Все вскочили с мест, и, столпившись вокруг Пети, стали разглядывать старинную, потемневшую от времени деревянную резную шкатулку с позеленевшей медной обивкой, восклицая по очереди:
– Какая чудная вещь!
– Похоже, это и вправду клад!
– Где ты её взял, Петя? – спросил Сева.
– В пещере, из которой меня доставали вертолётом.
– Так вот почему ты не смог оттуда спуститься…
– Ну да, мне было жалко оставлять её там, я же так мечтал найти клад. А слезть оттуда со шкатулкой в руках я бы не смог. Она тяжёлая.
– А если бы мы не прилетели?
– Не знаю… Наверное, сбросил бы её вниз, а потом слез сам.
– Хорошо, что ты не успел этого сделать. Она могла рассыпаться от удара о камни, а это старинная и наверняка очень ценная вещь. Больше там ничего не было?
– Нет. Только эта шкатулка. Там в стене была ниша, похожая на маленький шкафчик, в ней она и стояла.
– Ну что ж, граждане медвежатники, давайте разбираться…– сказал Сева, поворачивая шкатулку замком к себе, – Да, это действительно ценная вещь. Видите, на крышке вырезана корона. Похоже, её хозяин был особой королевской крови. Но как она попала на этот дьявольский остров теперь ответить не сможет никто. Посмотрим, что у неё внутри. Хосе, принеси, пожалуйста, инструменты и машинное масло, если оно есть. Для начала нужно смазать замок, наверняка он сильно заржавел…
Хосе принёс набор инструментов и маслёнку. Сева закапал несколько капель масла в замочную скважину, и стал подбирать подходящую отвёртку. Все наблюдали за его действиями затаив дыхание.
После долгих попыток внутри замка что – то заскрипело, щелкнуло, и шкатулка открылась. Изнутри она была оббита лиловым бархатом и наполнена доверху старинными монетами. Сева взял одну из них и стал внимательно рассматривать.
– Я не силён в нумизматике, но мне кажется, друзья мои, это старинный золотой испанский дублон… – сказал Сева, подбрасывая монету в руке. – Как известно, Испания завоевала Южную часть Америки. Золотые копи в Перу, серебряные копи в Мексике, богатейшие залежи изумрудов на территории нынешней Бразилии – всё стало принадлежать ей. В Старый Свет регулярно отправлялись галеоны, груженные сокровищами. Часть из них лежит перед нами.
Не в силах сдерживать эмоции, Петя крутнулся на месте, подпрыгнул и исполнил нечто среднее между кавказской лезгинкой и танцем племени майя, напевая, – «Эх, дублончики, мои дублончики, траля-ля-ля, траля-ля-ля-ля…»
Маша взвизгнула и стала весьма ловко отбивать ритм на краешке стола.
Остальные весело смеялись и хлопали в ладоши, поддерживая его танец. Сева смотрел на ребят и улыбался, кивая головой в такт незамысловатой мелодии, и пересыпая в ладонях монеты. Вдруг рука его наткнулась на какой – то посторонний предмет, и он воскликнул:
– Братцы, подождите, здесь ещё что – то есть!
Сева осторожно разгрёб монеты в разные стороны. Под ними обнаружился продолговатый кожаный футляр. Сева заглянул вовнутрь, а потом со всеми предосторожностями извлёк из него нефритовую статуэтку. Это была фигурка молодой девушки, одетой в длинный греческий хитон, подпоясанный золотым пояском. На её маленькой головке с длинными волосами, собранными в пышный пучок, был надет тонкий золотой венок. В правой руке она держала корзинку, наполненную фруктами из самоцветных камней, а левой касалась головы золотого барашка, прислонившегося к её ноге.
– Какая прекрасная работа! – воскликнул Сева, – вы только посмотрите, какое изящество форм, какая точность линий и пропорций! Лицо девушки словно живое. Мне кажется, что это богиня Плодородия. А может просто увековеченный образ чьей – то любимой, жившей сотни лет назад.
Он поставил статуэтку в центре стола, давая возможно присутствующим полюбоваться её красотой, а сам стал проверять остальное содержимое шкатулки.
