Заместитель декана Игнатьев Валентин Тимофеевич вкрадчиво сказал ему:
– Женя…Евгений Ильич, к вам проявила внимание…кгм …весьма уважаемая инстанция. Сейчас ты…Сейчас вы зайдёте в кабинет декана. Там никого нет, кроме одного человека. Его зовут Даниил Петрович. Вы с ним поговорите, а вот о содержании разговора…Впрочем, Даниил Петрович сам вас проинструктирует. Не подведите нас: мы на вас надеемся.
От такого вступления Женька не то чтобы оробел, но, во всяком разе, вошёл в кабинет декана, готовый столкнуться хоть с архангелом Михаилом, хоть с чёртом рогатым и лысым. Там он и вправду встретился с человеком, на голове которого имелись обширные залысины. Однако тем сходство незнакомца с виртуальным посланником ада и заканчивалось. В прочем же он был довольно невзрачен: невысок, худощав, с невыразительными чертами лица и возрастом где-то за сорок.
Незнакомец пожал студенту руку и пригласил присесть за стол. Когда Капличный пристроился на краешке кожаного сиденья, мужчина последовал его примеру.
– Меня зовут Даниил Петрович, – представился он. – Я работаю
в комитете государственной безопасности, – проговорил он столь
обыденно, словно трудился банщиком в женском отделении.
– Женя…, – назвался парень. – Евгений Капличный, – поправился он, стараясь преодолеть оторопь и одновременно придать себе солидности.
– Да-да, мы знаем, – снисходительно улыбнулся собеседник, и «мы» в его речи прозвучало до того весомо, что студенту почудилось, будто за спиной Даниила Петровича выстроился целый легион людей в серых штатских костюмах. – Прежде чем организовать это мероприятие, извините за столь казённое словечко, мы, Евгений Ильич, досконально познакомились с вами заочно. Ещё раз прошу простить покорнейше, но такая у нас работа…
Женька слушал «гэбиста», а параллельно, «по второму каналу», напряжённо перебирал собственные пустяковые шалости, за которые его могло бы «зацепить» КГБ.
– …А посему, Евгений Ильич, мы просили бы обдумать наше предложение о сотрудничестве, – совсем в ином ракурсе завершил монолог его новый знакомец.
– Мне!? С вами?! – опешил студент. – Этим…сексотом?
– Ну почему обязательно сексотом? – несколько покоробило Даниилу Петровича.
– Так вы же меня того…вербуете.
– Я вам предлагаю обдумать наше предложение о том, чтобы по окончании вуза стать штатным сотрудником комитета. То есть, профессиональным чекистом.
– Да какой же из меня чекист?! – вопросительно выставил руки студент. – Я же в этих…в ваших делах дуб дубом, – искренне признался он. – К тому же, я недавно женился. И у нас с Олей…И у нас с женой сын родился.
– Замечательно. Торопиться и не стоит, – наставительно возразил комитетчик. – Впереди полтора года учёбы. В течение этого срока мы конфиденциально будем вас готовить к будущему поприщу. А чтобы сделать из вас профессионала, вы после института пройдёте специальную двухгодичную подготовку в одной из наших школ.
– Не-е-ет! – решительно отмёл инициативу сотрудника КГБ
Капличный. – Я люблю кибернетику, понимаете?
– Понимаю.
– А тут…Я, конечно, уважаю органы…и всё такое…Да из меня, может, мировой программист получится!
– Одно другому не помеха, – спокойно остановил его Даниил Петрович. – При наших возможностях вы получите доступ к таким зарубежным электронным технологиям, к таким суперкомпьютерам, какие и академику Данишевскому в новинку.
Лет через пять вы сами ему лекции будете читать…
– Ну, уж!
– Не ну уж, а точно! Не секрет, что от Запада в аппаратно-программной кибернетике мы подотстали…Так это – на массовом уровне, а в эксклюзивных, так сказать, точечных сферах у нас собраны такие электронные системы, что Пентагон от зависти сдохнет.
– Ну да?!
– Вне всякого сомнения. Вы, Евгений Ильич, разумеется, знаете, что такое софт?
