Генри почему-то вспомнил об этом визите. Зачем вспомнил, не понимал, но перед глазами стоял этот угловатый неуклюжий русский, который тогда скромно появился на веранде кафе, не решаясь подойти. Этот русский совсем не походил на прочих на его острове – замечательный малый, который создал гениальную установку, но теперь оказался не у дел. Его детище работало, Вилли теперь справлялся с ней сам. И сейчас, когда голова была занята проклятой войной, он зачем-то вспомнил этого человека. А голова шла кругом. От осознания неизбежности, когда все сводилось к одному проклятому дню и часу, он впервые почувствовал себя неуверенно, почувствовал человеком, который был не в состоянии принять правильное решение. А тут этот физик, который, как, впрочем, и остальные на острове, не в силах был ему помочь.
– Ах, Леонид! – поздоровался тогда он, – присаживайтесь, – и вяло кивнул, приглашая к столу.
– Мне нужно с вами поговорить, – волнуясь, произнес тот.
– Да-да, слушаю вас, – вежливо отозвался Генри.
– Доброе утро…, – неуверенно повторил Леонид. Он был чем-то озадачен, и Генри было любопытно за ним наблюдать, он с интересом и вниманием уставился на физика. Этот твердолобый, прямолинейный мужчина совсем не умел вести себя в обществе. Такие люди обычно не добиваются ничего, а своим характером портят все. Но, если вспомнить, чего добился и сделал этот человек – можно было бы забыть о его дурацком характере и поставить ему памятник где-нибудь у причала, а, может быть, в самом центре острова… Да что там острова. Там, на Большой Земле, поставить прижизненный монумент и поклоняться ему. А сейчас этот человек стеснялся начать разговор и робко смешался, краснея.
– Я закончил работу над вашей установкой, – наконец вымолвил Леонид и снова замолчал.
– Я в курсе, и?… Теперь хотите отправиться домой? – спросил Генри.
– Домой?… Да, домой,… конечно, домой! – зло и обреченно ответил тот, словно только что принял для себя непростое решение.
Генри с вниманием посмотрел на Леонида, – Зачем? – наконец произнес он, лукаво улыбаясь.
– Мне нужно работать,… я должен делать свое дело, – тупо, упрямо пробубнил Леонид.
– И для этого вам нужно возвращаться домой? – Генри снова улыбнулся. – Что вы будете там делать? Оббивать пороги уважаемых учреждений?… Как странно устроен мир, Леонид, не правда ли? Миллиарды людей нуждаются в чем-то новом, необходимом для их жизни. И вот появляется он – человек, гений, которому это удается, он приносит свое открытие, отворяет двери, дарит его людям,… но нет! За теми дверями сидят чиновники, правители, хозяева. А они, словно, с другой планеты. И тут все только начинается. И уже кажется – проще было сделать открытие, чем донести его до человечества. Факел затухает по дороге. И мысли приходят в голову: а может это никому не нужно, не столь ценно, как казалось когда-то, не интересно. Труд летит в корзину с мусором, а человек, опередивший время, бесцельно проводит остаток дней в поисках правды и признания. Выращивает на подоконнике цветы, одиноко бродит по улицам в толпе людской, и никто не узнает того, что сделал он!..
Генри замолчал, глядя куда-то вдаль. Потом машинально повторил:
– Никто не узнает… Никто!..
– У вас что-то случилось? – удивленно спросил Леонид.
Генри очнулся. Он действительно был в растерянности, а проблема, которая так волновала его в последние дни, не давала покоя. Поэтому был рассеян.
– Нет, Леонид… А, может быть, да… Так, немного устал, давно не был дома, там, куда вы так стремитесь…
Но, собравшись с мыслями, горячо заговорил:
– Да, не хотите вы домой, черт вас побери, потому что все понимаете! Просто, стесняетесь просить меня о том, о чем обязаны просить! Вы – гений, Леонид. Гений, но русский медведь. Вам проще уехать, чем унижаться. Только, нет в этом ничего унизительного – потребовать от таких как я условий для работы, потому что о нас не вспомнит никто, а вашим именем назовут планету, до которой долетят с помощью вашего двигателя… Извините за многословность. Что-то сегодня я… У вас, Леонид, будет всё для работы на моем острове. И если вы не можете потребовать от меня необходимого, значит я сам буду вынужден просить вас, чтобы вы остались и работали. И сделаю для вас все.
