– Как ты думаешь, где он? – они шли по темной аллее, вокруг было расслабляюще тихо, и дурманящий запах цветов превращал жаркий воздух вокруг в дорогой французский парфюм.
– Здесь его точно нет, – сказала девушка и поежилась от безысходности.
– Да понимаю, что нет…
– Ты понимаешь не так. Мне кажется, он настолько далеко, что, боюсь, все детективы планеты не сумеют отыскать.
Лему вдруг стало не по себе, ему показалось, что подруга говорит о смерти. Он в отличие от Яна сознавал, что происходит что-то фантастическое, выходящее из ряда вон, но в душе был уверен, что мальчик, как и вчера, вернется.
– Ну ты что? Стоит ли впадать в крайности?
– На какое время ты договорился с той женщиной? – не слушая, спросила Эля.
– В три я приеду за тобой.
Девушка вздохнула, ждать так долго было выше ее сил. Сами мысли о том, что Эмиль не рядом, не носится вокруг как заведенный, не спит в своей кровати, неосознанно держась за мочку уха, не отодвигает упрямо тарелку с кашей, приносили опустошавшую боль. Казалось бы, прошло немного, всего три года, но теперь она не понимала, как могла раньше жить без своего сына. Но истинный ужас в Элиной голове начинался следом, как только она представляла себе кошмарные сцены судьбы ребенка, не в силах помочь.
– А ты как думаешь, что с ним случилось? – снова поддаваясь неугомонным слезам, спросила Эля.
– То, что ты рассказала, может оказаться чем угодно.
Чувствовалось, что мозги Лема уже давно и усиленно работают над этим вопросом. Моментами девушке даже казалось, что она слышит, как скрипят шестеренки в лохматой голове друга.
– Знаешь, есть теории, что пространство, как и время, неоднородны и в них могут появляться дыры. Так вот, возможно, Эмиль случайно угодил в одну из таких дыр. Но тогда получается, что он попадал в них уже несколько раз и возвращался обратно. Вот это как-то не вяжется с известными мне сведениями о данных явлениях.
– А если так, то каким образом я могу его найти и вернуть? – спросила девушка, и на ее лбу появились напряженные морщинки.
– Это всего лишь теории. И даже если каким-нибудь невероятным образом мы найдем одну из таких «дыр», то нет гарантии, что попадем в то же место или время, что и мальчик.
– Может, поискать там, где он пропадал и появлялся?
– Я уже провел некоторый эмпирический анализ тех мест и в квартире и во дворе. И ничего. Думаю, если это «дыры», то они не привязаны к определенной точке, а скорее всего кочуют и по пространству и по времени. В общем, этот вариант очень проблематично прорабатывать.
– Значит, есть другой? – девушка сгорала от нетерпения. Друг, как всегда, излагал свои мысли очень медленно.
– Есть-то есть, но он тебе не очень понравится.
– Только, пожалуйста, не надо говорить, что его похитили для того, чтобы требовать выкуп у моих родителей, – вздохнула Эля.
Они как раз дошли до дома и остановились. Лем слишком увлекся разбором ситуации, а девушке не хотелось подниматься в квартиру, зная, что мальчика там нет.
– Ну нет, не думаю. Эта версия ближе Яну и, как самая вероятная… – парень взглянул на Элю, отрицательно качавшую головой, и уверенно продолжил: – …Должна быть тщательно проработана. Но оставим ее ему. Лучше его с этим никто из нас не справится.
– Если бы Ян видел то, что видела я, он не стал бы упорствовать, – возразила Эля и потянула молодого человека за край майки прочь от подъезда, туда, где еще вчера они так радостно проводили с сыном время.
– Уверен, все осталось бы по-прежнему, но дело не в этом, – продолжал размышлять молодой человек.
В таком состоянии его можно было беспрепятственно вести куда угодно, – в логово к бандитам, на эшафот, – он бы и не заметил. Когда Лем был поглощен размышлениями о чем-либо чрезвычайно интересном и занимательном, «мелочи» становились совершенно неважными.
