Глава 22
Шах выпустил изо рта мундштук кальяна. Пухлые губы его чувственно подрагивали, от лица исходил лунный блеск.
– Твой рассказ возбудил меня, шалунья, – произнес он. – Уже утро, я страдаю бессонницей, но от пресыщенности ты меня уже излечила. Разденься, хочу танец живота.
– Пошел ты, – отозвалась Янка. – Урод.
– Тебя хочу.
– А я хочу Руслана, и прямо сейчас, – произнесла она ледяным тоном. – Меня от твоих извращений тошнит, гнусно хоть топись.
– Ну, топиться тебе никто не позволит, слишком большая роскошь для тебя, – отозвался Шах и, вытащив из кармана халата мобильник, распорядился.
– Люблю смотреть порно в натуре, – бросил он Янке.
Секьюрити ввели Руслана, осунувшегося, заросшего бородой, длинноволосого и немытого. Таким себе Янка всегда представляла Робинзона Крузо.
– Побрить, помыть и накормить, – приказал Шах.
Когда парня увели, Шах потребовал сказку.
Янка привычно хлебнула коньяка. Хоть устала, хоть язык еле ворочался, но вид Руслана так ее ошарашил, что все ощущения исчезли. Она вдохнула дыма из кальяна, и фантасмагория воображения мигом вырвала ее из реальности:
– Я это то, что уже не исправить! – выкрикнула она – Вот прикинь: мы, прикинь, втроем в ресторане: я, Гелла и Нежный. Андрею плевать, кто угощает, лишь бы угощали, хоть педик, хоть кто. Халявная привычка поэтов и мелких журналистишек (Нежный работает в каком-то третьесортном альманахе). А Гелла прямо в ударе: пьет за троих и безумолку болтает, рассказывая историю своей жизни. Она вся мокрая, сильно потеет, часто прикладывает к лицу косметическую салфетку, то и дело поправляет грим. Она говорит:
– Я росла красивым болезненным мальчиком, но всегда мечтала быть девочкой, иметь богатого любовника, иномарку обязательно красного цвета, украшения и косметику. В седьмом классе меня буквально трясло от неистовой любви к мальчику из параллельного класса, я узнала его телефон и звонила девичьим голосом, читала ему стихи, рассказывала о своих чувствах. Но это в прошлом, в прошлом. Я пришла на свиданье, одевшись девочкой, в косметике и в бижутерии. Он увлекся мной. Потом была трагичная развязка. Я много пережила трагедий, боли, отчаяния. Но ангелы сжалились надо мной. И сейчас у меня красное «Рено», много шикарных тряпок, косметики, украшений, любовник миллионер. Но я ему нужна лишь для престижа. В своих кругах он появляется с двумя «любовницами»: с девушкой-мулаткой и со мной. Иметь друга гея и темнокожую подругу считается особым изыском. Но ни с кем из нас он не живет. Он нас просто содержит. По первому его зову мы обязаны мчаться к нему. Зато он покупает нам квартиры, машины, возит с собой на Канары. У меня две квартиры. В них множество зеркал. О, эти зеркала, бесконечные отражения, они следят за каждым моим шагом, жестом, взглядом, они меня ловят. Я – особенная, непостижимая, яркая, я не просто красивая кукла для него, я – стихия, космический смерч, торнадо. Но ему все равно. Когда я его увидела, во мне все взорвалось, состояние мое близилось к шаманскому экстазу. Случилось это на закрытом банкете. В тот день я узнала о нем многое, например имя: Рафис Янданэ Ёхомба. У него две родины: Анжирка и Улан-Удэ, и он рассказывал об этих родинах с таким патриотическим пылом, что я утонула в магии его слов, это был прямо неистовый огонь! Бешеный темперамент пылал в его глазах! В нем бились и кипели четыре крови: татарская, бурятмонгольская, негрошаманская и украиноказанья. Было уже далеко заполночь, когда внезапно наступил тот роковой момент… Простите, я на минутку, – прервала она свой рассказ и вышла из-за столика. Видимо, направилась в туалет. Интересно, в мужской или в женский? Мы с Нежным остались вдвоем, он был изрядно пьян и тупо жевал черемшу, вытягивая ее из моей тарелки, на его красной физиономии застыла осоловелая ухмылка. Мне вся эта чепуха порядком надоела, и я ушла по-английски, тихо, как привидение, мысленно пожелав счастья Андрею с Геллой.