Леонид покраснел, удивленно посмотрев на Генри.
– Кстати, хотел вас спросить об одной вещи…
Генри замолчал. Какая-то птица подошла вплотную и нагло, прямо со стола, стащила кусок хлеба. Генри улыбнулся, потом устало спросил:
– Зачем сейчас нужен там, на «Большой Земле», ваш двигатель? – он неожиданно задал этот вопрос, и Леонид не знал, что ответить. – Вы обо всем знаете. Осталось полтора года, а потом…
– У вас ничего не получается? – наконец произнес Леонид.
Генри на минуту задумался, устало на него посмотрел и грустно закончил:
– Все получится. Обязательно получится. Работайте, Леонид. Все будет хорошо!..
Физик кивнул и удалился, а он долго еще сидел и смотрел вдаль океана, размышляя:
– Зачем нужен этот двигатель? Почему сегодня нужно заниматься такими вещами? Зачем все это, когда осталось всего полтора года, и голова идет кругом… Но, тогда, зачем нужны поэты и художники, музыканты, ученые? А зачем нужен остров – наследие деда и его компаньона? Может быть, эта коллекция и составит на острове общество, которое возродит цивилизацию. Ведь, не зря же он, как истинный меценат, по крупицам собирал здесь то уникальное, великое, что должно сохраниться и жить…
Это произошло всего пару недель назад. Тогда Генри выполнил обещание – отдал распоряжение дать физику свободную лабораторию и привезти для него оборудование, которое тот просил.
Генри снова очнулся от своих мыслей и посмотрел на Вудли, а Вудли без всяких эмоций на него. Сказать им друг другу было нечего.
Потом скатал комочек хлеба и протянул птицам:
– Подойдут или нет? Возьмут ли с руки? – загадал Генри. Одна, по-видимому, самая смелая, сделала пару шагов, потом отвернулась, презрев угощение, но неожиданно вытянула длинную шею и выхватила мякиш прямо из рук. Генри засмеялся и подумал:
– Конечно, чего им бояться? Уже около 50 лет они не знают, не ведают, что такое опасность, ходят себе по пляжу, едят корм. Не знают, что такое война – а у каждого она своя. Дед на этом острове подарил им мир, спокойствие. А что будет там – «наверху» им неведомо, не интересно – 65 миллионов лет спустя – это так далеко – призрак, утопия.
Вудли внимательно поглядывал на Генри, не понимая, что беспокоит шефа на этот раз. А Генри мучительно размышлял:
– Стоило Вудли спасти чертов корабль и решить проблему, как она появлялась с точностью до часа и секунды в том же времени, но в другом месте. Какая-то игра, злой рок, судьба. То, что должно было случиться, происходило, и, видимо, неминуемо должно произойти. С кем посоветоваться, что предпринять, как избежать этого проклятого часа и дня, Генри не знал. Эта дата на календаре и стрелка на часах сходились в магической точке, притягивая роковое событие, которое должно было неминуемо случиться. Какой-то злой гений неумолимой волей, безжалостным перстом уже начертал этот день и час, и обойти, отменить его было невозможно.
Неделя назад:
На сей раз группа террористов захватила установку с ядерной боеголовкой, выдвигая условия. И уже не нужно было смотреть на часы, оставалось только одно – снова и снова посылать людей в одно и то же время, но разные горячие уголки на Земле…
Снова инструктаж. Генри вынимает бумаги и бросает их на столик перед Вудли. Тот невозмутим:
– Группа террористов захватила установку с ядерной боеголовкой… выдвигает условия…. Миллиард долларов… Ха-ха-ха – миллиард долларов наличными!.. Координаты… Место встречи! – читает документы Вудли.
