря. Можно сказать даже, выделил рамкой.

На пустом месте был объявлен показательный урок по предмету химии. Те, кто был не в теме, галдели, как дятлы – «чо?», «зачем?», «что за хрень?», «это?». Меньшинство знало тайну и хихикало в тряпочку. За пять минут до начала «открытого урока» в класс ввалились какие-то мутные граждане и гражданки, по виду ни школьники, ни учителя. По тому, что мутные граждане и гражданки кивали некоторым ученикам, остальные заключили, что приперся родительский комитет, который в классе именовался «облизбирком». Народ подобрался, чуя, что веет ветром перемен, и не беря пока в толк, откуда дует. Верховным смотрящим всей разборки выступил завуч, замыкавшая шествие. Облизбирком расселся на задних партах, выдавив оттуда пофигистов и клоунов ближе к доске.

И завертелось.

Химичка била рекорды, учиняя лиходейство у доски. Метала фразеологизмы, как холодное оружие ниндзя, вертелась вьюном, дирижировала указкой, отфутболивала вопросы, – в общем, призывала насладиться зрелищем как облизбирком, так и маститых химиков, которые были развешаны по стенам в качестве суровых портретов. Учила химии, это!

Похоже, в их классе самая настоящая революция, смекнул Игорь Мещеряков.

Ну, дурындой-то химичка не была, отнюдь. «Это» сразу же прочухало, откуда сквозняк, и принялось латать дыры подручным материалом. Раз уж вы из себя все такие знатоки химии, прошу, сертификаты на стол. Иными словами, «Это» как могло вовлекало в научный диспут зачинщиков, чьи родители сидели на задних рядах и кумекали. Лену Козленко. Сашку Никитина. Весь супевыглаженный, суперопрятный, суперосанистый. Супермарио, короче. Его, видать, три Золушки наряжали перед школой. Однажды физрук с хронометром объявил кросс, и когда Саня Никитин прибежал к финишу, Игорь его даже не узнал. Он никак не мог связать этого растрепанного сопливого грача с тем Саней Никитиным, который сдувал с себя пылинки. Его бы побить за это, но не трогали, даже Дима «Кореянин» Шиляев не цеплялся, потому как папа Никитина был спонсором, а мама входила в облизбирком и сейчас сидела позади, лютуя и ненавидя химическое быдло.

И прочих. Химичка приобщала и прочих, чтобы швырнуть в харю облизбиркому их нерадивость. Химичка задавала вопросы, а потом хладнокровно наблюдала, как жертвы корчатся. Те самые, которые в прочие дни ходили гордо. Те самые, которые не квартет, кто спас будущее, кто рубит фишку, кто не-Игорь. Химичка-Это ломала стереотипы. Конечно, ей этого не простят. Игорю вон басни чертовы не простили, что уж говорить!

После того, как очередная жертва молча садилась за парту с красными пятнами, «Это» театрально обращалось к облизбиркому:

– Ну вот! Это! А вы? Что, как думаете? Все не поймете! Стараться, и все!

В переводе на литературную лексику: если у вас дети-дебилы, так нехрен на учителей пенять. Учите, это, химию!

Облизбирком молчал, насупившись. Ирония в том, что из всего сообщества, кажется, один Игорь честно занимался все дни химией. И он мог бы еще понять, если бы школьная элита сейчас тупила на действительно каверзных вопросах. Однако вопросы химички были элементарные. Игорь, если бы спросили его, с легкостью бы расщелкал большинство вопросов, и пусть бы облизбирком спел ему химический романс с задних парт. Но его, конечно же, никто не спрашивал. Его родители не состояли в школьном комитете, а сам он не входил в число заговорщиков-революционеров.

После урока облизбирком натужно поднялся и в гробовом молчании покинул класс. Завуч по уставу замыкала шествие. «Так а чего решили-то?!»– едва не воскликнул Игорь, но вовремя прикусил язык. Несколько дней после показательного урока он еще присматривался к окружению, ожидая новостей. Ну, к примеру, громогласного объявления, что «мы победили». Или облизбирком приволочет длинную веревку, и они сообща линчуют «Это» прямо у доски, покрытой химико-каббалистическими знаками. Хоть каких-то последствий. Но ничего не происходило. Совсем.