– Ещё бы…
– Так вот, не вам мне объяснять, что на планете развернулась самая настоящая холодная информационная мировая война. Налицо подлинный межгосударственный кибертерроризм. И мы не хотим эту битву проиграть. Скажу прямо: мы не во всём конкурентоспособны. Классных оперативных сотрудников, разведчиков у нас хватает, классных программистов – нет. А кибернетика шагнула столь далеко, что классного программиста совместить с разведчиком возможно, а наоборот – ни за что. И Родины ради, сынишки вашего ради, жены и родителей ваших ради, надо отчасти переориентироваться. Ведь у вас светлейшая голова. Нас вам сам Данишевский и порекомендовал.
– Данишевский?
– Да.
– Ничё себе…Н-да…Зато…Не-е…Спасибо, конечно, но у меня другие планы…
Капличного обхаживали весь второй семестр, прежде чем он (равно как и его жена) «переломился», сумев вообразить себя в
облике современного Рихарда Зорге.
Далее последовало: окончание университета, спецподготовка, служба в «горячей точке», работа в посольстве России в Англии и, наконец, – Соединённые Штаты. А потом Евгений попал в ту ужасную историю, которую Ольга Николаевна иначе, как трагедией, назвать не могла…
Вспомнив недавнее прошлое, Капличная вытерла слёзы и из прихожей поглядела на комнатное окно, через которое просматривался балкон.
Формальный глава семейства Евгений Капличный в это время безучастно сидел на балконе в инвалидном кресле, а глаза его были бездумно устремлены вдаль. И если бы Ольга Николаевна его не одевала, не кормила, не поила, не мыла, не возила на прогулку и не обихаживала иным образом, он мог пребывать в подобном положении и час, и сутки, и неделю, и месяц, и вечность. Никто и ничто не могло его вывести из состояния ступора. И ни одной живой душе не позволено было проникнуть в его сознание.
Таким вот Ольга Николаевна привезла мужа из Вашингтона полтора года назад…
2
Генерал армии Крутов ехал в район Свиблово, где проживали Капличные, и освежал память, читая досье на бывшего чекиста Капличного. И пусть знающие люди утверждают, что бывших чекистов не бывают, тут был особый случай.
Евгений Ильич Капличный по получении высшего технического образования прошёл специальную переподготовку, а также «обкатку» в «горячей точке». Зарекомендовал себя творческим, а вместе с тем и дисциплинированным сотрудником. Специальные задания исполнял качественно и точно. Четырёхлетние испытания показали его профессиональную пригодность, в связи с чем он был направлен в Америку для выполнения особо ответственной миссии.
Согласно официальной легенде Капличный числился вторым секретарём российского посла в США. Фактически же резидент занимался так называемой «проблематикой софт» или, иначе говоря, разведкой информационных компьютерных технологий. К тому времени новейшие системы управления электронными базами данных достигли такого уровня, что обеспечивали доступ практически к любой локальной сети. Зависимость российской электроники усугублялась тем, что некогда базис её строился на процессорах корпораций «Майкрософт», «Интел» и иных американских «железяках». Иначе говоря, получалось, что Капличный занимался разведкой технических секретов с тем, чтобы в России могли успешно вести контрразведывательную
деятельность против шпионов-хакеров.
И вот однажды секретарь посла пропал. Да не просто пропал, а был похищен поздним вечером из нью-йоркской гостиницы «скунсами». Российская дипмиссия забила тревогу, на экстренно созванной пресс-конференции обвинив в провокации американскую сторону. На следующий день МИД России принёс американской стороне официальную ноту протеста, приложив к ней в порядке доказательств фотографии. Из фотоотчёта было видно, как янки выводят Капличного из гостиницы, помещают его в служебную машину и увозят в региональную штаб-квартиру ЦРУ.