– Я много думал о том, почему он вокруг себя видит и слышит те вещи, которых для других не существует. Иногда кошка моей мамы вот так же смотрит в пустой угол сосредоточенно, как будто видит что-то недоступное людям. Наверное, из-за этого их свойства бытует мнение, что кошки живут в нескольких измерениях одновременно.
– Ты думаешь, Эмиль такой же? – они дошли до двора, соединявшегося с парком, и Эля села на лавочку, подперев голову руками. Отсюда было очень удобно смотреть на ту самую песочницу.
– Если придерживаться этой версии, то мальчик – необычный человек, он дрейфует между двумя измерениями. И видит и слышит он одновременно то, что происходит в обоих.
– Хорошо, допустим, жил он три года и в нашем, и в другом измерении. Но что же произошло сейчас? – этот вариант почему-то взволновал Элю больше, чем предыдущий.
– А вот это самое неприятное. Я думаю, он начал пропадать, когда влияние второго измерения стало сильнее, чем влияние нашего, словно оно стало перетягивать Эмиля на свою половину реальности как магнитом. А в таком случае удержать его здесь, когда он снова вернется, мы вряд ли сумеем. Хотя можно попытаться найти…
– Если только его окончательно туда не затянуло, – перебила Эля, и слеза потекла по ее щеке.
– Да, именно так. Я говорил, что тебе не понравится этот вариант. Понимаешь, уже прошло гораздо больше времени с его исчезновения, чем в прошлые разы. Хотя, опять же, все возможно.
Лем оседлал лавочку, а девушка все гипнотизировала зонтик песочницы и про себя звала и звала сына, словно он мог услышать ее из отдаленной точки пространства или из другого измерения.
– Погоди расстраиваться, – парень с деланным энтузиазмом смахнул слезы с щек девушки и продолжил: – Есть еще одно предположение, для проверки которого нам как раз и может пригодиться завтрашняя встреча. Предупреждаю, в нем мистика превалирует над научной фантастикой, – рассеянный взгляд Лема блуждал по темным деревьям и очертаниям горок и качелей. – Возможно, сам Эмиль обладает необычными способностями и не умеет ими толком управлять, к примеру, телепортироваться или становиться невидимым. И так как свои умения он, ввиду возраста, пока не контролирует, выходят всевозможные неожиданности вроде вчерашней или сегодняшней. Плюс этой теории в том, что он здесь, в этом мире, где-то на планете, и та женщина может помочь нам его найти.
Эля была готова прямо сейчас бежать на встречу, но ночь не желала отступать только потому, что какая-то девчонка умирает от страха за своего малыша.
Ночевать Лем остался у Эли; он частенько находил пристанище в ее квартире, когда приходилось обходить опасные моменты в отношениях со вспыльчивым отцом или когда подруга, как сегодня, нуждалась в его присутствии. В такую жару он спал в гамаке на балконе, ему чрезвычайно нравился интерьерчик этого маленького помещения. В оконную раму заглядывали огромные июньские звезды; кирпичная кладка стен, покрытая лаком, слегка поблескивала в темноте; старинный кованый фонарь, висевший на толстой цепи, едва заметно покачивался от сквозняка, а с потолка смотрел огромный портрет Че Гевары. Расхаживая по шикарному дому своих родителей, он то и дело вспоминал этот уютный уголок чистейшей индивидуальности.
Эля не помнила, чтобы спала в эту ночь, но зато каждый час вскакивала, путаясь в плену мокрых от пота простыней. Если бы она запоминала свои кошмары, может, с ее состоянием было бы легче справляться, но они моментально испарялись из памяти, оставляя после себя только тошнотворное послевкусие опасности. Очередное резкое пробуждение облегчения не принесло, ночь все еще заглядывала в комнату, и ленивое утро никак не наступало, но в этот раз появилось кое-что новое – голос Эмиля. Эля отозвалась бы на него, даже находясь в коме. Он, еле слышный, жалобно звал маму, напуганный, плачущий.