Но – не совсем. Только осознал это Игорь не сразу. С виду все оставалось, как встарь. Химичка-Это вертелась волчком у доски, балаболила химический вздор, словно плотно сидела на «химии», класс пытался конспектировать, хихикал и недоумевал. Однако оценки изменились. Не сразу, постепенно. Не у всех – у некоторых. И как-то так совпало, что изменились они именно у тех, чьи предки входили в состав облизбиркома.

Но, конечно же, это было просто дурацким совпадением!

Раз уж пришло время перемен, Игорь грешным делом понадеялся просочиться в лазейку. Как раз очень скоро прицел уставился на него: его вызвали к доске. Давно пора. Двояк за четверть светит. Игорь вышел, сопровождаемый смешками соловьев, которые уже потирали руки, предвосхищая порку у доски. Да только хрен они выкусили. Минуту спустя смешки поутихли, воцарилось изумление.

Признаться, Игорь сам себе удивился. Он вдруг начал отвечать на вопросы, и не на какие-нибудь, а на химичкины. Поскольку вопросы задавались химичкой в ее неповторимой манере, удивление можно было множить на два. Химичка реально была шибанутая малек. Старая уже, на пенсию хочет. После каждого удачного ответа «Это» наигранно оборачивалось лицом к классу и всплескивало руками, как домохозяйка перед пригоревшим обедом. Так «Это» призывало честную компанию разделить с ней химический восторг. Игорь-Петрушка раскраснелся. От смущения и от гордости. Они с химичкой вошли в раж, как два партнера по танцам.

– Ну вот!– исходила радостью химичка. Игорь, стараясь не лыбиться, возвращался к парте. Класс косился на него настороженно. Подозревали, что он киборг.– Стоит только, это! Можно, а не понимаете! Даже Мещеряков, вот! А вы все думаете, бунты ваши. Стараться, и все. Это! Вот, Мещеряков! Ну и молодец, на тройку ты сегодня заработал.

Игорь споткнулся и стал. Пунцовость ринулась на его щеки, злоба окутала сердце. Кто-то хихикнул слева. Леха Воробьев в дальнем конце издевательски воздел кулак.

Игорь развернулся.

– А почему тройку-то?– прошипел он, и вдруг почувствовал, что он на грани. Впервые он близок к тому, чтобы завопить, схватить стул и швырнуть тот в окно. Или в химичку.

Химичка слегка подпрыгнула от удивления. Энергичная она все-таки… Может, и пороговую тысячу осилит, несмотря на возраст.

– А что? Троечник! Это!– прошамкало «Это».– Вот ведь как, сами! А говорите, что я. Сами только. Ну заработал же. И дальше, это!

Иными словами: если ты троечник, будь рад тому, что вообще не выкинули на мороз.

Игорь молча сел рядом с равнодушным, не реагирующим Романом Гунько. В ушах звенело. Руки дрожали от ярости. Он постарался ни на кого не смотреть, чтобы не выдать эту ярость, он боялся ее и стеснялся. Он понимал, что если ей дать шанс, то он начнет вести себя неадекватно. А это было намного хуже, чем осознать, что его ссылка в квартет – бессрочная.

Глава 11. Дома – 3.

Как издревле привыкли, собрались. Гости подтянулись ближе к пяти вечера. По-видимому, к Игорю на день рождения, – его же день рождения.

Для Игоря этот день навсегда в мыслях сроднился с образами бабушки и дедушки. Когда-то они жили вместе, и он многого не помнил. Все, что ему осталось в наследство, это лохмотья, картинки-гифки. Бабушка с утра катает тесто, а он крутится рядом в надежде стянуть кусочек сырого теста. Еще лучше, если он уже обвален в муке. На бабушке – домашний халат в голубой цветочек. Всего у нее два халата, во всяком случае, так помнит Игорь: в голубой цветочек и с розовыми полосками. Потом бабушка садится лепить пельмени, а Игорь зависает напротив нее, ковыряясь в муке. Но дело ведь не в муке, правда? Бабушка рассказывала истории. Про то, как они жили в СССР. Про то, как ездили в Адлер и в Москву. Про то, как жили ее собственные родители, прабабушка с прадедушкой, которых Игорь не знал. Про то, как раньше жилось в деревне – был и голод, и достаток, и злоключения, и счастье. Рассказывала сказки и притчи. Вот только они никогда не воспринимались, как сказки или притчи, это был словно реальный мир.

Она рассказывала о Кабе. О том, что та иногда приходит во снах. Она предупреждала Игоря задолго до того, как Каба появилась в его жизни.