Госдепартамент США недолго отмалчивался. Спустя сутки он де-факто инкриминировал Капличному шпионаж. В обоснование по телевидению были продемонстрированы видеоматериалы оперативной слежки за ним, согласно которым второй секретарь российского посла имел контакт с хакером Уэсли Фарреллом, ранее привлекавшимся к ответственности за взлом электронных систем. Сам же Фаррел уличался в сотрудничестве с находящимся в розыске «чёрным хакером» Полом Черноцки. Полномочный представитель госдепа без тени внешних сомнений изрёк, что история с русским дипломатом не что иное, «как результат шпионско-бандитских разборок между Капличным и электронными взломщиками» в отеле «Тихая гавань». Он же заверил общественность, что власти предпримут самые действенные меры для прояснения инцидента.
Через неделю ФБР, «проявляя высокий гуманизм и принимая во внимание дипломатический статус», выдало Капличного посольству России в США. Также миру был предъявлен видеоролик об уничтожении в гостинице «Тихая гавань» Черноцки и Фаррелла в ходе спецоперации, сопряжённой с применением оружия. При этом янки утверждали, что первоначально секретарь русского посла в ходе «внутреннего шпионского конфликта» был захвачен Черноцки и Фаррелом. Хакеры подвергали его пыткам, а уже позднее Капличный был освобождён благодаря акции американских «особистов». В виду крайне тяжёлого состояния здоровья Капличного, американские власти вынужденно отправили его в больницу, где и держали до выдачи России.
Словом, позиция обеих сторон была малоубедительной и не выдерживала критики. Происшедшее было лучшей демонстрацией того, что деятельность спецслужб зачастую протекает вне рамок правового поля. А коли так, то и ссылки на нормы международного права выглядели натянуто.
Когда в посольстве увидели Евгения, то пришли в ужас: из молодого и здорового мужчины он превратился в психического инвалида с надсаженным сердцем, недоступным человеческому общению. Он впал в кататонический аутизм, их которого больного не удалось вывести лучшим психиатрам. Стало ясно, что «скунсы» запороговыми методами воздействия постарались «выкачать» из чекиста всё возможное, после чего (или в ходе чего) превратили его в социального мертвеца.
Перечитав досье, содержание которого, в отличие от вышеизложенных строк, было передано официальным и сухим языком документов, Крутов передал папку помощнику. Кортеж из трёх автомобилей остановился возле старой девятиэтажки. Охрана заблаговременно «просветила» и «поставила на режим» прилегающую территорию и здание, куда прибыл высокий чин. Потому генерал с помощником без промедления выбрались из кабины, неся в руках подарки для самого Капличного (лекарства), для его жены (кухонный комбайн) и для его сынишки (компьютер с игровыми программами).
В отличие от своего предшественника Пырванова Григорий Иванович не ставил крест и не отрекался от соратников, попавших в беду. Тем паче, что в происшествии с Капличным многое
оставалось невыясненным, хотя меры к тому принимались.
Честно говоря, Крутов «через не могу» инициировал сегодняшний визит: общение с семьёй, где имеется тяжело больной человек, всегда протекает мрачно.
Вопреки его опасениям, встреча прошла нормально. Ольга Николаевна держалась молодцом. Да и Григорий Иванович подбодрил её, пообещав незамедлительно решить жилищные условия.
При расставании Капличная задала главе могущественного
комитета один-единственный вопрос:
– Извините, Григорий Иванович, – сказала она, – очень обидно мне за то, что Женю моего так вот изуродовали, Егорка безотцовщиной растёт, а, видимо, никто за это не ответит?
– Сами понимаете, Ольга Николаевна, – сказал тот, – беда случилась за границей, в стране, где нам свободно проверить факты не позволят. Тем не менее, истину мы установим, меры к кому надо примем. Дайте только срок. А подвижки в этом направлении имеются. Как только будут новости, я вас тотчас проинформирую. Не исключено, что очень-очень скоро.
Генерал армии не имел права известить Капличную о том, что в сугубо секретной операции российских спецслужб под кодовым названием «Возмездие» открылись любопытные горизонты. И заслуга в том принадлежала российскому резиденту, имевшему оперативный позывной Пробой. Крутов лишь невольно посетовал в заключение, что Евгений не в состоянии помочь коллегам в прояснении тайны. Ничуть.
