Я опустился на холодный пол и обхватил голову руками. Когда я плакал в последний раз? В далеком детстве, на похоронах матери. С тех пор ничто не могло выжать из меня слезу. До нынешнего момента. Да, я плакал, навзрыд, как ребенок, не думая, слышит ли меня кто-нибудь. Все мое существо переполняла безысходность. Счастливая жизнь с любимой женщиной, начавшаяся совсем недавно, подошла к концу так быстро и глупо. Безумное желание вернуться в прошлое и все изменить терзало душу и наполняло тело еще большей болью.
Не знаю, как я сумел уснуть – похоже, в какой-то момент мое сознание просто отключилось. Пришел в себя от безжалостного пинка в плечо.
– Поднимите его!
Я узнал голос Кирка Галлена и кое-как поднялся без посторонней помощи. Что, признаться честно, было не так-то уж и легко – руки и ноги одеревенели, голова все еще кружилась, во рту было сухо от жажды. Рядом с Галленом стоял вчерашний безымянный гвардеец с листом бумаги в руках.
– Подпиши, – он протянул мне бумагу и карандаш.
– Что это? – я вглядывался в буквы, но перед глазами все расплывалось.
– Признание в измене.
Я поднял глаза сначала на гвардейца, потом на Галлена. Тот стоял с невозмутимым видом, но я понимал, происходящее доставляло Кирку ни с чем не сравнимое удовольствие.
– Ты же понимаешь, что мы заставим тебя подписать признание?
Да, я понимал. Но… Сдаться так сразу, без малейшего сопротивления?
– Глупо. Очень глупо, – Кирк покачал головой, а гвардеец забрал бумагу у меня из рук. – Стража! Отведите заключенного в комнату пыток.
– Лучше я умру, но имя мое не будет запятнано! – прошипел я. Бравада, это была только лишь беспочвенная бравада. Все это прекрасно понимали.
Меня поволокли темными коридорами, казалось, в саму преисподнюю. Я обливался потом от ужаса, едва сдерживаясь, чтобы не завопить и не начать отбиваться. Впереди со скрипом открылась тяжелая дверь, и мы очутились в очередной темной комнате – довольно большой и пропахшей чем-то настолько мерзким, что тошнота мгновенно подкатила к горлу. Лишь то, что я не ел уже невесть сколько времени, позволило мне сдержать рвотные позывы. Звякнули цепи и вокруг моих запястий застегнулись железные кольца. Я был растянут на цепях, прикрепленных к потолку, а ноги касались пола лишь кончиками пальцев.
– Не передумал? – Галлен встал передо мной, но, не успел я ответить, добавил. – Хотя, зря что ли мы тебя сюда приволокли. Аммат, займись им!
От стены отступила серая тень – тюремный экзекутор был тут. Взвизгнула плеть, и спину обожгла горячая боль – такая, что я не сдержал вскрика. Не успел прийти в себя, как новый удар, словно огненная вспышка, пронзил меня насквозь. Ноги стали ватными, и я повис на цепях, будто марионетка. Снова волна боли, потом еще… Видимо, потерял сознание, потому что получил порцию ледяной воды от вчерашнего человека с ведром. Я попытался слизать живительную влагу с лица и почувствовал во рту вкус крови из прокусанной губы.
– Мы можем продолжать эту процедуру бесконечно, – Кирк бесстрастно смотрел на мои мучения. – Рано или поздно ты подпишешь признание, Грен. Почему не сейчас?
Действительно, почему? Чтобы сохранить остатки самоуважения? Помогут ли они мне в этой ситуации? «Леда поймет, – пришла в голову спасительная мысль. – Леда была на моем месте, она поймет, поймет…».
– Я подпишу… признание, – прохрипел я. Самодовольная улыбка тронула губы Кирка Галлена. Он вышел победителем – как и всегда.