Девушка соскочила с кровати и, включая во всех комнатах свет, обыскала каждый угол. Мальчика нигде не было, надежда на то, что он вернулся, увяла, как иссушенный солнцем росток. Но детский голос звенел в тишине ночи, кочуя за девушкой из комнаты в комнату, отражаясь от стен. Эля потеряла счет времени и все ходила и ходила кругами по пустой квартире в состоянии прострации. То ей казалось, что голос раздается со стороны кухни, и она спешила туда, то чудилось, что Эмиль, как и прежде, лежит в своей кроватке и зовет маму, и тогда она бежала в детскую, а потом все начиналось по новому. Она не могла остановиться, казалось, что стóит хоть на миг перестать искать – и голос, единственное, что ей осталось, исчезнет безвозвратно.
Бесполезные гонки прервал Лем, который все же проснулся, несмотря на то, что обычно спал очень крепко; что в общем-то неудивительно: взволнованная девушка вбежала на балкон и случайно врезалась в кокон гамака.
– Ты что? – вцепился в Элю мертвой хваткой молодой человек. Со сна ему вдруг почудилось, что перегнувшаяся через балкон подруга хочет прыгнуть вниз.
– А? Я? – не сразу очнулась Эля. – Я слышу его, он где-то здесь.
– Погоди, объясни подробно, – отчаянно зевавший, Лем ухватил Элю за край пижамы, и, не удержавшись на ногах, она шлепнулась на пол, голос мальчика тут же пропал. Коленкой девушка ударилась не сильно, но зато вернулась в более или менее адекватное состояние. Парень вывалился из гамака и помог ей подняться.
– Извини. Больно?
– Я только что его слышала, – девушка тревожно смотрела на Лема широко распахнутыми глазами.
– Где?
Эля чуть помедлила, оглядывая балкон растерянным взглядом.
– Да везде. В комнате, в спальне, в детской, в кухне… и здесь тоже. Лем, ему плохо, он плачет, зовет меня. И я что-то видела, что-то непонятное.
Многозначительное молчание друга говорило лучше всяких слов, и Эля тут же добавила:
– Это не я, правда, не я. – Дрожавший голос сорвался на плач, и Лем убедился, что запасы женских слез воистину неиссякаемы. – Они не мои, не мои, – сквозь рыдания бормотала девушка, пока Лем вел ее в комнату.
– Теперь рассказывай все толком, – сказал молодой человек, усадив ее на кровать.
– Лем, я знаю, какая я, но это были не мои фантазии. Я слышала голос Эмиля, как тогда, помнишь, когда он спал в детской? А еще я видела очертания каких-то теней в комнатах, они были похожи на облака или сгустки дыма. – Плечи девушки затряслись, и она зарыдала с новой силой.
– Шшш… Спокойно. Я тебе верю. Ты же знаешь, я всегда тебе верю, что бы ни произошло.
Лем положил голову девушки себе на плечо и стал гладить, как маленького ребенка.
– Ну пожалуйста, успокойся, потерпи до завтра. Еще немного, и мы отправимся к человеку, который сможет отыскать Эмиля. То, что ты его слышишь, говорит в пользу третьей теории, а значит, мы можем его найти.
Потихоньку судорожные всхлипы прекратились, и девушка задышала ровно.
– Расскажи мне о ней, – вдруг ни с того ни с сего попросила Эля, не отрывая головы от его плеча.
– Откуда ты знаешь? – удивился Лем, впрочем, не слишком сильно: Эля редко бывала предсказуемой.
– Ее запах время от времени вьется вокруг тебя уже несколько месяцев, словно ты пытаешься в него завернуться и не можешь удержать.
Лем только вздохнул. Эля иногда догадывалась о таких вещах, о которых никто в мире бы догадаться не смог, и обостренное обоняние, которым она при этом пользовалась как методом, больше походило на шаманство.
Он не хотел ни с кем говорить на эту тему, но Элю нужно было отвлечь хотя бы до утра, и молодой человек сдался:
– Она чужая.
Девушка чуть отстранилась и заглянула в его глаза, весь ее вид говорил о том, что она готова слушать что потребуется и сколько потребуется.
