Россия сегодня. Через 100-летие великих революций

Образование

Система образования в России была сословной. Для простого народа были предназначены «начальные училища». Срок обучения в них длился три-четыре года, а само обучение сводилось к арифметике, чтению и писанию.

Среднее и высшее образование было платным. Уже в 1845 году плата за обучение в гимназии составляла 30 рублей, в университете 40 рублей в год. С 1857 года плата стала взиматься за обучение в уездном училище. Для абсолютной массы крестьян это было непосильно. Однако энергичные люди в городах, где можно было заработать какие-то деньги, стремились из последних сил дать своим детям образования. Их желания не соответствовали чаяниям правительства.

В 1887 году Александр III (отец Николая II) принял циркуляр «О сокращении гимназического образования».

Для поступления в гимназии было нужно сдавать экзамены, причем по предметам, которые часто не изучались в начальной школе. Были нужны репетиторы, которых в малограмотной стране элементарно не хватало. Поэтому при гимназиях открывались подготовительные классы. Александр III закрыл эти классы.

В циркуляре император написал: «нужно разъяснить начальствам гимназий и прогимназий, чтобы они принимали в эти учебные заведения только таких детей, которые находятся на попечении лиц, представляющих достаточное ручательство в правильном над ними домашнем надзоре и в предоставлении им необходимого для учебных занятий удобства. Таким образом, при неуклонном соблюдении этого правила гимназии и прогимназии освободятся от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих, за исключением разве одаренных гениальными способностями, вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию. С тем вместе, не находя полезным облегчать на казенные средства приготовление детей в гимназии и прогимназии, совещание высказало, что было бы необходимо закрыть приготовительные при них классы, прекратив ныне же прием в оные»^[60].

Из Одесской гимназии на основании этого циркуляра был отчислен ставший после революции известным детским писателем Корней Чуковский.

В 1894 году число учащихся гимназического уровня составляло 224,1 тысяч человек или всего лишь 1,9 ученика на 1 тысячу жителей страны.

Уход из жизни Александра III перемен в политику правительства не принес. Николай II продолжил дело своего отца.

В начале XX века все резолюции царя публиковались в специальном вестнике. Это очень облегчало понимание чиновниками и обществом основ государственной политики. В таких сборниках содержался развернутый список решений царя, направленных на торможение процесса культурного развития его подданных.

Так, напротив упоминания о том, что в Тобольской губернии очень низка грамотность, император написал: «И слава богу!» (к началу XX века доля грамотных в губернии не превышала 11 %).

В 1900 году руководители двух уездов Екатеринославской губернии – Бахмутского и Славяносербского – решили в течение 12 лет ввести у себя всеобщее обучение. Николай II категорически запретил это делать, наложив резолюцию: «Сколько раз говорил, нечего с этим торопиться!»^[61].

В пограничной торговой Астрахани, где остро ощущалась потребность в подготовленных кадрах, местные власти заявили о «давно назревшей, а теперь даже вопиющей потребности» в открытии второй гимназии. Император отсек: «Ни в коем случае не гимназию, а разве техническое училище».

Все резолюции Николая II, подчеркнем, публиковались в специальных сводах. Царь предельно откровенно запрещал жителям страны становиться грамотнее.

Однако развитие капитализма требовало все более квалифицированной рабочей силы. Вопреки воле двора и Священного Синода открывались новые школы, и уровень образования рос. Среди жителей Москвы и Петербурга – 75 %. Среди жителей Прибалтики он превысил 90 %. В целом он составлял около 25 %. Среди рекрутов, правда, уровень грамотных составлял 67 %, но это было связано с тем, что совсем неграмотных в армию старались не брать.

В целом к 1914 году начальные школы посещали 51 % детей.

Но что это была за грамотность? Из числа обучающихся 88 % мальчиков и 92 % девочек заканчивали только трехлетнюю школу. В ней было пять предметов: три церковных, письмо и арифметика.

Из-за плохого уровня преподавания и востребованности на работах для пропитания семьи более половины детей бросали, недоучившись, даже начальные школы. По переписи в Санкт-Петербургском столичном образовательном округе, начальную школу заканчивало лишь 43 % поступивших в нее учащихся. Очевидно, что пропорция в глубинке была еще хуже.

В целом в стране имелось 66 000 училищ, из них только 2500 обеспечивали обучение продолжительностью шесть лет и более, позволявшее продолжить образование. Разумеется, территориально такие школы были далеко не везде^[62].