– Кажется всё… Нет, не всё… на дне лежит какая – то бумага… Письмо… Да, это письмо, но трогать его мы не будем, вдруг оно рассыплется в наших руках. Вряд ли кто – нибудь из нас поймёт язык, на котором оно написано, поэтому будет лучше, если с ним разберутся учёные историки. Петя, я от всей души поздравляю тебя с замечательной находкой! Теперь ты по праву можешь считать себя состоятельным человеком.
– Значит, это всё моё? – обрадовался Петя.
– Нет, дружочек, не твоё. – ответил Сева, складывая монеты в стопочки, – По закону ты должен сдать клад государству, на территории которого он был найден. Поверь, за это ты получишь очень даже приличное вознаграждение.
Сева, а за ним и все остальные, пожали удачливому кладоискателю руку, а Маша чмокнула в щёчку. Раскрасневшийся и даже вспотевший от избытка чувств Петя взъерошил руками свою причёску и сказал:
– Это не только мой клад, он и Машин. Если бы не она, я никогда в жизни не попал бы на этот остров и ничего бы не нашел.
– Что ж, это твоё право, – согласился Сева, – скажу тебе одно, ты поступаешь как настоящий мужчина.
– Ну что ты, Петя, – возразила Маша, – я тут не причём. Если бы ты не забрался в эту пещеру, сундучок пролежал бы в ней ещё лет двести, потому что я не полезла бы туда ни за что в жизни.
– Представляешь, что будет, когда я расскажу обо всём в школе? – воскликнул Петя, – Никто даже не поверит, скажут – насочинял.
– Да, это тебе не история Васи Булкина, заблудившегося в подмосковном лесу.
– Ребята, ребята! – остановил их Сева, – Давайте – ка вы разберётесь с Васей Булкиным завтра, а теперь пора спать. Уже скоро утро. Я надеюсь, вы понимаете, что этот клад не игрушка. Сейчас мы пересчитаем монеты, сложим обратно в шкатулку и уберём в надежное место.
– В папин сейф? – спросила Маша.
– Ну да, в сейф.
– А можно, чтобы она постояла в нашей комнате до тех пор, пока мы не сдадим клад государству? Мы будем её охранять, правда, Петя?
– Конечно. – обрадовался Петя, – Можно?
– Я думаю, можно. Ведь это ваша находка. А когда найдётся Петина мама, будем решать, что с нею делать дальше. Согласны?
– Согласны.
– Тогда хватайте ваше сокровище и отправляйтесь спать. Спокойной ночи! Мы тоже заглянем к Михаилу и пойдём укладываться. Я уже валюсь с ног.
– А что мы скажем Михаилу насчёт Анфисы? – спросил Филипп, когда дети ушли.
– Так и скажем, что она, по – видимому, ушла прогуляться. Ведь он же не сказал ей, куда и зачем мы уезжаем, почему она должна сидеть взаперти и ждать неизвестно чего?
– Ну да, ну да… Однако, до этого она настолько боялась похитителей, что даже не подходила к телефону.
– Наверное, приезд Михаила снял с неё груз ответственности, и она решила развеяться.
– Ладно, будем смотреть по обстоятельствам. Пойдём.
В комнате где находился больной, царил полумрак. Верхний свет был погашен. Горел только один светильник, позволявший доктору, удобно устроившемуся в кресле с книгой в руках, наблюдать, как из бутылки, связанной с больным тонкой трубочкой и прибинтованной к его руке иглой, одна за одной, с равномерностью точнейших часов, падали капли. Лицо Михаила находилось в тени. Было непонятно, спит он или просто лежит с закрытыми глазами.
Увидев посетителей, доктор прижал палец к губам и поднялся на ноги.
– Сидите – сидите. Как он? – прошептал Сева, кивая в сторону больного.
– В общем, неплохо. Давление снизилось, кризис миновал. Теперь ему нужен покой и сон.
– Тогда мы пойдём?
– Да, идите отдыхайте. Дети тоже только что заходили, такие возбуждённые, наверное, вследствие недавних событий. Они очень хотели поговорить с больным, но я отправил их спать. И вам спокойной ночи.