– Она ни на кого не похожа, словно гостья из другого времени, времени пышных балов и гордых, холодных, высокомерных барышень. И знаешь, я ее уже раньше встречал, кажется в институте, точнее не припомню. Но то ощущение от ее взгляда вспомнилось как-то сразу. Она смотрит так, будто знает обо мне какую-то тайну, то, что никому не доступно, то, чего даже я сам о себе рассказать не смогу.
Лем говорил медленно, обдумывая каждое слово, и оказалось, что говорит он не столько для Эли, сколько для себя, впервые облекая в слова – отпуская на волю – те мысли, что давно не давали покоя. После бурной истерики Эля чувствовала апатию, но, находясь в каком-то полусонном состоянии, отпущенное Лемом освобождала повторно, по-своему.
– В ней есть легкая неуверенность, которую она старается скрыть всеми возможными способами, и это удается: никто не замечает, только я все вижу…
Перед внутренним взором Эли замаячили сначала глаза серо-голубые и будто бы плоские, словно пуговицы, пришитые к телу, но не оттого, что за ними ничего не было, а оттого, что их глубины тщательно охранялись хозяйкой.
– …и еще обида, детская, переросшая в ненависть, и может быть от этого ставшая такой страшной…
«Тонкие губы плотно сжаты, словно от боли, и выдают улыбку только в случае крайней необходимости, – решил конструктор Элиной фантазии. – Прямой нос и белая кожа достались от далеких предков с примесью голубой крови».
– …она, словно пограничная застава на пути к той жизни, которую я никогда не проживу, потому что она меня в нее не пустит. И может, хотела бы впустить, но ни при каких обстоятельствах этого не сделает.
Отпущенное на волю воображение девушки дорисовало упавшие на узкие плечи вьющиеся пепельные волосы, в которых солнце зажигало едва заметную рыжинку; казалось, они оттягивают голову назад своей непомерной массой и их обладательница все время борется с собой, стараясь держать шею и спину прямыми.
– …как стеклянный шарик с падающими в сердцевине снежинками, внутри нее свирепствуют метели, и хочется среди них отыскать искорку живого тепла, если оно там еще осталось.
Очертания стройной фигуры выступили из небытия, словно только того и ждали, добавляя образу законченность, и Эля несколько удивилась: ее другу никогда раньше не нравились такие девушки. Слишком много никому не нужных тайн, чересчур наигранной злости и явный излишек хорошо завуалированной ядовитости.
Позже Эля склонилась к подушке, засыпая, а незнакомка, одетая в строгий деловой костюм, что-то говорила Лему взглядом, не произнося ни слова.
3
Сегодня он засыпал не один, черные локоны разметались по соседней подушке, а их обладательница размеренно дышала рядом, но в ней, как и во всех остальных, был один критичный изъян: неумение задерживаться в его мыслях надолго, наверное оттого, что там вот уже много лет царила другая.
Что с собой принесут сновидения, никто не может предугадать, но на этот раз они его не разочаровали. Та, которая существовала только в его воображении, сошла со страниц книги и прильнула к его плечу. А вокруг был океан, и в его нежных вздохах можно было разобрать слова колыбельной. Вместе они плавно погружались все ниже и ниже в теплой ласкающей воде, он боялся ее разбудить и только слегка приобнимал почти невесомое тело, затянутое в гладкий скафандр. Пряди ее длинных фиолетовых волос стремились вверх, в обратную сторону от движения, напоминая плети диковинных водорослей. Жаль только, что ее лица он не мог видеть, по блажи сна глядя только вперед. Держа свободной рукой снятый с ее головы шлем, он мечтал никогда не просыпаться.
***
Вскочила с кровати Эля очень рано и, убедившись, что друг снова спокойно спит в гамаке, быстренько оделась и тихо улизнула из дома. Возможно, Эмиль был в смертельной опасности, и она не могла ждать ни минуты. Уже на улице отыскав контакты одной из клиенток, она, несколько раз попадая не на те цифры, все же набрала нужный номер. Еще в предутренней дреме в голове девушки всплыл разговор двухлетней давности: очень экстравагантная особа, когда-то заказывавшая у Эли дизайн броской настольной лампы, говорила о своей необыкновенной родственнице, умевшей лечить больных и находить пропавших. Получив у недовольной утренним звонком женщины адрес провидицы, и вместе с этим однозначный отказ от дизайнерских услуг в будущем, Эля чуть успокоилась. Она нуждалась в действиях, немедленных действиях.
