Злата не перебивает и внимает каждому слову о любимом, словно слушает проповедь.И в том месте повествования, где Эля умирает под пристальным взглядом Яноша, по щекам красавицы скользят слезы.
Эля вдруг подскакивает и бьется головой о низкий потолок машины.
– Его ведь можно сматрицировать, как Олег сматрицировал меня. Конечно, придется подождать, но ведь тебе не привыкать, да и люди не вечны, – ты должна понимать.
– Это невозможно, – качает головой красавица так, будто эта идея уже была тысячу раз обдумана и забракована. – Где он настоящий? – намекает она.
И Эля понимает, что даже если удастся каким-то образом отсюда повлиять на кого-то из мира людей, настоящий Ян здесь, и ни один человек в реальности просто не знает его по-настоящему, его таким даже представить невозможно. А значит, невозможно и сматрицировать.
– Что ты будешь делать, когда он… – Элин голос задрожал от осознания.
Красавица молчит, и ее выражение лица, и подрагивание ресниц, и растерянный излом красивых рук с легкостью можно назвать идеальной скорбью.
Когда молчание затягивается, Эля наконец задает следующий вопрос:
– Один знакомый астроном говорил мне, что видел на тех качелях моего сына. Ты поможешь мне его найти?
Следующее легкое касание руки привело девушек в весьма странное место. Эле сразу же вспомнилась история Гулливера. К чему бы это? Может быть, оттого что вокруг ходили огромные ноги в гигантских ботинках, такие огромные, что снизу было не видно, продолжаются ли тела выше ног, или обрываются прямо в районе икр.
– Смотри! – привлекла Элино внимание Злата.
На громадном гриндерсе, зацепившись за толстенные шнурки, совершенно спокойно путешествовал Эмиль. Притихшая змейка напряглась и приготовилась прыгнуть в его сторону: играть с детьми всегда было интересней, чем со взрослыми. Но Эля ее удержала за скользкий хвост, – еще напугает малыша. Сердце девушки так рвалось из груди, что ей трудно было себя заставить спокойно оглядеться вокруг и оценить опасную обстановку. Шаг к сыну мог завершить ее путешествие под подошвой одного из гигантских ботинок.
– Берегись, – заорало Нечто.
Злата куда-то исчезла, а вместе с ней исчезли кротость и молчаливость Элиных спутников. В опасной близости от девушки промаршировали громады ног. Но остановить Элю уже никто не смог бы. Она, истошно выкрикивая имя сына, уже взбиралась по женской босоножке, следовавшей в том же направлении, что и гриндерс, на котором восседал ее малыш. Лаковая поверхность босоножки скользила, держаться на ней было практически не за что, и, немыслимо изогнувшись, Эле пришлось перепрыгнуть на следующее экстравагантное средство передвижения. Благо, резиновый сланец больше подходил для путешествий, вот только двигался он медленней, чем оседланный Эмилем гриндерс, и нога, одетая в него, издавала жуткий запах.
Дико озираясь, окруженная лесом двигавшихся гигантских нижних конечностей, Эля судорожно соображала, как ей добраться до сына. Еще один прыжок, и она, едва не сорвавшись, повисла на гетрах какого-то футболиста, чуть не попав под его смертоносные бутсы. Оттуда, пошатываясь и едва удерживая равновесие, перебралась на вышагивавший рядом сапог, до Эмиля оставалось рукой подать, вот только девушка зацепилась за крючки и шнуровку. Но Нечто подоспело как никогда вовремя, и качественный пинок в спину придал девушке ускорения. Несколько раз перекувыркнувшись в воздухе, она врезалась в гриндерс и, вцепившись в голенище, чуть не зарыдала от счастья.
– Солнышко! Наконец я тебя нашла! Ты как?
К счастью, ребенок держался крепко, ведь Эля весь свой путь камикадзе преодолела с жутким страхом того, что сын может сорваться вниз. Но малыша совершенно не беспокоили окружающие опасности.
