Ну а потом начались и визуальные эффекты. В самом сердце тумана, в той невидимой точке горизонта, где должны были сходиться исчезающие в серой дымке полосы моста, появилось черное пятно. Оно колебалось и росло, очень быстро превращаясь во что-то, похожее на клубы дыма или грозовую тучу. Второе сравнение оказалось более точным, так как вскоре приближающаяся чернота расцвела серией ярко-красных вспышек, из которых в разные стороны устремились тонкие, изломанные контуры молний. С запозданием прилетели далекие глухие раскаты грома. Пока тихие, словно невнятное злобное ворчание, но судя по затрясшемуся под ногами мосту, очень и очень свирепые.
Тьма разрасталась. Дальние пилоны уже исчезли в ее плотной, шевелящейся массе. Казалось, чернильное пятно с алыми прожилками, будто огромный голодный спрут, пожирало само пространство Аквариума вокруг, жадно превращая его в себя.
Третий раз за день я наблюдал начало Армагеддона. Сначала – величественное схождение с небес Негров, потом – грандиозное перевоплощение бесов в колоссы крутящихся разноцветных вихрей… Кто на этот раз? Альбинос заявлял, что выше их только некий Закон. Великий и непостижимый. Строгий, но щедрый. Неужели он?..
Мои размышления прервал громкий треск рвущейся ткани за спиной. Я резко обернулся.
Твою ж мать!
Тело Бледного больше не тряслось. Оно встало на какой-то совершенно немыслимый мостик, касаясь проезжей части только пятками и прибитой ломом к бетону башкой. Горбатая спина прогнулась в обратную сторону, из-за чего широкая грудь беса выпятилась колесом в небо, словно кто-то сильный и невидимый крепко прижал одной рукой ноги, а другой – со всей силы тянул мертвое тело за ремень вверх. Выломанные ребра, измазанные черным, торчали из камуфляжа; именно тот самый звук, с которым их острые концы прорывали плотную материю комбинезона, заставил меня обернуться. На пару секунд Бледный застыл в воздухе, похожий на сюрреалистическую букву Л, а затем с гулким, тяжелым хлопком вздрогнул, будто внутри него что-то взорвалось, туловище его заколебалось и начало трансформироваться. Выставленные, словно два ряда зубов, ребра вдруг стали очень подвижными и гибкими. Они вытягивались и оплетали беса, став похожими на толстые живые канаты, которые в несколько оборотов замотали его спину и грудь, а затем разделились на четыре отдельных пучка. Один из них продолжил превращать торс Бледного в веретено, два устремились к ступням и голове, все также оборачиваясь вокруг мертвой плоти, а четвертый направился вверх, закручиваясь сам вокруг себя в спираль и постоянно утолщаясь.
Эти омерзительные канаты все бежали и бежали. Казалось, что где-то внутри живота беса работает маленькая, но очень активная фабрика по их производству. Мелькали в глазах белесые округлые змеи, напоминая батальон уменьшенных, зато еще более противных, Нару мушей. Даже лом, подкинутый мне металлический лом, который решил исход нашего с Бледным поединка, не вывалился из этой кучи-малы посторонним, чужеродным предметом, а превратился точно в такой же шланг, потерял твердость, согнулся полукругом, а потом молниеносно втянулся внутрь этой веселой карусели.
Я застыл, не в силах отвести взгляд от происходящего безобразия, и не знал, что предпринять. Не драться же с этой ожившей кучей макарон? Или все-таки попробовать скинуть ее на хрен с моста, пока не поздно? Я прекрасно осознавал, что передо мной уже не бес. Кто-то другой проникал сюда через бездыханный труп Бледного. Кто-то, кто намного круче и серьезнее. Хотя куда уж серьезнее? Ярость, которая управляла мной совсем недавно, ушла. Вместо нее меня захлестнуло непонимание и какая-то совершенно детская обида. Так же нечестно! Негров вон, двенадцать было, бесов – четверо, а я один! Всех замочил, блин! И опять…
Все твердили о правилах и законах игры; и Иван, и бесы. Хотя лично мне все это ни разу не кажется игрой. В игре тебя не пытаются сутки напролет убить с изощренной жестокостью, в игре после победы, не появляется раз за разом еще более сильный противник, в игре есть логика, четкая и понятная. Может она, конечно, и здесь присутствует, только не для меня, а для них; и если правила все-таки существуют, то мои оппоненты как-то слишком легко и безнаказанно их нарушают, в отличие от меня. Или я тоже нарушаю?..