На этой фразе Янка остановилась, перевела дыханье и придвинула к себе поднос со щербетом. Привели Руслана. Он окинул Янку недобрым и ревнивым взглядом.
– Русик! – бросилась она к нему.
В ту же секунду он отвесил ей такую оплеуху, что она отлетела к стене.
– Уже снюхались, готово дело! Шахерезада е….., сука! – бросил он в сердцах и презрительно сплюнул на ковер.
Секьюрити сбили его с ног и принялись мутузить, но Шах остановил их.
– Не надо, – лениво протянул он. – Это забавно. Пусть поостынет. А ты давай сказку.
Янка не сразу пришла в себя. Ей поднесли кубок коктейля с каким-то будоражащим наркотиком. Что ее с самого начала опаивали неким наркотическим зельем, до нее вдруг дошло сейчас. Иначе как бы она смогла столько времени не спать, откуда бы в ее мозгу бралась вся эта информация? И почему она вдруг согласилась на условия сексуальных игр Шаха, в которых были настолько странные правила, что будь она в здравом сознании, скорее пристукнула бы этого извращенца или утопилась бы в фонтане. Ведь она никогда не делает того, что ее хоть чуточку бесит. Сам по себе секс ей нравится – как вид спорта и источник гормонов. Секс в любых его проявлениях активизирует в ней дикую энергию. Но то, чем с ней занимается Шах, сексом не назовешь…
Итак, заглотнув остаток зелья, она продолжала… Ей показалось, будто некто невидимый заговорил ее губами, поигрывая проникновенным и не ее голосом… На миг она увидела гигантские песочные часы, и в струях красноватого песка кривлялась голая бесовка – ее зеркальное отражение…
– После всего, что я пережила вчера, прошу причислить меня к святым ликам. Гелла заехала за мной, поскольку причислила меня не к святым, конечно, но к своим подругам. А Нежного она решила внести в список потенциальных возлюбленных и открыла на него охотничий сезон. Итак, по воле Геллы мы оказались на закрытой… э-э-э.. респектабельной, так сказать, тусовке… Не знаю уж, какими словами правильнее обозначить это сборище. Спонсором Геллы, тем самым любовником миллионером, о котором она так распиналась, оказался двухметровый старик-качок весьма экзотичного вида, он поигрывал извилистой тростью с серебряным концом и массивной ручкой. Ну, стариком его можно назвать весьма условно, ему было где-то за шестьдесят, а может и больше, но стариковской дряхлости в нем не было. Упругость и резковатость движений не очень вязалась с его немолодым лицом. Рядом с ним семенила миниатюрная мулаточка с глазами китаянки, что-то вроде комнатной собачки, и мелькала яркая энергичная Гелла, которая успевала поболтать со всеми гостями, пококетничать с охранниками, перемигнуться с официантами. Про комнатную мулаточку Гелла сообщила нам с Андреем, что она – внебрачная дочь принцессы Дианы и турецкого паши, у них была тайная связь и большая любовь, мулаточку в младенчестве прятали в гареме, потом перевезли в Москву и вырастили в семье джазистов, ее прабабкой была африканская ясновидящая, а дедом – китайский целитель. Она играет на банджо и умеет оживлять мертвых по системе вуду. Конечно, Нежный заинтересовался. Я тоже заинтересовалась – ее прикидом из золотисто красного шелка и ее мускулистым стариком. Кстати, имечко у нее не лучше моего родного: Ций Гий Шай. Прикольно. Вообще-то, Ци – это природная положительная энергия, Ша – отрицательная, а Ги – это вообще масло для медитаций, и везде зачем-то «и краткое» прицеплено. Что все это значит? Что за имя, да это шифровка какая-то. Может, принцесса Диана тоже крезанулась на китаезах, вроде моей мамаши, царство ей небесное. Им обеим. Если это та Диана, что маловероятно.