Потом дед начинает собираться в свой гараж. На дворе лето, сборы ограничиваются натягиванием кепки. У деда забавная кепка, с гербом СССР, но, скорее, для смеха. Дед не скучает вовсе по СССР, и у них с бабушкой по этому поводу часто споры. Металлический гараж стоит буквально в сотне метрах, за домом. Стоял… Теперь его уже нет, гаражные постройки пожрал рынок: власти снесли, застройщик возвел новый дом. Когда-то в гараже стоял дедовский Урал с люлькой. Судьба Урала была Игорю неизвестна. Он мог спросить родителей, но не решался.

– Пошли, партизан.– Дед ласково треплет его за вихры.– Заберем в гараже твой подарок.

А еще там, в гараже, у деда имелась трехлитровая банка самогона, которая была самовосполняющейся. Во всяком случае, она никогда не пустела и всегда встречала деда с радостью. С самогонкой Игорь был знаком в том смысле, что как-то пристал к деду, и тот дал Игорю понюхать. Игорь-недопесок разболтал бабушке, дед получил нагоняй и скалкой. Но на Игоря не бузил, хотя тот заслуживал пендель. Дед тоже умел рассказывать, но дома все больше отмалчивался. Читал газеты, смотрел телек, в основном про политику. Отрывался в гараже: степенно отпивал из трехлитровой банки несколько глотков, вытирал рот рукавом, крякал, закуривал козиножку, заводил свой Урал на прогрев, усаживался снаружи на завалинку и щурился на солнце.

Потом дед с бабушкой уехали в деревню и доживали последний год жизни там. Игорь встретил новый день рождения без них: они лишь позвонили и перевели деньги на подарок маме на карту. Мама перевела деньги в шмотки и подарила Игорю. Вскоре дед с бабкой умерли. С разницей в три месяца. Тот год был черным для Игоря, для них всех. Папа сильно пил, мама охладела, стала отстраненной. Со смертью деда с бабкой день рождения для Игоря потерял смысл. А когда в этот день предки стали приглашать домой своих друзей, Игорь его возненавидел.

Мама с утра подарила свитер. На зиму. Поелику зима маячила в отдалении (в будущем), свитер мог быть впору старшему брату. На вырост, в общем. Мама тут же заставила Игоря померить свитер, и он померил свитер. Молча поприветствовал в зеркале себя в слегка мешковатом свитере. Поблагодарил маму за подарок, убрал свитер в шкаф. В этом плане мама была чертовски предсказуемой, другие подарки, кроме как шмотье, она не признавала.

А вот отец приволок перспективно выглядящую коробку, и там обнаружились наушники. Оранжевого цвета, накладные, все по-взрослому. К тому же оказалось, что они беспроводные. Блютуз у Игоря имелся и на ноуте, и на смартфоне. Теперь он теоретически мог слушать музон из любой точки квартиры, за исключением того, что особо по дому он не слонялся. Предпочитал свой угол и даже ел там (пока мама на работе и не палит). Наушники – вещь, без дураков! Игорь возрадовался зело, но постарался не прыгать от счастья, чтобы не уязвить маму с ее свитером.

Первым завалился дядя Саша с новой женой. Дядю Сашу Игорь знал, жену – не знал. И бывшую жену – не знал, они давно развелись. Дядя Саша был партнером отца по установке пластиковых окон и дружбаном по жизни. Дяде Саше было под сорок; сколько Игорь его помнил, «дядей» тот не хотел становиться категорически. Когда-то Игорь имел членский билет и пару раз составлял взрослым компанию на рыбалку. Если им доводилось ехать в одной машине, дядя Саша балаболил исключительно о бабах. Дядя Саша – этакий гоголь, который перед тем, как выйти за дверь, погружается в ванную с парфюмом, даже если собрался на рыбалку. Он и сейчас развонял, как Парфюмер своей тряпкой, Игорь аж прослезился, но ниц падать не стал. Так-то нормальный дяха, но Игорь избегал с ним общаться. А как его звать-то вообще? На «дядю» тот быковал, а «сашкать» у Игоря язык не поворачивался.

Жена называлась тетя Света. Была блондинкой, носила штаны «обосралась и иду» и пирсинг на носу. Пирсинг ей удивительно шел, штаны – не шли. Раза в два моложе дяди Саши. Наверное, тоже поначалу звала его «дядей», но потом он объяснил, что не нужно этого делать, и они поженились. Тетя Света с ходу всех полюбила и умудрялась улыбаться тоже всем сразу.