Глава 23
Сыщики пришли в гостиную, в которой просматривали Машину видеокамеру. Она до сих пор сиротливо лежала около телевизора.
– Всё равно без хозяина мы бы его не отрыли, – сказал Сева, похлопав рукой по сейфу.
– Всё правильно, пускай дети полюбуются своим сокровищем, они это заслужили. – согласился Филипп, – В любом случае класть шкатулку в сейф не стоило. Во – первых, он занят, там лежит портфель с выкупом. Во – вторых, нельзя исключать вероятность того, что шантажисты уже знают, что дети нашлись, и, поняв, что денег они не получат, сделают попытку их выкрасть.
– Ты знаешь, я думаю точно так же. У нас есть мудрая поговорка – подальше положишь, поближе возьмёшь. Вряд ли кому – то придёт в голову искать выкуп в комнате детей.
Сева подошел к окну, и распахнув его, вдохнул полной грудью воздух, напоенный морской свежестью и ароматами цветов. Из окна открывался сказочный вид. Несмотря на глубокую ночь, по всему побережью сверкали тысячи огней. Низкое небо дышало страстью, рассыпая по чёрной морской глади отражения мириадов звёзд, среди которых плавали ярко освещённые яхты с веселящимися пассажирами. Их то и дело рассвечивали яркие огни запущенных с них ракет и петард.
– Какая красота! – восхищенно вздохнул Сева, усаживаясь на подоконник, – Настоящее царство огня и теней! Праздник жизни продолжается, а нам надо решать задачу с одним неизвестным: кто он, этот шантажист, горевший желанием получить деньги за нашу Машу?
– Боюсь, нам теперь этого никогда не узнать… – ответил Филипп, пристраиваясь рядом.
– И всё – таки … Чтобы найти Петину маму, нам необходимо понять, кому было нужно, чтобы она исчезла. Давай рассуждать логически. Тот, кто требовал выкуп, не мог действовать на авось. Он обманывал нас в том, что Маша похищена, но знал наверняка, что её нет дома – это раз, и что она, скорее всего, не найдётся, а если и найдётся, то очень и очень нескоро – это два. И всё так и было бы, если б не чисто случайная находка – Машина видеокамера.
– О том, где и как пропали дети, знали только Анфиса с охранником и Бинг, который управлял яхтой.– продолжил Филипп.
– Анфиса отпадает, у неё и так было всё, что нужно, чтобы жить в своё удовольствие. И стоит это гораздо больше двух миллионов.
– А охранник?
– Охранник сам по себе тоже вряд ли рискнул бы на такое мероприятие, да ещё находясь в чужой стране. Остаётся Бинг. Почему он не поднял тревогу, узнав, что потерял детей, не сообщил ни в полицию, ни спасателям?
– Растерялся, испугался ответственности… Но я знаю Бинга, он не способен бросить детей в беде. Скорее всего, он не был уверен в том, что они живы, иначе непременно вернулся бы и искал их сам.
Здесь возможен ещё один вариант. Бинг, расстроенный и напуганный произошедшим, поделился своей бедой с неким человеком, который решил воспользоваться возможностью заработать на его несчастье…
– Но как этот человек узнал имя и фамилию девочки и её отца, ведь звонивший шантажист называл Михаила по фамилии… И телефон виллы ему тоже был известен. Откуда он мог это всё разузнать? Нет, здесь действовал тот, кто знал эту семью и был уверен в платежеспособности Михаила. Ведь если человек не имеет возможности заплатить такую сумму, то какой смысл её требовать?
– Кстати, Анфисе тоже следует задать вопрос, почему она молчала, зная, что дети потерялись где – то в океане и, возможно, утонули. Получается, она нарочно содействовала шантажисту, уговаривая Михаила быстрее заплатить выкуп, якобы опасаясь того, что Машу могут убить?
– У Анфисы могли быть знакомые, например, случайно встреченные соотечественники, которым она рассказывала о своём богатом женихе и о внезапно пропавшей падчерице. Может быть, она спрашивала у них совета о том, что делать в сложившейся ситуации.