Более того, он равнодушно взирал на Элю, словно смотрел сквозь нее и не видел. Девушка не успела прикоснуться к сыну, как сверху опустилась громадная рука и усадила его между большим и указательным пальцами, а громоподобный голос откуда-то с небес произнес:
– Что ты тут опять делаешь? Пойдем, я отведу тебя к маме.
Эля еще не успела придумать, как защитит своего ребенка от великана, но вдруг сообразила, что голос принадлежит Яну, а потом сон рассеялся и вместе с ним пропало все: и толпа чужих ног, и ее мальчик. Она на мгновение закрыла глаза и почувствовала, как нежные пальчики Златы ведут ее в другое сновидение.
– Отпусти меня! – закричала она, вырывая руку. – Отпусти, я хочу остаться с сыном!
Ее истерика была такой бурной, что заболела голова и потемнело в глазах. Но только как следует накричавшись впервые в жизни, она смогла снова воспринимать действительность и наконец услышать, чем Злата пытается привлечь ее внимание.
– Смотри, вот он.
И Эля, распахнув глаза, увидела, как ее малыш взбирается на какое-то монументальное животное, а затем скатывается по меховой спине и бежит дальше. Девушка едва не рванула за ним, но Злата крепко держала ее руку.
А потом пришли осознание и апатия, ровно в тот момент, когда ребенок истаял дымным облачком, а на его месте задвигались какие-то фигуры, заколыхались едва различимые образы.
– Это не он, – наконец дошло до Эли, и она обессиленно опустилась на какую-то шершавую поверхность.
Думать о том, что тут насоздавало подсознание Яна, просто не было сил. Сосредоточившись на том, чтобы не потерять сознание, оначувствовала горькое поражение.
Нос защекотало что-то теплое, громко чихнув, девушка очнулась. Искры из большого камина долетали до медвежьей шкуры, на которой она лежала, и подсмаливали кончики шерсти. Приподнялась на локтях и огляделась. Тени от огня плясали по стенам, оставляя на помещении отпечаток чего-то горького, непоправимого. Но Эля не удивилась. Вся окружающая обстановка состояла из ошметков прошлого Яна, с которыми она была хорошо знакома. Вот слева, например, неясно маячила полка школьных учебников, дальше, непонятно в какой последовательности, примостился фрагмент кухни Яноша из старой их с матерью квартиры: половина стола, покрытая кружевной скатертью, крутящийся стульчик от пианино и плита, на которой, как всегда, булькало что-то не особо аппетитное. Следом выпирало заднее сиденье машины, казалось, только недавно Эля сидела на нем, наблюдая, как Ян подсекает зазевавшихся водителей, а Лем вполголоса шипит на его халатность. Дальше висело одинокое баскетбольное кольцо из их школы. И только пляжное канапе, стоявшее на небольшом островке морской гальки, Эля не помнила.
Все остальное пряталось в вязком полумраке, из которого прозвучал голос Златы:
– Надеюсь, до тебя дошло. В его снах нет твоего ребенка, только тени воспоминаний о нем.
– Ты хочешь, чтобы я побыстрее ушла.
Эля не чувствовала на пальце и нигде на теле Слипри, и впервые от этого ей стало не по себе. И даже по Нечто, которое наверняка опять искало проблем на ее голову, а точнее ее кошмары, она как-то неожиданно соскучилась. Привычка – великое дело.
– Не хочу, чтобы он тебя увидел. А вечно прятать тебя от него в его же подсознании очень уж ненадежно, не находишь?
Эля только вздохнула. Женщина Олега тоже всеми способами пыталась вытеснить ее из снов любимого. Только вот на Яна Эля давно не претендовала, безупречная красавица зря опасалась, впрочем и когда претендовала, девушка не смогла бы с ней конкурировать.
Эля села, прижав колени к груди.
– Я сейчас уйду, но, умоляю тебя, помоги мне найти сына.
Темнота молчала, дыша дыханием Златы. А затем из нее проступило изящное тело, на этот раз обтянутое джинсовым комбинезоном поверх накрахмаленной рубашки. Странное сочетание, но почему-то именно в этом месте оно смотрелось особенно выигрышно, не говоря уж о том, что Злата даже в спецовке выглядела бы ослепительно красиво и сексуально.