Все этот гребанный лом! Не надо было его брать, надо было лупить Бледного руками и ногами до посинения! Кто мне вообще его подкинул?
Слишком много мыслей. Слишком много сомнений. Я стоял на месте и судорожно размышлял, вместо того, чтобы что-то делать. Впрочем, скорее всего было уже поздно. Метаморфозы неведомой твари заметно ускорились. Из сероватой плоти, скручивающейся и стремившейся вверх из бывшего живота Бледного, начало формироваться что-то, похожее на торс с руками и головой. Обмотанные толстым слоем быстрых, живых канатов ноги беса с одной стороны, а также его башка и плечи, касавшиеся бетона, с другой, стали левой и правой ногами новорожденного чудовища. Фигура с грубыми очертаниями, напоминающими человеческие, уже была размером раза в два больше меня и продолжала расти, постепенно темнея и нависая над моей головой. Я машинально попятился назад, споткнулся, упал на задницу, не в силах отвести взгляд от отталкивающего зрелища. Неожиданно громко шарахнул гром, до этого еле слышный и ощущаемый скорее телом, стоящем на сотрясаемом мосту, нежели ушами. Сейчас же яростный раскат с неба ударил по барабанным перепонкам так, что на несколько секунд я просто оглох, слыша только тонкий и противный писк. Обернулся через плечо. Чернильная туча, пронзаемая молниями, была еще далеко, но от нее протянулись семь клубящихся дымных щупалец, которые расчертили небосвод параллельными дрожащими линиями и вонзились в тело материлизующегося рядом со мной существа. Оно разом вымахало еще на несколько метров в высоту и в ширину, окончательно почернело, а движущаяся и разраставшаяся плоть стала похожа на густую, кипящую нефть, из которой выдувались и лопались огромные пузыри.
Достигнув габаритов двухэтажного коттеджа, гость перестал увеличиваться в размерах и начал менять облик за обликом, словно выбирая, какая именно физическая оболочка ему больше нравится. Невнятная форма гуманоида, принятая вначале, видимо чем-то его не устроила, так как из черной, пузырящейся массы вдоль хребта и плеч выдвинулись острые шипы, сразу же вызвав в моем воображении образ незабвенных Негров, руки удлинились, плечи стали гротескно-широкими, голова маленькой и приплюснутой. Получилась гигантская, шипастая горилла, которая сверкнув тусклым алым пламенем, горящим в глубине еле угадываемых на иссиня-черной морде провалах глазниц, широко раскрыла пасть. Настолько широко, что казавшийся окном в бездну овал перекрыл собой всю плоскость лица, а потом начал исторгать из себя новое тело, будто выворачивая гориллу наизнанку. Секунда – и передо мной застыл огромный богомол или скорпион со множеством ног, клешней, прочих ломаных, заостренных конечностей и зависшим над головой изогнутым длинным хвостом. Еще секунда – и богомол превратился в дракона со множеством голов разного размера на шеях различной длины и толщины. Головы были увенчаны острыми рогами, лапы матово поблескивали бритвами когтей, а хвост, став еще длиннее, завернулся в несколько оборотов вокруг гибкого, поджарого змеиного туловища. Я зачем-то посчитал торчащие во все стороны части тела – четыре ноги, семь голов, десять рогов. Как-то очень несимметрично… Дракон вытянул свои шеи вниз, окружив меня семью сморщенными, страшными и злобными лицами, которые дружно распахнули рты в беззвучном вопле ненависти.