Улица находилась на другом конце города, там, где новомодные высотки последних лет перемежались с грустными хрущевками. Но оказалось, что Эле нужно не в те и не в другие. Тротуар заканчивался захламленным проулком, открывавшим жалкий вид на самые старые строения города, из которых, как это водится, уже порядком сыпался песок. Неказистые домики жались друг к другу так плотно, словно испуганные или замерзшие, и каждый провожал Элю мутными стеклами окон и облаивал своей персональной озверелой дворнягой, честно отрабатывавшей свой хлеб.
В шестом по счету жила та самая женщина. Она без особых расспросов открыла скрипучую калитку и провела девушку в дом с весьма специфическим антуражем. Каждая вещь здесь говорила о занятиях хозяйки. Бесчисленные склянки с жидкостями всевозможных оттенков невзначай нашептывали о том, каких «принцев» можно к себе приворожить, не заботясь о последствиях. Пучки трав, свисавшие прямо с потолка, шуршали о злых духах и невзгодах, которые способны отпугнуть, а разнообразные талисманы, разложенные на всех горизонтальных поверхностях, заверяли в своем таланте привлекать счастье, удачу и деньги.
– Боишься? – слегка щуря глаза, спросила пожилая неопрятная хозяйка в намотанном вокруг головы цветастом платке.
– Нет, – поспешно ответила Эля, не поняв истинного смысла вопроса. Дом пах бедностью, старым, так и не зажившим до конца горем и, как ни прискорбно, глупостью, сломавшей жизнь; но удушающего запаха опасности в нем отродясь не водилось.
– Тогда чего пришла? – недружелюбная женщина плюхнулась в старое, отчаянно скрипнувшее кресло-качалку.
Эля осторожно примостилась рядом на расшатанный табурет.
– За сына боюсь, – нашлась она.
Женщина сверлила ее тяжелым взглядом, и на миг Эле показалось, что рентгеновское зрение встречается не так редко, как говорят. Она все ждала, когда в действие пойдут карты или осмотр линий на руке, но «колдунья» только пристально ее рассматривала да что-то шептала себе тихо под нос:
– …погибнет, но останется жива… ейный ребенок, а пуповины-то и нет… а он-то не сможет отпустить, глазами черными вопьется и всю жизнь будет в себе носить, полный по горлышко…
Мысли девушки блуждали, как пьяные, цепляясь за странные бессвязные слова хозяйки, пока не выловили что-то про мужчину, что-то совершенно бредовое, Эли не касавшееся. Слова вырвались сами собой, будто за язык кто дернул:
– Вы не правы, глаза у него каре-желтые. – Взгляд Яна всплыл из памяти, не заставив себя долго ждать.
– А мы с тобой о разном, девонька, о разном, – вдруг неприятно хихикнула женщина, но тут же помрачнела. – А сына твоего нет среди людей.
– Как? – вскочила Эля и тут же обессиленно опустилась обратно; одна из шатавшихся ножек жалобно хрустнула, и девушка рухнула на пол.
– А так, – подавая не слишком чистую руку, ответила хозяйка, – не вижу я, а значит, нет его.
– Не может быть, – зашептала помертвевшая от страха Эля, прекратив тереть ушибленное место. – Он же не …?
– Я и не говорю, только жизнь, она разная бывает. Ребенок у тебя есть, твой, только твой, но не кровь от крови, не плоть от плоти, как у людей.
– Его моя сестра родила, – понимающе кивнула Эля.
– Да знаю, – раздраженно махнула рукой женщина. – Не о том я толкую. Как объяснить, если сама не пойму.
От волнения Элино сердце заколотилось о ребра, и этот звук слышала не только она, но и «колдунья». Казалось, еще немного, и девушка узнает нечто важное, то, за что и стоит цепляться в поисках, но хозяйка дома одним махом развеяла всякие надежды:
– Ты иди, ничего больше не скажу. Его вижу хорошо, тебя вижу, но недолго, а мальчик твой – он даже не дышит, ну как я его найду?