В поджатых губах и раздраженном выражении лица было столько от Яна, что Эля чуть не прыснула со смеху.
– Вы похожи.
– Что? – Кажется, красавицу вырвали из глубокой задумчивости.
– Знаешь, у людей есть теория о том, что влюбленные – это одна душа, поделенная на две половинки. Так вот, глядя на вас, я в это верю.
Мягкая улыбка озарила надменное лицо, а пытливый взгляд требовал продолжения.
– Очень похожи. Не внешне, конечно, повадками, мимикой, отношением к проблемам, к окружающим. Вы точно одна душа, жаль,так жестоко разделенная… Ладно, уже ухожу.
– Возможно, ты сможешь найти сына так же, как я нахожу сны Яна. Я его чувствую, понимаешь, он часть меня, и я чувствую его появление. Тебе тоже нужно нащупатькакое-то связующее звено между тобой и сыном. Не смотри на меня так. Ты же ходишь как привязанная за снами своего хирурга.
– С чего ты взяла?
Красавица усмехнулась, не собираясь объяснять.
Постепенно простое одеяние Златы стало превращаться в нескончаемый поток мелких жемчужин, они опадали и драгоценными градинами осыпали пол, но на их месте тут же появлялись другие, не позволяя увидеть даже миллиметра обнаженной кожи. Эля как загипнотизированная следила за этим процессом, и разговор пошел по другой траектории.
Злата подтвердила Элины подозрения: она действительно не просто так натыкается на проявления подсознания любимого, а как бы приманивает его, а он приманивает ее. Его снов, как и своих собственных кошмаров (Нечто, ликуй), ей не избежать даже при большом желании, и то и другое или частично, или полностью принадлежит ей, и от этого никуда не деться. С Эмилем все сложнее: он вечное существо этого мира, а не легкий податливый сон, но связь матери и сына должна помочь. Возможно, она уже помогает, и, куда бы Эля ни двигалась, рано или поздно дорога приведет ее к сыну.
Впервые за время поисков кто-то вселил в сердце Эли реальную надежду, и, заступая за границы сна Яна, она молилась о долгой жизни друга и чтобы этого долго им со Златой хватило.
10
Нечто догнало ее уже посередине следующего сна и, конечно же, обвинило в попытке сбежать и оставить на произвол судьбы свой карманный кошмарик. В ответ Эля только улыбалась, все еще окрыленная словами Златы. Ну а когда сверху скользким комком на голову свалилась змейка, почувствовала себя совсем хорошо.
– Ну? Куда дальше?
– А где мы собственно?
– Разуй глаза! На перекрестке.
В голосе Нечто тихое раздражение стало все чаще преобладать над агрессией, но Эля не успела задуматься о том, что это результат освобождения от одного из ее кошмаров, она просто смотрела прямо, соображая, куда идти дальше.
Посреди пыльной пустоши, по которой скользили только шарики перекати-поле, стоял покосившийся от старости столб развилки. И «направо пойдешь – коня потеряешь…» к нему и близко не относилось. Конкретикой даже не пахло. Четыре воткнутых по периметру стрелы, на которых висели, опираясь непонятно на какую логику, следующие предметы: увесистый кованый ключ, бархатная подушка с кисточками, кукла, привязанная за шею, словно висельник, и одна из карт таро – тройка кубков.
– Вот интересно, чье перепутье в жизни мы встретили?
– Больше похоже на связку снов от нескольких людей, – шепнула змейка и, обмотавшись вокруг ключа, завертела маленькой головой.
Ее веса оказалось достаточно для того, чтобы столб развилки завращался вокруг своей оси.
– А так бывает?
– До сих пор не поняла? Здесь все бывает. Чего мы ждем? – Нечто нетерпеливо подталкивало Элю в спину.
Но та не обратила на вопрос никакого внимания, укоризненно наблюдая за тем, как змейка вращается на столбе как оглашенная.
– Слипри! Ты же перепутала все направления. Как теперь узнать, какая стрела куда указывает?