Меня окатила волна смрада. Все тот же мерзкий, сладковатый дух боли и небытия, что и приносимый ветром, но в разы плотнее и резче. Удушливая и пробирающая до костей вонь древнего склепа, тысячелетия впитывающая и аккумулирующая эманации смерти и тлена. Меня замутило от отвращения, и я подумал, что, в виду отсутствия у меня в этой иллюзии ментальных способов взаимодействия с окружающим пространством, информация о качествах и свойствах объекта на нематериальном уровне доходит до моего сознания вот так – в виде запахов, звуков и визуальных образов. Оставалось только догадываться, какую адскую ауру источает вокруг себя эта тварь в реальном мире…
Дракон взмахнул хвостом, описав в воздухе идеальную окружность, и ударил им по мосту. Все автомобили вокруг вновь подпрыгнули, а по полотну в обе стороны пошла волна. Поверхность бетона изгибалась, словно вода, жалобно гудели ванты, пилоны чуть заметно покачивались.
А потом с неба пали звезды.
Десятки огромных, раскаленных до слепящей желтизны болидов с ревом вторглись в атмосферу и рассекли туманный небосвод Аквариума яростно горящими вертикалями. Отовсюду начали доноситься низкие звуки тяжелых, оглушительных всплесков, с которыми низвергающиеся тела обрушивались в Реку. Тягучая и ленивая субстанция, окружающая мост, неожиданно резво устремилась вверх столпами исполинских фонтанов, хаотично выстреливающими из ее совсем недавно гладкой поверхности. Брызги наполняли воздух густой и горячей взвесью, которая, не успевая опадать вниз, с шипением испарялась, делая небесный туман еще более плотным и низким. Зловонный ветер, дующий из медленно, но неумолимо надвигающейся черноты, стал обжигающим и очень влажным. Я отстраненно отметил, что ни один метеор не ударил ни по мосту, ни по Городу; вся эта дьявольская артиллерия работала исключительно по Реке, причем, через ту точку, где расположились мы с семиголовым драконом, словно провели невидимую черту, параллельную берегу, по ту сторону которой до сих пор не упал ни один огненный снаряд.
Я так и не успел подняться на ноги, совершенно оглушенный и дезориентированный этой чудовищной вакханалией, когда безумные метаморфозы твари передо мной резко прекратились. Я увидел еще несколько совсем уж непонятных и немыслимых обличий, а потом темная масса волнующейся плоти снова сформировалась в костлявую человекоподобную фигуру с двумя руками и двумя ногами, которая, слегка присев на корточки, наклонилась и нависла надо мной. Эта фигура очень напоминала Бледного, из тела которого она собственно и вылезла, но размер был намного больше; даже в таком полусидячем положении высоты в ней было метров пять – шесть. Матово-черная, пористая кожа местами свисала длинными, рваными лоскутами, колыхаемыми сильным ветром, от чего казалось, что существо находится в постоянном движении, а местами – туго обтягивала скелет. Даже мне, знающему человеческую анатомию довольно посредственно, было совершенно очевидно, что скелет этот точно не людской. Немыслимо извивающийся рисунок ребер, позвоночный столб, больше похожий на гребень ящера, усеянный все теми же острыми шипами, четырехсуставчатые конечности с раздутыми маслами, шестипалые кисти рук с блестящими конусами когтей, тонкий, остроконечный хвост. Ноги же, вообще, заканчивались не ступнями, а непонятными массивными, цилиндрическими наростами. Еще более неприятным зрелищем оказалась толстая шея, длинная и гибкая, как змеиное тело, но самой страшной была голова, эту шею венчающая. Вроде бы совершенно обычных человеческих пропорций, разве что – больше размером и черная, однако, когда я пригляделся повнимательней, сердце свело судорогой, и оно ухнуло куда-то вниз.
Лицо у этой головы было моим.
Я очень давно не смотрелся в зеркало, но ошибиться было невозможно. Я любовался лицом храброго пожарного Егора. Увеличенным, цвета вороного крыла, но до боли знакомым. И выражение этого лица было таким, словно его обладатель мертв или находится в каком-то наркотическом трансе. Глаза со скорбно опущенными вниз уголками закрыты, рот, напротив, приоткрыт, с нижней губы свисает длинная черная нитка слюны.