– …Хоть бы малюю-усенькую наводочку дал, – сказал Григорий Иванович.
– Мне он тоже – ни слова, ни полслова, – пригорюнилась Ольга Николаевна.
И оба, не сговариваясь, разом взглянули через окно на балкон, где в кресле сфинксом замер бывший разведчик Евгений Капличный. Может быть бывших чекистов и не бывает, но бывшие разведчики иногда бывают. Бывают…
3
А Евгений Капличный тем временем сидел и сидел на балконе в
инвалидном кресле, абсолютно не реагируя на внешние раздражители. И мысли его вращались и вращались по бесконечному кругу, образуя замкнутый цикл. Он углубился в себя, бесконечно переживая те события, что привели его к провалу. И никому не было дано проникнуть в его внутренний мир. А если бы кто-то сподобился на это, то узнал бы вот что…
Со студенческой скамьи минуло более четырёх лет. Второй
секретарь посла России в США Капличный вполне освоился в новой для себя ипостаси. Он установил обширные официальные связи с научной американской общественностью, не упуская надёжные, отработанные возможности по вербовке подпольных корифеев компьютерного цеха. Уэсли Фаррелл был самым ценным его агентом – самым ценным в прямом и переносном смысле, ибо за «слив» эксклюзивной информации ему платили по высокой шкале.
В ту пятницу на встречу с Фарреллом Капличный приехал в Нью-Йорк из Вашингтона. Из соображений безопасности места явок регулярно менялись. Контакт имел место в боковой полукабинке уютного ресторанчика «Мандалай» на 56-й авеню. Уэсли явился туда, натянув высококачественную плацентарную маску, визуально неотличимую от лица всякого обычного человека. Так что, если бы не условленный сигнал, российский разведчик ни за что не опознал бы в неряшливого вида небритом субъекте (бородой которого так и подмывало подмести пол в харчевне «Три пескаря») собственного агента. Угрюмый бородач, не спрашивая из приличия разрешения, уселся напротив него за столик, заказал тройной виски, с которым расправился за три минуты, и был таков. Внешне самый взыскательный и придирчивый глаз не уловил бы и намёка на взаимодействие.
Вопреки видимости, явка прошла удачно и плодотворно: Уэсли сбросил со своего «мобильника» на сотовый телефон Евгения принципиальную схему действия модернизированного индикатора перегрузки электронной базы данных и подробные чертежи к нему. Капличный со своего телефона, механизм действия которого был основан на принципе неопределённости Гейзенберга, незамедлительно переправил уже зашифрованные данные на специальный аппарат в российском консульстве в Нью-Йорке. Из консульства криптографически обработанная информация будет передана по гарантированным дипломатическим каналам в центр. По окончании сеанса связи резидента с агентом микросхемы телефонов, а вместе с ними и сами следы электронного контакта, были уничтожены Капличным и Фарреллом простым нажатием кнопок.
Номинальный секретарь посла был доволен: Москва заполучила
ещё один инструмент проникновения в электронные сети противника, а значит и инструмент защиты собственных систем. Индикатор Фаррелла чутко фиксировал, когда близился момент переполнения сервера информацией. Тогда самый защищённый технический хранитель банка данных становился доступным для внесетевого сканера, некогда сконструированного неким студентом Капличным. Вот что значит международное разделение труда и кооперация!
Проверяя, нет ли «хвоста», а, равно, вуалируя зависимость своего поведения от визита агента, чекист не покинул ресторанчик вслед за ним. Напротив, он заказал на десерт мороженое и развернул «Нью-Йорк Таймс». Поднося ложечку ко рту, Капличный услышал звонкое щебетание женского голоска, который, в отличие от грубияна-бородача, осведомился по поводу уместности обеда за одним с ним столиком.
– Да-да, мэм, – ответил даме Евгений, мимоходом взглянув на неё, и повторно погружаясь, было, в газетное чтиво. И тут же он вновь, теперь уже ошеломлённо, вскинул на даму глаза, ибо она чрезвычайно напоминала его жену Ольгу: – Да-да, мэм! Прошу вас…
Он вскочил, услужливо отодвигая стул и помогая незнакомке присесть, вопреки американским традициям, введённым феминистками.