– Карусели-и-и-и! – визжала змейка, раскручивая новую игрушку все сильнее и сильнее.
– И куда бы ты пошла? – допытывалось Нечто.
– Ну… – задумалась девушка.
– Все еще ищешь логику? – Нечто выводила из себя вечная заторможенность Эли в тех местах, в которых и думать-то не надо, иди, и все тут.
– Ян бы искал.
– А ты сама?
Почувствовав растерянность девушки, Нечто ответило за нее:
– Ну да, а ты бы тут навечно осталась… Тогда давай по-другому. Что бы сделал Лем? Уж он бы точно не стоял истуканом.
– Как ты можешь судить? Ты его не знаешь… – и тут до девушки дошло: – Его много в моих снах, да?
– Предостаточно. Лучше всего в наших краях прижился бы он.
– Да?
– Он в принципе не признает границ и правил. Воспринимает любую нестандартность как новый этап в осознании мира, во всяком случае ты его здесь так воссоздавала.
– Ты так много о нас знаешь…
– Повторяешься. Тут боги как на ладони, только нужно уметь читать.
В это время змейка раскрутила импровизированную карусель до такой степени, что слетела с ржавого ключа и исчезла в том месте, куда на тот момент указывала одна из стрел.
Эля рванула за ней интуитивно, не успев разобраться в собственных мотивах, приглушенный хлопок, и она исчезла вслед за Слипри.
– И стоило так долго размышлять, – проворчало Нечто и, дождавшись, когда вращавшаяся вместе со столбом стрела с ключом укажет туда, где секунду назад исчезли ее спутники, мелькнуло следом.
Времени на адаптацию не давалось, за Элей гнались, она почувствовала это затылком, возникнув в новом сне. И чисто инстинктивно попыталась убежать, боясь взглянуть на то, от чего бежит. Потертые ковровые дорожки комкались под ногами и мешали продвижению, а со всех сторон наседал хаотичный гул, постепенно разбивавшийся на нестройные голоса людей, мычание, хрюканье и кряхтение животных, поскрипывание деревянной мебели. Девушка спотыкалась, падала, и тогда в груди возникала нестерпимая боль, словно между ребрами затаилась болезненная неуместная пустота, заполнить которую почему-то было просто необходимо. Мгновение, и Нечто невесомым стражником уже привычно занимало ее плечо и порыкивало на то, что нагоняло сзади, что пугало своей настойчивостью, пытливостью, требовательностью. А змейка гибкой волной маячила перед глазами, указывая путь (хотя скорее всего играла в новую игру).
А еще разномастные звуки обрели плоть и вес и стали напирать со всех сторон. Но не это добавляло Эле страха, а то, что их пустота не болела, не пульсировала, как у нее, а была заполнена, словно запечатана целебным воском.
– Мой? – еле слышный вопрос сорвался с губ.
– Нет, – разочарованно ответило Нечто сквозь уже не прекращавшееся рычание.
Темп догонялок постепенно замедлялся, будто пространство стало вязким, как схватывающийся клей, и каждое движение давалось с трудом. Но это правило, к счастью, действовало не только для Эли, но и для ее преследователя.
Что-то холодное ткнулось в бок, и, будто в замедленной съемке, ей удалось рассмотреть сгрудившихся справа людей, животных, предметы. Их словно карикатурно нарисовали, и каждый персонаж снабжался одним или несколькими ящичками наподобие тех, что бывают у тумбочек и шкафов. Ящики выпирали из лбов и грудных клеток людей, из спин и боков животных, и только у мебели они смотрелись более или менее нормально, хотя и кресла с таким вот новшеством – нелепейшая нелепость. Все ящики имели замочные скважины, и из каждой торчал свой индивидуальный ключ. Один из них и упирался металлической рукояткой в Элино тело. А ящик, которому он принадлежал, рос прямо из живота неопрятной женщины неопределенного возраста.
Эля закричала от ужаса.
«Олег!» – шепнуло сердце.