Никакая мысль даже не успела сформироваться у меня в мозгах, я просто был целиком поглощен чувством абсурдной и кошмарной неестественности происходящего, когда мир сотряс еще один тяжкий удар. Точно такой же, как совсем недавно, когда я проткнул голову Бледного, только, кажется, сильнее. Звезды с неба начали валить еще яростней, но через секунду резко прекратили падать, осыпавшись, словно последние яблоки с яблони после хорошего пинка по стволу. Наступила звенящая, напряженная тишина…
А потом пришел Он.
Угловатая черная плоть, нависшая над моей головой, вздрогнула, будто глубоко и сильно вздохнув, и наполнилась содержанием и мощью. Глаза медленно открылись, и каждую клеточку моего тела пронзил Взгляд. Ужасный, непознаваемый и запредельный. Тот самый Взгляд, краешек которого когда-то коснулся моей души, когда она пыталась прорваться к планете Ануннаков. Та самая Мысль, задевшая меня тогда лишь своим отголоском и отправившая мое "Я" в глубокий нокаут на несколько дней. Да, это был Он. Оно. Неважно… Все неважно.
Зверь. Именно так его зовут. Он пришел. Он все-таки пролез в этот мир. Проник, просочился, протиснулся в щель, которая раньше была слишком мала для Него, но теперь расширилась достаточно для того, чтобы стать дверью из невообразимой жуткой бездны иной реальности сюда. И все потеряло смысл. Вся эта долгая борьба, боль, страх, ненависть, надежда, любовь… Все бесполезно. Меня парализовало чувство всепоглощающего отчаяния и безысходности. Оно было таким сильным, что затмило даже отвращение и неприятие иномировой, совершенно чуждой всему привычному, твари с моим лицом.
Губы Зверя растянула улыбка. Обнажились ровные, поблескивающие острия зубов. Глаза Зверя светились мыслью, интеллектом, разумом. Колоссальным, нездешним, давящим и сминающим волю. Взгляд Зверя пронзал насквозь все горизонты сознания и души, видел каждую мысль, каждое чувство, знал обо мне такое, чего до сих пор не знал даже я сам. Это было невыносимо и кошмарно. Мне вдруг очень захотелось умереть. Уйти в небытие, исчезнуть, лишь бы не смотреть на собственное лицо, варварски изуродованное безразмерным и равнодушным злом, не помнить об этой твари и никогда не узнать, что будет дальше…
Хищная улыбка Зверя стала еще шире, глаза сузились, и я понял, что и смерть – больше не вариант. Даже там, за пределами существования, Зверь будет безраздельно властвовать мною. Мною, Настей, и всеми, кого я когда-то знал или не знал. Теми, кого уже нет, и теми, кто еще даже не родился. Теперь Он будет существовать в каждой секунде прошлого и будущего, в каждом атоме нашей Вселенной. А моему новорожденному сыну уготована судьба правителя этого жуткого царства порабощенных и корчащихся в муках неисчислимых душ. Роль проводника и исполнителя Его воли, утолителя Его вечного голода, эмиссара Его миропорядка.
Это знание появилось во мне в виде красочных и кошмарных образов, которыми вместо слов оперировал Зверь. Он с удовольствием показал мне свои планы относительно всей разумной жизни в обозримой ойкумене, пока Его сознание с садистской любознательностью препарировало мое. Я остолбенел, как мышь перед удавом. Базовый животный инстинкт под названием "бей или беги" оказался совершенно бесполезным, ибо ни бить, ни бежать не было никакой возможности. Сокрушительная воля Зверя не позволяла не то, что пошевелить пальцем, но даже и просто осознанно подумать о попытке сопротивления.