– Время, как понимаешь, тоже!.. Кто-то в небе начертил эту дату, – медленно серьезно произнес Генри, – водя рукой, – и теперь она светится в темноте. Дьявольская, мистическая точка во времени!
Вудли снова внимательно посмотрел на Генри-философа или скорее на уставшего человека, который медленно начинает сходить с ума.
– Мистер Генри, ничего страшного не случилось, будем работать, – успокоил он его.
Вечерело. Две группы вооруженных людей сходились в лесу на небольшой заснеженной просеке. С одной стороны стояла колонна, состоящая из нескольких грузовиков, с другой подъехала военная машина, оснащенная ракетной установкой. Каждая группа охраняла свой груз. Два человека сошлись, о чем-то поговорили, потом отправились к одной из машин. Они откинули с нее брезент, и один полез внутрь. Разрезав картонный ящик, вынул пачку денег. Разорвал ее, и посыпались купюры. Человек поднес скомканную горсть купюр к глазам, понюхал, вытер лицо, чихнув, высморкался в нее, как в салфетку, и радостно отшвырнул вглубь машины.
– Пересчитывать будешь? – весело спросил Вудли. Тот спрыгнул с борта машины, отряхнул руки и ответил: – Нет, не буду. Верю… Тебе верю…
Махнул рукой, и его люди подкатили машину с ракетной установкой. Вудли хотел было сесть в кабину и уехать, но зачем-то спросил:
– Если бы тебе не заплатили, когда бы ты запустил ракету?
– Завтра! – радостно ответил тот.
– В 10.00 утра? – спросил Вудли.
– Да!? – удивился тот, – а откуда ты знаешь?
Вудли, не ответив на этот вопрос, и задал еще вопрос:
– А почему ты выбрал именно это время?
Тот осклабился, мгновение подумал и ответил:
– Это не я его выбрал. Это время выбрало меня! Давай, – и махнул на прощанье рукой. Люди начали забираться в машины, колонны разъезжаться в разные стороны. Когда те удалились на 200 метров, Вудли в рацию произнес:
– Можно.
И в вечернем небе прочертили траекторию две ракеты. Они с грохотом вонзились в центр колонны террористов. Взрыв и снегопад из денег просыпался на белые сугробы с небес…
– А теперь я тебя выбрал, – пробормотал Вудли. Он постоял немного, посмотрел на падающий вихрь летящих купюр, забрался в кабину и уехал…
Это произошло неделю назад, а теперь, сидя с Вудли в кафе, Генри продолжал размышлять:
Совет квалифицированных экспертов рекомендовал одно – локализация конфликта, предотвращение и предупреждение на месте. Но, как можно локализовать ветер, который дует, куда ему вздумается, предотвратить дождь, поливающий холодными каплями землю, предупредить неизбежное… Предопределение…
Опять это слово всплыло в памяти. Неужели писатель прав? «Время стряхнет нас, как крошки со стола, и на этом все закончится». Но тогда какой выход? Вудли сидит напротив, пьет виски, он спокоен. «В любое место, в любое время я отправлюсь и решу любой вопрос, – скажет он. – К чему так беспокоиться?»
– Но нет гарантии, что после твоего возвращения в тот же проклятый миг не произойдет подобное, только в другом месте, – думал Генри.
– Значит, я снова отправлюсь туда и снова заткну чертову дыру, это моя работа. – Вудли, словно читал его мысли, он отхлебнул немного виски и бросил кусочек хлеба птице.
– И так до бесконечности, – молчаливо возразил Генри. – А время все уходит, оно сжимает реальный срок, который остается до конца. Так уменьшается кусочек хлеба, который бросаешь птицам. Но птицы переживут, а человек, люди, человечество?