Среднее образование отсутствовало в подавляющем большинстве городов и носило, как мы отмечали выше, ярко подчеркнутый сословный характер. Вот показательная таблица по мужским гимназиям, которые в общей сложности посещали 147 000 учащихся (1914 год)^[63]:

Из этой таблицы превосходно видно, что равные шансы на образование были у детей дворян, чиновников и крупных предпринимателей, составлявших 2 % населения. Шанс выходца из семьи мещан на поступление в гимназию был в девять раз ниже, а у сына крестьян в 83 раза ниже.

У детей из этих семей не было никаких перспектив, кроме бесконечного тяжелого труда на взрослеющих детей из семей высшего класса.

Еще хуже обстояло дело с высшей школой.

В самой большой стране мира имелось 57 государственных вузов, включая 15 инженерных, четыре педагогических (894 студента) и два медицинских (2592 студента). Кроме государственных, было еще 54 частных института.

Всего государственное высшее образование в 1914 году получали 71 000 человек, причем сословный характер даже усиливался. Доля дворян, чиновников и священников, которая в гимназиях составляла 38,5 %, в университетах возрастала до 46 %.

В частных вузах училось еще 52 000 человек, в том числе в педагогических чуть более 1200 студентов. Иначе говоря, учителей в стране тоже не готовили^[64].

Может быть, так было везде? Что в это время происходило за границей?

Законы о всеобщем обучении приняты в Пруссии в 1717-м и 1763-м, в Австрии в 1774-м, в Дании в 1814-м, в Швеции в 1842-м, в Норвегии в 1848-м, в США в 1852–1900 годах, в Японии в 1872-м, в Италии в 1877-м, в Великобритании в 1880-м, во Франции в 1882 году.

По данным известного дореволюционного исследователя Николая Рубакина, на 100 человек от всего населения учащихся приходилось^[65]:

Англия – 17,1

Германия – 17,0

Шотландия – 16,9

Венгрия – 16,3

Норвегия – 16,3

Ирландия – 16,0

Нидерланды – 15,3

Австрия – 15,2

Франция – 14,2

Швеция – 14,2

Дания – 13,8

Бельгия – 12,3

Испания – 11,9

Сербия – 11,9

Финляндия— 11,1

Болгария – 10,3

Греция – 9,0

Италия – 8,0

Румыния – 7,6

Россия – 3,85

Дореволюционная статистика не учитывала частные школы ввиду их крайне низкого качества обучения, но даже с поправкой на них число учащихся составляет 9,65 млн чел. или 59 человек на 1000 населения. Это вдвое ниже, чем в отсталых Испании, Сербии, в полтора раза ниже Греции и уступало даже Румынии.

В результате доля грамотных в Бельгии составляла 99,8 %, в Германии – 98 %, во Франции – 93 %, в Австралии – 82 %, в Австро-Венгрии – порядка 60 %, в Италии – 44 %. В России умели читать 23 % населения.

И еще: это была разная грамотность.

В 1913 году среднее число лет обучения взрослого населения в Японии составляло 5,4 года, в Италии – 4,8, в США – 8,3 года. В России эти показатели были равны 1–1,2 года. Поэтому Япония выиграла войну с Россией за Маньчжурию и смогла совершить технологический рывок, выведший ее на передовые позиции в мире в первой половине XX века.

Это все, что надо знать о возможностях обычных людей дать своим детям образование в Российской империи.

Но что еще важнее: для индустриального развития страны просто не хватало кадров, потому что Николай Романов и его правительство боялись образованных людей.

О выборах

Вдумаемся, как выглядели выборы в России при «святом царе».

Первый парламент появился в 1905 году в результате революции. Не было бы революции, не было бы и октябрьского манифеста царя о выборах в Думу. Право голоса получили 25 % взрослого населения. Его не предоставили женщинам, работникам малых предприятий с числом занятых менее 50 человек, студентам и вообще мужчинам моложе 25 лет.

Но выборы не были прямыми. Во избежание попадания в Госдуму популярных в народе и неугодных властям лиц царь ввел систему делегирования (то есть избиратели выбирали не депутата, а выборщиков, а уж те выбирали депутата). В крестьянской среде, к примеру, было четыре ступени выборщиков, и каждый раз отсеивались оппозиционные к властям кандидаты.