Я отстраненно чувствовал, что меня с любопытством изучают, словно удивительную заморскую зверюшку, про которую много слышали и вот теперь наконец-то появилась возможность рассмотреть. От непостижимой и огромной сущности, окружившей меня со всех сторон и пронзившей насквозь мои душу и разум, исходили волны, которые можно было с натяжкой идентифицировать, как интерес, удовлетворение, а потом – пренебрежительное самодовольство и злорадная усмешка. Наконец потрошение моего "Я", видимо, подошло к концу, так как жуткое лицо отодвинулось, а тиски, сковавшие сознание, начали разжиматься, оставляя, однако, вовсе не чувство облегчения, а всеобъемлющие опустошение и безысходность. Все, что я теперь хотел – это скорее доползти до ограждения и броситься вниз, так как любая мысль о дальнейшем существовании была невыносима. Он не будет ни мучить, ни убивать меня; я все сделаю сам. Жить после этой встречи невозможно… Да и не жить тоже…
Фигура Зверя уже выпрямлялась и отворачивалась в сторону Города, ледяные бесплотные скальпели Его интеллекта были практически извлечены из меня, когда неожиданно Он на что-то наткнулся. Резкий разворот обратно ко мне, сжатые с линию черные губы, раздутые ноздри, огненные, страшные глаза, в которых вместо издевательской насмешки плескались ярость и гнев. Скальпели снова погрузились в мое сознание. Глубже, еще глубже… А потом голова взорвалась яростной болью, которую при всей ее интенсивности, я встретил чуть ли не с радостью; физические страдания помогали вытеснить страдания душевные, бывшие намного мучительней.
Боль достигла пика, за которым уже маячила смерть, а потом резко исчезла. Вместо нее мой разум заполнили воспоминания, торопливо и грубо выдранные с самого нижнего, крепко-накрепко запертого ранее, уровня. Замелькали отрывки потерянного промежутка моей нормальной, привычной жизни в далеком мире людей, телефонов и машин. Знойное, одинокое лето в Городе. Тоска и страх… Запой на даче у Макса, Нару муш в Реке, гроза. Растерянность и страх… Измена и уход жены, расставание с дочерью, стылая, беспросветная осень, псевдоглюки и Ануннаки. Отчаяние и страх… Запой, попытки суицида, дурка, Петя, менты. Страх, страх, страх… Зима, тесть, Новый год, прорубь… Я наконец-то вспомнил все.
Зверь, наткнувшийся на этот ящик Пандоры, запрятанный в глубинах моей памяти и запертый на крепкий замок, без особых усилий достал его содержимое. Просто не мог не достать. Вроде бы полностью изучил меня и взвесил, нашел вовсе не таким интересным и значимым, как можно было предположить, и уже хотел было оставить подыхать, но вдруг обнаружил очень странный участок воспоминаний, почему-то не открывшийся сразу. Напрягся чуть-чуть больше и открыл.
И оказался очень раздражен. Зверя, конечно, нисколько не интересовали перипетии моей жалкой и никчемной жизни, но все-таки что-то, случившееся незадолго до заброса меня в Аквариум, не оставило Его равнодушным. Та что, планы относительно моей персоны кардинально изменились.
Хвост Зверя описал плавную дугу в воздухе, а потом меня сильно ударило в спину и дернуло вверх. Черное и широкое острие вылезло из моей груди на уровне солнечного сплетения. Было почти не больно, лишь от неожиданности свело сердце и перехватило дыхание из-за стремительности подъема. Зверь выпрямился во весь свой исполинский рост и поднес мое безвольно повисшее тело к лицу. Бездонные глаза, исходящие ненавистью, оказались на расстоянии вытянутой руки. Секунду Он сверлил меня взглядом, а потом снова улыбнулся; на этот раз почти нежно. Серое небо, прошитое дымными щупальцами и тонкими росчерками вант, закрутилось вокруг и со всей силы обрушилось на меня каменно-твердой поверхностью проезжей части моста. Потом еще и еще. Хвост Зверя, на который я был насажен, словно кусок шашлыка на шампур, колотил меня о бетон. Ломались кости, рвались кожа, мышцы и сухожилия, брызгала кровь. А потом пришла боль, тотальная и абсолютная. Океан боли, зародившийся в груди и быстро затопивший всего меня. Взлет, падение, удар, боль. И так снова и снова. Я даже не заметил, когда глаза заполнила багровая тьма, и я умер.