Генри был в тупике. Он впервые не знал, что делать. У него не было плана. Они с Вудли уже месяц затыкали дыры, но болезнь прогрессировала, и пациент был обречен. На его судьбе, как зубилом по граниту, был начертан приговор, и этот камень неминуемо превращался в надгробную плиту. А птицы все ходили, расправляли красивые крылья, помахивали ими, и, словно, говорили:
– Брось нам свое лакомство. Брось этот белый мягкий кусочек хлеба, а остальное так далеко, так нереально, что не имеет никакого значения, не имеет смысла…
И тут он, глядя на невозмутимого Вудли, в ужасе понял: Все это время они собственными руками провоцировали войну. Каждый раз, посылая туда людей и устраняя конфликт – убивая, взрывая, уничтожая – делали это теми же методами. Нельзя на крови построить Храм. Нельзя войной уничтожить войну. В этот миг для него все стало настолько очевидным, что он оторопел. И сколько еще раз они будут появляться со своим оружием там наверху, столько раз мир перевернется и будет разорван в клочья! Та роковая дата притягивала их, как в воронку, приглашая войти, что-то придумать, изменить, разорвать порочный круг, но появлялся Вудли…
Тогда, что же делать? – в ужасе замер он. – Не делать совсем ничего? Неужели мы проиграли эту войну? – обреченно подумал он.
23
Прошло три месяца. Теперь Леонид был абсолютно свободен на пути к своей основной цели. Установка работала. Его помощь больше была не нужна – Вилли сам прекрасно справлялся с гигантским огненным монстром. Там постоянно шли испытания, вернее, ее использование. Казалось, политики, наконец, добрались до желаемой игрушки, пытаясь перестроить сквозь время целый мир. А тот мир с их политикой его совершенно не интересовали. Конечно, иногда он вспоминал Москву, белый пушистый снег, зиму. А она как раз сейчас была где-то там, заметая снегом московские улицы всего в 65 миллионах лет отсюда. Люди ходили в шубах, шапках, дети катались на санках и коньках, будки с мороженым простаивали в ожидании покупателей, но никто не обращал на них внимания, все скользили по этому снегу и льду, по своим зимним делам. А тут каждый день только горячее солнце и теплый океан. И еще работа. Работа, которая, наконец, давала ему возможность построить фотонный двигатель и перевернуть этот мир и холодныйю. зимний мир тоже где-то там «наверху»… А еще Валери…
Та зима иногда не давала ему покоя, работа не оставляла времени, а Валери не давала заснуть. Иногда, закрывая глаза и собираясь увидеть первые сны, он видел ее. А однажды теплым шумным вечером в толпе гостей острова на набережной, прогуливаясь с писателем, он встретил ее… (С Юрием он общался часто, тот был интересен ему. Прочитал несколько его книг. Удивительное, странное чувство возникало после прочтения. Казалось, что написаны они не о прошлом, не о настоящем, а о будущем, которое так волновало автора, и ничего настоящее этого будущего не существовало.)
И однажды он встретил ее. Вернее их. Валери шла вдоль берега, босыми ногами касаясь вечерних ласковых волн, держа за руку какого-то незнакомца. Так они босиком шли по пляжу, пока не натолкнулись на них. Его словно ударило разрядом тока, подтолкнуло, выбросило на берег, где не так давно утром он любовался девушкой. Но теперь эти двое вежливо поздоровались и пошли каждый своей дорогой… Еще какое-то время писатель и физик брели, забыв о своей беседе. Леонид уже не помнил, о чем они говорили, а Юрий не собирался вспоминать, заметив взгляд своего друга.
– А почему бы тебе не оказаться на месте этого барона? – неожиданно спросил его Юрий.
– Барона? – рассеянно повторил Леонид.
– Какого-то баловня королевских кровей, который имеет неплохой тенор, кучу денег, и не более того…
– Может быть, ей нравится, как он поет? – рассеянно пробурчал физик.
– Не валяй дурака. Мне показалось, что ты не прочь сменить мою компанию, и был бы абсолютно прав. Охота проводить вечер со стариком, когда рядом такая женщина…
– Что ты предлагаешь сделать с этим бароном? Дать ему в морду? – спросил Леонид.