Ну, значит, кручусь я с бокалом бургундского в руке, верчусь вроде как невзначай возле этого Рафиса Янданэ Ёхомба, чтобы он меня заметил, а он в упор не видит, словно я призрак или сон. Нет, думаю, фигушки, так дело не пойдет, ща я такое сотворю! Такое! Враз заметит! Вот канкан на столе спляшу со стриптизом. А Нежный, наглец, прямо на глазах малышку Ций клеит, и она нагло отвечает ему тем же, и вот они клеят друг дружку в наглую и клеят, и хоть бы что! А я все больше безнадежно тащусь от старика. И тут он наконец меня заприметил. Пригласил на танец. Я от неожиданности все бургундское себе в глотку вылила и поперхнулась, оно у меня назад пошло, а Ёхомба смеется. Трость подмышкой зажал, меня обнял и легко так повел в танце прямо к двери, склонился надо мной, что-то непонятное бормочет, я глянула в его глаза и чуть не грохнулась в обморок: ядовито-желтые, мерцают как у зверя, зрачки узкие. Бровей и ресниц нет, губы огромные, нос широченный, сам он весь бронзовый как памятник, под цвет своего фрака, а густая шевелюра как из платиновых колец сплетена. И эта рожа прямо над моим лицом маячит, жуть! В общем, вытанцевали мы из залы в коридор, и Ёхомба пригласил меня в свой особняк. Там, говорит, оранжерея, галерея, коллекция картин неизвестных художников со всего мира, африканские статуэтки из баобаба и всякие другие диковины. А мне жутко стало, и не зря. Ох, не зря…
Янка прервала рассказ. Она устала говорить, сидеть, лежать, пить коньяки и ликеры, вдыхать ароматы кальянов. Неожиданно для себя она вскочила и, напевая какой-то необузданный мотивчик, закружилась в танце. Вокруг сгустились пунцовые облака, танцующие вместе с ней, поющие, зовущие и стонущие. Таней ее был искренний, проникновенный, голос звучал все глубже, словно призывный клич тигрицы. Шах не выдержал, поднялся с пуфика со странной полуулыбкой и блестящим взглядом, покачивая головой в такт пенью и подергивая бедрами, и вдруг тоже гортанно запел, заголосил, принялся извиваться и подергиваться… Вскоре отплясывали все: и Руслан, и секьюрити…
Очнулась она от катающихся низких звуков. То были голоса джунглей, густой звериный рык. Она разлепила веки и обнаружила вокруг себя сплетение мужских потных тел. Она была вплетена в эти торсы, ритмично двигающиеся со всех сторон, боль и сверхъестественное наслаждение пронизывали ее словно высоковольтные разряды электричества, она превратилась в тысячесвечевую лампу, в которую врывалась бешеная плазма, лава кипящих вулканов… Страстно и азартно проникали в нее Шах и Руслан, замысловато входили в Шаха и друг в друга секьюрити, это был неистовый танец секса, напоминающий скорее какой-то древний языческий обряд. Наркотический туман от тлеющих на подносах травок, от горящей в камине маковой соломки нежно обволакивал их тела.
Глава 23
Спали больше суток. Несколько раз Янка просыпалась и, медленно приходя в себя, пыталась поймать нить ускользающей реальности. Все, что происходило, казалось ей диким бредом. «Я попала в больной маньячный мир» – пульсировала мысль. Она тяжело отрывала голову от подушки, но тут же вновь впадала в забытье. Один раз ей все же удалось преодолеть силу инерции, она вырвала себя из сна и, поднявшись, побрела к дверям. Кидало от стены к стене, спотыкалась, тело было слабым и неповоротливым, она больно стукнулась обо что-то и свалилась на ковер, но заставила себя ползти. Она не могла разлепить веки, и двигалась на ощупь. Чьи-то руки схватили ее, сжали, принялись тискать. Она почувствовала Руслана, и волна нежности растворила все ее мысли.
– Ты куда ползла? – услышала она его шепот.