– Сп-спасибо! Что-то не так? – порозовела та, уловив чрезмерно
пристальный взор мужчины, и даже посмотрелась в зеркальце, достав его из сумочки, которую она повесила на спинку свободного
стула, стоявшего сбоку от столика.
– Нет-нет, что вы, всё в норме, – успокоил её Капличный. – Обычное мужское внимание к красивой женщине.
– Спасибо, – вторично поблагодарила его посетительница, глядясь в зеркальце и поправляя локоны. – Декорум должен соответствовать правилам приличия, – прокомментировала она свои действия.
– Декорум на должном уровне.
– Иногда ловлю себя на мысли, что я – набор общественных требований, а не свободная уникальная личность, – почти
пожаловалась незнакомка.
– То есть?
– Возьмите причёску – она не та, что симпатична мне, а та, что нравится другим, – пояснила незнакомка. – Фигура – не та, что дана природой для рождения детей, а та, что соответствует критериям подиумов. Поступки – чтобы не осудили. Увлечения – по мотивам престижности. Мода, если употреблять это слово в широком плане, правит нами. И так не только со мной. Так со всеми.
– Логично, – оценив услышанное, согласился её собеседник.
– Постепенно мы превращаемся в ходячий набор социальных функций, навязанных нам извне и по ошибке принимаемых нами за собственную сущность. Мы играем развёрнутую номенклатуру ролей. Человек преимущественно трансформируется в усреднённый невещественный комплекс…э-э-э…общественных отношений, для которого его неповторимое тело составляет жалкий придаток. Тело подобно рикше возит госпожу Общественную Функцию…
Внимая визави, Капличный не мог не признать её правоту, вспомнив, как его назойливо вербовали в спецслужбу. «Живём в мире симулякров»13, – поддакнул он даме.
– …Симулякров?… Именно! – согласилась с ним собеседница. – В результате мы убиваем эксклюзив в себе, послушно следуя за массовым общественным сознанием, – продолжала меж тем собеседница. – А ведь общество может завести нас, бог знает куда. Где критерий того, что свет безгрешен? Где гарантия, что наши
стихийные порывы хуже искусственных моральных заповедей?
– Ого! – вырвалось у мужчины. – Хотел бы я знать, откуда берутся непросто красивые, а ещё и продвинутые женщины? Мне, кстати, вспомнился случай, когда очаровательная блондинка смотрится в зеркало и говорит: «Женщины бывают либо красивые, либо умные. Так это что же получается, я не существую, что ли?»
И собеседники понимающе расхохотались.
– …Я социолог, – в ходе непродолжительной паузы
переключаясь на новую волну разговора, улыбнулась незнакомка. – Вообще-то, я из Кентукки, а в Нью-Йорке осела на полгода: по договору с фирмой провожу исследования. Живу в отеле напротив, – кивнула она на здание гостиницы «Тихая гавань», расположенное через дорогу от «Мандалая». – Обедать забегаю сюда. Барбара, – располагающе протянула она ему руку. – Социолог Барбара Рэдклиф.
– Российский дипломат Евгений Капличный, – приподнявшись, церемонно склонил голову её новый знакомый.
Пожимая пальчики даме, мужчина попытался, было, поцеловать руку, но та не позволила ему сделать этого.
– Или вы не согласны со мной о доминировании навязанной нам общественной функции над телом-аргументом? – осведомилась «социологиня».
– Целиком и полностью разделяю ваше мнение Барбара, – опускаясь на стул, проговорил Капличный. – То, что вы только что, походя, отвергли моё невинное ухаживание, явно идущее от тела, ещё раз подтверждает истинность ваших выводов.
И новые знакомые рассмеялись повторно. И их конгениальность весомо окрепла.