– Хотя бы это. Женщина не терпит безразличия. А после такого поступка на острове, может быть, появится полиция… Шучу! Но, ты просто болван! Если она тебе нравится, почему теряешься? Ты – Леонид Громов, русский ученый, молодой сильный мужик, а там какой-то барон…
– Но война…, моя работа и вообще…, – сказал Леонид.
– Войны были всегда, а любовь никто не отменял. И ничто никогда не мешало быть людям вместе…
– Пожалуй, нужно зайти в этот бар, – и Леонид указал на дверь ближайшего заведения.
– Пожалуй, – согласился писатель, украдкой улыбнувшись, и они скрылись в спасительной гавани для таких же одиноких холостяков…
24
После того, как Леонид получил все необходимое, он просиживал в лаборатории сутками. Наконец он создавал двигатель. Перед ним была масса деталей и элементов будущей модели. На бумаге он уже нарисовал ее, мысленно построил, даже испытал, но теперь на какие-то мелочи уходили дни и недели. Одно дело придумать и замахнуться на что-то новое, глобальное, но совсем другое – воплотить это в куске металла, в небольшом объеме и сделать так, чтобы оно работало на любой машине, станке, лодке или самолете. Как ни казался грандиозным их проект на берегу, результат был бесформенным и не имел очертаний и границ – только огромный океан и пляж, где можно было до бесконечности увеличивать мощность и размеры установки. И совсем другое – из ученого, из физика, лабораторного червя превратиться в виртуозного инженера, когда гениальная идея уже разработана, опробована, оставалось придать ей форму и размер, поместив пылающее огненное сердечко в маленький изящный корпус будущего двигателя. Вот когда начинался высший пилотаж.
Когда-то великий да Винчи, получая заказы, быстро придумывал идею и саму картину, но потом, пользуясь уникальной техникой, писал по тридцать, по сорок слоев, накладывая краски на полотно, прорисовывая каждую деталь и мелочь. На это уходили годы. Заказчики роптали, нетерпеливо ожидая, отказывались платить, но когда, наконец, им показывали работу, прощали все и в восхищении преклоняли головы перед мастером.
Сейчас Леонид сидел за столом лаборатории, а перед ним был небольшой корпус мотора. Он был сделан на заводе по его чертежам там, «наверху», скорее всего, маленькими трудолюбивыми руками китайского инженера, который на расстоянии 65 миллионов лет ломал себе голову, для какого двигателя может быть использован такой корпус? Снова не понимал, но идеально с чертежа воплотил в металле его замысел, и теперь Леониду оставалось только – собрать все, как детский конструктор, и проверить его работу уже здесь, в далеком прошлом. Иногда даже чувствовал, что находится не один, китайский инженер где-то рядом, он смотрит, помогает, дышит с ним одним морским воздухом. И не было так одиноко. Но это чувство пропадало, как только покидал лабораторию, шагая по острову, и вспоминал Валери, в который раз оставаясь наедине с собою.
– Чего я стесняюсь? Нужно разыскать ее и все. А дальше пусть решит сама, кто ей нужен, – однажды принял он такое решение.
На острове был большой яхт-клуб, и каждый желающий имел возможность выбрать себе корабль или лодку, плавать на ней, жить, ездить на далекие дикие острова на сафари, да все, что угодно. «Чертов коммунизм» – как когда-то назвала все это Валери. И однажды Леонид вспомнил ее слова.
Он, выбрав небольшую яхту, желая научиться ею управлять, отчалил от пирса и, помахав на прощание инструктору, одиноко поплыл по волнам.