– Хотела выбраться отсюда. Это безумие какое-то, наваждение, почище сказочек про Ёхомбу.
– Удрать и бросить меня? – прошептал он вновь. – Не удастся. Во-первых, это действительно покруче твоего Ёх, но это не твои сказочки, это явь. Мы давно поняли, что у тебя способность ясновиденья, но у тебя это выходит через наркоту. Наркота слабенькая, не пугайся, просто травка, все ее курят. Не удивляйся, я тоже владею кой-какой информацией. Я, вишь ли, не какой-то там тупой чурек из аула. Я наполовину русский. Вполне цивильный московский студент, но с периферии, так сказать, родом с окраин РФ. Откуда, не важно. А вот наш Шах вообще ни национальной, ни расовой, никакой даже человеческой принадлежности не имеет, и паспорта у него нет, и свидетельства о рождении, ибо он не рожден.
– Как? – не веря ушам, вскрикнула Янка.
– Тихо ты. Нас никто не должен слышать. Спят, вроде, крепко.
– Кто он?
– Клон Ёхомбы.
– Что?! Шах?!
– Вот именно. Ёхомба вечен. Когда тело дряхлеет, его просто меняют на другое, более подходящее, элементарно: Старика клонируют, у него есть несколько экземпляров клонов разных возрастов, и Ёхомба выбирает нужное в данный момент, и затем переносит свою душу из отработанного тела в свежее. Одним из таких клонов был Шах, просто тело без души, без интеллекта. За клонами ухаживал штат научных сотрудников из какого-то бывшего советского НИИ, затем разорившегося и погибшего, но Старик его восстановил и взял себе. Туда была вхожа малышка Ций, дружок у ней там работал. Она баловалась с клонами. Они же послушные, с ними удобно. К одному она прикипела. Он без души ей нравился. Стала обучать его, интеллект развивать. Какой-то разум ему привить удалось. Долго возилась, и дружок помогал, какие-то прививки, пересадки, он вообще был экспериментальным экземпляром, ведь работа-то НИИ тайно продолжалась, они и над людьми опыты ставили. В общем, когда клон был готов, ему изменили внешность, похитили и спрятали. Ёхомба ничего не заподозрил, он давно учет не проводил. А клон про Старика знает. Ему Ций рассказала, чтобы ориентировался. И Шахом его она назвала – читала ему свою любимую Шахерезаду, сама для него восточной дивой рядилась. Потом поместье ему выстроила, она ж миллиардерша, и капиталец на его счет забацала. Она ему и имя, и документы сделала, фальшивые, но по всем правилам провела, как настоящие. Они настоящие и есть – за деньги все можно, ты понимаешь. Ну, а теперь давай спать.
От его долгого поцелуя она впала в забытье. Сон был длинный и тяжелый. Проснулась от того, что ее подняли, встряхнули и сунули в рот сигарету с травкой.
Вскоре она уже сидела в кругу «своих», наслаждаясь изыском вин, закусок, покуривая кальян. После всех недавних излишеств они чувствовали себя одной командой, главой которой был Шах, а центром – Янка-Шахерезада.
Нега, блаженство и энергия переполняли ее. Голос звучал нежно и сладострастно. Она с вожделением продолжала рассказ:
– Полночь. Я мокну в ванне. Отмачиваю стресс. В башке тусуются события последних недель, и я никак не могу установить их очередность. Куда меня, дуреху, занесло? Все бред, жизнь полная фигня. В общем, мы со стариком Ёхомбой оказались в постели, и тут я поняла: здесь что-то не так. Уж не извращенец ли он? Взгляд у него какой-то странный… Зачем за трость-то схватился?.. Неужто собирается насиловать меня этой своей извилистой клюкой с серебряным концом? В полной панике я вылетела из постели и быстро стала собирать свои шмотки, разбросанные по комнате (старик, раздевая меня, расшвыривал одежду), но Ёхомба выпрыгнул за мной. Я металась, он меня ловил, дальше было такое! Зачем я пригласилась в этот жуткий дом? Это же сборище извращенцев!.. Гелла плакала в ванной, я ее успокаивала, помогала раздеться и смыть макияж. Вернее, сначала это она меня утешала, объясняя:
– Да чего ты, ему ж от тебя ничего не надо было. Он не сексоман, а наркоман. Порошочек в трости держит. Нанюхается, обнимет тебя и заснет.