Так они с Барбарой мило проболтали до позднего вечера. И чем дольше длилось их нечаянное рандеву, тем прочнее Капличный подпадал под обаяние американки. Мало того, что она представляла тот тип женщин, что были во вкусе Евгения, так она ещё и излучала некие мистические и непостижимые для ума флюиды взаимопонимания, неудержимо влекущие к ней. Спохватился русский резидент лишь около двадцати одного часа. Расставаясь, он попросил у Рэдклиф (так, на всякий случай) номер «мобильника», и
в этой «малости» она ему не отказала.
Когда они попрощались на улице у входа в ресторан, то дипломат сопроводил долгим-долгим взглядом американку. Золотистый фон заходящего солнца подобно рентгену высветил на горизонте её статную фигуру и стройные длинные ноги сквозь прозрачное платье. И в сей знаменательный миг возбуждённый мужчина заметил пикантный просвет в области промежности Барбары.
Очаровательная дырочка, образуемая линиями внутренней поверхности бёдер и преддверием лона, мерцала при ходьбе «социологини». Русские мужики, лишённые рефлексии в отличие от А.П. Чехова, но наблюдательные там, где надо, окрестили эту часть женского тела «чайкой», ибо при ветре складки дамской одежды, прильнув к паху хозяйки, рисуют силуэт парящей морской птицы. И сейчас на месте «головки» чайки светился просветик величиной с монетку, но по стоимости эквивалентный смыслу жизни иных самцов. В эту самую дырочку заглянул невесомый солнечный лучик, просветив платье насквозь. И Евгению невыносимо захотелось заместить собой бестрепетный глупый луч – внедриться взамен него в манящий просвет, а уже оттуда скользнуть в заветную женскую заводь.
Прибыв из Нью-Йорка в Вашингтон, в посольстве Капличный первым делом овладел женой, приятно изумлённой его покоряющей жадностью. Но даже и утолив острый сексуальный голод, он с исконно мужской одержимостью буквально заставил Ольгу дефилировать голышом по квартире.
– Женчик, хи-хи-хи, да что с тобой?! – ёжась и млея от неизведанных ощущений и от непонимания сути происходящего, хихикала та, прикрывая ладонями то груди, то лобок. – Или что у меня синяк на лодыжке? Так то я при тебе же ударилась о тумбочку…А в остальном я чиста и непорочна, хи-хи-хи…
– Оль, ну убери, убери, пожалуйста, руки, – бормотал Капличный, хищным взором препарируя соматические прелести супруги. – Туда вон пройдись, туда…К окну, к окну…
И измозолив Ольгу взором, он разочарованно вздохнул: увы, не наделила природа его жену той фетишистской изюминкой, что он
тщетно пытался обнаружить.
4
Неделю секретарь посольства подыскивал повод для отлучки в Нью-Йорк. И оказия подобралась в виде международной выставки-ярмарки электронной техники. Прибыв в Нью-Йорк утренним поездом, Евгений связался с Рэдклиф и предложил отобедать в «Мандалае». Поколебавшись, Барбара не выдвинула возражений.
В ресторанчик Рэдклиф вбежала, бурно дыша.
– Дождь начинается, а я зонтик забыла, – посмеиваясь, после взаимных приветствий пояснила она, повесив на спинку бокового стула дамскую сумочку.
– Да-да…Дождь…, – отвлечённо забормотал мужчина, спонтанно «лапая» дамские прелести взглядом и воспринимая её сбитое дыхание отнюдь не в текущем контексте.
– Что?…Опять что-то не так? – засмущалась Барбара, поправляя одежду и теряясь от чувственного напора, подспудно исходящего от мужчины.
– Нет-нет…Всё нормально, всё нормально…, – замотал головой Капличный. – Простите меня! Отвлёкся.
– Вы сегодня странный, Евгений, – напряжённо заметила Рэдклиф, присаживаясь за стол напротив него. – И в телефонном разговоре были так настойчивы…Что…
– Была – не была! – решился тот. – Скажу, как есть. Если вас мои слова оскорбят, то заранее приношу вам свои извинения…Короче…Короче, Барбара, неделя без вас прошла в мучениях. И моя сегодняшняя командировка – исключительно ради вас. Я вас хотел видеть, я вас хотел слышать, я вас хотел обонять и осязать! Потому и был настойчив…И ещё…Я хотел быть рядом с вами. Очень близко – как мужчина к безумно желанной женщине!