***
Снежинки.
Крупные, красивые и совершенно неподвижные. Они висели в воздухе на фоне темного зимнего неба, которое показывал квадратный экран окна. Кровать, обои, занавески… Моя комната. Мой дом…
Дежавю…
Я помнил. Все это уже было; я снова видел тот странный, забытый сон, который оказался вовсе не сном. Только в тот раз я был живой, а сейчас нет…
Мне что-то показывали тогда, какой-то рисунок или схему. Сейчас… Вот!
Две вертикальные сетчатые плоскости, неподвижно висящие в бескрайнем пространстве. Тогда я не понимал, что вижу, а теперь – все ясно. "Браны" – материализовалось внутри меня заумное слово. Две Вселенные. Два разных полюса бытия. Вещество и темное вещество. Наш мир и мир совсем не наш… Плоскости – огромны, если не бесконечны, их поверхности имеют четыре основных измерения, три пространственных и одно временное, а также несколько свернутых малых измерений. Масштаб непонятен, поэтому сложно оценить расстояние между плоскостями, но даже если оно неуловимо мало или, наоборот – колоссально, это не имеет значения, ибо расстояние это – непреодолимо. Даже свет не способен проникать через незримый барьер, отделяющий нас от этой "теневой" Вселенной, параллельной нашей, о существовании которой можно только смутно догадываться по искаженным гравитационным взаимодействиям и связанной с ними потерей энергии.
И тут, словно для опровержения этих постулатов, кем-то транслируемых в мое сознание, схема мироустройства очень быстро приблизилась, и моим глазам открылись два фрагмента этих, на первый взгляд ровных, плоскостей, выгнутые друг к другу. Выпуклые участки стягивала тонкая темная пуповина, в середине которой бугрился, будто воспаленный лимфоузел, чуть приплюснутый шар, окруженный петлями множества волосяных нитей. Этот странный клубок между вселенными послушно увеличился, и я узнал планету Ануннаков. Нибиру, Дильмун, Остров. Дом худых, горбатых существ, которых я когда-то называл Хозяевами, странным образом существовал в обеих Вселенных, являясь плотным конгломератом множества свернутых измерений, местом встречи материи и антиматерии, слиянием положительных энергий с отрицательными, сложнейшим переплетением излучений с той и с другой стороны. Нибиру представляла собой некий горизонт, сгенерированный в ограниченной области или своего рода черную дыру, где лучи света возвращаются в исходную точку, встречаясь сами с собой. Нагромождение гравитационных искажений, порождающих временные петли, которые закручиваются вокруг планеты и уходят в прошлое и будущее, позволяя Ануннакам оперировать секундами и эпохами. Кротовая нора, соединившая несоединимое, узкий канал проникновения чужого космоса в наш. Форпост наступления Зверя…
Оставалось только догадываться, принадлежали Горбатые изначально какому-то одному миру, или всегда балансировали на неуловимой границе двух полюсов. В принципе, это уже не так важно. Важно то, что в определенный момент эта тонкая пуповина в результате упорной и кропотливой работы Ануннаков стала расширяться, позволяя проходить Оттуда отдельным объектам и принципам. Сначала Неграм, а потом и бесам. Теперь же канал увеличился настолько, что стало возможным движение по нему самого Зверя. Пока Он не мог протиснуться в щель целиком и просачивался постепенно, словно вода, но процесс был запущен и вскоре тварь явится сюда во всей своей красе. И запустил окончательную стадию этого процесса, по всей видимости – я, каким-то образом нарушив шаткое равновесие во время схватки с бесами.