Далее, выборы были сословными. Каждый класс имел свою квоту, а вот число голосов при этом было неравным. 2000 помещиков, 30 000 крестьян и 90 000 рабочих могли выбирать по одному депутату. То есть голос одного помещика равнялся голосам 15 крестьян и 45 рабочих.

Однако при всех подобных барьерах Дума вышла достаточно неудобной. Менее чем через год Николай II ее разогнал. В манифесте им было написано: «Выборные от населения, вместо работы строительства законодательного, уклонились в не принадлежащую им область и обратились к расследованию действий поставленных от Нас местных властей, к указаниям Нам на несовершенства Законов Основных, изменения которых могут быть предприняты лишь Нашею Монаршею волею, и к действиям явно незаконным, как обращение от лица Думы к населению».

В общем, депутаты честно пытались выполнять свою работу, но подобные намерения входили в прямое противоречие с интересами коронованной особы.

Второй созыв Госдумы проработал всего 102 дня, оказался столь же неудобным и был распущен Николаем II в июне 1907 года.

Царь пришел к выводу, что правила проведения выборов дают слишком много прав народу. В законодательство были внесены изменения. Помещики по-прежнему избирали одного депутата от 2000 человек, но представительство остальных сословий было изменено до одного депутата от 60 000 крестьян и 125 000 рабочих. В Польше и ряде губерний Сибири рабочим вообще не дали квоты. В отношении делегатов от крестьян и мещан вводился имущественный ценз. Проще говоря, избрать можно было только состоятельных людей. Имущественного ценза не было лишь для рабочих, но они могли выбрать только 2 % депутатов.

Путем такой манипуляции число избирателей было сокращено с 25 % до 15 %.

Но даже такой «парламент» не был удобен Николаю II, и работу IV Государственной Думы, к примеру, он приостанавливал четырежды.

Еще больше запретов было при «выборах» местного самоуправления. Здесь не было рабочей квоты, а имущественный ценз отсекал 98 % населения.

Так, в Астрахани ценз в конце XIX века составлял 1000 рублей. С 1897 года был увеличен до 1500 рублей и впоследствии не уменьшался. В результате из общего числа горожан, составлявшего 113 001 человека, избирательным правом были наделены 1,8 % населения (1981 человек).^[66] Такие выборы были малоинтересны, и явка на них редко превышала 20–25 %^[67]:

В 1915 году на очередных выборах из 2978 избирателей пришло всего триста человек. В городе в это время проживало более 120 000 человек.

Сказанное относится и к другим городам. В Симбирске (ныне Ульяновск) из 108 тысяч населения право голоса имело 497 человек, и в выборах участвовало сто^[68].

В Москве в 1904 году жило более миллиона человек. Из них в выборах могли участвовать 8817. Нельзя сказать, что это была «интеллектуальная элита». Лишь две тысячи из этих избирателей получили среднее или высшее образование. Остальные имели за спиной церковно-приходскую школу или даже обошлись без нее. Зато у них были деньги для преодоления имущественного ценза. В недавнем прошлом граждане новой России могли ознакомиться с подобным типажом отечественного предпринимателя, получившим название «нового русского». Уровень образования выбранных депутатов был повыше, но выборы представляли собой дело ничтожно малой доли населения. Впрочем, и от нее мало что зависело. Мэром Москвы (городским головой) мог быть только человек с состоянием свыше 15 000 рублей, причем назначали его, разумеется, не депутаты, а император по представлению полицейского ведомства.

Крестьяне вообще были лишены права напрямую выбирать местное самоуправление. На своих сходах они выдвигали только кандидатов, из числа которых губернатор уже определял, кого можно допускать в депутатский корпус, а кого нельзя. Правда, после восстаний 1905–1907 годов был восстановлен уездный избирательный съезд от сельских обществ, но реальными полномочиями эти органы не обладали.

Совершенно бесспорно, что подобная модель совершенно не представляла общество. Состоятельный класс избирал сам себя, даже после первой русской революции отсекая от права выбора 98 % населения городов.

В селах прав было побольше, но полномочия у земств были крайне ограничены, равно как и бюджеты, а самый главный земельный вопрос находился вне их компетенции.