– Евгений, умерьте пыл, нас могут превратно понять посторонние, – оглянувшись, попросила его американка.
– Что я вам сказал, невозможно понять превратно, – понижая тон, горько усмехнулся Капличный. – Естественное желание не может быть превратным.
– Но я – замужем, вы – женаты, – кивнула Барбара на его
обручальное кольцо.
– И пусть! – жёстко произнёс дипломат и, глаза в глаза, зримо подтвердил чувства, переполнявшие его. – И пусть! Я согласен с вами, что светские условности заставляют нас играть выдуманные роли. А я хочу быть самим собой. Ну, чем мой стихийный порыв хуже искусственных моральных заповедей?!…И если, вдруг, наши желания взаимны, я, не задумываясь, говорю «да»! Тысячу раз простите меня за дерзость: а вы, Барбара?
– Иугенио! – отчего-то на испанский манер назвала его шатенка. – Так сразу…, – растерянно оглянулась она из полукабинки на зал, заполненный ресторанной клиентурой. – Женщину нельзя ставить в такие рамки.
– Умоляю вас: ответьте!
– Однако…Однако, моя уступка вас же во мне и разочарует.
– Никогда! Ни-ког-да!
– Я…Я, право, не знаю, – закусила губу Рэдклиф, и прикрыла глаза ладонью.
– Барбара, мне так хочется прикоснуться к вам! – с экспрессией изливал переживания Капличный и, не дожидаясь реакции с её стороны, он взял её руку и припал губами к ладони.
Ответом ему было участившееся дыхание женщины. Мужчина склонился к ней через столик, одновременно притягивая её к себе. Он ощутил на своём лице прерывистую частоту вздохов Рэдклиф, шелковистость её волос, а также уловил запах свежести, исходивший от женского тела. Но было неудобно тянуться. И мужчина пересел теснее к ней – на стоявший сбоку стул, едва не уронив сумочку.
– Нет-нет! – испуганно подхватив дамский ридикюль, теперь уже американка заговорила в стиле русского дипломата. – Нет-нет… Здесь же публика. Уж лучше пойдёмте ко мне в отель…
В двухкомнатный номер они не поднялись, а ворвались, томимые нетерпением. Капличный буквально внёс американку туда. Обоим уже не доставало воздуха подобно русским борзым, загнавшим дичь, которую осталось только растерзать. Потому, когда парочка, судорожно сорвав облачение, рухнула в постель, а унисон их пульсации зашкалил за двести, то сладострастные стоны слились с надсадными отрывистыми выдохами, каковыми легкоатлеты-средневики предваряют предынфарктный финиш. При таких обстоятельствах желание первым сорвать финишную ленточку равнозначно прекращению средневековой пытки посадки на кол. При таких обстоятельствах стремительность эмоциональной
разрядки не уступает Большому взрыву во Вселенной…
Насладившись-отмучавшись, Евгений впал в краткий сон, сверху привалившись к Барбаре. Придя в себя, он сполз с женщины, благодарно поцеловал её в шею, зарылся в копну рыжих волос и прошептал ей в ухо:
– Было так здорово!
– Ты был великолепен! – поощрила его партнёрша.
– Ты неподражаема!
– Ты супер!
– Милая Барбара, можно…Можно попросить тебя о…об одном одолжении?
– Слушаю тебя, мой дорогой.
– В прошлый раз ты уходила от меня, и тебя насквозь просветило солнце. Ты была потрясающе красива! Воплощение грации! Мне хочется…Мне хотелось бы, чтобы ты сейчас нагой встала у окна, и это видение повторилось…
– Иугенио…
– Умоляю тебя, моя драгоценная!
– Кгм, – польщено кашлянула любовница. – Так и быть. Эксклюзивно ради тебя.
И Рэдклиф, словно породистая кобылица, знающая себе цену и не раз побеждавшая на выездках, элегантно продефилировала к окну, не забыв надеть босоножки. Там она столь отрепетировано подбоченилась, что её впору было выпускать на подиум.
