Прощальный подарок

– Мишка, Мишка, где твоя улыбка, полная задора и огня, – громко пропел Санька, плюхнулся рядом на скамейку и хлопнул Мишу по плечу.

Миша вздрогнул:

– Привет, я и не заметил, что ты подошёл.

– Здоров, ты как?

– Пойдёт, уже нормально. Слабость ещё только немного есть.

Дверь подъезда распахнулась, выпуская неспешно семенящую тётю Зину с четвёртого этажа. Дородная тётя Зина невнятным кивком ответила на дружное «Здравствуйте!» мальчишек и уселась на лавочке, напротив.

Не прошло и минуты, как из подъезда вышла Женя, старшая сестра Алины и тоже примостилась рядом с тётей Зиной. Её тонкие губы, как всегда, были плотно сжаты, а глаза щурились, потому что она вышла без очков. Может, от этого у неё был вид, как будто она смотрит на что-то мелкое и неприятное, хотя Миша подозревал, что он, впрочем, как и все мальчишки двора, для неё таким и являлся.

– Слушай, Миш, – каким-то извиняющимся тоном произнёс Санёк. – Ты это… мы тогда с Игорем не то хотели сказать. То есть…

– Не здесь, – прервал его Миша. Он почувствовал себя вдруг неизмеримо старше своих друзей и даже старше высокомерной Жени, хотя та уже училась в институте. – Где Игорёк знаешь?

– Его мать за квасом послала, только что с бидоном пробегал.

– Как вернётся, сгоняй за ним, я буду ждать вас на школьном стадионе.

– А что там? Может, на нашем месте?

– Нет, нужно подальше от двора, чтобы нас не было слышно.

– Да нас и так никто не слышит.

– Услышит… В общем, просто поверь, лучше встретиться там.

Проводив взглядом шаркающего сандалиями Сашу, Миша встал с лавочки и посмотрел на окно Маши: её не было видно, и не нужно было гадать почему, у неё уже не было сил подходить к окну.

Миша развернулся и пошёл со двора к школе, которая действительно располагалась через несколько домов, да ещё за детским садом. Всю дорогу он шёл, проталкиваясь сквозь тяжёлые мысли; тёплый, прогретый солнцем летний воздух обтекал его, оставляя в коконе холодной решимости. Что нужно делать он ещё не знал, но твёрдо знал, что нужно разделить с кем-нибудь эту ношу.

Школьный стадион – площадка с вытоптанной травой, двумя футбольными воротами и турниками с краю – был пуст. Миша присел на траву в дальнем конце поля, прислонившись спиной к старому вязу, и стал ждать.

Вскоре появились Санёк с Игорьком и, увидев Мишу, неспешно направились к нему, попутно оживлённо споря о чём-то.

– Да чушь, всё это, вкуснее пепси ничего не бывает, – решительно заявил Игорёк.

– Я тебе не вру! Мне отец говорил, что в Москве продаётся кока-кола, и она в тыщу раз вкуснее. И Витька со второго подъезда то же самое говорил, чтоб я сдох, спроси у него, – кипятился Санёк.

– Вот ты и сдохнешь как последний осёл, раз полагаешься на слово этого брехла.

Они уже подошли к Мише, и Санёк обратился к нему, призывая в свидетели:

– Миша, подтверди, ты же слышал, как Витька рассказывал про кока-колу?

Миша вздохнул, глядя на друзей. Он вдруг понял, что не знает, как начать разговор, задача оказалась сложнее, чем ему представлялось сначала.

В самом деле, как рассказать о том, чему нет места в этом мире, если, конечно, в нём до сих пор по небу летают самолёты, по дорогам ездят машины, в магазинах изредка продают пепси-колу, а в прекрасной столице необъятной родины атлеты со всего мира соревнуются на Играх доброй воли.

– Послушайте! То, что я хочу вам рассказать… в это, наверное, будет трудно поверить. И ещё, я вас прошу: это должно остаться только между нами.

– Я – могила! – заверил Санёк.

– Само собой, – отозвался Игорь, – валяй.

И тогда он рассказал, иногда прерываясь, чтобы унять волнение, но чаще из-за того, что непросто было найти слова, способные передать то, чему он стал свидетелем и невольным участником в последние дни. Они были совершенно одни, сидящие у краешка пустого футбольного поля, и только тёплый июльский ветер да склонившийся над их головами старый вяз могли слышать, как неровно стучат от волнения их сердца.

Когда он закончил, воцарилась тишина, нарушаемая только шелестом листвы.

Наконец Игорёк высказался первым:

– Ну, Миша, это самая крутая из всех твоих историй! Как ты всё ловко заплёл в одну кучу: и этот солнечный удар, и эту Машу странную.

– Правда у меня до последнего слова!

– Да �