В ответ неведомая сила развернула ее лицом к преследователю, и глаза, словно кусочки черной дыры, уставились на девушку выжидающе, как на препарируемое создание, в генетике которого нужно срочно поковыряться скальпелем.
Окружающий галдеж сменился звуком отпираемых ящиков, и судя по грохоту, их было тысячи. Все создания этого сна с удовольствием поддавались движениям собственных ключей и отпирали скрытое нутро своих ящиков. И от этого Элина пустота между ребер заныла в два раза сильнее. А взгляд до боли знакомых глаз, которые почему-то жили сами по себе, без головы и тела, голодной пиявкой впивался в душу, пытаясь достичь ее глубинных слоев. Испуганные пряди волос фиолетовыми лентами скользнули с плеч, стараясь закрыть собой глаза напротив, приглушить воздействие этого невыносимого взгляда, но все было бесполезно. И отчего-то очень важно было вспомнить, какого цвета радужка этих глаз, но память девушки никак не хотела подкинуть нужный ответ.
Под этим взглядом пустота девушки недовольно заворочалась, будто стараясь отсоединиться, но ее не пускали.
– Олег, не надо, – еле слышно шепнула она, и взгляд тут же сменил гнев на милость, заискрился, потеплел.
Под Элиной спиной выросло что-то большое, жесткое, ребристое. Она обернулась и увидела рукоятку меча, изукрашенную драгоценными камнями. И то ли девушка уменьшилась, то ли попавшееся ей на пути холодное оружие увеличилось, но она скатилась по его идеально гладкому изогнутому лезвию, как по горке, прямо в объятия другого сна. Следом за ней, весело ухнув на полном ходу, слетела Слипри.
Приземлившись на мягкое покрытие, девушка взглянула в зеркально гладкую поверхность оружия, которое на поверку оказалось турецкой саблей, и ужаснулась. В ее грудь врезался такой же, как у всех персонажей предыдущего сна, ящичек, крошечный, зато замочная скважина была страшной и внушительной, но ключ к ней, поиски которого так злили ее любимого, не прилагался.
От испуга девушка отвернулась и попыталась ощупать руками то, что показало импровизированное зеркало, но пальцы нашли только гладкую ткань скафандра, надежно защищавшую ее тело, и больше ничего, а когда она снова повернулась к сабле, на прежнем месте ее не оказалось.
Тут и там стояли мягкие диваны и подносы со сладостями, лежали персидские ковры. Километры шелка из Бурсы драпировали красивейших женщин султанского гарема. Видимо, чтобы Эля, так неожиданно проникшая в пространство этого сна, не выглядела как бельмо на глазу, подсознание сконструировавшего его человека приодело ее по-своему. Ее скафандр никуда не делся, но видела его только она, а все остальные, поймав странную девушку в поле зрения, могли лишь равнодушно скользнуть по ниспадавшим складкам изумрудного платья.
Даже фиолетовая копна постаралась соответствовать, завернувшись вокруг головы затейливой короной прически. Змейка снова таращила бусинки глаз с безымянного пальца и смотрелась очень уместно. А Нечто забралось куда-то под угольную взвесь полупрозрачной накидки и не казало оттуда «носа».
– Похоже, в этот сон нас бы привела бархатная подушечка, – предположила Эля, стараясь не привлекать к себе внимания стаек манерных наложниц, восседавших тут и там. – Он лопнет или надо выбираться самой?
Нечто молчало.
Зато Слипри любовью к тишине не страдала.
– У султана детки, детки, детки…– она соскользнула с Элиного пальца, забыв про маскировку и устремившись к новым развлечениям.
Девушка не успела ухватить ее за хвост, но, слава богам, никто ее не заметил. Женщины были слишком заняты щербетом и последними сплетнями, просочившимися из-за высоких стен дворца, который они никогда не покидали.
Нечто попыталось ее остановить, но Эля воспрепятствовала:
– Пусть, может, Эмиль среди них. Вдруг ему стало скучно и он зашел поиграть с детьми в свежеподвернувшийся сон.
– Сколько можно повторять, что мне на это плевать? Выбирайся. В связке еще два сна. Надо проверить, может, один из них твой.
