Я села к столу-буфету, рядом с окном, а баба Шура суетилась возле печи – наливала щи.
– Давай поедим, пока горячие, они вкуснее, – сказала она. – А ты нарежь хлеб, он в столе. Я открыла дверцы стола-буфета и оттуда пахнуло хлебным духом да чем-то прелым – это заплесневевшие оладьи. Бабуля, несомненно, была хорошей хозяйкой, но буфет ее редко убирался. Она забывала про него или не успевала за суетой. И мне пришлось вытащить тарелку с оладьями и поставить на стол.
– Баб Шура, это нужно выкинуть.
– Хорошо. А я все собираюсь убрать и забываю, – проговорила она, уже что-то смакуя во рту и громко причмокивая. – Хлеб нарежь.
– Уже режу.
Щи были очень вкусными, пожалуй, я ничего вкуснее не ела. Он получался у бабушки каким-то особенным, как говорят «со смаком», хотя приправ она не добавляла, кроме черного перца и лаврового листа. Пожалуй, она знала какой-то секрет. Да и стряпня у нее была превосходная: оладьи, блины, булочки, каральки – пальчики оближешь. Над столом висели часы кукушка. Механизм часов был поврежден, и поэтому кукушка путала время, а иногда и вовсе не могла полностью выйти из окошка – высовывалась. Открывала рот без звука, в ней что-то трещало и щелкало. Вот и сейчас она обманула нас на два часа, но очень громко и уверенно.
– Ох, уже час, – сказала хозяйка, обернувшись в комнату, там висели часы с маятником под стеклом и глухо чакали. – Как там бабка поживает, не болеет?
– Да. У нее все болит: ноги, руки, спина. Она мне ноги показывала – совсем синие в бугорках, венах, – ответила я с грустью.
– Сидит много, ничего не делает, а она меня старше на два года. Из другой комнаты вышла трехцветная кошка с белой грудкой и молча села напротив хозяйки, которая смаковала куриную косточку из супа, громко причмокивая. Кошка облизнулась и встала передними лапами на табурет. И так стояла, глядя на хозяйку.
– Кис, кис! – позвала я ее
– Да она же глухая, – сказала баба Шура, с полным ртом.
– А я забыла, всегда забываю. Как-же плохо быть глухой, а слепой еще хуже. Как твой глаз?
– Пелена стоит и мутно вижу.
Я знала, что баба Шура стала слепнуть на один глаз с тех пор, как уехал ее муж. Ее переживания, частые слезы отнимали у нее здоровье. Прожить всю жизнь вместе, родить 6 детей, вырастить, а потом, под старость лет, все бросить и уехать – никак не укладывалось в ее голове.
«Как он мог так поступить, и правда – больная голова», – часто говорила она со слезами на глазах.
А он писал вполне грамотные письма о том, что живет неплохо в домике своей покойной жены (первая жена умерла несколько месяцев назад) и возвращаться не собирается. Это еще больше расстраивало бабу Шуру. Она молчала, уходя в свои мысли и плакала.
– Баб Шура, спасибо, накормила. Куда убрать тарелку?
– Да оставь, я приберу.
– Спасибо. Мне пора идти к бабе Марусе. Как там у них дела?
На улице все еще было прохладно и ветрено да сырая трава и земля. В огороде два дерева: черемуха и мелкая ранетка – свисали над головой, закрывая маленький дворик своими ветками, образуя тень.
Первая партия постельного белья уже вертелась в стиральной машинке полуавтомат, вспенивая мыльную воду. Отец с бабушкой Марусей стояли над кучей белья и о чем-то негромко спорили. Я встала рядом. Папка, почти ничего не понимающий в стирке, делал вид опытной прачки и давал советы своей матери. А она утверждала, что прошлый раз он стирал по-другому. Я улыбалась, глядя на них, хотя не понимала, о чем идет разговор.
– Ну ладно, стирай, как знаешь, – сдалась мать и пошла в кухню.
– А что она хочет? – спросила я у отца.
– Да она сама не знает. Говорит, полоскать тоже не надо, дождем вымоет.
– Пап, тебе помочь?
– Да нет, не надо.
– Ну я пошла.