Потом она травила душу исповедью о своей неистовой любви и рыдала, рыдала, рыдала. Я затолкнула ее в ванну, а когда с нее смылась вся краска, Гелла превратилась в очаровательного Гела. Гел был прекрасно сложен и бешено красив. Я возбудилась и нырнула к нему, но он дико испугался, выскочил как ошпаренный и удрал от меня. Я, в поисках, рыскала по всему особняку, заглядывала в холлы, в комнаты, тщетно, в одной из комнат узрела счастливую парочку: Андрей Нежный голяком бегал на четвереньках за малышкой Ций, которая тоже изображала нечто четвероногое. Андрей зубами срывал с нее трусы и бюстгалтер, кусал ее за ляжки. Она шипела и подпрыгивала. Потом они катались по ковру и со стонами лизали друг друга, ну прямо зоопарк! Я еще больше возбудилась и яростно продолжила поиски Гела… Бедный Гел. Он любил вовсе не Андрея, как я сначала было подумала. Что, рассказать вам эту миленькую историйку? Вот представьте себе: Гелла-Гел страстно любит некоего жуткого извращенца, который возбуждается лишь от вида мебели. Он ласкает мебель, целует, сосет ручки сервантов и подлокотники кресел, лижет полированные ножки и колесики, если они есть. Раньше он периодически женился на женщинах, в квартирах которых было много мебели, порой подолгу жил у друзей с мебелью, к которой он неровно дышал. Он часто навещал своих полированных «любовниц» в мебельных салонах и антикварных магазинах, он любил отдыхать в доме творчества в Переделкино – ведь там жила его давняя пассия, массивное потертое, но все еще роскошное кресло в дорогой обивке, похожее на стареющую знаменитую актрису из МХАТа. И угораздило же Гела влюбиться в такое странное создание с причудливой судьбой: этот мебельный любовник когда-то был омским бардом, сочинял стишки, потом стал московским сумасшедшим, побывал на самом дне столичной клоаки, в психушке, в могиле, потом его оживила малышка Ций и превратила в личного зомби старика. Ёхомба дал ему имя Ив, по первым буквам фамилии (фамилия этого чудака из Омска была Иванцов), Вамба Ив, если точнее (раньше его звали Валериан), старик всем давал имена на свой манер, вроде как бы ставил клеймо рабам. Вамба Ив – единственный, кого старик использует для своего сексуального удовлетворения, но никто не знает, каким способом. Возможно, при помощи трости. И этого Вамбу любит мой прекрасный Гел, мой мальчик. Гел такой еще молоденький, ему всего двадцать один. Я думаю о нем, отмокая в нежной, как облако, пене, я просто утоплюсь сейчас, и утром Пончик найдет мое мертвое тело на дне ванны. Не найдет, она без ключей. Не буду топиться. Хорошо, что я, наконец, дома. Завтра увижу Лариску, и Леночку, и еще кого-нибудь, наверное, и напьюсь. И все пройдет, как с белых яблонь дым. Все, старик Ёхомба, гей и гейша, мебельный любовник, забуду-забуду.
Потом вдруг позвонил Гел, моя радость, и взволнованно сообщил:
– Тебе грозит беда, красавица. Старик тебя хочет. Но любит он только зомби, такова его секс-фантазия. Его киллер гений, выполняет все заказы, бъет без промаха. Тебя закажут сразу после журналиста. Потом Ций сделает тебя зомби.
– А что, Ёхомба собирает гарем мертвецов? – хихикнула я. – Ив, я, журналист…
– Ты зря смеешься, – обиделся Гел. – Журналист тут не при чем, он просто путается под ногами. Вамбу отправят обратно на кладбище. А ты займешь его место. Тебе надо делать ноги. Беги на Запад, там растворись, исчезни, сделай себе пластику, в конце концов. И никому ни слова, ясно? Ни гу-гу. Ты еще не трепанула про нас, надеюсь?