Чем подробнее я вспоминал тот странный сон, тем больший объем информации высвобождался в моем подсознании. Помимо общей модели мироздания, и идентификации нависшей над этим мирозданием угрозы, я теперь теоретически представлял себе механизмы и принципы перемещений во времени, законы управления материей, как в созидающих, так и в противоположных целях, а главное – видел алгоритм действий, необходимый для борьбы с Врагом. Уничтожить Его, конечно, невозможно, но еще не поздно оборвать этот канал проникновения, пока Зверь не набрал критическую массу здесь, и большая часть Его сущности находится на Той стороне. Для этого надо было всего-навсего уничтожить эту пуповину и планету Нибиру во всех измерениях и временах. Делов-то! Причем, знал я это совершенно точно, так как прямо на этой схеме из сновидения была нарисована подсказка, подсвеченная ярко-красным. Вернее, у меня была половина этой подсказки, а недостающая часть, вероятнее всего, находилась у Насти, так как блок в ее памяти тоже был поставлен не Ануннаками. Теперь я это знал точно.
Но что толку от всех этих знаний, если меня больше нет? Или все–таки есть?.. Если я мертв, чьи тогда это мысли? Кто рассуждает о жизни и смерти, если пожарного Егора размозжили об асфальт? Или теперь я существую лишь в собственном сне, который приснится мне через миллионы лет?
Нет ответа…
– Есть. – Раздался тихий голос Насти. – Ответ есть, Егор. Только ты его не можешь или не хочешь увидеть…
– Настя… – Я не мог даже удивляться. Просто воспринимал все, как есть. – Я не понимаю.
– Вспомни весь тот сон, вспомни, что говорил Иван. Доверься. Открой глаза.
Весь сон… Ночь, застывшие снежинки, окно и…
…И пронзительное, всепоглощающее чувство Его присутствия. Он был рядом. Передо мной, вокруг меня, во мне. Не Зверь… Не менее величественный, но другой. Абсолютно противоположный чуждой, черной твари, только что убившей меня. Вечный и благой. Я узнал это чувство. Как раз его я испытывал, когда нас с Настей забрасывало куда-то за горизонт при создании контактной пары. Да, это именно Он. Абсолют. Разум, о котором рассказывала сущность, назвавшая себя Иваном. Всеобъемлющий и бесконечный, как сама Вселенная. Информационное поле этой Вселенной, которое я наконец-то увидел и принял; и Его контакт с моей душой, до этого односторонний и упорно мною же игнорируемый, стал двусторонним и осознанным.
"Чувство запредельного, от которого щемит в груди…"
Меня захлестнули восторг и благоговение. Я поверил. Сразу и бесповоротно. Словно всю свою жизнь я находился в каком-то полусне, а сейчас наконец проснулся. Непонимание и равнодушную обреченность сменили яркое прозрение и радостное облегчение. Он здесь. Он со мной. Он всегда был рядом, только я упрямо не хотел к нему поворачиваться. Он всегда давал то, что мне было на самом деле нужно, а не то, что я хотел. Я же в своем невежестве не желал этого замечать и считал все свои достижения исключительно собственной заслугой, а трудности и испытания, дарованные мне, чтобы я стал достойным Его любви, списывал на несправедливость и жестокость мира или судьбы, не понимая, что боль – это Его рупор, в который Он кричит мне, потому что по-другому я просто не слышу. А Он все равно продолжал оставаться рядом и любить меня, несмотря на мою глупость, гордыню и неверие. И нужно было всего-навсего задать самому себе совсем несложный вопрос:
– Кто я такой, чтобы утверждать, что Его нет?