– Сказочное удовольствие – плавать на таком замечательном судне, – думал он, отплывая от берега, а вокруг только океан, высокое небо бесконечным голубым куполом накрывающее водную стихию, их маленький островок, и он, один у штурвала корабля. Капитан – без команды, адмирал флотилии, состоящей из одного корабля, – смеялся он над собою, продолжая плыть. Его целью было – освоить корабль, а потом проверить на нем свой двигатель. Для настенных часов тот был слишком велик, для электростанции мал, и тогда он подумал, что задуманный размер двигателя как раз подойдет для любого автомобиля или лодки… Автомобиль? К черту! Лодка намного интереснее, ведь не зря же он находится на острове! Поэтому сейчас учился ею управлять…
Он несколько раз обошел остров, научился причаливать, ровно швартоваться у пирсов, и, уже собираясь обратно, его внимание привлек шум за скалой. Нет, не шум – это была музыка или, скорее, пение. Он подошел ближе. На камнях стоял человек и пел тенором какую-то арию. Какую, Леонид не знал, да и не важно это было, а важно было то, что рядом покачивалась на мелких волнах небольшая яхта, где на корме сидела Валери. Она откинулась на широком кресле, загорала и слушала. Кровь прилила к лицу физика. Он выключил мотор, неотрывно следя за этими двоими, и никуда уплывать не собирался. Он готов был остаться здесь навсегда, позабыв о делах, готов был бороться за женщину, которую так нелепо потерял когда-то, но теперь увидел вновь. А чертов барон, ничего не замечая, самозабвенно выводил рулады. Он взбирался все выше и выше по камням на макушку скалы. И чем выше он поднимался, тем красивее и мощнее становился его голос. Певец знал, что им, безусловно, восхищаются и испытывал сказочное наслаждение. Ни одна женщина не могла устоять перед ним и его удивительным тенором, поэтому сейчас он наслаждался собою, и этой очаровательной француженкой, которая, безусловно, принадлежала только ему одному… Ария закончилась, тенор постепенно вышел из вокального транса, грациозно склонялся в поклоне, но аплодировать было некому и бросать букеты тоже – прекрасная женщина исчезла из его лодки, из его жизни навсегда…
– Как он удивительно поет, – думала она. – Он так любит, когда им восхищаются, такой изысканный и тонкий, как женщина.
Тенор уже пел свою вторую и третью арию, а она в перерывах (антрактах) махала рукой, щурясь от яркого солнечного света.
– Но, иногда так хочется, чтобы тебя просто взяли сильными мужскими руками, ничего не пели, не говорили и куда-нибудь унесли, похитили – а, куда? Все равно…
Она уже засыпала. На жарком солнце ее разморило от высоких нот и размеренного покачивания лодки, и больше она не думала ни о чем. А во сне показалось, что какой-то мужчина склонился, заслоняя солнце своей широкой спиной, легко поднял ее и унес в неизвестность. Пение становилось все тише, и только ровное урчание мотора и плеск волн…
Поэтому, когда открыла глаза и увидела его, ничего не сказала. Так за ней еще не ухаживал никто. И приятная дрожь пробежала по телу. Леонид сидел рядом, смотрел на нее, а она улыбалась своими зелеными глазами и знала, что они ему нравятся, и она нравится тоже. А лодка, словно понимая, тихо урча моторами, уносила их от этого берега в неизвестность океана, в неизвестность их новой жизни, их новой мечты…
25
Леонид завершал работу над своим двигателем. А в жизни произошли некоторые изменения, и он даже удивлялся, что иногда заставлял себя покидать Валери и отправляться в лабораторию. Но, у нее тоже была работа, поэтому вечерами после большого дневного расставания они с удовольствием встречались вновь и были вместе…
– Неужели женщина может заменить дело всей твоей жизни? – протестовал его разум. – Конечно же, нет!
– Неужели он сможет без нее? – пело в душе, – конечно, нет. Тогда, как выбирать? А нужно ли? Всему свое место и срок.
