– Вставай,– голос мужа был спокойным и ровным. Он поднял её на ноги и повел прочь из комнаты.
Дверь, ведущая в подъезд, распахнулась, и они вышли. Стало холодно. В подъезде все белое, вдоль стен висели поручни. Вокруг ходили люди в голубых одеждах, у многих на груди висели бейджи. Мимо них быстрым шагом прошел человек в синей футболке. Его нагрудная табличка оказалась рядом с лицом Светланы. Она заметила символ в виде змеи, оплетающей кубок, и красный крест в углу. Ясно одно – они не в подъезде.
Супруги двинулись дальше по коридору. Светлана шла опустив голову, медленным и неуверенным шагом. Со всех сторон их окружали странные звуки, то ли мычание, то ли вой. За стенкой кто-то колотил в дверь, чей-то громкий голос перерастал в крик. Группа людей в синем побежала в сторону двери. Они вошли внутрь, и крики сменились звуками борьбы.
В нос шибанул сильный запах спирта вперемешку с сыростью и экскрементами. Словно в общественном туалете кто-то разбил бутылку водки. Супруги свернули за угол коридора, и наткнулись на человека в инвалидном кресле. Человек бессмысленно пялился сквозь них, рот открыт, с нижней губы свисала тонкая полоска слюны.
– Идёмте дальше, – услышала Светлана.
Она подняла глаза и увидела мужчину. Незнакомец в очках и с бородой не был её мужем. Головная боль вернулась.
– Это мигрень. Давайте дойдём до кабинета, я дам вам обезболивающее.
Незнакомец толкнул дверь с табличкой. Светлана прочла надпись: «Заведующий отделением Скороходов Д. И.». Бородач открыл дверь и проводил Светлану до кресла. Сам же поспешно снял с себя медицинский халат, повесил на вешалку, сел за свой рабочий стол, достал толстый журнал и ручку. Щёлкнул ею, улыбнулся и начал диалог.
– Как вы себя чувствуете?
– Голова болит. И тошнит.
– Вы пьёте сильные нейролептики. Такое может быть, – бородач достал из ящика пластину с таблетками, вытащил одну и протянул Светлане. – Выпейте. Голова должна пройти.
– Спасибо.
– Узнаёте меня?
– Вы мой лечащий врач. Дмитрий Иванович.
– А ваше имя?
Ответ не последовал.
– Вы помните, какой сегодня день?
– Вторник.
– А число какое?
Она знала. Сегодня восемнадцатое июля. Конечно восемнадцатое июля. Но почему-то произнести это вслух не получалось. Словно челюсть и язык сами отказывались слушаться.
– Может, вы могли бы поговорить, ну скажем, о планировке комнат?
– Каких комнат?
– Например – гостиной.
В голове зашевелились фрагменты памяти. Глянцевые журналы, вино вкуснее шампанского, шёлк приятен на ощупь, она – убийца.
– Мне очень жаль.
– Что именно вам жаль?
– Я убила мужа.
Доктор сдвинул брови и что-то записал. От предыдущего дружелюбия не осталось и следа. Он отложил ручку в сторону, скрестил пальцы рук и с твердым взглядом сказал:
–Вы в этом уверены?
– Мы поссорились. Подрались. Я его ударила, – вспоминать было больно, и слезы жалости к себе покатились по щекам. – Я не хотела. Мне так жаль.
Отныне ей предстоит постоянно доказывать право на своё существование. Так решил доктор. Так решил мир. Она не может находиться там, где хочет. Собственная воля для неё непозволительная роскошь. Её дальнейшая жизнь будет бесконечным сражением за собственный разум. Ведь безумие, как известно, не поддается лечению. Безумие это борьба. Бесконечная битва, где поле боя – собственная голова.
Но ещё можно сдаться, бросить меч, и остаться навсегда в вымышленном мире, где правит вирус. В Багровой комнате. Там тихо и уютно. Там Александр жив и здоров, и они счастливы вместе. Запах ванили и парфюма, свечи, любимый мужчина, дорогое вино, и она, Светлана, красивая и безупречная. Как настоящая Королева.