– А у вас животных нет?– поинтересовалась она, оглядываясь.

– Двое,– не моргнув глазом ответила мама.– У одного – день рождения.

Тетя Света вылупилась, а Игорь прикусил губу, чтобы не хохотнуть. Мама была старше этой тети, но выглядела на порядок эффектней. Наверное потому, что одеваться умела. Юбка до колен – не слишком короткая, но и не длинная. Открытые плечи, но тоже в меру. Волосы уложены. Вообще, мама вызывала всегда у Игоря двоякое чувство. Она часто напоминала снежную королеву, у которой все выверено до сантиметра – как длина юбки и высота каблуков. В то же время Игорь чувствовал в ней внутренний огонь революции, и он недоумевал, почему мама так упорно его прячет.

– А у меня собака и два кота,– щебетала тетя Света.– Теперь вот к Саше переехала, а их куда же? С собой, конечно. Не привыкли только еще на новом месте, депрессия. Владлен еще поспокойнее. Владлен – это старший кот. Я вообще люблю животных. Я думала еще третьего котика завести, но Саша против.

«Я бы тоже был против»,– подумал Игорь. Дядя Саша никогда за котами не увивался, все больше за кисками. Вот мама, к примеру, терпеть не может собак, а папа любит, но не заикается. Зато мама мечтает о попугайчике, а папа звереет от одной мысли об этом, и мама давно не заикается тоже. Это называется семья. А на хрена козе баян, и зачем жениться на зоозащитнице, Игорю тоже не совсем понятно. Ну, они взрослые, им виднее. Особенно дяде Саше, тот уверен в себе гарантированно, судя по победному виду.

– У нас в деревне однажды нарисовалась псина,– подхватил отец.– Мы ее Белкой прозвали. Она белая была когда-то, если отмыть… Приблудная, ходила по дворам, клянчила. Местные собаки ее гоняли, но люди подкармливали. Иногда, если дождь, кто-то в сарай пускал. Однажды сдохла Белка посреди дороги. А мы как раз в футбол играли и видели. Шла спокойно, потом стала вдруг свой хвост грызть, потом задние ноги, прям до крови. Потом сдохла. После этого за полгода половина деревенских собак вымерла. Что за заразу разнесла, никто толком и не узнал, да и не пытались особо. А может, проклятая была.

– Ужасно!– Тетя Света позеленела, приняв к сердцу, и ее штаны отвисли сильнее.– Так вот всегда и бывает. Все наше равнодушие, все к нам и возвращается. Приютил бы кто-нибудь бедняжку, все бы и обошлось.

– Угу.– Отец хмыкнул.– Или бы люди начали дохнуть тоже. С тех пор деревенские приблудных собак или травят сразу, или отстреливают.

Тетя Света покачала головой. Думы о людской черствости, об обездоленных собаках и животных поглотили ее.

Дядя Саша и тетя Света приволокли нарды. В смысле, Игорю в подарок. Игорь оценил, что идея, похоже, принадлежит зоозащитнице. Дядя Саша лучше бы подарил ему оторванный глушитель от автомобиля. Или пузырек с туалетной водой. Кстати, он его пил. Без балды! Однажды на рыбалке он так нахрюкался, что с утра блевал и поносил. А еще оказалось, что выпивка накануне вышла. Тогда он достал свой Дольче-Габбана, или какой там у него Шипр, и треснул в одну харю. Потом еще час дристал в кустах, но вроде отпустило.

Игорь поблагодарил за подарок. Нарды были не пришей к кобыле хвост, завернет в подаренный свитер. Пусть греются. С кем ему играть, с попугаем?

Дядя Саша снял пиджак, в котором он пришел, и вызвался помочь на кухне. Только не маме, а отцу; он помогал тем, что они вместе откупорили коньяк и вдарили по первой. Зоозащитница досталась маме. Мама плотоядно улыбалась. Зоозащитница поглядывала на нее с опаской.