***
В тюремной камере стоял холод. Свернувшись калачиком на стылом каменном полу, я пытался разгрызть хлебные горбушки, которые мне принесли в качестве обеда. Протухшую воду в щербатой кружке я выпил сразу – и теперь жалел, что не оставил немного для размягчения старого хлеба. Масляную лампу убрали, только из-под двери проникал в камеру неровный свет из коридора. Раны кровоточили, и не было ничего, чем можно было бы их прикрыть. Рубаха моя была разорвана. Кое-как справившись с едой, я обхватил себя руками и попытался заснуть. Бесполезная попытка. Боль не давала забыться, головокружение вызывало бесконечную тошноту. Я попытался было встать и согреться ходьбой, но сразу же со стоном повалился на пол. Мне хотелось умереть. Смерть казалась спокойным пристанищем, которое избавит от боли, голода, жажды и страха. Вокруг сгущалась темнота, полная отчаянья и безысходности. Темнота поглощала мысли, стирала память, лишала всего человеческого, что было во мне. Я был раненым зверем в ловушке. Раненым и обреченным.
В ту ночь смерть не пришла. Как, впрочем, и в последующие. Вместо нее приходили стражники и приносили черствый хлеб, вонючие похлебки, тухлую воду. А еще болезненные пинки, если я не успевал вставать с пола к их приходу. Поэтому я научился слышать тяжелую поступь стражников, едва они подходили к моей камере, и заблаговременно поднимался на ноги. Однако голод и избиения были не единственными моими проблемами. Уже на второй день меня начал одолевать кашель. Сначала легкое першение в горле, но уже к следующей ночи приступы кашля душили меня, словно веревка на виселице. Я никак не мог согреться, и крупная дрожь в теле не прекращалась ни на минуту. Я понял, что обречен умереть от воспаления легких – если еще раньше меня не казнят на главной площади. Небольшая надежда, что меня клеймят и отправят в район Меченых не оправдалась, иначе я давно уже попал бы в руки татуировщику. Вместо сна меня одолевал бред – Леда, которую насилует Галлен, Забрин с перерезанным горлом, трупы моих друзей, сваленные в овраг за городом. Все эти видения как карусель проходили перед моим мысленным взором, и каждый раз, проснувшись от собственного крика, я долго не мог понять, что – сон, а что – случившаяся реальность. Из одного кошмара я попадал в другой, и не было никакой возможности закончить все это.
***
Шаги раздались в неурочное время – ужин был мне «подан» совсем недавно, и я думал, что оставлен в покое до следующего утра. С трудом поднялся на ноги и захлебнулся резким кашлем – с каждым разом его приступы становились все хуже, иногда я долго не мог сделать вдох и сгибался в три погибели, как от сильной судороги.
Дверь открылась, и в камеру вошел высокий плотный человек. Не стражник. В руке у посетителя был небольшой светильник, но глаза мои настолько отвыкли от света, что я никак не мог разлепить веки и рассмотреть лицо этого мужчины.
– Да, отделали тебя, дружище, как котлету у мясника.
Я не мог поверить своим ушам. Забрин! Или он – всего лишь порождение болезненного бреда?
– Как?.. – новый приступ кашля скрутил меня. Кое-как отдышавшись, я посмотрел на своего друга. Нет, видение не исчезло. Забрин разглядывал меня с жалостью, перебирая пальцами край своего плаща.
– Хочешь знать, как я сюда попал? Это было очень нелегко, честно тебе скажу. Но иногда деньги творят чудеса. Очень жаль только, что они не смогут вытащить тебя отсюда.
– Если тебе нужны для этого деньги, я скажу, где их взять, – прохрипел я. – Тебе нужно…
– Да не в количестве дело, – отмахнулся Забрин. – Если бы это было так просто, я давно уже выкупил бы тебя отсюда. Но сам понимаешь, какие влиятельные люди стоят за твоим заключением. Никакие богатства не смогут заставить их отпустить тебя. Это ляжет темным пятном на всю Гвардию, на все военное руководство страны. Чудо, что Леду твою в свое время только клеймили, спасибо королю, придумавшему гуманные законы для женщин.
– Что с ней? – сердце гулко забилось, едва я услышал имя Леды.
– Не волнуйся, ей помогли.
– Кто? Как? – невозможно передать то облегчение, что я испытал. Слезы навернулись на глаза, и я постарался незаметно вытереть их ладонями.