Внутри Эли все похолодело, с трудом передвигая ногами, она еле добрела до двери, опомнившись, вытащила из кармана купюру и положила на серую от пыли полку. Сеанс ясновидения не занял и десяти минут.
У самого выхода ей вдогонку бросились слова:
– Мало времени, ох как мало. Жаль, он только вдохнуть тебя успеет, а ты уж неживая поди…
Эля едва ли обратила внимание, последняя фраза не касалась Эмиля, а значит, была абсолютно неважна. Очень хотелось снова расплакаться, но на это не было времени, ее сын нуждался в помощи. Переступив порог, девушка приблизила к лицу руку в перчатке без пальцев и вдохнула знакомый аромат кожи, чтобы прогнать из памяти запахи обреченного дома и стряхнуть с себя его энергетику. Она была уверена, что сын жив, и искала ответы совсем на другие вопросы, – ответы, которые тут, к сожаленью, не водились.
Обдумывать сказанное женщиной у Эли не было желания, но слово «шарлатанка», в сердцах брошенное Лемом, когда он наконец до нее дозвонился, тоже не было принято как истина. Женщина не лгала, она видела то, что видела, вот только признавать ее реальность Эля не просто отчаянно не хотела, а не могла физически.
В половину третьего она уже сидела в машине Лема, готовая к новой встрече. Друг мягко ее отчитывал за неразборчивость в выборе нужных людей.
– Прошу тебя, ну пожалуйста, не надо посещать в одиночку всех претендующих на паранормальные способности жителей города. Ну, во-первых, это лишняя трата времени, а во-вторых, можно нарваться на неприятности. Давай ко всему подходить разумно, насколько мы вообще способны на это. Если с тобой что-нибудь случится, Ян мне голову откусит.
– Лем, я не могу ждать. Мне нужны ответы сейчас. Ему плохо там, понимаешь? Он зовет, он ждет меня. Он беззащитная трехлетняя кроха, а я тут прохлаждаюсь.
Пока светофор неумолимо горел красным, Лем задумчиво выстукивал по рулю пальцами.
– Хорошо, мы постараемся действовать как можно быстрее, но для этого пообещай, что без меня ты не будешь ни к кому ходить. Эмилю не поможет, если с тобой что-нибудь случится.
Это был самый веский аргумент, и девушка кивнула. Она отрешенно смотрела в окно, стискивая свое дикое, не желавшее подчиняться воображение, в противном случае могли привидеться окружавшие Эмиля ужасы, а это было выше ее сил.
Впервые в жизни даже пробки на дороге нервировали, ей все казалось, что они едут слишком медленно и что, если не дай бог опоздают, встречу придется переносить на неопределенный срок. Пока доехали, Лем успел решить по телефону тысячу вопросов, а Эля замучилась ожиданием и искусала тонкие губы.
В отличие от утреннего адреса это был престижный район города с шикарными многоэтажными пентхаусами и манящими торговыми комплексами. Но сам сеанс, так сказать, ясновидения не только Элю разочаровал, но и Лема заставил задуматься о более качественном отборе экстрасенсов. Нельзя сказать, что ухоженная женщина лет сорока пыталась их облапошить, оперируя пространными и многозначительными фразами, как это делают например цыганки. Напротив, она очень четко отвечала на некоторые из поставленных вопросов, но конкретики о мальчике добиться от нее было невозможно. Казалось, она может рассказать Эле абсолютно обо всем: о прошлом, о настоящем и даже фрагментарно о будущем, – но вот тема Эмиля ей никак не давалась, она плавала в ней, как умный, но ленивый студент на экзамене. Как только девушка пыталась поподробней расспросить о сыне, мадам-экстрасенс, чуть подумав, переключалась на то, что видела более четко. В конце концов Лем решил по-своему проверить ее профпригодность.