Следом нагрянули дядя Леша и тетя Нина. Дядя Леша был толстый и в очках, тетя Нина – худая, яркая и загадочная. Вместе они состояли в гражданском браке, кажется, года три. Игорь краем уха слышал, что окружение делает ставки: загс или разбегутся? Тетя Нина была маминой подругой. Дядя Леша – за компанию вхож, куда ж его деть? Дядя Леша был гусь. Даже Игорь, равнодушный к чужому белью, с него офигевал. Дядя Леша имел аккаунт в Твиттере под ником «Тупой Кот». И он был профессиональным троллем. Официально нигде не работал – самозанятый. Однако налоги ему не грозили, потому как его доход юридически доходом не считался. Зарабатывал дядя Леша тем, что колесил на тачке по всей области и заходил в заведения. В кафе, рестораны, гостиницы, автомойки, магазины, пекарни – любые, где вывеска. А когда заходил, начинал канить. И канил он до тех пор, пока не выводил из себя всех присутствующих, провоцируя на необдуманные действия. Дядя Леша возвращался и преспокойно подавал заявление в суд, а обвинение подкреплял видеосъемкой, которую дублировал в Твиттере. Разумеется, видео было аккуратно вырвано из контекста. Он судился со всеми: с магазинами, с автосервисами, с частными и государственными конторами, с ГИБДД, с поликлиниками, с дорожными службами, с соседями, с бывшими приятелями, которые должны денег (а скорее – он им). Он мог найти повод посудиться даже с уличным промоутером или Дедом Морозом. Несколько раз он выигрывал в суде крупные и денежные дела, в остальном – по мелочи. Папа говорил, что до поры до времени. Грохнут однажды. Если не на месте конфликта, то выследят где-нибудь на трассе и грохнут. Поэтому тетя Нина и не выходит за него, кому охота вдовой оставаться, тем более что у дяди Леши нет ни фига в имущественном плане, он у нее живет.

Тетя Нина… Что ж, тетя Нина – отдельная тема. В общем и целом Игорь не сильно интересовался противоположным полом. Хотя голых теток в интернете рассматривал, что бы там Петров себе ни думал. Но больше с познавательной стороны. Исподтишка он поглядывал на голые ноги девчонок в школе – тех, кто постарше, на сверстниц не глядел. Но тоже скорее сравнительно. Так что с ориентацией у него – все ок, с либидо – пока не ок.

А вот тетя Нина… Тут другое. Давным-давно он часто проводил с ней время и ночевал у нее, как у ближайшей подруги семьи. И однажды он кое-что сделал. От осознания содеянного его скрутил огненный обруч стыда и не отпускал долгое время. Похуже, чем прогулянная тренировка и подстава Имовича перед мамой и перед опекой. Он постарался затолкать память об этом в угол самой пыльной антресоли. Он старался не думать, не вспоминать, но эмоции прорывались даже сквозь захлопнутую дверцу шкафа.

Как-то раз тетя Нина приснилась ему голой. Причем ниже шеи он ее не видел, только лицо; но он был уверен, как это бывает во сне, что на ней – ничего, кроме цепочки на шее. Тетя Нина буравила его своими черными глазами, в обрамлении черных волос… Она часто так делала – смотрела загадочно и молчала, по части загадочности она могла дать фору даже маме. Игорь ожидал во сне, что сейчас тетя Нина спросит его о том, что он сделал тогда, пока она спала пьяной, и от того, каким будет его ответ, зависит продолжение сна. Тетя Нина подступала ближе, Игорь ощущал в животе строительный перфоратор. А потом он – обоссался. Вернее, это он так подумал, потому что из его писюна выстрелило струей – прямо в направлении голой тети Нины. Игорь хотел посмотреть вниз, испытывая одновременно ужас от того, что обмочил тетю Нину, но и предвкушение, что он увидит ее ниже пояса… А потом он проснулся. И он правда обоссался, но в следующую секунду он уже знал, что это не так. Он читал об этом во всяких статьях и форумах, так что теоретически был готов. Да и на ощупь жидкость была явно не мочой.

Тетя Нина никогда не носила юбки, только джинсы. Игоря это уязвляло больше всего. Раньше он часто видел ее в коротком домашнем халате, но ему пришлось спрятать и это воспоминание, чтобы оно не вытянуло другое. Постыдное. Мерзкое. И порочное.

Дядя Леша и тетя Нина подарили деньги. Дядя Леша сказал:

– От предков заныкай и на девок потрать! – Такой юморной дядя Леша.