Темная комната исчезла, вместо нее вокруг вспыхнул яркий, белый свет, а моего сознания словно коснулась сильная, но очень бережная длань, окутав его теплом и благодатью. Долгие сумерки души кончились, наступил ясный солнечный день. Теперь я знал, что жив, ибо смерти не существует рядом с Ним. Смерть и тьма – это от Зверя, здесь же – свет и бесконечная череда уровней бытия, сменяющих друг друга. Не просто жив; я ощущал множественные незримые скрепы, соединившие меня с просторным телом Космоса, встраивающие крохотные частицы моего "я" в стройные ячейки мироздания. И это происходило не только со мной. Рядом была Настя; я не видел ее, но точно знал, что моя любимая ощущает тоже самое. Ее освобожденные воспоминания смешались с моими, недостающая часть подсказки встала на место, образовав единую последовательность необходимых действий. Появилась сила, а вместе с ней пришли новые знания. О жизни и смерти, о себе, о Насте, о сыне, о Нем, о Звере…
А потом Он улыбнулся и отодвинулся. Я этого не видел, но почувствовал всем своим естеством. Он не ушел, а именно посторонился, словно благословил и пропустил меня дальше по пути своего непостижимого Замысла. Белое полотно вокруг темнело, сквозь него начал проступать знакомый серый пейзаж, пока что мутный, но вполне узнаваемый.
Я вновь ощутил свое тело. Боли и отчаяния не было, наоборот, меня переполняла сила и жажда действия. Наконец проснулось ментальное взаимодействие с окружающей материей и энергиями, то есть все то, чего я был лишен в этой иллюзии, вернулось ко мне.
Пейзаж обрел четкость и глубину. Бетон под ногами, серое небо над головой, пыльные машины, высокие пилоны, натянутые ванты… Первым делом судорожно ощупал себя. Камуфляж порван, свисает лохмотьями, но тело под ним абсолютно целое. Ни крови, ни ран, ни торчащих костей – ни малейшего намека на то, что меня недавно проткнули насквозь, а потом со всей дури колотили об асфальт. Хорошо.
Поднял голову, осмотрелся. Апокалипсис был в полном разгаре. Ширина мостового полотна стала такой, что торцевые ограждения начали теряться в тумане, чернота, ранее клубящаяся на горизонте, сейчас затмила собой половину небосвода, и в ее глубине смутно различалось постоянное движение. Легионы немыслимых жутких тварей выстраивались в боевые порядки, готовые в любой момент выплеснуться из своей тьмы, как талая вода, прорвавшая плотину. Гром больно бил в барабанные перепонки, алые молнии разрезали пространство в опасной близости от меня, а зловонный ветер неистово раскачивал автомобили, сдвигая и приподнимая самые легкие из них. Дымные, чернильные щупальца, тянущиеся из тучи к Зверю, стали заметно толще и многочисленнее, а сам Он массивнее и крупнее, увеличиваясь пропорционально росту поперечника моста. Но главное – это то, что Зверь почти дошел до Города. Между кошмарной черной фигурой и береговой линией было от силы метров сто пятьдесят.
Я вновь ощутил Его ужасающую мощь, парализующую волю, но теперь я мог этому противостоять. Теперь я мог ударить. Теперь я знал, что не один, что за мной стоит сила, как минимум, не уступающая Зверю. Теперь я верил.
Потянулся за горизонт, нащупывая гравитационные поля. Пространство-время послушно отозвалось, как мелодичный звук аккорда на идеально настроенной гитаре. Как же хорошо чувствовать себя полноценным! На этот раз мне не надо было совершать никаких условных движений руками, как в бою с Неграми, все получалось и без них. Незримый молот родился из ничего где-то выше железобетонных пилонов и, подгоняемый моей силой мысли, понесся вниз, расшвыривая черные отростки тучи из преисподней. Я хотел обрушить его на ленту моста между берегом и Зверем, но в последний момент передумал, справедливо рассудив, что в этом случае и сам не смогу добраться до Города, а останусь по эту сторону с Ним и со всеми Его адскими отродьями, лезущими из марева за спиной. Поэтому вместо вертикального падения, мой молот описал широкую дугу и врезался в бок массивной черной фигуры, чтобы сбросить ее с пути. Удар был страшен. Он раздробил и материю, и время ломаным зигзагом гравитационных искажений, на границе которых пространство поплыло волнами. Все смешалось в этих причудливых деформациях ткани мира. Раздался оглушительный вопль, полный ярости, негодования и ненависти, очертания Зверя смазались, а потом полностью стерлись; он словно канул в этот пролом, оставленный моим оружием. Неужели все? Так просто?..