Я сказала «до свидания» баб Марусе и вышла на улицу. Разные несознательные мысли лезли мне в голову – думы над смыслом моей жизни да о пользе для общества и предназначение. Для чего живет человек и что будет после его смерти – перерождение души в животных, насекомых или исчезнет бесследно. И хорошо, что наше время не совпало с Отечественной войной – самой страшной трагедией для народа.
Мне хватало фильмов о войне и ночных кошмаров, чтобы представить, какой ужас испытали люди в то страшное военное время.
Одиноким и серым смотрелся дом бабушки Маруси среди зарослей жгучей крапивы и высоких корявых вязов, не хватало на нем красок, клумб с цветами во дворе. Такой же одинокой и угрюмой сидела она на своем крыльце, прищуриваясь и разглядывая прохожих. Не было в ней задора, радости, серый клубок прожитых бед мучил и тревожил ее, не давая покоя. Внешне она ничем не отличалась от совершено спокойного человека, но это только видимость, на самом же деле, переживания были очень глубоки, что отражались на ее здоровье – поднималось высокое давление, болело сердце, путались мысли и переплетались одна за другой. Хотя странной, как говорят люди, она была всегда, может наследственность. С людьми она общалась редко, в магазин сама не ходила, продукты ей покупал отец или дядя Ваня (сын), который жил через огород, а ходил очень редко. И часто слыша от бабули непривычное для слуха ударение в слове «магазин», я улыбалась и вспоминала, что есть еще слова необычно произносимые ей: гумага (бумага), велон (велик), пинжак (пиджак) и другие.
Суббота – банный день. Мама по субботам меняла постельное белье, убиралась в доме, мыла полы, а мы помогали ей, чем могли. Вечером же после всех дел топилась баня.
Для баб Маруси баня случалась очень редко. К нам она отказывалась идти из-за плохого здоровья. И тогда отец устраивал ей свою баню в бревенчатой стайке. Скотину там держали так давно, что никто и не помнил. Навозу в ней не было, и стены были чисты. А за порядком и за самой хозяйкой (как бы не случилось чего дурного) следить приходилось мне. Я наливала ей воду, терла спину, подносила белье. Вот и сегодня, управившись со своими домашними делами, мы пришли с отцом устроить банный день. Отец затопил железную печь и попросил меня прибраться. Я согласилась, но долго стояла с метелкой, не зная, чем мне заняться сперва – стряхнуть паутину или мало-мальски подмести пол. Большое окно заслоняла ветками разросшаяся черемуха, делая тень. Мусор легко смелся в прогнившие щели, на мой взгляд стало чисто.
– Все готово, быстро и без хлопот, – сказала я себе вслух и подумала: «Мыться я бы здесь не согласилась, все же это стайка, фу».
Возле скамейки на полу лежал небольшой деревянный щит. Отец принес тазик, ведра с холодной водой и подкинул угля в печь.
Баня была готова, и вода согрета кипятильником. Баб Маруся медленно вошла в свою баню, а я за ней неуверенно и нехотя. Внутри стало душно и жарко. Я помогла раздеться бабуле и сложила белье на табурет. Она села на скамью и глубоко, с удовольствием вдохнула жар. Видно, она любила баню. А мне, одетой, становилось очень жарко – лицо покраснело и на спине выступил пот.
– Да, жарковато, – сказала я, вздыхая.
Тогда моя подопечная, погруженная в свои мысли, отвлеклась и обратилась ко мне:
– А ты, Ольга, иди на улицу. Я справлюсь.
– Точно?
– Да, ступай, а то запреешь.
Я вышла в свежую, волнующую ветром прохладу и облегченно вздохнула. Отец ходил по огороду и вырывал большую траву. После дождей она росла очень быстро.
«Опять придется тяпать да окучивать», – подумала с сожалением я.
– Ольга! Ольга! – крикнула баб Маруся из стайки-бани.
– Иду! Иду! – я набрала побольше воздуха и зашла внутрь.
– Потри-ка мне спину.
– Конечно, – я согласилась, взяла из ее рук намыленную мочалку и стала тереть ее спину, как она любит.
– Ничего, ничего, три шипче, – повторяла она.
– Да я тру, тру.
– Так. Иди опять на улицу.
Я вышла. Баб Маруся мылась всегда подолгу, тщательно терлась мочалкой по два-три раза (зачем – я не понимала). И моему удивлению не было предела – так долго да при такой жаре с ее давлением.