– Да, всё это выглядит очень странно. Хотя, её тоже могли запугать, убедив в том, что дети найдены, и они могут сделать с ними, а заодно и с нею всё, что угодно, если она не поможет как можно быстрее получить выкуп… Кстати, она не раз жаловалась на то, что её кто – то запугивает.
– Даже если это и так, то она могла скрывать истинное положение дел от кого угодно, но не от Михаила. Приехав, он взял все вопросы по поиску Маши на себя, и скрывать от него правду было по меньшей мере глупо, если не сказать преступно…
– Какая – то причина для молчания у неё была. Но какая?
– Дождёмся, когда она вернётся и устроим ей допрос с пристрастием. У нас её номер с больной головушкой не пройдёт.
Где – то тревожно закричала птица. В окно влетела ночная бабочка. Она заметалась вокруг включенного светильника, то приближаясь к нему, ударяясь о стекло и раня изящные нежные крылышки, то отлетала в сторону, словно смиряясь с тем, что ей на роду написано жить в тени, но тут же вновь возвращалась, не теряя надежды достигнуть самого сердца вожделенного источника света.
Сева следил за её тщетными попытками прорваться к огню, и думал об Анфисе. Она так же, наподобие этой бабочки, металась между прошлым и будущим, стараясь сохранить то, что ей подарила удача в лице Михаила, дававшего возможность жить ни в чём себе не отказывая, и не желая терять Максима.
– Мы так и не решили, с чего начинать поиски Верочки. – сказал Сева, встряхивая головой.
– Какой Верочки? – удивился Филипп.
– Той самой, которую нас с тобой просил найти Михаил, Петиной мамы. Если ты помнишь, её зовут Вера Ивановна.
– Веру Ивановну помню, а вот Верочку пока не знаю…– улыбнулся Филипп.
– Да какая разница! Главное, найти человека, а человек она, как мне кажется, хороший. Или ты имеешь другое мнение?
– Нет, в этом я с тобой соглашусь. Но думаю, нам следует хоть немного поспать. Как говорит ваша пословица – утро после вечера умнее.
– Утро вечера мудренее… – поправил Сева. – интересно, где ты так хорошо познакомился с русским народным творчеством? Только не говори, что тебе чаще всего приходится работать с русскими, потому что они по изменам своим супругам идут впереди планеты вся…
– Ваши женщины самые красивые и обаятельные, – улыбнулся Филипп.
– Ишь ты, какой дипломат! Ну ладно, пойдём спать, а то я уже валюсь с ног.
Спальни, отведённые для сыщиков, находились рядом. Сева принял душ, находясь уже в полусонном состоянии. Идя к кровати, едва успел заметить краешком глаза, что ночь идёт на убыль и небо заметно просветлело. Он плюхнулся в мягкую постель и уснул, едва коснувшись щекой подушки.
Филипп, лёжа в постели, ещё некоторое время прокручивал в уме события и впечатления прошедшего дня. Потом его мысли перекинулись к Эмми. Они не виделись уже три дня, и он почувствовал, что скучает за своей подружкой, как никогда. Они встречались уже около года. Недавно, гуляя на свадьбе их общего друга, он заметил, с каким восхищением и даже с некоторой завистью она смотрела на невесту. Филипп понял, что Эмми уже готова задать ему вопрос, когда же он прекратит гоняться за чужими мужьями и женами, выясняя, верны они своим супругам или нет, в то время, когда её так волнует неопределённость их собственных отношений. Почти все её подруги повыходили замуж и даже нарожали себе маленьких бэбиков, а она всё ждёт, когда же он наконец найдет себе занятие, достойное настоящего мужчины.
Филипп знал, что этот разговор неизбежен, и всячески старался его замалчивать. Конечно, ему самому не очень – то нравилась такая работа, но за неё неплохо платили. Это давало ему возможность снимать хорошую квартиру, выплачивать кредит за новенькую феррари, и вообще жить, ни в чём себе не отказывая. Работы на островах не так уж много, а уезжать на материк он не хотел. Филипп очень любил свою маленькую родину. К тому же, не считал просиживание в офисе делом, достойным настоящего мужчины.