Наконец он успокоился, он ответил на все вопросы. А еще заметил, что теперь, даже в ее отсутствие, в лаборатории делал все как-то по-другому и делал это для нее. Валери тоже с радостью ждала вечера, и следующего тоже. Может быть, он не пел так замечательно, как тенор или баритон, но этот русский!.. Как сказал когда-то Генри: «У нас сегодня русский день». И теперь ее «русский день» наступал снова и снова, не заканчиваясь никогда. Он был всегда рядом, и больше не хотелось ничего. А время шло, оно сжималось в призрачное облачко, неуловимо таяло, растворяясь, оставалось совсем немного – год и еще пара месяцев, несколько дней, часов, а потом…
Генри, привычно сидя на любимой веранде, бросил последний кусочек хлеба птицам. Одна, самая быстрая, подскочила и выхватила добычу из-под носа других. Ей повезло…
– Вот так, – подумал он, – и люди, совсем немногие, получившие билет в свое будущее, спасутся в этом далеком прошлом, а другие останутся там и закончат свой путь все вместе в проклятый час навсегда. Повезет немногим, и как изменить, как спасти тот мир, он не знал. Чтобы они не предпринимали, финал был неизменным, до конечной даты оставалось всего год и два месяца. Вудли всегда был рядом, он был невозмутим, спокоен, уверен в себе, он мог сделать все: пресечь любую провокацию, устроить переворот, начать или остановить конфликт, но тот мир и тех людей он переделать не мог. Этого он не понимал, потому был бесполезен и помочь не мог ничем…
Генри присмотрелся, и с удивлением наблюдал за происходящим. Пестрые птицы в панике испуганной стаей бросились в разные стороны, шарахнулись и улетели прочь. А мимо них вдоль берега стремительно проплыло небольшое суденышко. Гул его двигателя был еще слышен, когда с другой стороны уже появилась точно такая же лодка. И она, промелькнув, исчезла вслед за первой, потом еще и еще. Целая флотилия одинаковых моторных яхт, следуя с небольшим интервалом, пролетали мимо. За короткое время их можно было насчитать штук пятьдесят. Все они были одного размера и цвета, как будто их спускали с конвейера. И все они с сумасшедшей скоростью пролетали мимо.
На острове не было такого количества одинаковых лодок этого размера – две или три, не больше. Генри прекрасно знал «парк» своих кораблей и не понимал – откуда эти? Неужели экспансия? Неужели канал найден, и теперь флотилия маленьких кораблей ворвалась в их пространство? Но это невозможно! Сегодня канал закрыт, а установка Вилли выключена, уже несколько недель ей не пользовались. Может, это Вилли, соскучившись по работе, что-то натворил? Вудли встал, взял у бармена бинокль и внимательно посмотрел вдаль. Он едва успевал настигать лодки прицелом бинокля, как те скрывались за далеким краем острова. Их уже проплыло, наверное, больше сотни, но они все прибывали и прибывали.
– Это Леонид! – вдруг воскликнул Вудли… – А это Валери! – снова произнес он… – и Леонид тоже… В следующей лодке тоже Леонид. Это одна и та же лодка! Генри, эта одна лодка, но она кружится вокруг острова с непонятной скоростью!
Генри выхватил бинокль, и теперь сам наблюдал за этой гонкой.
– С сумасшедшей скоростью! – подтвердил он и добавил: – Он сделал это! Ну, русский! Вот чертов физик, посмотри, что он творит!
А на берегу начали собираться случайные прохожие, уже небольшая толпа зевак стояла неподалеку, и люди неотрывно следили за лодкой. А та, перестав исчезать, теперь рисовала восьмерки и широкие круги в океане у всех на виду.
– Ты сумасшедший! У меня кружится голова, – закричала Валери…
Когда он пригласил ее на небольшую прогулку, она не ожидала таких маневров. И, действительно, сначала лодка размеренно плыла вдоль берега. Потом Леонид увеличил скорость, и та, легко набирая обороты, пошла быстрее.
– Откуда у Генри такой быстрый корабль? – подумала она.
– Еще быстрее? – спросил Леонид.