– Так проверь, – предложила Эля, отхлебнув освежающую сладкую влагу из серебряного прибора.
Сидевшая по соседству девушка что-то оживленно ей нашептывала на ухо, как хорошей подруге.
– Не могу. Он не пускает.
– Кто?
– Хозяин сна, – сплюнуло Нечто. – Чертовы боги и ваши правила.
Да, в мире снов люди действительно воспринимались богами, только вот в противовес понятию «бог» создания этого мира в основном не осознавали их присутствия, реже просто терпели, а порой еще и ненавидели.
– Почему я снова оказалась во сне Олега и почему так легко принимаю все, что в его подсознании происходит?
– Включи мозги, ты же его создание. Поэтому всего лишь гармонично вливаешься в оболочку его снов о тебе.
– С ним что-то не так.
Новоприобретенная подружка все щебетала какие-то глупости на ухо, и кажется, не вникала в то, о чем и с кем говорит Эля.
– Злата упоминала, что, когда Ян болеет, в его снах появляется черный кот. С Олегом что-то подобное происходит.
– Нельзя сравнивать богов и их порождения. Бесполезно, слишком разные. Там бродили куча котов, и собак, и коров. Какая именно скотина тебя насторожила? – издевательски поинтересовалось Нечто.
– Худое полуголое существо непонятного пола. У него тряслись руки, и…
– И?
– Ну оно словно выпадало из всего представленного на мое обозрение коллектива. Что-то не так.
– А то, что тебя его взгляд чуть не расчленил на запчасти, не привлекло внимания? Я чуть не лишилось единственной надежды избавиться от своей противной жизни в кошмарах, а ты тут рассуждаешь о всякой ерунде.
– Он не убил бы меня.
– Ха! Ты здесь так поглупела или наивность свойственна всем бывшим богам?
– Эти его ассоциации на тему ящиков и ключей очень просты. Его разум всегда пытается докопаться до потаенных смыслов всего, и, судя по количеству отомкнутых замочных скважин, он еще ни разу не терпел поражений. Но я для него, несмотря на все его правильные представления, тайна за семью замками, от которой нет ключей.
Совершенно машинально Эля коснулась пальцами того места, где еще недавно красовалась замочная скважина, но нащупала только обрамлявшее глубокое декольте венецианское кружево. Вдруг стало очень комфортно от того, что есть секреты, доступные только ей. А ведь всегда казалось, что она для окружающих – открытая книга, правда, бредового автора с развивающейся шизофренией.
– Что-то Слипри долго нет, – очнулась от мыслей девушка, с удивлением поняв, что это ее теперь не особо волнует, как и то, что змейка могла встретить Эмиля. Чужой сон влиял очень мягко и в то же время целенаправленно.
Переливчатые аккорды мелодии вплыли в комнату вместе с еще одной группой разодетых девушек, с незнакомыми струнными инструментами в руках. За ними твердой походкой вошел сам султан, и пространство тут же заколыхалось от нежных чувств, переполнивших все женское общество комнаты. Он отличался высоким ростом и полнотой, а вместо расшитого золотом кафтана и чалмы носил брюки со стрелками и неряшливый старомодный галстук. В обществе разодетых в шелк и бархат прекрасных дев он смотрелся неуместно, вот только не для участниц сна и даже не для Эли.
Ее закружило вокруг мужчины вместе с вереницей новых подружек, девушка, как и они, восхищенно хлопала ресницами и извивалась в такт омывавшей тело мелодии. Она, как и каждая в этом сне, видела, что он смотрит только на нее, не сводя восхищенного взгляда. Девушка вдруг открыла в себе способность к неведомой ранее гибкости и плавности движений, чистоте и незамутненности первобытного желания принадлежать сильнейшему.
А сквозь нее неспешным ручейком текла новая жизнь. Благоухающие сады, роскошные украшения, сильные объятья властелина, тяжелая беременность, интриги дворцовых лжеподружек, слезы и ревность, но вместе с этим – много-много счастья, такого, что в жизни не встретишь, руками не пощупаешь. Замирающие на каждом изгибе тела минуты водили хороводы и сплетались в чудесные часы… года… десятилетия.