Филипп давно уже понял, что Эмми именно та женщина, с которой он хотел бы связать свою жизнь. И готов был сделать ей предложение хоть сейчас, если она не будет требовать кардинальных перемен в его жизни. Но он не был уверен в том, что она согласится на его условия. Эмми, при всей своей мягкости и нежности, имеет очень твёрдый характер, в чём он имел возможность не раз убедиться за время их знакомства.
Уже в полусне Филипп слышал, как часы в гостиной пробили три. Ему показалось, что их монотонный бой смешался с ещё одним звуком, похожем на шелест развевающейся материи и лёгких, осторожных шагов. Затем где – то скрипнула дверь и всё затихло. Но Филипп принял эти звуки за сонное видение, и, повернувшись на бок, уснул.
Глава 24
Для Михаила ночь была долгой и тревожной. Теперь, когда Маша вернулась, он стал особенно дорожить своей жизнью, понимая, что без него ей будет так же плохо, как плохо было ему без неё.
Сначала он пытался бороться с сонливостью, опасаясь, что может уснуть и больше не проснуться, как это часто бывает с сердечниками. Но усталость и действие медикаментов брали верх, и он проваливался в зыбкий, тревожный сон, в котором то раздавались чьи –то приглушенные шаги, то звонил телефон и знакомый голос требовал денег, угрожая прислать Машу частями. Он вздрагивал, просыпался весь в холодном поту и со страхом озирался по сторонам, прислушиваясь к тишине и пытаясь узнать голос, услышанный во сне.
Доктор, свернувшийся клубочком в кресле, тоже просыпался, словно его дергали за какие –то незримые ниточки, связывавшие с пациентом. Он выбирался из кресла, подходил к постели, брал его за руку, нащупывая пульс.
– Маша… Где Маша? – спрашивал Михаил.
– Тише, тише, – шептал доктор, – успокойтесь. Маша спит, с нею всё в порядке, и с Петей тоже… Вам тоже надо спать…
Его мягкая, тёплая рука и тихий голос действовали успокаивающе, и Михаил постепенно расслаблялся и снова засыпал, чтобы через некоторое время проснуться снова. Окончательно он проснулся, когда солнце поднялось довольно высоко. Он немного полежал, прислушиваясь к своему телу, затем пошевелил пальцами на руках и ногах, проверяя, послушны ли они ему по – прежнему. Руки – ноги двигались, но при каждом движении накатывалось ощущение слабости и разбитости.
Доктор уже был на ногах. Он стоял у столика и перебирал какие – то пузырьки. Услышав шорох, повернулся к Михаилу и улыбнулся.
– Доброе утро! Как мы себя чувствуем?
– Ощущение такое, будто по мне проехался каток. Но настроение отличное.
– Чудесно! – воскликнул доктор, – хорошие эмоции, это самое лучшее лекарство для человека. Главное, оно не грозит аллергией и передозировкой, хотя, в вашем случае, и радоваться тоже надо аккуратней. А насчёт проехавшегося катка я вам скажу вот что – это последствие сильнейшего приступа, который у вас вчера случился. Организму пришлось приложить немало усилий, чтобы его перебороть, отсюда и ощущение усталости и перенапряжения. Я думаю, оно пройдёт очень быстро, если вы будете соблюдать постельный режим. А как у вас со зрением? Вы меня хорошо видите?
– Вижу, но весьма расплывчато…
– Со временем оно улучшится, хотя, я думаю, носить очочки вам придётся. Вам надо будет показаться хорошему специалисту. А сейчас мы соберём необходимые анализы и, если можно, пригласим сюда мою жену. Она отвезёт их в лабораторию. Вы не возражаете?
– Конечно, нет.
– Тогда я звоню. Она прибудет минут через пятнадцать. Надо будет, чтобы её кто – то встретил и проводил в дом.
– Да. Сейчас я попрошу Хосе, он сделает всё, что надо.