– Да, – засмеялась она, будучи уверенной, что быстрее невозможно. Тут все и началось. Теперь они, как на большой карусели, вращались вокруг острова, а центробежная сила уже сносила их к бортам. Леонид захотел сбавить скорость, но не тут-то было. Энергия фотона, впервые вырвавшись, ни за что не хотела останавливать свой разбег. Она только начинала жить, действовать, а корабль все набирал обороты. Люди на берегу едва успевали следить за судном, а эти двое, вцепившись в панель приборов и штурвал, едва не улетали в воду.
– Я тебе обещал сюрприз? – перекрикивал порывы ветра Леонид – Значит, будет сюрприз!
– Притормози!
– Не могу!
– Останови!
– Не могу!
Они хохотали, как сумасшедшие…
Наконец, Леониду все же пришло в голову прекратить это вращение, и он выпрямил курс. Лодка, как самолет на взлетной полосе, продолжала набирать скорость, теперь они за считанные секунды преодолевая целые километры. А впереди был бескрайний океан! Тогда они широко повернули, снова повернули. Что дальше? Оставалось только взлететь! Но их корабль не был готов к такому, он не умел летать! Винты вращались, как сумасшедшие, и тут люди на пляже увидели, как вода, вылетающая из винтовых лопастей, закипела и длинным шлейфом горячего пара потянулась за лодкой. Винты раскалились докрасна, и было непонятно, на чем они могли держаться при такой скорости. Потом лодка сделала еще пару кругов, на каждой волне подпрыгивая, пролетая десятки метров, опускалась, но снова искала новую волну и снова летела. Она училась летать! И так без конца! Что дальше?! И тут стало ясно, что она готовится к решающему прыжку…
Вудли в прыжке профессионала накрыл своим телом Генри, которого сбил со стула, и в этот миг оба винта, как две раскаленные юлы, оторвались от лодки и полетели в сторону берега. Они пробили первую стену кафе, потом вторую и взмыли высоко в небеса. Где они носились, никто не видел, сколько это продолжалось, никто не помнил, потом две светящиеся точки, бумерангами промелькнув в вышине, вернулись, врезавшиись в стену кафе, где и остались навсегда… А маленькое яркое сердечко там, на лодке, в глубине мотора, смеялось и выравалось наружу. Оно было еще несмышленым ребенком, ему можно было простить все.
– Вот!.. Вот что мы будем делать! – заорал Генри, усаживаясь на полу. Он произнес это тоном человека, который только что сделал открытие, и теперь, не отрываясь, смотрел на этих двоих – Леонида и Валери, которые, мокрые от соленой воды, растерянно сидели в лодке, потерявшей управление. И сразу все само собой улеглось в голове:
– Фотонный двигатель! – лихорадочно бормотал он. – Бесплатное топливо! Мы дадим людям колоссальную энергию, которую можно будет использовать везде! Это рывок в науке и производстве. Они перестанут воевать, будут строить, будут жить и получать удовольствие от жизни, черт возьми. Нельзя затыкать дыры, когда планета как решето. Нужно исцелить тело цивилизации, тогда она с благодарностью сохранит души, живущие в ней. Нужно просто сместить акцент, принести что-то новое, отвлечь их от привычной рутины, тогда появится надежда… А, значит, жизнь…
Тем временем физик, взяв в руки весла, уже отбуксировал свою лодку к берегу. Эти двое, как после аттракциона в парке развлечений, с трудом выползли на берег и, шатаясь, едва добрались до столика в кафе. Вернее, уселись под столиком на полу рядом с Генри.
– Русские горки, Леонид? – весело спросил Генри. – В следующий раз полет в небеса?
– Вроде того, – подмигнул Леонид.
– Тебе понравилось? – обратился он к Валери.
– Да уж! – восторженно ответила она, тряся растрепанной головой. Он засмеялся, люди вокруг тоже начали смеяться, поздравлять физика с новым изобретением. Женщины смотрели на него с удовольствием, а на Валери с завистью, и если бы здесь находился всем знакомый тенор, наверное, растрогавшись, он спел бы пару арий из своего репертуара, простив им все… Потому что гению нужно прощать все…