– Наша дочь выходит замуж. Не плачь, любимая, ее дворец неподалеку, будете регулярно видеться.
– Повелитель! – Элина щека прижалась к такому родному мужскому плечу, а горькие слезы уже впитывались в дорогую ткань. – Мое сердце разбивается, вы уходите в поход, дочь покидает отчий дом, я остаюсь совершенно одна.
Он молча прижимает ее сильней, а вековые деревья напротив балкона шуршат о другой грусти, о том, что у великого государства нет наследника. Двое молчат об этом, молчат уже давно, так давно, что молчание говорит жестче любых слов.
И еще один вихрь времени – и вот Эля в украшенном изразцами зале, встречает своего султана, вернувшегося с победой. И ее счастье велико и безгранично. И только в глазах затаились никому не заметные грустинки по так и не родившемуся сыну…
У него кудрявые светлые волосенки и ямочки на коленках…
В ответ на эту чужую неуместную мысль великолепный дворец выгибается навстречу небу, словно от боли, и скрипит перекрытиями и скрежещет от досады «зубами», только вот это уже не дворец, а бог, сон которого так неумело всколыхнуло лишнее воспоминание.
И Эля вдруг очухалась от десятилетнего обморока, стряхнула с плеч обманчивость так долго усыплявшего ее пространства. Она резко вспомнила о попутчиках, которые наверняка ее не дождались, и, главное, о сыне, за которым пришла. Он есть, и это приносит больше счастья, чем вся прожитая султаншей безмятежная жизнь.
А вот и они – перстень из неизвестного синего метала сонно зашевелился на пальце и открыл разумные, ой нет, скорее безумные, но все же живые глаза. И этот сгусток темноты, выплывший из-за атласного рукава… И как она раньше его не замечала!
– Бежим! – орет очухавшееся Нечто.
И счастливый сон рушится ничем не хуже, чем полномасштабный кошмар.
Они бегут, а с потолка падают камни, дворец сжимается до размера небольшого дома в американской провинции. Эля из последних сил ловит такой привычный запах лжелюбимого султана, она тянется за ним, как за спасительной соломинкой, и даже на мгновение успевает заглянуть его распахнутыми после долгого сна глазами в глубину озаренной утренним светом комнаты.
Ввинчиваться в следующий сон девушке неприятно до боли, и в глубине души она успела пожалеть, что так неразумно разрушила красивейший сон из тех, что видела, а ведь могла бы в нем прожить вечность, не зная забот. Но теплое слово «сын» все расставило на свои места, и запах султанских садов не смог развеять карамельно-клубничного аромата.
Если бы она знала, что принесет с собой следующее сновидение из четверки, то вряд ли бы стала спешить выбираться из предыдущего. Именно на него указывала обмотанная веревкой виселицы кукла с покосившегося столба, и именно он уложил девушку в мягкую свежезакопанную… могилу. Осознав это, Эля вскрикнула, но земля уже забивалась в рот и нос. Парализованные ноги не могли брыкаться от ужаса, ведь на них давила тонна политой дождем почвы.
– Вот мы и дома, – гаденько зашептало в ухо Нечто, еще бы, газообразное состояние позволяло это делать даже под землей. – Ну что, радость моя, будем ломать кошмар? Поднатужься, – издевалось оно. – Я, конечно, понимаю, что в твоем случае – строить – не ломать, но что делать. И побыстрее, не рассусоливай.
Неимоверная тяжесть давила на тело девушки, и, несмотря на то, что Эля не могла даже пикнуть, ее разум разрывали крики ужаса. Как она ни пыталась себя успокоить, вечный покой, в котором она оказалась, не помогал этому. Беззаботность змейки не разбавляла неприкрытый ужас весельем, видно, этот ее кошмар отрезал всех посторонних, оставив только непосредственных участников. И когда девушка поняла, что в отличие от всего остального тела ее правая рука способна шевелиться, людей в могиле оказалось на одного больше. Пальцы уперлись во что-то дико холодное, почти как Нечто, только в отличие от второго, полуживого, во что-то совершенно мертвое. И Элю окончательно парализовало от ужаса, поскольку она лежала под землей рядом с мертвой Ирой.