– Отличненько! Тогда позвольте получить с вас кровь и мочу…
Доктор уселся подписывать заполненные пузырьки и колбочки, а Михаил устало откинулся на подушки и стал за ним наблюдать. Ему был очень приятен этот маленький, удивительный человек, его весёлый, лёгкий нрав и способность делиться со всеми своим позитивным настроением. Наверное, ему с раннего детства было внушено, что, являясь самым дорогим и любимым для окружающих тебя людей, надо точно так же относиться и к ним, да и вообще, ко всем, с кем тебе приходится общаться. К сожалению, об этом забывают напоминать своим детям очень многие родители, в результате чего из ихних чад зачастую вырастают законченные эгоисты. Михаилу захотелось узнать о нём как побольше, и он спросил:
– Доктор, вы живёте здесь постоянно, или временно?
– Живу постоянно.
– А каким образом, если не секрет, вы попали на остров, что вас сюда привело?
– Никакого секрета в этом нет. Вот как вы думаете, что?
– Не знаю даже, что и сказать…
– Ну конечно же, любовь! Только она, окаянная, способна толкнуть нас на любое безрассудство.
Мы с Лили, моей тогда ещё будущей женой, учились в одном мединституте в Москве. Но она южная женщина, тяжело переносила наш холодный и сырой климат, зимой постоянно болела. Она уехала домой, едва получив диплом. Я не хотел покидать родину и остался в Москве. Так случается очень часто, многие пары с разных континентов расстаются по окончании учёбы именно по этой причине. Мы оба очень тяжело переживали разлуку. Однажды я не выдержал и приехал сюда, чтобы повидаться. Думал ненадолго, но, встретившись, мы больше не смогли расстаться.
– И вы об этом не жалеете?
– Нет, не жалею. Хотя и очень тоскую по Москве, по нашей русской зиме… Здешняя жизнь похожа на вечный праздник, а вы, наверное, знаете, что от праздника устаёшь гораздо больше, чем от ежедневной работы. Мне часто снится один и тот же сон, будто я брожу по заснеженному лесу, и, словно наяву, ощущаю, как пахнут ёлки. Бегу по колено в снегу и проваливаюсь в сугроб по пояс. И чувствую себя при этом настолько счастливым, что, проснувшись, стараюсь сохранить это состояние как можно дольше.
У меня есть мечта – вернуться домой, в Россию, и поселиться в небольшой деревушке, в старом деревянном домике. Чтобы в нём была печь, возле которой я сидел бы и смотрел на огонь. Я с детства люблю смотреть на огонь и слушать, как потрескивают дрова. Корни мои из деревни, и деды, и прадеды. Поговорка «где родился, там и пригодился» – это про меня. Может быть, живя в деревне, а не в Москве, моя Лили не болела бы из – за того, что бегала по растаявшему от реагентов снегу в сапожках, и у неё постоянно промокали ноги. Ведь в городе вечно сыро и не принято ходить в валенках, а в деревне можно всё…
Я хотел бы, чтобы мы с соседями могли поболтать через забор о погоде и о том, какая хорошая нынче уродилась картошка, а вечерами без особых церемоний забегали друг к другу в гости выпить чаю или поиграть в лото до самого рассвета. Ведь нигде в мире не найдёшь никого искренней и душевней, чем простые русские люди. Чтобы рядом была небольшая речушка, куда я летом ходил бы купаться и ловить рыбку, и лес, в котором можно собирать грибы, землянику и клюкву. Я очень люблю собирать грибы, и научил бы разбираться в них свою Лили. Я уверен в том, что она непременно полюбила бы эту простую, неспешную жизнь. Вот такие вот бесконечные «бы» – хотел бы, мог бы…
– А у вас есть дети?
– К сожалению, нету. А мне бы так хотелось иметь мальчика, похожего на вашего сына. У вас замечательные дети.
Михаил слушал и невольно сознавал, что у него нет желания отрицать то, что Петя не его сын. Он с первых минут, как только увидел мальчика, решил для себя, что, если его мама не найдётся, никому его не отдаст и будет воспитывать как родного. Приняв такое решение, он пришел к окончательному выводу, что Анфиса в состав их семьи не вписывается. В глубине души он понял это уже давно.
Ослеплённость и оглушенность стремительностью развития их отношений, в которые он бросился после их первой встречи по мальчишески, как в омут головой, не позволяли ему разобраться в том, что их встреча была не такой уж и случайной, как казалось на первый взгляд.