Завершил вхождения дядя Радик. Дядя Радик был дружбан отца по детству, проживал в соседнем подъезде. Игорь частенько видел его на улице, как тот ходит. Если бы дядя Радик совершил правонарушение, его мог бы выследить любой пекинес: дядя Радик устилал свой путь харчками. Харкался тот, как пулемет, налево-направо; Игорь часто недоумевал, ведь дома тот не плюется, что же такое случается с ним на улице? Вдобавок дядя Радик был усатый и кучерявый. Дядю Радика Игорь не любил и боялся. Дядя Радик был докапывальщиком. Он был из тех, кто идет по левой стороне тротуара и норовит толкнуть. Из тех, кто торкает продуктовой тележкой в очереди. Из тех, кто ставит подножки малышам ради хохмы или норовит стянуть игрушку и забросить подальше. Чисто поржать. Дядя Радик питал к Игорю взаимные светлые чувства. Однажды врезал. Засел за родительский комп и играл в войнушку, а Игорь крутился рядом, ну и случайно сбил тому прицел. Дядя Радик распсиховался, припечатал подзатыльник и послал на русские три. Игорь не стал стучать предкам. Еще подкараулит потом на улице и надает в репу или цыганам продаст. Был период, когда Радик оборзел и начал наведываться по каждому поводу, но мама быстро это пресекла. Теперь дядя Радик заскакивал только затем, чтобы занять у папы денег. Внутрь не заходил, клянчил в подъезде. Не отдавал потом.

Дядя Радик подарил открытку. Хороший дядя Радик, хоть не надо притворяться и мямлить «спасибо». Дядя Радик стал сразу же озираться, ища, где есть выпить. Потом мужики нырнули на кухню, бахнуть по второй (а кто-то по первой), пока все ждут доставку пиццы, а Игорь свинтил в свою комнату.

Он тут же нацепил новые наушники и врубил музон. Игорь всегда был меломаном, но фанатом стал не сразу. Его папка с музыкальными группами занимала чуть ли не половину жесткого диска, он просто слушал все подряд, все, что нравилось. Настоящим прорывом для него стало знакомство со страницей Вконтакте одноклассницы Марты Точилиной. Марта была одиночкой в классе, как и он сам, имела «готический» прикид, чем-то напоминала тетю Нину, и тоже была ярой меломанкой. Игорь очень быстро убедился, что он может полностью доверять рекомендациям Марты, которые та выставляла на странице. Они не общались. Игорь ни разу не написал Марте, даже не ставил лайки. Марта, даже если у нее и стояло приложение «Мои гости», тоже никак не реагировала на его частое появление на странице. Именно через Марту Точилину Игорь плотно подсел на финскую музыку: сначала Him, Ruoska, затем Nightwish, Amorphis. Но все вдруг померкло, стоило Игорю услышать творчество группы Apulanta. Впервые в жизни Игорь стал фанатом.

Он и сейчас слушал эту группу, композицию под названием «Понедельник». Музыка в наушниках ощущалась совершенно иначе, нежели в колонках; это как подслащенный чай отличался от чая без сахара. Игорь сидел перед ноутом, рассеянно просматривая анкеты Вконтакте, наслаждаясь кайфом от папиного подарка. До тех пор, пока боковым зрением не заметил движение. В дверях возник отец. Игорь стащил наушники.

– Игорюня, ну ты чего! Пошли, именинник, ради тебя собрались.

Видимо, это означало, что жратву уже подвезли. Игорь вырубил музон и пошел. Раз ради него, куда деваться.

Расположились в родительской комнате, кто где приткнулся. Часть еды отгрузили на кухню, часть свалили на журнальном столике по принципу шведского стола. Дядя Леша, развалившись на диване и почесывая брюхо, уже уминал пиццу. Дядя Радик лакал пиво из горла, сидя верхом на стуле. Папа и мама пока ходили туда-сюда с приборами. Тетя Света присела на уши тете Нине со своими блошистыми.

– Владлен – старший. А младший – Леон. Леон – рыжий, Владлен – серенький. У Леона аллергия, так что корм у него специальный. А Владлен здоровый, но почему-то боится высоты. Сам не лазит, а посадишь – начинает плакать. Ветеринар говорит, что это нормально. Просто особенность такая.

Дядя Леша, который имел в Твиттере аккаунт «Тупой Кот», доел кусок пиццы, вытер рот и руки салфеткой и доверительно придвинулся к дамам.

– Кот – тупой,– изрек Тупой Кот, и тетя Света осеклась.