Прошло еще несколько долгожданных минут, а бабуля все не кликала меня, и тогда я заволновалась – зашла внутрь. Она сидела с закрытыми глазами, не двигалась, а когда услышала скрип, вздрогнула и приоткрыла веки. Cтала потихоньку одеваться, и я ей помогла.
– Ой, слава богу! – вздохнула я с облегчением.
– Как я намылась! – протянула хозяйка стайки-бани.
Раскрасневшаяся, с мокрым лицом вышла она на улицу.
Отец произнес: «С легким паром!» и вошел внутрь стайки, открыв дверь – ему предстояла уборка.
– Пап, я домой пошла.
– Иди. Я сейчас тоже пойду.
– Баб Марусь, до свидания! – крикнула я вслед ей, но она не обернулась.
Дорогой мне размышлялось очень хорошо. И о чем ни были бы заняты мои мысли, в конце – концов все сводилось к одному – зачем мы живем и какие беспомощные станем в старости, если доживем.
На небе опять сгущались тучи, шелестела листва от ветра, и где-то в лесу куковала кукушка.
«Может быть пройдет много лет, и я вспомню этот хороший день», – подумала я, заходя к себе в дом.
Осенью 1988 года мы переехали в поселок П. Все у нас складывалось неплохо. Но меня всегда тянуло в поселок моего детства. Я скучала.
Я влюбилась. 1989 год
Мне было уже четырнадцать лет. И я была наивна, беззаботна, мечтала о большой чистой любви и думала, что она вот-вот придет, одурманит, затуманит мою светлую голову.
И она действительно пришла и принесла мне много радости, счастья, а потом огорчение и разочарование.
Случилось это в поселке Щ., куда я летом приезжала погостить к своим бабушкам: Шуре и Марусе. Но жила я у семидесятипятилетней бабушки Шуры, а бабушку Марусю навещала редко, так как она была не очень общительной и, по моему мнению, стала совсем затворницей. Она по-прежнему часто болела и получала помощь от двух своих сыновей.
Заканчивался июнь. Я уже пять дней как жила в небольшом уютном домике на краю леса, хозяйкой которого была маленькая, худенькая, но шустрая старушка, моя бабушка Шура. Она не знала покоя, всегда была в работе и в суете. Я же, по своей молодости, была ленива, любила больше посидеть и помечтать за кружкой чая или за тарелкой супа.
Спала я до десяти или до одиннадцати часов утра. Потом завтракала и уходила гулять в лес со своей подружкой Олесей. Красивый и ароматный хвойный лес пугал нас своей таинственностью. Мы бродили, болтали ни о чем. Я рассказывала Олесе о жизни в своем поселке, она о жизни у них; о своем несносном старшем брате, который болтается по ночам с друзьями; о мальчишках из ее класса, которые еще не доросли и озорничают, как дети.
Двенадцатилетняя Олеся сама в сущности была ребенком. Ее еще детское тело требовало веселья, игры. Она была ниже меня ростом на целую голову, по-прежнему пухленькая и с длинной русой косой чуть ниже пояса. Я часто наблюдала, как она, прежде чем закинуть свою непослушную косу назад, гладила ее, поправляла бантик, а потом бережно откидывала за спину, да так важно, точно говорила: «Видите, какая я красавица! Смотрите и завидуйте!» Я ей завидовала и думала, что, если бы у меня вместо жиденького хвостика была такая красивая и толстая коса, я бы ходила с высоко поднятой головой, и все бы девочки в нашем поселке на меня смотрели и удивлялись. Хохотушка Олеся на первый взгляд казалась беззаботной бездельницей. Но, когда ее мама заставляла что-нибудь сделать по дому, она беспрекословно и даже с радостью подчинялась. И я видела, с каким рвением маленькая девочка приступала к работе, как взрослая.
Веранду и крылечко Олеся мыла каждый день. Я помню, как однажды полил сильный дождь, и мы забежали на крыльцо в грязных сандалиях. Она очень разволновалась, увидев на окрашенных в темный цвет досках, следы.
– Надо срочно вымыть пол! – вскрикнула она.
– Но твоя мама придет не скоро, – проговорила я, не понимая подругу. – И отец тоже на работе до вечера. Да и брата нет.
– Ну и что, надо помыть пол, я не люблю, когда грязно. – Олеся забежала в дом и уже скоро возвратилась с ведром и тряпкой.
Она очень тщательно мыла, точно сама была хозяйкой этого дома.
Потом Олеся сказал, что у нее еще много дел, надо помыть посуду, убраться в комнатах и почистить картошку, так как мама может прийти раньше и будет недовольна.
А мне показалось, что я ей просто надоела, и таким образом она решила от меня избавиться.
Я еще немного постояла одна на мокром, но чистом крыльце, подождала, пока закончится дождь, а потом обулась и ушла очень грустная, думая только об одном: «Неужели она, двенадцатилетняя девчонка, действительно будет мыть посуду, убираться в доме и чистить картошку. Ладно, пол, а вот картошку и я чистить толком не умею…» Но на Олесю я никогда не обижалась.
Мама у нас тоже была очень строгая, но почти всю работу по дому делала сама, не надеясь на нас, дочерей: Варю и меня. Может быть, потому что на нас нельзя положиться. Единственное, к чему нас мама приучила, так это наводить в своем шкафу порядок. Однажды она просто выкинула все вещи на пол и заставила все сложить стопочкой, при этом сердито произнесла: «Какие из вас
выйдут хозяйки, если я не приучу вас к порядку, бездельницы… И в кого вы такие ленивые. Я в вашем возрасте уже коров пасла и на покос ходила». А я представила, как наша мама пасет коров, косит сено, и мне стало очень весело. Но мама разозлилась еще сильнее: «Ты мне тут не ухмыляйся, а быстро собирай вещи». И мы с Варей нехотя взялись за дело, маленькая же сестренка Маша бегала на улице.
Баба Шура же относилась ко мне снисходительно, жалела меня. Правда, пол в ее доме мыла я сама, без чьей-либо указки, а иногда наводила порядок в комнатах от нечего делать. И когда приходила соседка, пятидесятипятилетняя Августина, или просто Гутя, важная, хозяйственная, полная особа и, видя, как я убираюсь, говорила: «Вот помощница приехала, какая молодец!» Взгляд же у соседки был хитрый, высокомерный, и мне казалось, что она думает так: «Вот нахлебница приехала к бабке, прибавила хлопот, хоть бы раз в огород вышла, лишь бы болтаться».
Как-то раз мы гуляли долго по поселку, потом прошлись по лесу. Кругом щебетали птицы, стучал где-то дятел, легкий ветерок обдувал мои распущенные темно-русые волосы. А Олеся бережно поправляла косу. Я была в красном ситцевом платье и в туфлях, а подруга в зеленом легком сарафане, на голых ее ногах красовались белые сандалии.
Хотелось развлечений, каких-нибудь шалостей, моя душа истосковалась.
Мы уже подходили к дому бабушки Шуры, как на высокой каменистой горе, которую мы все называли Лысой из-за отсутствия на ней травы, я увидела две мужские фигуры.
– Олеся, смотри, кто это? – спросила я.
– Не знаю, – ответила она. – Да они очень далеко, их трудно разглядеть.
– Давай подойдем поближе, – предложила я.
Мы подошли к подножию горы, где был хвойный лес, и спрятались за деревья. Но, видимо, были замечены, и парочка побежала с горы очень быстро по направлению к нам. Мы же поспешили к дому Олеси. Прибежали и сели на скамейку за оградой, взволнованные и едва переводя дух. Я почувствовала, что настроение у меня поднялось. Именно этого мне и не хватало почти целую неделю. А подруга тихонько смеялась и тяжело дышала.
Фигуры быстро вышли из леса и направлялись к нам.
– Зайдем в ограду? – запереживала Олеся.
– Нет, зачем! Мне интересно узнать, кто это?
Это оказались мальчишки. Один был низенький, другой повыше, и оба они были худощавы и энергичны.
– Что же вы убегаете от нас! – уже подходя близко, крикнул парнишка повыше.
– А мы не убегаем, мы пешком шли, – сердито сказала Олеся, поджимая губки, чтобы не прыснуть смехом.
– А! Вы пешком шли, – улыбаясь, красивым голосом проговорил тот же парнишка.
Голос у него был очень хорош, такой мужской и уверенный, с четкой дикцией. И он никак не сочетался с худощавой и невысокой фигурой. Одет был парнишка в синий спортивный костюм и черные кроссовки. Лицо его выглядело серьезным и строгим. Тут он улыбнулся, и на щеках образовались ямочки. Я стала рассматривать незнакомца, и он мне показался несимпатичным. Но брюнетом, что неплохо, так как я не люблю рыжих и блондинов. Я считаю, что мужчине подходит темно-русый и черный цвет волос. А девушке – рыжий и белый.
– А как ваши имена? – спросил парнишка пониже, с мягким детским голосом и довольно симпатичным лицом. Небрежный и слегка развязный, он был одет в трико и белую рубашку с коротким рукавом. Темно-русые волосы взъерошены.
– Я Оля, она Олеся, – сказала я также уверенно, как тот парнишка повыше.
– Очень приятно познакомиться. А я Женя, а он Андрей, – сказал тот же парнишка.
– Тоже очень приятно познакомиться, – произнесла я.
Если бы у Андрея был такой же голос, как у Жени, я бы подумала, что это еще глупый ребенок. Но уверенный и четкий тембр делал его взрослым и умным. И если слушать Андрея с закрытыми
глазами, то можно подумать, что перед тобой стоит высокий, накаченный и широкоплечий парень, а не худощавый маленький парнишка.
– Чем вы занимаетесь сегодня вечером? – спросил Андрей.
– Чем придется, – ответила я.
Олеся все еще стояла с поджатыми губами и хотела смеяться. Видимо, все это ее забавляло.
– Не желаете с нами прогуляться по лесу? – опять спросил Андрей.
– Мне сегодня некогда, – вдруг выпалила Олеся, которая сделалась очень серьезной. – Мне нужно помыть пол в доме и прополоть грядки. А сколько, если не секрет, вам лет? – вдруг неожиданно даже для меня спросила подруга.
– Мне четырнадцать, – сказал Андрей.
– А мне двенадцать, – проговорил Женя.
– Надо же, как нам с тобой, Оля, – обрадовалась подруга. – Ей четырнадцать, а мне двенадцать.
– Правда, удивительное совпадение! – произнес Андрей. – Так что, не желаете прогуляться?
– Сегодня не желаем, завтра в это же время на этом месте, – ответила уверенно я.
– Так, а сколько сейчас на наших соломенных? – Андрей отодвинул манжет спортивной кофты и взглянул на наручные блестящие часы, которые казались для его руки, не совсем сформировавшейся, громоздкими и тяжелыми. – Сейчас три часа дня. Встретимся завтра в это же время, – точно военный, отрапортовал он.
Олеся забежала в ограду.
– Пока! – крикнула я и зашла следом за подругой.
– До завтра, – произнес Андрей.
За высоким и сплошным забором из дерева я, наконец, выдохнула. Общение с мальчишками меня почему-то напрягло, и мне захотелось скорее где-нибудь укрыться. А за забором не было видно улицы.
И теперь я думала: «Стоит ли завтра идти с ними гулять. Андрей был чуть-чуть ниже меня, мне так показалось, а Женя и вовсе малыш. Разве это парни. Пожалуй, их предложение мы проигнорируем».
– Сейчас я быстро прополю грядку, и мы попьем чаю, – сказала Олеся, как взрослая.
– Тогда я тебе помогу.
Небольшую грядку с морковкой мы быстро освободили от сорняков и пошли пить чай в летнюю кухню, построенную совсем недавно. Там было чисто, уютно, и вся посуда была перенесена из дома тоже недавно.
– Когда это вы успели сюда перебраться? – поинтересовалась я.
– Вчера вечером, папка тут кое-что доделал, и мы все перенесли.
– Здесь здорово! – восхитилась я. – Кругом зелень, как в раю.
– Мне тоже здесь нравится, – улыбнулась подруга.
Она взяла чайник с горячей печки, которая уже не топилась, но держала жар, и разлила кипяток в фарфоровые кружки. Потом налила из чайничка заварку. Все это она делала очень ловко и быстро. А я наблюдала за ней и думала: «А ведь я старше Олеси, но не такая хозяйственная, как она и не гостеприимная…» Затем она поставила на стол жареные шанежки и банку сгущенки. Мне, конечно, стало как-то неловко, я сыпанула в чай три ложки сахару, быстро размешала и стала его пить.
– А шанежки ешь, они очень вкусные, – проговорила Олеся с набитым ртом.
– Хорошо, – я тоже взяла стряпню, но не стала ее обмакивать в сгущенное молоко.
Ела Олеся очень много, шумно причмокивала, облизывала с пальцев сгущенку, потом опять макала стряпню в сгущенное молоко, и оно текло по пальцам, она его снова слизывала с наслаждением. Все это меня очень забавляло.
Когда она наконец-то наелась, то откинулась на спинку стула и погладила свой животик.
– Фу, наелась, очень вкусно! – выдохнула она. – А что ты так мало съела?
– Я много не ем.
– А я люблю покушать, особенно что-нибудь стряпанное.
«Надо тебе поменьше есть и побольше двигаться», – подумала я и увидела в огороде маму Олеси.
– А сегодня тетя Надя дома?
– Да, она сегодня дома и завтра тоже.
Мне стало как-то совсем неловко. Тетя Надя смотрела всегда на меня, как соседка Августина, недоброжелательно и высокомерно. Ее взгляд говорил: «Вот болтаешься без дела, бездельница и дочь мою отрываешь от работы». Она могла пройти мимо меня и не поздороваться. А когда я ей говорила: «Здравствуйте, теть Надь!», – она поднимала голову и проводила взглядом по мне сверху вниз, как бы решая, желать мне сегодня здоровья или нет. Потом брезгливо говорила: «Здравствуйте!», – и снова опускала свои голубые глаза. Конечно, тетя Надя была очень красивой женщиной, блондинкой. Она следила за собой и приучала к этому дочь. В доме у них было чисто и современно. И приятная внешность тети Нади никак не сочеталась с ее скверным характером.
– Ты знаешь, Олесь, я наверно пойду домой, – вдруг засобиралась я, когда увидела, что тетя Надя медленно приближается к летней кухне. Ее пышные элегантные формы в ситцевом сарафане, казалось, парили в лучах яркого солнца. Соломенная шляпка, с большими полями, придавала ей вид светской дамы. В ней было что-то сдержанное, аристократическое и в тоже время отталкивающее.
– Ну, ладно, а я пойду телевизор посмотрю, а потом помою пол, – быстро согласилась подруга.
Я вышла на улицу и шмыгнула к воротам, довольная, что не встретилась с хозяйкой дома. Только маленькая собачка Моська несколько раз огрызнулась на меня, так как я потревожила ее сон.
На следующий день, около трех часов дня, мы с Олесей решили не показываться на глаза мальчишкам, придумали их одурачить. Выйдя через калитку в конце огорода, двинулись в лес одни. Погода стояла чудесная. Щебетали весело птицы, перелетая с дерева на дерево. И кукушка долго куковала на сосне. Жужжали пчелы, и изредка назойливые комары лезли в лицо.
– Они, наверно, сейчас нас ждут возле лавочки, а мы тут! – загалдела подруга. – Здорово мы их обманули!
– Ага, здорово! – отозвалась я.
И мне почему-то стало как-то грустно. Пока мы бежали через огород, а потом к лесу – было весело, а когда были далеко, какое-то непонятное чувства разочарования накатило на меня. Захотелось вернуться, показаться на глаза мальчишкам и опять броситься бежать куда-нибудь от них. Видимо, игра в «кошки-мышки» мне нравилась.
– Что ты молчишь? – спросила Олеся.
– Как-то тоскливо. Может вернемся?
– Не знаю, давай вернемся, – согласилась подруга.
Мы повернули обратно.
И тут неожиданно из-за кустов вынырнули мальчишки. Мы с подругой даже вздрогнули.
– Здрасьте! Это как понимать? – начал возмущаться Андрей. – Мы их там ждем, а они тут гуляют.
– Очень интересно? – подтвердил Женя.
– А мы забыли, – не растерялась я.
– Я так и думал, – сказал Андрей. – Девичья память короткая, – и опять его голос звучал красиво и решительно.
– Пойдем, Оля, домой, – взволнованно проговорила подруга. – А то мама будет ругаться, что я убежала без спроса.
– Давай немножко пройдемся по лесу, – попросила я шепотом.
– Ну, хорошо, только совсем немножко, – уже громче ответила Олеся.
Мы двинулись вперед.
Мальчишки пошли следом. Одеты они были также, как вчера. Олеся тоже нечасто меняла наряды. Я же привезла с собой весь свой гардероб и, почти каждый день переодевалась. Сегодня я была в голубоватом спортивном костюме, который очень мне нравился. Он придавал моему крепкому телосложению женственность и уверенность.
Дома же у себя, в своем поселке, я не любила такие переодевания, часто ходила в одном и том же. Предпочитала спортивные штаны и спортивную кофту.
Мальчики начали о чем-то шушукаться, и Женя то и дело тихонько хихикал. А Олеся то поглядывала на меня, то поворачивала голову назад. Она слегка улыбалась и покачивала головой, тем самым говоря: «Ни стыда ни совести – идти сзади и шептаться. Зачем мы только пошли с ними?»
Мне же стало совсем не до улыбок, я почувствовала себя неловко, точно являлась предметом для насмешек. И тут я резко обернулась и сказала мальчишкам:
– Наверно, мы пойдем домой.
– Извините нас, шептаться за вашей спиной – это неприлично, – интеллигентно произнес Андрей.
– Наконец-то дошло, – сказала подруга. – Пойдем домой, Оля.
– Мы больше не будем, – громко, улыбаясь, проговорил Женя и, повернувшись назад, стал кидать на дорогу сосновые шишки, которые он успел набрать.
Андрей поднял с накатанной щебеночной дороги несколько шишек и тоже стал их кидать, не обращая на нас внимания.
Мы с Олесей переглянулись, удивленные и разочарованные. Нам показалось, что они над нами просто издеваются.
– Давай убежим, – прошептала я.
– Давай, – отозвалась шепотом подруга.
И мы кинулись в глубину леса. Несколько шагов, и кучка плотно выросших густых молоденьких ёлок скрыла нас в одно мгновение. Но мы не остановились, а бежали все дальше и дальше. Нам стало очень весело.
Мы выбежали из леса и поторопились к огороду Олеси. И только там смогли перевести дух и оглянуться назад. За нами никто не бежал.
– Какие-то дураки! – громко проговорила подруга.
– Не говори, – подтвердила я. – Детство еще в голове.
– Точно. Больше с ними не пойдем гулять.
Почти весь день мы просидели у Олеси в доме одни, смотрели телевизор и болтали. Ее мама уехала к сестре в гости в соседний поселок, оставив записку.
На следующий день, около десяти часов утра, я пошла за хлебом. О том, к кому приехали мальчишки в гости, я узнала от подруги. И проходя мимо маленького старенького домика, в котором жила бабушка мальчиков, я опустила глаза на дорогу. Но взгляд мой все же скользнул в сторону деревянного забора. В ограде никого не было. Я с облегчением выдохнула и почему-то разочаровалась. Конечно, я хотела увидеть мальчиков. Увидеть их и быстро куда-нибудь скрыться. Мне почему-то захотелось рассмеяться им в лицо громко, с презрением и убежать.
Когда я шла обратно, в ограде по-прежнему никого не было.
«Может быть, они домой уехали? – подумала я. – А может быть, они где-то гуляют? Интересно, где они? – меня мучил вопрос, и я уже не понимала себя. – Мне кажется, что это происходит со мной от тоски и безделья. И если я чем-нибудь займусь, то это пройдет».
И я сегодня решила поработать в огороде.
Как только я сообщила об этом бабушке Шуре, она, обычно говорившая: «Что ты, Олечка, отдыхай, я сама все сделаю. Да и работы там совсем немного», произнесла: «Я не откажусь от помощи. Да и грядки у меня заросли»
Я поела и вышла в огород.
Возле дома стояли три старых ранетки. Дальше расположились грядки с овощами, рядом росла картошка, высокая и тонкая, слегка заросшая осотом. А в основном было все чисто и аккуратно. Бабушка моя – настоящая трудяга. Только грядка с морковкой затянулась мокрецом. Я присела и стала полоть. А мысли мои блуждали по лесу, там, где мы последний раз расстались с мальчишками.
Несмотря на то что детство еще играло в них и многие выходки казались нелепыми да наивными, меня тянуло к ним. Может, действительно, от безделья.
– Вот она где! – услышала я за своей спиной тихий голос.
Я повернула голову и увидела подругу в голубом трикотажном платье. Лицо ее сияло.
– Привет! – отозвалась я, стараясь улыбнуться.
– А мне твоя бабушка сказала, что ты сильно занята. Тебе еще много полоть?
– Я почти закончила.
– Вот здорово! – произнесла Олеся. – Потом погуляем по лесу.
– А что, можно и погулять, – обрадовалась я. – Ты случайно мальчишек не видела?
– Видела, они у тетки своей, которая за нашим огородом живет. Я их увидела, когда горох полола.
Что-то екнуло во мне, точно Олеся говорила о моем парне. Даже холодок по телу пробежал.
«Да какое мне до них дело, – успокоила я себя. – Пусть себе гуляют, где хотят».
А когда я закончила работу, то выходя за ограду, внимательно посмотрела по сторонам. И тут мой взгляд остановился на Андрее, который сидел на скамейке возле забора т. Гути, опустив голову. А рядом стоял Женя и чертил правой ногой по земле, при этом внимательно что-то разглядывая у себя под ногами.
Мы с Олесей решили пройти мимо, не обращая на них внимания.
– Здравствуйте, девушки! – громко произнес Андрей.
– Здрасьте! – ответила я и отвернулась.
Андрей, глядя на нас и понимая, что мы ими больше не интересуемся, решил пойти на уловки: он сделал вид, что что-то поймал и сейчас держал это в ладони.
– Гляди-ка, Жека! Ничего себе… Я и не думал, что поймаю его…. Какой он огромный… Кошмар! Девчонки тоже такого не видели!
Олеся попалась, как и Женя, они подошли близко и стали внимательно смотреть на его кулак. Я же подошла к Олесиным воротам.
– А я вас обманул, у меня ничего нет! – вдруг прыснул смехом Андрей, глядя на меня.
– Дурак! – крикнула на него Олеся и побежала ко мне.
– А что сразу обзываться, – обиделся парнишка. – Я просто хотел с вами пообщаться, прогуляться по лесу.
– Ага, сейчас, нам и без вас хорошо! – крикнула девчонка.
– А вот нам без вас плохо, – проговорил Андрей. – Давайте дружить.
Мальчишки встали и пошли в нашу сторону.
– Ну, давайте прогуляемся и поговорим о чем-нибудь, – умоляюще, глядя на меня, сказал Женя.
– Хорошо, давайте погуляем, – согласилась я, глядя на подружку, у которой было недовольное лицо.
– Иди с ними, если хочешь, а я дома останусь, – в обиде проговорила она тихо.
– Я не пойду без тебя, ты что такое говоришь, – прошептала я.
– Хорошо, пойдем, только недолго, у меня много дел.
Олеся всегда ссылалась на какие-то домашние дела, хотя последнее время только и занималась тем, что мыла пол и посуду. А остальное время гуляла со мной или просиживала возле телевизора.
Брата Саши постоянно не было дома. Родители с утра до вечера на работе. А она покормит кота и собаку, вымоет пол да посуду и свободна.
В ограде залаяла Моська.
– Моська, это мы! – крикнула хозяйка.
– Пойдемте в лес и не будем нервировать Моську, – прошептал Андрей.
И вот мы шли по лесу. Андрей рассказывал о себе и о двоюродном брате Жене. Мы узнали, что живут они в разных городах, но каждое лето проводят вместе. Сюда, к своей бабушке и тетке, приезжали два года назад.
Потом я начала рассказывать о себе и как-то незаметно мы разбрелись по парам: Андрей шел со мной, а Женя догонял Олесю, которая убежала вперед.
Тут Андрей остановился, сорвал гвоздичку и, смущаясь, как джентльмен, поднес ее мне. Я даже вздрогнула. Сердце у меня заколотилось. И теплая волна прокатилась по телу, когда мой спутник взглянул мне в глаза. В сумраке леса его загорелое лицо с ямочками на щеках показалось мне привлекательным и даже красивым. Как же я этого не замечала раньше. Его зеленые глаза смотрели на меня ласково и нежно, точно просили о помощи и о сострадании.