… Таська забрала Рыжего после обеда, как только вернулась из школы, обещав занести на другой день. И опять улица коварно оглушила кота, и не успел он прийти в себя, как оказался в квартире, в смятении всех своих тел. В этот день он почти ничего не ел, сидел на лоджии и пялился в стекающие по стёклам струи дождя.
– Дочь, не надо его, наверное, пока никуда носить, – сказала мама удручённой Таське. – Вот передадут папе таблетки, тогда он поспокойней станет.
– Я обещала дяде Степанычу, – вздохнула девочка.
– Ну, тогда держи его крепко, – с досадой отреагировала на порядочность дочери мать. – Поняла? И если что всё-таки случится, потом не вой.
… Дождь шёл и на другой день вечером, когда Таська, с котом под курточкой, прибежала к Степанычу и из рук в руки передала питомца, на прощание сказав, что снова сможет принести его не раньше, чем через неделю. Мастер был хмур и вопросов не задавал. Голова у него болела от мыслей, сердцу было тесно в своей клетке. После ухода девочки он снова прилёг на диван, сглатывая липкую слюну и время от времени мыча. Рыжик примостился у него на груди, чуть подрагивая под аритмию сердца.
«Скорую, что ли вызвать?» – думал Степаныч сквозь сгущающийся туман в сознании. – «Тогда точно уже из больницы не дадут сбежать…»
Под утро ему стало совсем плохо. Рыжий, перебравшийся под бок хозяина и пребывавший в тревожной полудрёме, почувствовал вдруг на загривке тяжёлую руку, которая смяла шкурку так, что он взвизгнул от боли, а потом поднялась вместе с ним и бессильно упала, перестав цепляться за живое… Оглушённый и помятый Рыжий соскочил на пол, сел и повёл мордочкой. Хозяина больше не было – он понял это сразу. Вместо него на диване осталось нечто бесформенное и чужое. И ещё – у головы затаилась тень, которую кот явственно видел. Тень имела крылья, и вот, взмахнув ими, она подалась в его сторону. Рыжий зашипел, попятился было назад, но потом, не отдавая себе отчёта, вдруг бросился на неведомого врага и стал полосовать его когтями, отчаянно скаля пасть, пока не обнаружил себя лежащим на полу, с тяжело вздымающимися боками. Он поднялся на лапы, помотал головой. Его вырвало. Кое-как он добрёл до входной двери и начал мяукать.
…Когда через час дверь взломали, оправившийся к тому времени Рыжий беспрепятственно выскочил на лестничную площадку и, не оглядываясь, ринулся вниз. На улице он добежал до ближайшего дерева, забрался на него и огляделся. Двор был почти пуст: бесцельно шлялась туда-сюда пара облезлых собак, да возле машины «Скорой помощи» курил мужчина. «Ну, и куда я теперь?» К людям было нельзя – это Рыжий знал точно. Он стал опасен для них. Внутри него, на самом вздохе, поселилось нечто, и в четырёх стенах он не смог бы ему противостоять. Стены задавят снаружи, нечто быстро сожрёт изнутри… Оставалось только одно место. Ждал ли его там кто-нибудь?
Глава VI. Попечитель семейства
.... Дверь в тамбур была распахнута настежь, и замок, который на ночь закрывала старушка, единственная постоянная обитательница подъезда, сиротливо покачивался в петле на неприкаянной дужке. Зато под лестницей Рыжий увидел такое, что заставило его сесть и присмотреться ещё раз. Василиса, вытянувшись, лежала на тряпках, а у её живота дружно копошились четыре живых комочка. Они были маленькие, очень маленькие, и хвостики у них трогательно сигнализировали именно об этом. На первый взгляд все они казались неопределённо-серого окраса, однако со второго Рыжий уже научился распознавать каждого в отдельности: вон на серое заползает белое, вон кошечка – будущая копия Василисы, а вон и будущая копия папы… Оторвыша. Рыжий вздохнул. А чего он ждал?
Вздыхать, однако, ему пришлось недолго. Василиса, почуяв чужого, вскочила на ноги, оставив котят, которые ту же принялись широко открывать рты и беспомощно тыкаться мордочками в быстро теряющее тепло пространство.
– Рыжий? У-у-у-ф… – казалось, он очень сильно чем-то напугал её поначалу.
– Привет. Ты чего всполошилась? Думала, что я … это и не «я» вовсе? А… как это там говорится… привидение? – Рыжий держался спокойно, сразу же решив перевести беседу в легкомысленное светское русло.
– Ох, нет-нет… – Василиса быстро успокаивалась. – Только привидения мне и не хватало. – Она обволокла его бесстрастным, но тем не менее необыкновенно чувственным взглядом. – А ты у нас, оказывается, не только красавчик, но ещё и везунчик. Выжил ведь, а? Никто и не верил, что ты на такое способен. Кроме меня, пожалуй. Чуяла я, чуяла, что не простой ты экземпляр…
– Да, повезло. – Рыжий тряхнул головой. – А у тебя, я вижу, забот прибавилось?