– В смысле?!– Она мигнула пару раз и насупилась.– Зря вы! Очень умненькие котики.

Дядя Леша отмахнулся.

– Не о том! Кот – тупой. Не твой кот, а в принципе. Говоришь: не ложись на постель. Вон у тебя место есть, кошкин дом купили, спи там. Все равно ложится на постель, гнида. Наказывать бесполезно, будет срать в тапки. Проще убить, чем воспитать.

Дядя Саша машинально присел на подлокотник к жене, прикрывая тылы. Игорь взял пиццу, налил колы и забрался в кресло в дальнем углу.

– Ну и правильно!– возмутилась тетя Света.– Кошки ищут место, где потеплее и помягче.

– Вот и я о том!– мудро воздел палец дядя Леша.– Пофиг, что нельзя, пофиг, что накажут опять, буду все равно лезть на постель. Там же теплее и мягче.

Игорь перевел взгляд на тетю Нину. Тетя Нина прятала улыбку, отпивая из пластикового стаканчика. Мимо прошла мама, заняла свободный стул у окна. Отец возился на кухне.

– Для того мы и называемся хозяевами!– зацепилась тетя Света.– Нужно воспитание, нужен подход. Не все так просто. Сказал – не лезь, и что, кошка прям сразу должна понять? Человек, что ли? Нужно создать условия!

– Что значит – подход?– удивился Тупой Кот.– Воспитание – это ущемление прав кота. Кот разве существо второго сорта, которое нужно воспитывать?

– Вы передергиваете!– Тетя Света пошла красными пятнами. Дядя Саша заерзал на подлокотнике. Прочие уже давно привыкли к закидонам дяди Леши и не обращали внимание, посмеиваясь. – Раз берешь животное, будь готов, что оно будет спать на постели. Зачем брать тогда вообще?!

– Что значит – зачем?– удивился дядя Леша вдругорядь.– Пусть на улице умирает, так получается? Или во вшивом питомнике?

– Раз хотите спасти животное, будьте готовы создать ему условия!– отрезала зоозащитница.– Иначе действительно нет смысла – в питомнике или дома.

– А это уже ущемление моих прав,– веско добил дядя Леша.– Я готов поделиться пространством с котом. Я готов кормить кота, готов поить кота, готов гладить кота, играть с котом, убирать дерьмо кота, лечить кота. Но не спи, сволочь, на постели! А кот готов все это похерить. Готов рискнуть всем и оказаться на улице. И ради чего? Ради вшивого «теплого местечка»? Кот – тупой!

– Хорош, Леха, про кота,– недовольно вклинился дядя Саша, а дядя Радик издевательски заржал.

– У него нет кота,– заметила со своего места мама.

– Нет кота?– Глаза тети Светы сверкнули, еще немного, и она будет готова убивать.

– Нет места для кота,– вежливо поправилась мама, вероятно, намекая на нелегальное положение дяди Леши. Тот благодушно потянулся за новым куском пиццы.– Кроме постели. Было бы место, был бы кот.

Тетя Нина покосилась на маму и промолчала. Игорь мысленно пожал плечами, не понимая этих взрослых намеков.

Возник отец, и внезапно в комнате стало ужасно тесно.

– Народ, хорош базарить, давайте о главном! – воззвал отец.– У нас сегодня не просто именинник, а совершеннолетний именинник.

Все уставились на Игоря, его же праздник. Тот порадовался, что хоть пиццу успел доесть, пока было «про кота», а то сидел бы сейчас с куском недожеванной пиццы, как застигнутый воришка, у всех на виду.

– Я помню, мать мне все время повторяла одну и ту же фразу,– заговорил отец.– «Надо быть в ладу с самим собой». Я никогда не понимал, что это значит. Что это такое? Я сам с собой не ссорился, чтобы мириться и в ладу быть. А если кто-то не в ладу, что делать? Перед зеркалом садиться или писать письма самому себе? Хех! Да я и не задумывался, мало ли что старики там гундят. В ладу, не в ладу. Все это возраст, мы молодые – все такие, ничего, как говорится, личного. Думаем только задним местом, это мне тоже, кстати, мама повторяла. Но теперь я вроде начинаю понимать, что это такое, жить в ладу с собой. Не до конца еще, только краешек. Теперь я согласен, что это действительно важно.– Он помолчал и добавил:– Я не хочу ничего менять, вот в чем суть.