Мировая война

В последнее время распространилась версия о нанесенном России в 1917 году «ударе в спину». Смысл ее в том, что по итогам Первой мировой войны страна могла оказаться в числе победителей, и только злодеи-большевики, разагитировавшие армию разойтись по домам, помешали этому триумфу. Кроме большевиков обвиняют еще заговорщиков-масонов.

В действительности у русской армии успешных кампаний давно уже не было. Нет, конечно, колониальные экспедиции в Хиву и в Мукден шли эффектно, с некоторым напряжением удавалось побеждать турок, но с великими державами получались сплошные неприятности.

Русский солдат был храбр и самоотвержен. Храбр был, к примеру, и его противник – турецкий солдат. Однако, никакая храбрость не может заменить отсутствие базовой подготовки, образования, современных вооружений, транспорта и средств связи.

Уже в Крымскую войну 1855–1856 годов пороки абсолютной монархии проявились во всей красе. Англичане и французы довольно свободно перебрасывали подкрепления за тысячи километров, а военное ведомство России оказалось не в состоянии снабжать армию на собственной территории. Боеприпасы и продовольствие к Севастополю тянули волы, которые съедали по пути корма, почти равные всему весу перевозки. Севастополь пал, война была проиграна.

Спустя 50 лет последовало позорное, именно позорное поражение от японцев, причем как на суше, так и на море.

50 тысяч солдат и моряков расстались с жизнью, погиб практически весь флот, были оккупированы Сахалин и Петропавловск-Камчатский.

К 1914 году Николай II вступил в войну, якобы заступаясь за сербов. Вдумаемся: есть государство, где руководство ссылает на каторгу бастующих рабочих, где взимают штраф даже за жалобу в отношении начальства, где введен запрет на образование для малообеспеченных.

Можно ли всерьез поверить, что руководство такой страны, которое унижает, истязает, обворовывает собственный народ, проникнуто искренней заботой о других народах?

Николай II отправлял на смерть сотни тысяч русских людей не ради каких-то сербов. Его и правящий класс интересовали три цели:

– получение прибыли на военных подрядах;

– приобретение Галичины и Стамбула опять же ради увеличения прибылей^[69];

– отвлечение внимания общества на образ внешнего врага. Однако война пошла по другому сценарию. К февралю

1917 года русская армия утратила Польшу, Курляндию, Литву и Волынь. Благодаря Брусиловскому наступлению удалось потеснить австрийцев в Галиции, но территориальные потери были на порядок масштабнее приобретений. Правда, на глубоком юге удалось отбросить турок в глубь горных хребтов исторической Армении, но горным хребтам не было счета, и дальнейшее продвижение являлось проблематичным.

Осложнения добавились после вступления в войну Румынии. Четверной союз довольно быстро расправился с румынской армией, и русским войскам пришлось занимать дополнительный фронт протяженностью в 900 километров и выделить на него полтора миллиона солдат и офицеров.

Первая мировая война была в целом войной позиционной. Западный, итальянский и балканский фронты были статичны. Победа зависела не столько от продвижения войск вперед, сколько от готовности экономик воюющих стран к продолжению сопротивления.

Производство вооружений

Сегодня можно встретить утверждения, что русская промышленность в годы войны показывала устойчивый рост.

Рост был, но следует осмыслить, какой была эта промышленность, и каким был этот рост. В 1956 году доктор экономических наук Григорий Шигалин издал фундаментальный труд «Военная экономика в Первую мировую войну», основанный на официальных отчетах царского правительства и исследованиях западных историков. Возьмем из этой работы только цифры^[70].

Все мы знаем, что во время Великой Отечественной войны наша страна потеряла значительную часть производства в связи с оккупацией войсками противника огромной европейской части Советского Союза.

Но практически никто не знает, какой экономический урон был нанесен царской империи из-за потери Польши, Литвы и Курляндии. Казалось бы, масштаб утрат территории для огромной страны был незначителен. Но именно здесь располагались промышленные центры.

К 1916 году из-за продвижения германских войск Россия утратила 40 % производства шерстяных изделий, 37 % кожевенного производства, 25 % деревообработки, 22 % химической промышленности, 20 % хлопчатобумажной промышленности, 18 % металлообработки, 13 % добычи угля и 70 % добычи цинка. Попытки эвакуировать заводы на восток в целом оказались неудачны.

Затем возникли серьезные сложности с сырьем. Мы привыкли говорить, что в России есть вся таблица Менделеева.