– Спасибо Сабире. Этот их капитан Галлен не воспринимал девушку всерьез и проболтался, что собирается тебя арестовать. Сабира, недолго думая, прибежала к Леде и чуть ли не силой заставила ее уйти из дома. Не знаю, откуда эта чудная южанка прознала про меня, но вскоре после того, как ты ушел в тот день, Сабира вместе с Ледой появились на пороге моей мастерской. Я спрятал твою подружку у себя в подвале – нет-нет, не думай, у меня там прекрасная комната оборудована, – а сам начал разузнавать о твоей судьбе. Узнал, как видишь. Нашел человека, жадного до денег, который помог попасть к тебе. И вот я тут.
– А с Ледой что будет? – я с трудом поборол желание заключить Забрина в объятия. Вот уж поистине настоящий друг, которого я явно недооценивал.
– Она уже в пути в Самбаардский халифат. Сабира же – выходец с юга. В Таштане у нее родня. К ней мы и отправили Леду.
– Они ее примут?
– Сабира написала длинное и прочувствованное письмо. Сказала, что подругу твою точно приютят в ее доме. Тем более, южанам нет дела до каких-то там татуировок и преступлений против короля. На всякий случай я и Никка с Ледой отправил. Ему тоже будет полезно скрыться от гвардейского ока.
– Спасибо, Забрин, – что еще я мог сказать. Я уже ничем не смогу заплатить другу за помощь.
– На здоровье. Постарайся все же не подохнуть тут, – Забрин подошел ко мне, осторожно хлопнул по плечу и всунул в руку небольшой кулек, пахнущий свежим хлебом. Не теряя ни минуты, я развернул сверток и впился зубами в ароматную, еще теплую мякоть. Снова хлопнула дверь – мой друг вышел из камеры.
***
Интересно, забрала ли Леда с собой те дневники, что я начал писать? Вряд ли, думаю, ей было просто не до того, чтобы собирать дома вещи. Я все еще продолжаю вести записи – наугад, во тьме, куском ржавого гвоздя на стенах своей тюремной камеры, без малейшей надежды, что их кто-нибудь прочитает, кроме следующего после меня заключенного.
Сколько дней ехать до Таштана? Не помню. Хотя в свое время и прошел этот путь. Может, Леда уже на месте и начинает новую свободную жизнь под крылом сабириной родни? Думает ли она обо мне? Для Леды я – уже покойник.
Меня терзают жар и холод одновременно. Кашель и боль – постоянные мои спутники. Хорошо, хоть голод уже не мучает. Нет, не от того, что начали лучше кормить. Просто сжигающий изнутри жар лишил меня аппетита. Мысли с трудом ворочаются в голове. Сколько мне еще осталось? Дни теперь неразделимы, они – одна большая, холодная, нескончаемая ночь.
Я думаю о Леде, греющейся под горячим южным солнцем. Эта мысль – единственная искорка тепла, оставшаяся в моей жизни…
Эпилог
Забрин внимательно осмотрел свежеизготовленный пистоль, рукоятка которого переливалась всеми оттенками красного, а дуло было матовым, словно бархат. Запах масла и металла был для оружейника слаще любых самых прекрасных ароматов. Медленно, чтобы не потревожить разнывшуюся по зиме спину, мастер подошел к шкафу и положил оружие на самую верхнюю полку – заказчик собирался забрать его только через три дня. Полюбовавшись немного своим творением, Забрин вернулся к столу, смахнул невидимые крошки и налил себе вина – единственное действенное лекарство против ноющих костей. Разхвораться было нельзя – несмотря на почтенный возраст, Забрин оставался лучшим оружейником королевства, и поток заказов к нему не иссякал.
Однако спокойно выпить ему не дали. Стукнула входная дверь, и в мастерскую вошли два парня – один точная копия другого. «Близнецы», – усмехнулся Забрин. Они были молоды – не больше двадцати лет, худощавы и черноглазы, у каждого на голове – копна темных, слегка вьющихся волос. Наметанный глаз оружейника подсказал ему, что юноши не местные – судя по элементам одежды и загорелой коже, приехали в Синефорд откуда-то с юга.
– Добрый день, молодые господа, – Забрин поднялся навстречу посетителям. – Чем могу помочь?
– Вы ведь Забрин, оружейник? – спросил один из братьев.
– Совершенно верно. Вам нужно оружие?
– Разумеется, – ответил второй брат. – Нам нужно самое лучшее оружие, что у вас есть.