– Ты меня любишь? – Не выдержала я.
– Я люблю тебя как подругу, – произнес Гел.
– Как подругу? – переспросила я.
– И не только.
Я опешила.
– Так почему же ты сбежал от меня?
– В доме полно видеокамер, – быстро произнес он. – Ну, все. Старик уже имя тебе придумал: Тень Луны. Чао.
Янка остановилась. Вся команда, во главе с Шахом, глядела на нее так, словно она была телеэкраном.
– Перерыв на обед, – произнесла она. – Господа слушатели, перейдем в столовую.
Но перешли в сад. Стол накрыли в бассейне, такова была прихоть Шаха. Видимо, он захотел переплюнуть Ёхомбу. На золотых подносах дымились жареные лебеди, фаршированные спаржей, с гарниром из трюфелей и оливок. Рябчики с солеными рыжиками ютились на краю гигантской столешницы, сплошь заставленной яствами и кубками с вином. Бассейн был с подогревом, подсветкой и ароматом масла иланг-иланг, которое будоражило чувства. Янка кайфовала. Вся команда расположилась на надувных креслах и свободно перемещалась вокруг огромного стола. После обеда купались, играли, пили жасминовый чай, курили кальян. Затем Янка продолжила свою затейливую историю:
– Я приехала к Гелу ночью. Мы пили коктейль и болтали при свечах в джакузи, нежась в персиковой пенке. Я обвила моего мальчика ногами словно виноградная лоза и наслаждалась ощущением его упругой плоти. На его прекрасном порозовевшем лице светилась отрешенная полуулыбка, это был лик ангела. В жизни не было у меня столь восхитительного друга. Наверно, именно таким Господь создал Адама, и таким был, конечно, прекрасный Нарцисс. Мой мальчик был похож на прелестный постер, который повесили в музее. Я не сводила с Гела восхищенных глаз, а он вещал проникновенно и страстно, словно в оргазме:
– Тебе никогда этого не понять, красавица. Ты уже одной ногой в могиле. Киллер взялся за журналиста. Ёхомба готовит новое ложе и сбирает лепестки лотоса, чтобы набить ими свежий матрац.
– Ха-ха-ха! – заржала я словно резвая кобылица. – Пусть своим лотосом салат заправит и тросточку покрошить не забудет свою извилистую деревянную. Скоро он сам у меня станет извилистым и деревянным.
– Мой Нарцисс взглянул на меня многозначительно и продолжал:
– Ты не владеешь информацией, увы. Рафис Янданэ является мощной стихией, страшным волевым сгустком, он устраивает перевороты, ёхомбит страны и президентов.
Да, метафоры у тебя аллегорические, – сказала я, хорохорясь. – Да я ему самому въехомблю в перевернутую стихию, он у меня аж заколдобится!
Меня совсем развезло от коктейля и возбужденья, не соображала, что несу, язык молотил что попало, я не думала о последствиях… Последствия, в голову бы не пришло, летели дни, недели…
Напугать меня невозможно, я всякое видала. Самые изощренные ужасы. По видео. И не только. Но чтобы вот так запросто и бесцеремонно, со мной, когда я валяюсь в постели в самом лирическом настроении с бутылкой «бейлиза» и закусываю нежным фиником… Это святотатство. Это надругательство! Оборвать мой кайф вторжением кожанных амбалов в шапочках?! Дикость какая-то просто, они были в вульгарных черных кожанках и шапочках с дырками для глаз, да еще красных почему-то, похожих на головки фаллосов, какие-то хрены с глазами. Прямо адские создания. Эти красные морды привели меня в шок, я аж икнула. Ну не то чтоб испугалась, нет, просто не поняла. Хорошо хоть, что валялась я в одежде, а то доставили бы голышом. Пикнуть не успела, как очутилась у Ёхомбы, и сразу вспомнила про страсть старика к зомби, превращаться в которого ради его прихоти мне что-то не хотелось. Сигануть в окно особняка и дать деру? Но рожи торчали рядом. Рафис-Янданэ взглядом отослал их из комнаты. Вид у него был благожелательный. Предложил выпить и закусить дольками манго. На меня от волнения напал жор, сметала в рот все подряд. Ёхомба молча смотрел, как я уничтожаю пищу, потом усмехнулся и добродушно сообщил, что лично мне ничего не грозит. Не очень-то верилось. Но тут он предложил мне деловое соглашение. Я насторожилась. Он пообещал мне хорошую жизнь и все такое. Неплохо бы, но за что, за какие-такие услуги-то? Не просто же так?