Тело девушки забила крупная дрожь. Она вдруг вспомнила о том, как бабушка Лема беззвучно шептала на старинную икону, и впервые в жизни стала неистово молиться, неумело подбирая слова, она пыталась достучаться до того, о чьей помощи еще ни разу не просила.
– Дура! – зарычало Нечто. – Молишься самой себе? Ты создатель этого ужаса.
Трупный запах пропитывал землю насквозь, и Эля чувствовала его, казалось, всей кожей и задыхалась не от замкнутого пространства вокруг, а именно от него. Она больше не могла оторвать своих рук от сестры, и от мертвых пальцев на живое тело девушки переползали черви-падальщики. Мысли метались в голове, как буйные жители желтого дома.
Она попыталась сконцентрировать вокруг себя воспоминание об одном из запоминающихся запахов, что уже спасали ее здесь, но это не помогало. Стена между ней и мертвой Ирой не выстраивалась. Слезы катились по щекам и впитывались в землю, тело по миллиметру отмирало, заражаясь смертью от тела сестры, словно прогрессировавшей болезнью. Разъяренное Нечто орало попеременно в уши, в его планы не входила гибель Эли в собственном кошмаре, но девушка не слышала ни слова, она была слишком напугана фатальными ощущениями, сковавшими тело.
И вдруг пришла неожиданная мысль, она с трудом выбралась из болота товарок-паникеров, отряхивая конечности из вязкой безысходности. Сон Олега о шкафах и ключах был в связке с этим ее сном, а значит, возможно, что до его подсознания можно как-то докричаться.
Она собрала в себе все воспоминания о любимом, их было не так много, но тот самый, ни с чем не сравнимый запах тополей пропитывал их насквозь. Но на этот раз она не тянулась за ним в неизведанные дали, а выпустила его из себя, словно крюк на веревке, используемый альпинистами. Но крюк пролетал мимо людей и предметов, мимо отпертых ящичков их тайн, не находя, за что зацепиться. И Эле пришлось пустить по веревке немножко себя, своего обещания. Сон врача резко встрепенулся и ожил, так бывает, только когда боги возвращаются в повторяющийся сон. Олег действительно вернулся и не задумываясь отреагировал:
– Я был лишь временным эпизодом, ведь так? Ты просто шла и кинула мимолетный взор на персонаж, стоявший на обочине? Уходя, стряхнуть пыль с ног не забыла? – Столько злости, и вся она предназначалась ей одной. Так начиналась их первая ссора, но какие же отношения бывают без ссор?
– Это не так, ты же знаешь. Ну может, и не знаешь, но чувствуешь, во всяком случае чувствовал, когда я была рядом. Мне нужно было уйти, и ничто бы не остановило. И дело не во внезапной мимолетной встрече и кратковременном знакомстве; даже если бы нашему чувству было десять лет от роду, я бы все равно не изменила решения.
Тяжелый Элин вздох было слышно в обоих снах.
– Ты несешь нас сквозь жизнь, и я частенько встречаю доказательства этому, но и я несу нас с тобой в своих поисках, не сомневайся. И пусть наши пути параллельны и не пересекаются, иногда они соприкасаются, и в отсутствие альтернативы мне этого достаточно.
– Ты просто нашла во мне замену безответному Яношу.
– Не правда, он всего лишь иллюзия, ты же – реальность, моя единственная и желанная реальность.
Эле казалось, что с каждым произнесенным словом замочная скважина в ее груди накалялась, и вот теперь она почти опаляла жалом. Она не видела ключа, не слышала, как он неумело проворачивается в ее внутренностях, да и ключ ли это был… но зато испытывала облегчение от того, что говорит и что Олег ее слышит. В любом случае этих слов было недостаточно и неумолимый взгляд хирурга впивался в нее, а вместо ключа в ее душе неуклюже проворачивался окровавленный скальпель.