Лишь со временем, изучив характер и привычки Анфисы, он научился отличать искренность от фальши, а главное, понял, что она и Маша есть две противоположности, которые никогда не сойдутся в одной точке. И, несмотря на его чувства к Анфисе, выбора между ними нет и быть не может, дочь для него всегда была и будет на первом месте. Мысли о приближающейся свадьбе особой радости давно уже не доставляли, но и видимых причин для расставания с Анфисой вроде бы тоже не было.
Не было ровно до того момента, когда он увидел Машину видеозапись. Тогда он убедился в том, о чём догадывался раньше, но не хотел верить – Максим появился в их доме не случайно. Он нарочно не стал убирать камеру, зная, что, увидев её, Анфиса обязательно просмотрит съёмку и поймёт, что это конец их отношений. Поэтому он не удивился тому, что, вернувшись домой с найденными детьми, не увидел её среди встречавших их людей. Нельзя сказать, что это его нисколько не огорчило, но радость, принесённая Машиным возвращением, свела эту горечь на нет.
Доктор подошел к окну, и мечтательно – грустное выражение, сохранявшееся на его лице во время рассказа о деревенском домике, засияло искренней радостью.
– А вот и моя Лили! – воскликнул он, устремляясь к двери.
Через минуту в комнату вошла стройная, смуглая женщина латино – американской внешности, с тёмными, гладко причёсанными волнистыми волосами, схваченными в пучок, и чёрными бархатистыми глазами.
– Здравствуйте! Как ты, дорогой? – спросила она мелодичным голосом, прижавшись к доктору ровно на одну секунду.
– Со мной всё хорошо, милая. – ответил доктор, целуя жену в щёчку и забирая из её рук медицинский чемоданчик, – а как ты?
– Я тоже в порядке.
Лили была чуть выше доктора. Но она смотрела на него немного снизу, изящно, по птичьи изгибая длинную тонкую шею и склоняя головку к плечу, словно следуя восточной традиции, будто женщина всегда должна быть ниже своего мужа не только физически, но во всех её проявлениях.
На первый взгляд казалось, что они представляют собой две взаимоисключающие противоположности, как чёрное и белое, как вода и огонь, как небо и земля. Но стоило им взглянуть друг другу в глаза, как сразу же становилось понятно, что эта, несовместимая на первый взгляд пара, была изначально запрограммирована и создана судьбой только друг для друга и больше ни для кого, столько любви и тепла излучали эти взгляды.
– Лилечка, знакомься пожалуйста с нашим пациентом. Это Михаил Андреевич.
– Доброе утро, Михаил Андреевич! – сказала Лили, на чистейшем русском языке, приветливо улыбаясь, причём на её смуглых матовых щеках проявились очаровательные ямочки, – как вы себя чувствуете?
– Здравствуйте! Спасибо, хорошо! Ваш муж почти уже поставил меня на ноги.
– Мой Женечка очень хороший врач.
Лили ласково коснулась руки доктора, и, не тратя времени, принялась загружать в свой чемоданчик склянки, которые он подавал, попутно расспрашивая её о других больных и давая советы и рекомендации. Михаил наблюдал за их слаженными действиями, проникаясь ещё большей симпатией к этой симпатичной паре.
Их отношения были удивительно схожи с теми, что были между ним и его покойной женой Светланой. Они тоже учились в одном институте, тоже поженились по большой любви и вместе начинали свой бизнес с нуля. Рассказ доктора о его мечте вернуться в русскую глубинку затронул его до глубины души. Предки Михаила, да и сам он, тоже были родом из деревни, а его матушка Ангелина Никитична жила в ней и по сей день. Навещая её, он каждый раз просил прощения за, что делает это так редко, жаловался на нехватку времени и настойчиво уговаривал переехать в Москву.
– Мамуля, ну сколько можно сидеть в этой глуши. Давай – ка я перевезу тебя в Москву. Будешь жить у меня, места, слава богу, хватит всем. А не хочешь с нами, куплю тебе квартиру. Хоть на старости лет поживёшь спокойно, в тепле и со всеми удобствами.
– Спасибо за заботу, сынок, только что я буду там делать, по театрам ходить, что ли?