– Ты должна сыграть роль одной дамы, – произнес Рафис-Янданэ. Я выжидающе молчала. Молчал и он. Потом продолжил:
– Но это строго между нами, учти. Никакой утечки информации. Надеюсь, ты понимаешь.
Я молча кивнула, хотя не надеялась понять. Он вообще непонятный, Ёхомба. Старик в задумчивости пожевал персик, и сказал:
– Это дама, которой ты будешь, жена бизнесмена. Ее надежно спрятали. Вы похожи, но она брюнетка. Тебя покрасят, сделают грим. Для вида ты уедешь как бы. Создадим легенду для твоих близких и друзей. Искать тебя не будут.
Не дожидаясь моего ответа, он щелкнул пальцами. В дверях возникли два мэна.
– Проводить, – приказал старик и вышел…
Свой день рождения я решила посвятить Гелу. Мне хотелось быть только с ним. Даже Пончику соврала, что мечтаю напиться в одиночестве. Ну, конечно, символически отметила в парикмахерской, в кругу коллег, заодно это был вечер прощанья, так как я уже объявила об увольнении, но никто не поверил. Для них это был бы слишком большой удар – как же, потерять такого клоуна, я же их главная развлекаловка, душа коллективного чувства юмора, они все пытаются мне подражать. Лариску-Пончика я тоже пригласила.
А с Гелом мы провели этот вечер в джакузи, при свечах, под песни Эроса Рамазотти. Правда, то был уже другой вечер, то был мой настоящий вечер рождения. Хотя, подозреваю, что родилась я ночью. У нас с Гелом на этот раз все было настолько платонически, мы даже не трахались, наши души чем-то таким занимались, но так возвышенно и чисто, что мы впали в глубокий духовный экстаз. Потом мы мокрые лежали в постели и тихо беседовали.
– А кто та дама, под которую я должна подделаться? – спросила я, когда разговор коснулся Ёхомбы и его замыслов.
Гел молча усмехнулся и дернул краешком губ, давая понять, что я должна прекратить расспросы.
– Нет, ну все же? Должна же я знать, наконец? – не отставала я. – К чему мне готовиться, правда же, милый, ну как, ведь меня может ждать опасность, все что угодно случиться может, ну скажи?
Мой мальчик прикрыл свои красивые глаза длинными шелковистыми ресницами, к которым я, изнемогая от нежности, припала губами. Гел любит эту ласку. Я замучила его, заласкала. И выласкала из него эту тайну. Короче, она… О Н А – весьма чудаковатая жена крутого богача, художница и девственница. В 16 лет решила посвятить себя живописи и религии. Звали ее Аня. При получении паспорта сменила имя, и с тех пор зовется Милалиса.