Так оно и есть, так оно и было, в том числе до революции. Но месторождения не разрабатывались, так как для этого не хватало инфраструктуры, специалистов и капитала. Поэтому до начала войны собственная добыча обеспечивала лишь 85 % потребности в меди, 30 % в цинке, 3 % в свинце, а своего алюминия и никеля не было в принципе. Остальное ввозили. Ввозился даже уголь, так как Донбасс и иные бассейны обеспечивали лишь 78 % потребностей страны. Уголь поставляли англичане.

Соответственно, как только в 1914 году оказались перекрыты европейские границы, Босфор и Скагеррак, импорт исчез. Внешняя торговля сократилась в семь раз. Теперь она велась только через Архангельск и Владивосток. Иранское направление было перекрыто ввиду военных действий и отсутствия дорог.

Уже в 1915 году на Урале из 122 доменных печей работало только 66. Выпуск чугуна и стали в целом по стране упал на 35 %. В октябре 1915 года поступление угля на заводы Петрограда составило 50 % от заказа, а для Москвы всего 40 %. В 1917 году остановили работу Керченский и Таганрогский металлургические заводы.

Англия и Франция старались помогать. На их долю пришлось 30 % используемых царской армией винтовок, 23 % орудий, 30 % сукна и 15 % армейских ботинок и сапог. Но эта помощь не могла обеспечить нужды армии.

В этих условиях рост военного производства мог быть достигнут только за счет перевода экономики на военные рельсы и сокращения гражданского сектора.

В конце 1916 года из 2442 тысяч рабочих, занятых в промышленности, на армию работало 2018 тысяч человек, или 86 %. Это позволило увеличить рост производства винтовок в 24 раза, пулеметов в 25 раз, а орудий в три раза.

Рост военного производства достигался за счет абсолютного сокращения выпуска в гражданских отраслях. Речь идет не только об одежде и иных товарах широкого потребления. На 55 % было сокращено производство сельскохозяйственных машин, на 70 % – производство железнодорожного оборудования. Последнее обстоятельство подрывало в том числе и военные перевозки.

Однако потребности армии превосходили возможности промышленности.

Начнем с легкого стрелкового оружия. К началу войны армия имела 4,6 млн винтовок. К моменту перемирия российская промышленность произвела еще 3,6 млн винтовок, из-за границы поступило 2,4 млн винтовок и 0,7 млн было захвачено у противника. Вроде бы вполне приличное число. Но война на то и война, что войска теряли винтовки, особенно при отступлении.

Николай Головин описывает, что в октябре 1915 года при численности армии в 4 млн человек имелось 0,65 млн действующих ружей. Штаб Юго-Западного фронта вполне серьезно предлагал вооружить часть пехоты топорами, насаженными на длинные рукоятки, то есть алебардами, проще говоря^[71].

Даже по итогам трех лет войны насыщение армии винтовками и особенно пулеметами серьезно уступало армиям иных воюющих держав:

В среднем одна немецкая дивизия получила из тыла 956 пулеметов, в то время как одна российская – 173. Слабая насыщенность легким стрелковым оружием тоже бросается в глаза.

При потребности армии в 133 000 пулеметах к январю 1917 года имелось всего 16 300 пулеметов, или 12 % от необходимого.

Перейдем к артиллерии.

Начало войны показало, что ежемесячно теряется около 700 орудий. По мобилизационному плану в месяц предполагалось производить порядка 100 орудий, то есть потребность в восстановлении превышала производство в семь раз.

До 1916 года тяжелой артиллерии на фронт не поступало вообще. Ее производство началось только в период Великого отступления, но даже когда заводы выпустили первые тяжелые орудия, еще несколько месяцев не производилось снарядов.

В целом за время войны 1914–1917 годов русские заводы изготовили 58 млн артиллерийских снарядов. Однако ежегодная потребность в артиллерийских снарядах достигала 50 млн штук.

Нам могут справедливо сказать, что потребности генералов могут отличаться от подлинных нужд фронта. Поэтому перейдем к сравнению технической обеспеченности русской армии по сравнению с армиями других ведущих держав.

Российская экономика смогла качественно нарастить выпуск стрелкового оружия и орудий, но в не меньшей степени выпуск был увеличен и в других великих державах. Поэтому необходимо сравнить российские показатели с производством Германии, Франции, Англии и Австро-Венгрии. Кроме того, значение имеет не только объем производства, но и насыщенность войск соответствующими видами вооружений.