– Даже так, – улыбнулся мастер. Ох уж эти молодые люди, хотят всегда только лучшее и не согласны на меньшее. – Что ж, посмотрим, что я могу вам предложить.
Забрин подошел к шкафу и вытащил два пистоля.
– Как вам это? Сделал их буквально неделю назад. Будто знал, что вы придете!
Юноши придирчиво осмотрели пистоли, подержали их в руках, попробовали прицелиться.
– Нам нужны еще и клинки.
– Ого! Видимо, для серьезного дела, а? – Забрин заговорщицки подмигнул парням. – Не волнуйтесь, я буду нем, как рыба.
– Знаем, – кивнул один из братьев. – Именно поэтому нам и посоветовали обратиться к вам. А насчет дела…
– Мы собираемся мстить, – докончил второй близнец.
– Кому же, если не секрет? – усмехнулся оружейник.
– Не секрет. Людям, повинным в смерти нашего отца. Людям, повинным в изгнании нашей матери. Бывшему военачальнику Бронанду Юрасу и его преемнику Кирку Галлену.
Улыбка сошла с лица Забрина. Он тяжело опустился на стул и вперил взгляд в близнецов. Затем трясущейся рукой взял кружку с вином и сделал судорожный глоток.
– Вы – сыновья Грена Форо и Леды Маерис, – наконец произнес оружейник.
– Именно так. Я –Тилл, мой брат –Лиам.
– Значит, Леда была беременна, – пробормотал Забрин. Потом вскочил и схватил братьев за руки. – Расскажите! Расскажите мне, что с ней стало! Как вы жили?
– Как вы помните, наша мать и отцовский приятель Никк сбежали в Таштан. Там они были тепло приняты семьей Сабиры. Мать нашла работу, а через некоторое время родились мы. Когда нам исполнилось 16 лет, мама отдала нам дневники отца и рассказала свою историю. Именно тогда мы с братом и решили отомстить. Через три года мы приехали сюда. И вот мы перед вами.
– А Леда? Как она вас отпустила?
– Мать умерла в прошлом году. От лихорадки.
– Вот как… – Забрин вытер лоб трясущейся рукой и осторожно сел на стул. – Послушайте меня, молодые господа. Не повторяйте ошибок вашего отца. Не лезьте туда, где вас ждет только погибель. Местью вы не вернете родителей, а лишь разрушите собственные жизни.
– Мы пришли не за советом, а за оружием, – вскинул голову Лиам.
– Не беспокойтесь о нас, господин Забрин, – смягчил Тилл грубый тон брата. – За наши жизни мы сами несем ответственность. И от принятых решений не собираемся отказываться. Мама до конца жизни любила отца. В горяченном бреду она называла лишь его имя. Говорила, что надеется встретиться с ним в ином мире. Мы не оставим безнаказанными тех, кто принес столько боли нашим родителям.
Оружейник лишь покачал головой.
– Упрямство у вас в крови. Что ж… Вот ваше оружие. Надеюсь, оно сослужит верную службу.
– Благодарим, – братья взяли клинки и пистоли и сложили их в большую кожаную сумку. – Вот деньги. Этой суммы достаточно?
Забрин молча кивнул.
Хлопнула входная дверь, и оружейник остался в мастерской один. Он налил еще вина, выпил залпом, не ощущая вкуса, встал из-за стола и подошел к окну. За окном серели сумерки – обычные, туманные, столь привычные для жителей Синефорта. Где-то в этой вязкой серости растворились юные фигуры братьев Форо – еще две молодые жизни, добровольно несущие себя на алтарь несуществующей справедливости.
Забрин смотрел в окно, но видел не каменную улицу своего города. Ему грезилось южное солнце, разогретая морская синь и сияющий песок под ногами. И где-то среди этого солнечного мира виделась ему жизнь тех, кого уже не существовало. Виделась старому оружейнику тоненькая и хрупкая Леда, обнимающая своего мужа Грена Форо, на руках которого сидели мальчишки-близнецы, столь похожие на обоих родителей одновременно. Несбывшаяся жизнь. Неслучившаяся. А затем, словно от дуновения ветра, чудесное видение исчезло, и мир снова погрузился в сумеречную мглу.
Забрин вздохнул и закрыл ставни.
В оформлении обложки использованы иллюстрации с сайта https://ru.freepik.com по стандартной лицензии.