– Расскажите, пожалуйста, как проходили Элины роды, – прервал он подробное описание собственного детства. – Помнишь, дорогая, как тяжело тебе пришлось? – подмигнул он подруге, пока экстрасенс отрешенно смотрела в пол, сжав виски напряженными пальцами.
– Роды? – женщина заколебалась, но лишь на секунду. – Позвольте, но у вас родов не было… – и затем продолжила, с каждым словом сама поражаясь тому, о чем говорила: – Он сам к вам явился, по собственной воле…
На столе лежала карта России, которой, судя по некоторой затертости, пользовались часто. Женщина время от времени проводила над ней рукой, а затем словно стряхивала с кисти нечто невидимое гостям, при этом смотрела она куда угодно, только не на карту. Экстрасенс оторвалась от созерцания пола и впилась в Элю полубезумным взглядом.
– Вы не можете родить ребенка. Там закрыто все, – женщина указала пальцем на Элин живот, а потом перечеркнула в воздухе крест-накрест.
Эля плотней прижала к себе сумку, инстинктивно закрываясь.
– Нас не интересуют такие подробности, – поморщился Лем. – Просто ответьте, где наш сын?
Женщина некоторое время комкала в руках выхваченный из ящика платок, затем долго терла им стильные очки в качественной оправе и наконец сдалась:
– Не знаю. Извините, впервые такая незадача. Плату я с вас, естественно, не возьму.
Она приподнялась, собираясь проводить неудачливых клиентов, но Эля не хотела так просто сдаваться. Она сразу поверила женщине и легко представила, что Эмиль для ее способностей как нечто закрытое, но необязательно же смотреть прямо, можно же описать, что вокруг.
– Подождите.
Женщина снова опустилась в кресло, хотя по раздосадованному лицу отчетливо читалось, как не хочется ей продолжать беседу: осечка в работе собственных способностей давалась ей тяжело.
– Давайте попробуем подступиться через другие вопросы, – предложила Эля. – Вы видите меня в прошлом одну?
Экстрасенс задумчиво потерла ладонь о ладонь, словно согревая руки.
– Нет, вы никогда не были одна. Сначала девушка старше, очевидно сестра, и друзья, – в подтверждение своих слов она взглянула на Лема. – Затем появился еще один мужчина…
– Вот, – напряженно подался вперед Лем.
– Какой-то вид родственной связи, но не кровной…
– Данил, – одними губами прошептала Эля.
– Дальше, я уже вам говорила, автомобильная катастрофа и смерть… две смерти и…
– Что?! – одновременно спросили Эля с Лемом, подавшись вперед.
– Еще одна жизнь, маленькая, ребенок. Только он появился еще до аварии, чуть раньше, – от напряжения женщина закрыла глаза, и ее немолодой уже лоб собрался складками.
Она надолго затихла, но, когда Лем решился прервать молчание, Эля жестом попросила его остановиться. Молодой человек пожал плечами и стал разглядывать скучную обстановку комнаты, больше всего напоминавшей рабочий кабинет какого-нибудь профессора.
Прошло не меньше десяти минут, прежде чем экстрасенс, не открывая глаз, снова заговорила:
– Не хочу пугать, но ваш ребенок не принадлежит миру людей.
– Значит, вы все-таки его увидели! – обрадовалась девушка.
– Вы действительно хотите это услышать?
– Иначе бы мы не пришли, – хмыкнул Лем. Последние полчаса он только и думал, что сидят они здесь совершенно напрасно.
– Ну хорошо. В вашем прошлом ребенок действительно есть. Сразу я его не обнаружила только потому, что искала так, как ищу обычно людей, – по человеческой ауре, теплу. Но его я увидела совсем по-другому. Приблизительно так я обычно вижу души, не желающие после смерти покидать наш мир.
– Вы о привидениях? – не удержался от вопроса Лем.
– Это слишком грубая и мало объясняющая трактовка данного явления.
– Он жив, – упрямо замотала головой Эля, и ее глаза моментально наполнились слезами.