Оценим достижения российской военной экономики в сравнении с другими державами^[72]:

Сейчас часто можно встретить утверждения, что к концу 1916 года снарядный голод был преодолен. Это соответствует действительности в той части, что начальником Главного артиллерийского управления был назначен энергичный и честный генерал Алексей Маниковский. После революции он, кстати, перешел на сторону большевиков и служил в РККА. Маниковский пресек воровство и халатность и смог обеспечить доставку боеприпасов на фронт. Но из приведенной выше таблицы ясно следует, что по насыщенности артиллерией русская армия в 5,5 раза уступала немцам. Проще говоря, снаряды-то были, но не было пушек. По тяжелой артиллерии разрыв с немцами был особенно контрастен.

Авиапромышленность стала одним из наиболее ярких примеров недееспособности военной экономики царской России. Не было высокотехнологичного производства, соответственно, не было и моторостроения. В начале 1914 года империя производила пять авиамоторов в месяц. В дальнейшем ситуация качественно изменилась мало. По этому показателю Россия отставала в десятки раз не только от Германии или Франции, но даже от Италии:

Положение дел в автомобилестроении было еще хуже. Перед войной автосборкой занималось всего три завода, из которых значение имел только рижский «Руссо-Балт». В 1914 году он произвел триста машин, а в 1915 году ввиду наступления немцев завод эвакуировали, на чем все производство и остановилось. Остальные два предприятия выпустили за годы войны 10 автомобилей.

Поэтому нужды армии обеспечивались за счет экспроприации машин у населения и импорта.

О танках тем более нечего говорить. Первый отечественный танк был собран в 1920 году проклятыми большевиками и назывался «Борец за свободу товарищ Ленин». Родственник танка – трактор – тоже впервые был выпущен после революции.

Экономический развал

Отсутствие моторов возмещалось за счет конной тяги. В армию было изъято 10 % всех лошадей, причем отбирали, естественно, самых работоспособных. Учитывая мобилизацию мужчин, вся тяжесть работы ложилась на женщин. С механизацией и до войны обстояло дело невыразительно, но ввиду прекращения выпуска и ремонта сельхозтехники из строя вышло немногое имевшееся оборудование. К 1917 году число жаток сократилось на 70 %, конных граблей – на 93 %, а сенокосилок – на 95 %. Прекратился и выпуск удобрений для сельского хозяйства.

В результате посевные площади сократились с 94 до 78 млн га, а сбор продукции упал еще сильнее. По продовольственным культурам падение составило 23 %, по картофелю – 24 %, а по кормовым культурам – 43 %. Сокращение производства кормовых культур привело к сокращению поголовья крупного рогатого скота и овец.

Напомним, что значительная часть населения питалась впроголодь и при довоенных урожаях. Правда, хлеб за границу уже не экспортировали, но обеспечить внутреннее потребление государственный аппарат был не способен.

Развал железнодорожного транспорта и переориентация перевозок на военные нужды привели к продовольственному кризису в городах.

Уже в 1915 году в отдельных городах появились продовольственные карточки. В середине 1916 года во всей стране были введены карточки на сахар, а чуть позже на хлеб и мясо.

Даже войска испытывали возрастающую нужду. В 1915 году нормы выдачи мяса были сокращены с 600 до 400 грамм в день, а в 1916 году три дня в неделю были объявлены постными. Это не выручало. В октябре 1916 года армия недополучила 45 % продовольственных грузов, в ноябре – 46,3 %, в декабре – 67,1 %, в январе 1917 года – 50,4 %, в феврале – 57,7 %.

Осенью 1916 года нормы выдачи хлеба на фронте были сокращены на треть, а в прифронтовой полосе вдвое. Войска отказывались идти в атаку. Командование прибегало к массовым расстрелам. Только в ходе Митавской операции в декабре 1916 года было расстреляно около ста солдат, несколько сот осуждены на каторгу.

В начале февраля 1917 года на Северном фронте продовольствия оставалось на два дня, на Западном фронте запасы муки закончились и части перешли на консервы и сухари.

Если даже с хлебом в войсках возникали серьезные перебои, то с мясом в сельскохозяйственной России дело обстояло совсем скверно. На всю империю имелось только 52 млн голов крупного рогатого скота. Ежегодно население съедало 9 млн голов, но таким же был и приплод. С мобилизацией армии потребление возросло до 14 млн голов. Еще 4 млн голов было потеряно в оккупированных западных губерниях. Наконец, в стране просто не было рефрижераторов, и в летний период доставлять мясо за сотни километров оказалось практически невозможно.