Мне вдруг пришло на ум, что Аня – это Яна наоборот. И что я в свои шестнадцать взяла себе нормальное имя, а она – ненормальное. Прямо зазеркалье какое-то. Нет, в самом деле, прочесть Яна наоборот, ну, задом наперед – ведь Аня выходит. А вот Анна – читай как угодно, все одно, Анна. Гел сказал про нее кратко, но я поняла все. Талантлива. Картины поражают необычностью. Прячется от славы, ненавидит шумиху вокруг своего имени, выставок и вернисажей всегда избегала. Красива, но красота неземная какая-то. Отрешенный взгляд. Густые темные волосы ниже колен. Монашеское платье, но голову никогда не покрывает, даже зимой. Любит длинные накидки, плащи. Муж на нее молится и обожает все ее чудачества. Милалиса – его слабое звено, ахиллесова пята. Но О Н И не знают, что чудаковатая леди живет в Сибири, под Бодайбо, в таежных лесах. Там есть особое охраняемое местечко, таинственный городок Чузугань, человек 500 всего-то. Говорят, удивительный городок, там всякое есть. Там, по слухам, поселилась пожилая грузинская принцесса Диана, в прошлом – миллионерша, путешественница, писательница. Там же проживает местный чудотворец Отец Евстихий. В городке находятся прииски сулэзии: сулэзные копи. О Н И (охотники за деньгами милалисиного мужа), не догадываются об их источнике, они ищут совсем не то. Им бы не художницу искать… Сулэзия – это малоизвестный, но баснословно дорогой минерал, напоминающий бриллиант, однако не такой яркий, с умеренным блеском и таинственным глубинным мерцанием. Ходят слухи о его магических свойствах: он, якобы, спасает владельца от верной гибели, даже пуля киллера перестает быть смертоносной, она проскальзывает сквозь тело, не причиняя особого вреда. О существовании сулэзии мало кто знает, но сведущие выкладывают за камушек бешеные деньги. Это-то и есть основной источник обогащения милалисиного мужа, а его заявленный удачливый бизнес, якобы позволяющий делать деньги, туфта. На самом-то деле муж Милалисы, господин Грунов – владелец сулэзийных копий в сибирском местечке Чузугань. Ёхомба знает все и исподволь обхаживает Грунова. Дает ему советы, кстати, весьма дельные, отмазывает от недругов. Словом, «ведет» его. Так рыбаки «водят» рыбу, прежде чем подсечь. У Ёхомбы хитроумный план: он вроде как благодетель, потрясенный талантом Милалисы, и под видом маскировки художницы, чтобы ее никто не вздумал искать, он желает приставить к Грунову меня, похожую. У старика изобретательности хоть отбавляй. Все просчитал. И что в минуту расслабухи у Грунова сработает условный рефлекс на внешность, напоминающую жену, он разболтается, язык распустит и проговорится о местонахождении Чузугани. Это-то и надо Старику. В Бодайбо его носило, и даже дальше, но не нашел. Сделал теперь ставку на меня, припомнив, видимо, пословицу «шерше ля фам», решил испробовать французский вариант. Конечно, загримированную меня обвешают фальшивыми драгоценностям с жучками, и всякое такое. Все будет честно, господин Грунов будет проинформирован о том, что я совсем не Милалиса, а наоборот, двойник-недевственница, феминистическая нимфоманка, злостная сексбомба суперубойной силы, способная вдрызг разнести его брачное ложе. Он не испугается – азартный игрок, обожающий риск. Старик тоже страсть к игре имеет. Ну и пусть поиграют в свои мужские игры. А я им свою женскую игру устрою, вот и поглядим, чья возьмет…
Мой мальчик рассказывал нехотя, каждое слово приходилось буквально вымогать. Но житейский опыт подсказал мне, как обстоят дела на самом деле, а интуиция помогла быстро выработать собственную позицию. Знаю, что и как буду делать.
Я потянулась за бокалом, и в этот миг…
– В этот миг я хочу тебя, – прервал Янкин рассказ Шах. – Я желаю тебя вместе с командой. Со всеми ними, – он ткнул пальцем в Руслана и секьюрити. – Ты получишь огромное наслаждение. Мои парни погрузят тебя в эпицентр тибетского кайфа с изысканным массажем. Ты станешь принцессой подводной любви с каждым из нас отдельно и со всеми сразу. Сейчас принесут батискаф, опустят второе и третье дно бассейна, запустят из аквариумов осьминогов и скатов, а потом…
И тут Шах любовно уставился на Руслана, который отозвался сложным жгучим взглядом. Они обменялись плывущими полуулыбками…
«Ах ты развратный клон», подумала Янка, «ты пытаешься самого Ёхомбу переёхомбить, да и Руслана в это втягиваешь. Мне надоели твои мерзости, меня это достало»! Она досадливо дернула губой и отвернулась.