– Богиня! Афродита! Барби, ты – чудо! – не скупился на комплименты Капличный, коварно преследуя свой замысел. – Милая, сомкни, пожалуйста, ноги.
– Что?
– Милая, умоляю тебя, сдвинь, пожалуйста, ноги. Ну, поставь их
вместе.
Недоумённо склонив голову, Барбара последовала его воле. И Евгений наконец-то увидел то, чем неотступно грезил последнее время: манящий просвет величиной с клубничку. «Свет в конце туннеля, – подумал он, ощущая, что невероятной мощи рефрактерная подъёмная сила вздымает в нём всё и вздыбливает его самого с постели. – Свет в конце туннеля. И, кажется, сейчас в него въедет бронепоезд…»
От предчувствия истомы нового Большого взрыва мышцы его тела сократились до состояния чугунного окоченения. Приблизившись к Барбаре, он опустился на одно колено, каменным истуканом обхватил её за бёдра и припал к мистическому месту идолопоклонения. Заполучив странную порцию компенсации, он встал и с животным наслаждением внедрился в заветный просветик, а уже оттуда скользнул в заповедную женскую заводь…
5
От любви у женщины напрочь «срывает крышу». Типичный мужчина тем и отличается от типичной женщины, что даже в момент разгула самой дикой страсти самоконтроль «до последней черты» в нём не отключается. Закономерно, что сознание разведчика Капличного уже при первой близости с Рэдклиф подавало робкие сигналы опасности. И каждый раз, по мере физиологической растраты мужских ресурсов и сексуального насыщения американкой, подавление разума половым желанием в нём ослабевало и ослабевало.
Третье рандеву с любовницей у Капличного протекало в том же ключе: от стадии животной оргии в дебюте свидания до сдержанных плотских утех перед расставанием. Изголодавшийся Евгений не давал покоя Барбаре всю ночь, и неудивительно, что перед рассветом она крепко уснула. Последний раз Капличный овладел ею не в кровати, как обычно, а на гостиничной тахте, и сейчас у него затекло плечо, на котором женщина прикорнула.
«Социологиня» пребывала в безмятежной «отключке» и даже слегка похрапывала, тогда как Евгению досаждали угрызения
совести за очередную уступку похоти.
«Давай-ка, парень, проанализируем здраво, что тебя так тянет к ней? – насмешливо делилось с ним сомнениями рефлексирующее сознание. – Живей пораскинем мозгами в фазе восстановления предстательной железы, пока она не выработала новую партию спермы, ибо сие будет означать очередное возвращение к «дерби в горизонтальной плоскости по сильно пересечённой местности». Итак, объяснение наиболее элементарное: Барбара в твоём вкусе. Это так? Конечно. Далее, она похожа на Ольгу. Что ж, и такой нюанс присутствует. Третье. Объективно говоря, внешне Барбара, пожалуй, несколько превосходит Ольгу, а в постели – существенно изощрённей твоей жены. Да? Да, водятся такие плюсы за американочкой. Теперь взвесим минусы. Барбара проигрывает Ольге в молодости и свежести. И в духовной близости – тоже. И ты, парень, у Барби далеко не первый, не единственный и не неповторимый, в отличие от Ольги…И что: здесь зарыта собака? Нет-нет, что-то не то…Эта выборка сравнений и преимуществ если и годится, то лишь по мотиву «хороша на одну поллюцию». Вряд ли она объясняет то навязчивое предпочтение, что тобой отдаётся темпераментной шатеночке.
В таком разе, попробуем зайти с иной стороны, – не унималось в Евгении рефлексирующее «я». – Барбара интеллектуалка? Несомненно. Мыслит на одной с тобой волне? В некоторых вещах, вероятно, да. Хотя, вспоминая все эти словеса и прочие турусы на колёсах позже, там, в Вашингтоне, с точки зрения чистой логики ты ничего сногсшибательного в них не находишь. Что ещё?…Да по большому счёту, перечень приоритетов социологини из Кентукки иссяк. Прямо скажем, перечень не очень впечатляющих преимуществ.