Кошка обернулась в сторону попискивающих детёнышей, потом вдруг разом оказалось рядом с Рыжим, который, однако, тут же от неё отпрянул. Сделав вид, что ничего не заметила, Василиса промурлыкала:
–Везунчик ты мой, только ты их, наверное, и сможешь спасти… Ведь сможешь, правда?
Тот ничего не понял, засемафорил ушами:
– Спасти? А что с ними не так?
Василиса вокруг да около ходить не стала, ошарашила сразу:
– Да вот папаша сожрать их хочет. Совсем спятил.
И, накидывая мысли, как аркан, на пошедшую кругом голову Рыжего, зачастила:
– Понимаешь, к крови он привык, а крыс душить уже не получается – один раз сам насилу ушёл… А тут котят увидел – и взбеленился прямо. Я-то, конечно, ни в жизнь бы с ним не справилась, но Одноухий рядом оказался – вступился, так Оторвыш его чуть Одноглазым не сделал – а, может, и сделал… Как бы то ни было, успокоился он после этого, ушёл. Так ведь снова прийти может, окаянный!
В какой-то момент Рыжий перестал ей внимать и прислушался к себе. Да, в голове царил кавардак, но внутри… Внутри было холодно и спокойно. Он вдруг понял, что совсем не боится Оторвыша. Или… или это то, что затаилось у него на вздохе, не боится?
– Ну хватит, – оборвал он Василису, и та недоумённо замолчала. – Не бойся, Оторвыш им ничего не сделает. И тебе тоже. Ты мне лучше скажи – с молоком-то у тебя как?
– Нормально было… Правда, старушка сегодня утром еды не подложила. А пора бы уже.
Василиса, пристально глядя на показавшегося ей вдруг совсем незнакомым кота – как сквозь неё смотрит, – подалась назад, легла рядом с котятами, и те, радостно пища, принялись теребить материнский живот.
Рыжий взбежал по лестнице, приблизился к двери, прислушался. Вроде бы тихо, но нет – не так, как после смерти хозяина. Жизнь давала о себе знать – вот раздался скрип, и тут же ушей достиг отголосок хриплого дыхания… Там, там бабушка. Только плохо ей, очень плохо…
– Ты куда, Рыженький? – переполошилась Василиса, разом забыв про странности в поведении и облике «везунчика», когда тот стремительно метнулся к выходу. – А как же я?
– Скоро буду, – последовал ментальный ответ. – Корми котят.
… Во дворе Рыжий уселся на лужайку, откуда, как он хорошо знал из практики былых созерцаний, его эпатажное тело было видно почти из всех окон приютившей его на время квартиры. Так он и сидел, сосредоточенно уставившись перед собой, пока из подъезда с радостным визгом не выбежала Таська и не бросилась к нему.
– Рыжик, Сёмочка! – взахлёб путая имена, вопила девочка. – А мы думали, тебя забрали! Какой же ты молодец!
Рыжему было приятно это проявление радости. Очень. Но Таську к себе он и не думал подпускать – нельзя. Он только мотнул головой, приглашая за собой, и потрусил к бараку, иногда оглядываясь на ходу. Озадаченная девочка шла за ним. Осторожно она переступила сквозь ветхий порог, чихнула и, щурясь сквозь взвесь просеянной солнечным лучом пыли, заглянула под лестницу… И обомлела, потому что увидела чудо. Минуту, две, три, не отрываясь, Таська смотрела на копошащиеся у материнского тепла живые комочки, потом вытерла руками глаза и прошептала:
– А… можно, я их потрогаю?
Неизвестно, к кому она обращалась в этот момент, но ответ девочка получила. Присев на колени, она медленно вытянула руку и обняла ладонью поочерёдно всех малюток, а потом погладила и кошку. Василиса довольно завибрировала, но потом для порядка легонько укусила руку: хватит, мол, нам чужих нежностей.
А Рыжий уже мяукал с лестницы.
– Ты куда меня ещё зовёшь, Рыженький? Там хозяева, да? – Таська поднялась по недовольно крякающим под ней ступеням, остановилась перед дверью. Постучала. Потом ещё раз. Прислушалась.
– Кажется, там кто-то есть… Спят, что ли?
Она толкнула дверь, которая вдруг легко отделилась от косяка и развязно распахнулась настежь. Девочка оказалась в маленькой прихожей с перекошенными стенами и покатым полом, сделала пару шагов, просунула голову в комнатку, большую часть которой сердито загораживала давно небелёная печь. Обои на стенах отсырели, дешёвенький абажур под потолком тосковал о лампочке.
– Здравствуйте… Извините, пожалуйста, у вас не закрыто было… – начала было Таська, но тут же осеклась, увидев лежащую на кровати под старым ватным одеялом тихонько мычащую старушку.
– Вам плохо, да? Вы слышите меня? – испуганно заговорила незваная гостья вновь, но ответа так и не дождалась. Тогда девочка опрометью выскочила прямо на улицу, достала телефон и, удачно с первого раза дозвонившись до матери, вывалила ей всё: