– Она мне никогда ничего не рассказывала такого, но я чувствовала: у нее есть какая-то тайна – и всегда сомневалась, что она любила Гришиного отца (то есть отца моего мужа). Он хороший человек, известный ученый, но какой-то чудак. А Наталья Александровна красавица, даже в своем возрасте, умница, светская женщина.
– А скажите, Соня, как по-Вашему, меня она могла бы любить?
– Вас – да! Вы и сейчас еще сможете произвести впечатление.
– Ну, Соня, раз уж мы с Вами случайно об этом заговорили, то я хотел бы Вам рассказать нашу историю. Никогда никому об этом не рассказывал после нашего расставания, хотя всю жизнь каялся. Читали ли Вы, Сонечка, когда-нибудь замечательную критическую статью одного нашего классика-критика, Н.Г. Чернышевского то есть, на романы Тургенева – «Русский человек на рандеву»? Я вот и оказался этим самым героем, любовником-недотепой. В молодости меня полюбили две необыкновенные женщины, а я потерял их обеих.
– Как это?
– А вот так. Мы подружились с Наташей на последнем курсе, и я сразу почувствовал, что это не просто дружба с ее стороны. Но меня немного пугал ее романтический порыв, поэтому мы просто проводили вместе время: гуляли, ходили на концерты, на выставки, в театр, в гости. Но никто из нас ни о чем не заговаривал и не предпринимал каких-либо действий для сближения. Может быть, через некоторое время мы бы сблизились и поженились в результате, и это был бы, наверное, хороший брак, так как мы хорошо понимали друг друга. Но случилась катастрофа.
– Что именно?
– Во время госэкзаменов, в июне, Наташа приютила у себя одну девушку, Леру. Та осталась без жилья, без работы, и биография у нее была сложная. Она была исполнительницей цыганских песен и романсов, пела в некоторых московских ресторанах. Наташа мне о ней ничего не рассказывала. Но в один из моих к ней визитов, примерно через час после моего прихода, Лера внезапно вернулась к Наташе на квартиру. Ей опять отказали от места.
Знаете, Сонечка, это было как удар молнии – без преувеличения. Увидев Леру, я понял: я ее раб на всю жизнь, все прежние мои привязанности – ничто, я могу быть только с ней. И представьте, Лера тоже это почувствовала. В общем, классический «ку дэ фудр» (coup de foudre), – то есть внезапная и беспощадная любовь с первого взгляда. Наташа, конечно, тоже все это поняла. Лера быстро отпросилась спать. Мы с Наташей еще долго оставались на кухне, практически не разговаривая. Остаток ночи я просидел у них на лестнице в подъезде, ожидая, когда выйдет Лера. Когда она появилась рано утром, бросился к ней и каким-то чудом убедил ее пойти со мной. Я говорил ей, что эта моя внезапная любовь на всю жизнь, и что она тоже это чувствует, что мы теперь никогда не должны расставаться, что срочно должны пожениться и т.п. И это было правдой тогда. Что удивительно, оказалось правдой и потом. Но примерно через день мы с ней расстались навсегда.
– Но почему?
– У Леры была сложная судьба: раннее сиротство, трагический опыт первой любви. И она не желала того же Наташе, которую горячо полюбила. Кроме того, существовал ее любовник – музыкант, сбежавший от следствия за какие-то махинации. Он узнал о ее местонахождении, прислал ей записку с мольбой о встрече. Думаю, Лера сразу же все решила. Она стала моей, но только на одну ночь и полдня. А потом меня обманула. Сказала, что ей нужно ненадолго по делам, а сама пошла на встречу со своим Борисом. Его потом судили, она поехала с ним на поселение, стала его женой. Но прожила совсем немного. Умерла лет в тридцать от той же легочной болезни, что и ее отец (профессор, между прочим).
– Вот это история!
– Да, Сонечка, я, после того как понял, что она сбежала, свалился с температурой и бредом. Попал в больницу, меня долго лечили от нервной горячки. Наташа там меня исправно навещала. Но потом перестала со мной общаться. Она была блестящая умница, гордая и красивая. Не могла больше со мной общаться после того, как я ее так бросил. А на Леру у нее никогда не было обиды. Она ее все время вспоминала, пока мы общались. Где она, что с ней? Я искал Леру все время. Нашел, но она не отвечала на мои письма. Потом получил уведомление о ее смерти, наверное, от Бориса и пачку моих писем. Я не смог оставаться в Москве, не стал поступать в аспирантуру, куда меня активно приглашали. Уехал в Смоленскую область, на Угру, преподавать в сельскую школу. Вернулся в Москву только через девять лет, после смерти Леры.
– А дальше что было? Почему Вы потом не встречались с Натальей Александровной?
– К тому времени Наташа была замужем, защитила кандидатскую, растила сына. Она уже получила «широкую известность в узких кругах» как оригинальный ученый, занимающийся редкой темой и интересно пишущий. Вышла ее первая, пока небольшая, книга об искусстве Дальнего Востока. Я страшно завидовал ее мужу, но понимал: мне нельзя искать с ней встречи – я очень виноват перед ней.
– А может, зря? Вдруг она все еще Вас ждала, и можно было бы все изменить. И Вы были бы счастливы.
– Может быть, Сонечка. Но я очень боялся с ней встретиться. Случайно как-то увидел ее на улице, но быстро свернул в переулок. Мужества не хватило с ней заговорить. В общем, читайте, Сонечка, статью Чернышевского, это про меня.
Было уже около 12 ночи, когда Соня отправилась в свою комнату спать. Но сон к ней не шел. Невероятные впечатления этого дня прокручивались в голове снова и снова, пока не приняли какие-то странные формы и не превратились в утомительное сновидение, состоящее из смеси ярких отрывочных образов и смыслов. Совсем под утро Соне вдруг привиделась давно умершая православная няня одной из ее неверующих подруг. После чего она проснулась со странным ощущением, что это было неспроста, и она должна что-то для нее сделать.
На следующий день для паломников была организована первая экскурсия по скитам. Группу опять разделили на части, и Соня оказалась вместе с Григорием Борисовичем и его дочерью. Он представил Соню своей дочери, сказав, что именно Соня их вчера выручила. Лера застенчиво улыбнулась. На Соню она производила странное впечатление – как будто бы взрослой, очень закрытой женщины и в то же время прямо-таки маленькой, испуганной девочки.
Весь день они фактически провели вместе, и к концу дня Лера, кажется, перестала бояться Соню. Стала что-то ей отвечать, сама заводила беседу, даже немного посмеялась над собой, сказав, что рано решила, будто ее проблемы с нервами уже позади. Более подходящее лекарство они все-таки где-то раздобыли.
Григорий Борисович, в свою очередь, сообщил, что Лера закончила филологический факультет с отличием, со специализацией в испанском языке. Сейчас работает на какие-то издательства, переводит что-то из латиноамериканской прозы. И добавил, что Лера просто влюблена в латиноамериканскую литературу. Любовь ко всему испанскому у нее началась еще в детстве. Даже сны она видит в стиле романов Маркеса, а также немного пишет сама, в том же стиле, но для себя. Если Соня захочет, он даст ей почитать последний Сонин рассказ. Соня, конечно, выразила такое желание.
Когда они вернулись в гостиницу после ужина, и Соня собралась идти спать, ее снова остановил новый знакомый.
– Вот Вам Лерин рассказ, почитайте. Скажите прямо, что Вы о нем думаете. Можно ли это опубликовать? Вы знаете, Сонечка, я очень хотел бы, чтобы Лера как-то была устроена в этой жизни. Вы видите: она особенная и беззащитная. Может быть, и я в этом виноват.
– Вы? Почему?
– Она родилась, когда мне было сорок. Я поздно женился. К жене был равнодушен, хотя она меня, кажется, любила. Лере я отдавал всю свою любовь, которую не смог больше никому подарить. Она действительно была и остается для меня всем. Лера росла странной девочкой: молчаливой, замкнутой, но очень способной с детства. Она никогда ни с кем не играла в детские игры, только сама с собой. Но очень рано у нее обнаружились большие способности к шахматам. Она могла бы сделать шахматную карьеру, была мастером спорта, но потом, подростком, совершенно к этому остыла и полюбила читать. Увлеклась Дон Кихотом, потом другой испанской и латиноамериканской литературой. Когда лет через семь после ее рождения мы с женой разошлись, Лера осталась со мной. Жена против этого даже не возражала. Лера слушалась только меня, я был ее единственным авторитетом. Может быть, я слишком ее баловал, выполнял все ее желания, но Лера была очень хорошим, послушным ребенком, всегда отлично училась, только совершенно ни с кем не желала играть и дружить. Наверно, нужно было стараться это как-то изменить, но тогда странности ее поведения не слишком меня настораживали. А теперь она одинокий человек, без подруг и без мужа, и я очень беспокоюсь за ее будущее. Я старик, умру, и кто тогда будет с ней рядом?
– Но вы ведь ходите в церковь. Может быть, ей попробовать петь в церковном хоре? Тогда у нее всегда будет поддержка.
– Да, Сонечка, хорошая мысль! Я попробую уговорить Леру, но это будет сложно. У нее проблемы с нервами, депрессии, боязнь незнакомых людей. Ей очень трудно начинать делать что-то новое.
– Я обязательно прочитаю Лерин рассказ и, если он мне понравится, попрошу своего мужа как-то его пристроить. У него много знакомых среди издателей и режиссеров, он долго работал как художник в книгоиздательствах и театрах. Правда, сейчас начал постепенно отходить от дел.
– Интересно. Сын Наташи художник. Она писала об искусстве, а он им занялся.
– Да, только он как раз совершенно не интересуется Востоком. Такой западный человек. Любит все европейское. Комфорт, хорошие отели. И среда у него совершенно не академическая – богемная. Художники, дизайнеры, режиссеры.
– А Вы, я вижу, всё это недолюбливаете.
– Да, пожалуй. Я люблю среду ученых, инженеров, восточную и русскую философию, экологический туризм. В общем, у нас когнитивный диссонанс, как говорит мой младший сын – лингвист.
– Вижу, Сонечка, что и у Вас есть своя тайна.
На этом они разошлись и отправились спать. Наступил последний день их пребывания на Валааме.
В тот день Сонина группа осматривала другие скиты. Они по-прежнему везде ходили вместе с Григорием Борисовичем и Лерой, но разговоров о прошлом больше не заводили. В какой-то момент, правда, Соня рассказала о своем сне в первую ночь на Валааме: ей приснилась умершая няня ее неверующей подруги.
– Что ж, Сонечка, это, конечно, не случайно. Она просит Вашей помощи. Придется Вам за нее молиться и подавать записки, – сказал Григорий Борисович.
День пролетел незаметно, наступил момент прощания с Валаамом и отплытие. Соня, конечно, чувствовала, что все, что там произошло, не случайно. Это все продолжится и будет влиять на ее последующую жизнь. Они обменялись телефонами и электронными адресами с Григорием Борисовичем и Лерой. В Москве, как ни странно, они жили не так уж далеко друг от друга: Соня – на Западе, Рудневы – на Юго-Западе. Она их даже пригласила к себе в гости – где-нибудь через месяц. Ей очень хотелось как-то помочь Лере.
В Питере они расстались. Рудневы собирались там провести еще недельку, осматривая город и окрестности. А Соне пора уже было возвращаться на работу. Сев в поезд Питер – Москва, перед сном она решила почитать Лерин рассказ и в результате не останавливаясь, прочла его на одном дыхании. Он, правда, был не длинным, но, главное, он был необычным. Действительно, латиноамериканский сон в стиле Маркеса или Сервантеса.
Глава 4. Рассказ Леры. «Необычайная и таинственная история прекрасной Аны-Марии и злодея дона Фернандо де Луна»
Посвящается Г. Г. Маркесу
Святая Урсула, Святой Михаил и Святая Люсия!
Вам, небесным покровителям нашего города, возносит молитвы смиренная монахиня монастыря Святой Урсулы, прежде чем приступить к правдивому изложению удивительных событий, закончившихся некоторое время тому назад. Итак, благословясь, приступаю.
Тому уже исполнилось более десяти лет, как поселилась в одном селении около нашего города молодая вдова с восьмилетней дочкой. Была она удивительной рукодельницей и жила на то, что получала от продажи своей работы. А также имели они с дочкой кое-какие припасы и со своего огорода.
Время шло, и вот исполнилось 15 лет юной Ане-Марии. А надо сказать, что, когда было ей еще только восемь, люди оборачивались, чтобы еще раз на нее взглянуть. А когда вошла она в возраст, красота ее не знала равных во всей нашей земле: водопад тяжелых темно-рыжих кудрей, губы, как распускающийся бутон дикой розы, темный румянец, тонкий стан. А когда поднимала Ана-Мария свои длинные ресницы и озаряла всех взглядом своих, в пол-лица, исчерна-синих глаз, в сердцах людей начинала звучать музыка, и влюбленные юноши навсегда становились поэтами.
Соседи постоянно твердили Инесе, чтобы берегла дочь. И не случайно советовали они так: время было страшное и беззаконное. Умер пять лет до того наш прежний, добрый правитель дон Гусман де Луна, и власть перешла к его сыну – дону Фернандо (ровнехонько тогда, когда Инесиной дочке исполнилось десять).
И за эти пять лет такое он успел учудить, что небеса содрогнулись. Был он жесток, сластолюбив и необуздан, хотя красив и умен свыше всякой меры. Но власть и безнаказанность испортили его вконец, и стал он творить беззаконие. Разогнал все государственное управление и начал править единолично, с кучкой отъявленных мерзавцев. И народ, и знать трясло от страха. Любого могли схватить и кинуть в ужасные подземелья его дворца, любую женщину – украсть на забаву дону Фернандо. И так он всех запугал, что люди стали как овцы и покорно шли на расправу.
И вот в такое время стала Инеса сильно уставать и занемогла. А есть-то нечего – нужно было идти в город продавать работу. И неурожай случился в тот год – соседи тоже ничем помочь не могли.
Ну что ж, – сказала юная Ана-Мария, – пойду теперь я на рынок.
– Что ты, что ты! – в страхе закричала Инеса. – Разве ты не знаешь, что вокруг творится?
Ана-Мария успокоила мать, но, когда та задремала, взяла корзинку с работой и выскользнула за дверь. До города идти было не близко. Всю ночь шла Ана-Мария и только к утру оказалась на рынке. До сих пор все шло хорошо. И на рынке поначалу тоже все происходило удачно. Хотя народу там собралось и не так много, как в прежние времена, и женщин было мало, но все-таки рынок по-прежнему оставался самым бойким местечком в нашем городе. У Аны-Марии хорошо покупали и сшитые ими с матерью рубашки, украшенные изысканной вышивкой, и искусно вытканные ковры, и великолепное кружево. Слух о прекрасной вышивальщице мгновенно распространился по всему рынку, и народ повалил к ее прилавку. Но многие из этих людей советовали ей как можно быстрее уходить.