– И по театрам ходить, и с Машей общаться…
– Ты же знаешь, меня ваша суетливая Москва никогда не привлекала. Да и на кого я оставлю дом, могилки своих родителей, твоего отца? Неужто ты хочешь, чтобы они позарастали травой и с землёй сравнялись?
– Почему они должны сравняться с землёй, мы же им поставили памятники такие, что лет сто простоят. А чтоб не росла трава, давай положим вокруг них плиточку.
– Ну да, ну да… Чтобы люди смеялись, мол, лень на родных могилках травку повыдергать, так он нам тут красную площадь устроил, богатством своим кичится… Даже и не думай!
– Ну хорошо – хорошо, плиточку не нужно, а траву убирать наймём Митрича. Будем ему за это давать денег, какая – никакая прибавка к пенсии. Думаю, он не откажется.
– Откажется…– отмахнулась мать.
– А мы ему побольше дадим, он и не откажется.
– Траву косить он конечно не откажется, а денег не возьмёт. Мы всю жизнь рядом прожили, наши родители нас обоих как за своих почитали, евоные меня кормили, если мои где задерживались, а мои его, и хвалили обоих, и подзатыльников тоже обоим раздавали, ежели заработаем. И ты думаешь, он возьмёт деньги за то, что обиходит их могилки? Эх, Миша – Миша, вроде и не глуп ты, а ничего не понимаешь. Да Митрич и так всё сделает, и просить не надо. Только им, родненьким, не красота твоя нужна, а память, понимаешь, па-мя-ть! Ты не поверишь, но, бывает так, что задержусь я, то есть долго не прихожу к ним по какой – нибудь причине, и вот приду, а они смотрят на меня с фотографий так грустно, словно печалуются оттого, что я о них позабыла. А я посижу рядышком, поговорю, все о жизни своей расскажу, и явственно вижу, что взгляды у них повеселеют, будто заулыбаются.
Да и Маша, ведь она так любит деревню. Каждый раз приезжает и в первую очередь к берёзкам бежит, что вы с отцом посадили, скучает, видишь ли, по ним… Хоть и мала ещё кровинушка моя, а понимает, к чему душа русская тянется. А ты хочешь её этой радости лишить, говоришь, удобства…
Это вы без них не можете, а мы никогда их не знали, так нечего и привыкать… А ты Машеньку – то к Светлане вози почаще, нельзя, чтобы она мать родную забывала.
Тем временем доктор со своей прелестной женой закончили упаковывать результаты его жизнедеятельности. Доктор взял в руку чемоданчик, чтобы проводить свою прелестную жену, а она подошла к постели Михаила и стала прощаться:
– Всего доброго, – сказала она мелодичным, словно звон колокольчика, голосом, легонько касаясь его руки, – желаю вам поправиться как можно быстрее.
– Спасибо. Постараюсь не задерживать вашего мужа слишком долго.
– Да не это главное, – улыбнулась Лили, – главное, чтобы вы были здоровы. Передавайте от меня привет Москве. Я люблю её и очень по ней скучаю.
– Милости просим к нам в гости. Буду очень рад видеть вас обоих.
– Спасибо за приглашение. Возможно, когда – нибудь и выберемся. Женечка был бы счастлив, я ведь знаю, как он тоскует по родине.
– Я это понял. Он с таким вкусом рассказывал о жизни в русской деревне, что и мне тоже туда захотелось. И чтобы обязательно жить по соседству с вами.
– Как знать, как знать, может быть когда – нибудь эта ваша мечта и претворится в жизнь… – вздохнула Лили.
– А почему бы и нет, – воскликнул Михаил, – ведь всё в наших руках, было бы желание.
Глава 25
Проводив жену к машине, доктор заглянул на кухню. Нэнси, хозяйничавшая у плиты, встретила его радостной улыбкой и вопросом:
– Доброе утро, доктор! Как чувствует себя наш больной? Он уже проснулся?
– Доброе утро, Нэнси. Больной чувствует себя неплохо. А где Хосе?
– Хосе поехал купить свежей рыбы. Не хотите ли позавтракать?
– Мне пока чашечку кофе. А больного надо покормить.
– Конечно, господин доктор. Что ему приготовить?