Аграрная Россия стала ввозить продовольствие. Из Индокитая и Индии завозили рис, из Китая – гречку, а из Англии и США – соленую рыбу.

Плохо обстояло дело с вещевым довольствием. Его не только не хватало, но привлеченные правительством дружественные подрядчики гнали на фронт брак. Вся 7-я армия потеряла сапоги, всего-то в результате пятидневного перехода по осенней распутице. Кризис удалось преодолеть лишь путем… создания кожевенного завода прямо в тылу армии. Чуть позже рядом был построен нефтяной завод.

Конечно, трудности испытывали население и войска иных стран. Вовсе не случайно в 1918 году произошла революция в Германии, рассыпалась Австро-Венгрия, а во Франции и Англии состоялись масштабные выступления рабочих и военных.

Но если мы посмотрим военную нагрузку на экономики ведущих государств, то станет понятно, почему Российская империя рухнула первой.

Средняя стоимость войны в год в процентах к национальному доходу составляла: в Англии – 37 %, в Германии – 32 %, во Франции – 25,6 %, в Италии – 19,2 %, в США – 15,5 %. В России – 39 %. Причем ввиду ускоряющегося распада экономики эта нагрузка стремительно нарастала год от года: 27 % в первый год войны, 40 % во второй и 49 % в третий^[73].

Теперь скажем пару слов о бюджете. Обычное население его часто путает с экономикой, но это совершенно разные понятия. Бюджет представляет собой нагрузку на экономику, и если налоги незначительны, не собираются, или деньги уходят за границу, то даже при хорошем положении дел в экономике бюджет может быть слаб, и государство может быть неспособно выполнять свои обязательства.

Положение дел в экономике России в годы войны мы уже рассматривали. Если же говорить о бюджете и принять доходы 1914 года за 100 %, то доходы 1915 года сократились до 63 %, а 1916 года – до 24 %. К общему распаду в производстве добавилась еще и экзотическая идея сухого закона. На продажу водки был введен запрет, и исчезла важнейшая составляющая доходов Российской империи. Причем данный запрет работал весьма своеобразно: торговля спиртным сохранялась в ресторанах первой категории, то есть высшего класса ограничения не коснулись. Пить от этого, впрочем, в стране меньше не стали. В селах перешли на брагу, пережигая зерно, а в городах получили распространение кокаин и морфий.

Отмененный акциз на водку давал 30 % бюджета страны. Вместо него ввели акцизы на спички, соль, лекарства и даже дрова. Размер налога на табак вырос в 2,7 раза, на сахар – в 1,7 раза, пошлины на грузоперевозки – в 7,0 раза. Была придумана пошлина на чай.

Однако таких мер для пополнения бюджета оказалось недостаточно.

Отсутствие денег компенсировали эмиссией. В результате количество кредитных билетов увеличилось с 1683 млн рублей до 15 398 млн рублей, то есть в 9 раз, а золотое покрытие рубля упало с 98,2 % до 9,4 %.

Наконец, в счет военных поставок в Англию была переведена треть золотых запасов страны (500 тонн).

Последствия войны в виде роста цен вряд ли нужно как-то объяснять.

Но зато как росли прибыли частного капитала!

Банки получили в 1916 году прибыли 64 754 тыс. руб. против 27 441 тыс. руб. в 1913 году, или 236 %. От спекуляции ценными бумагами прибыль банков увеличилась в том же 1916 году в 3,7 раза против 1913 года.

В 2-10 раз возросли прибыли в промышленности, ориентированной на военные нужды (млн руб.):

Отметим, что в значительной части капитал принадлежал вовсе не российским предпринимателям. По расчетам академика Струмилина, на 1 января 1917 года капитал акционерных обществ в России составлял 3,2 млрд руб., из которых 53 % принадлежало иностранному бизнесу. Из этой части на долю французского и бельгийского капитала приходилось 48 %, английского 23 % и немецкого 20 %^[74].

Разумеется, у немцев ничего не национализировали. Так, владелец коксовых печей Южно-Русского Днепровского металлургического общества немец Коопер просто поручил русским менеджерам переводить прибыль в Англию, Шеффилд^[75].