– Я и не говорю, что он мертв. Я лишь сказала, что вижу его в вашем прошлом приблизительно таким образом, как вижу так называемые привидения. Но он не один из них, как и не один из нас. Это сложно объяснить, я столкнулась с таким впервые. Он не призрак и не совсем человек, он словно изображение человека, очень качественное отражение самых распространенных черт, которые могут быть в ребенке. Как бы вам это поточнее объяснить… Представьте, что наш мир – это плоская картина, и несмотря на то, что каждый изображенный на холсте персонаж может отличаться палитрой цветов, все же всех их объединяет состав красок, текстура холста, наконец, рука творца-художника. Вы следите за моей мыслью?
Лем задумчиво выгнул бровь. Эля лишь напряженно молчала, боясь пропустить хоть слово.
– А теперь предположим, что на картину сверху наложили прозрачную пленку, на которую уже не художник-авангардист, а, к примеру, профессиональный мультипликатор нанес маркерами еще одного персонажа, но в той же цветовой гамме. С виду он похож на всех остальных персонажей картины, но по факту не имеет к ним никакого отношения, да и к миру их картины тоже. Понимаете?
– Смутно. Но предположим, что так. Как он оказался здесь, а главное, куда пропал?
– Затрудняюсь ответить, но, похоже, теперь кто-то убрал изображение мальчика с поверхности нашей реальности. Снял прозрачную пленку с картины.
– Что с ним сейчас происходит?
Экстрасенс только пожала плечами.
– Может быть, вы увидите, что его окружает? Опишете место, предметы вокруг? – с надеждой спросила Эля.
– К сожаленью, я вижу только наш мир – картину маслом, и несмотря на то, что могу чуть больше, чем остальные персонажи, все же до другого мира мои способности не дотягиваются. Я смогла разглядеть тот период прошлого, когда ваш сын соприкасался с нашим миром, но теперь у него с нами нет ничего общего и мне не за что зацепиться.
Лем не особенно удивился, это удачно вписывалось в некоторые из его предположений, а вот в Элиной голове никак не укладывалось то, что ее маленький мальчик не просто трехлетний ребенок.
– Но самое интересное в другом. Еще когда вы только озвучили свой вопрос и упомянули о наличии сына, я увидела, что вы приемная мать; как я уже говорила, в вашей ауре не просто нет доказательств того, что вы рожали, но и нет указания на то, что такое для вас вообще возможно. Но при этом вы действительно его мать, на вас есть печать материнства, которую я не сразу заметила. И вот что удивительно: она бывает только у рожавших женщин, а вы совершенно потрясающее исключение.
От экстрасенса друзья ехали молча. Лему не давали покоя просчеты теорий с учетом новых сведений, а Эля чувствовала только всеобъемлющую пустоту, она безумно тосковала по сыну, несмотря на то, что с его исчезновения прошло чуть больше суток, а еще страдала от разрушительной безысходности. Казалось, что она тонет в бездонном желтом море зыбучего песка и не за что ухватиться для того, чтобы не погрузиться с головой, не говоря уже о том, чтобы выбраться.
Временным спасением могло быть только одно, – и она набрала знакомый номер:
– Мне очень нужно тебя видеть, давай в нашем месте.
На том конце не стали задавать лишних вопросов, а Лем, услышав, круто сменил маршрут и вместо севера города направил машину в сторону юга.
Когда они приехали в любимую кофейню, Янош уже сидел за столиком и пролистывал тоненькое меню, причем делал он это явно от безделья, список предлагавшихся десертов друзья уже давно знали наизусть. Молоденькую официантку словно пригвоздило к красавцу-посетителю, и Эля еще в дверях успела пожалеть бедняжку. Ян смотрел на нее приблизительно с тем же интересом, с которым рассматривал знакомый до мельчайших подробностей дизайн уютного зала.
Увидев приближавшихся друзей, Ян озвучил заказ, а присмотревшись к подавленной Эле, добавил к нему малиновый чизкейк. Присевшая напротив него подруга благодарно улыбнулась. Официантка напряглась и, записывая, принялась украдкой рассматривать прибывшую блондинку. Но, быстро заключив, что такой красивый парень просто не может встречаться с этой безвкусно одетой нелепой особой, расслабилась и в мыслях сделала блондинку и кучерявого шатена любовниками.