Пройдя сквозь невидимую границу в соседний сон, девушка долго таращилась на предполагаемое средство передвижения. Просто раскрытый зонтик, совершенно обычный, розовый, с пластмассовыми спицами, зато двигался он без посторонней помощи, отталкиваясь ручкой и покачиваясь на ходу из стороны в сторону.
– Давай забирайся, – скомандовало Нечто. – Он медленный, но это лучше, чем постоянно останавливаться на твои затяжные передышки.
– Он же подо мной развалится, – отказалась девушка, проходя мимо.
– Куда? Стоять! – цепкий холодок Нечто удержал ее на месте. – Ты не в мире богов, сколько можно объяснять, пора бы уже освободиться от правил, которые здесь действуют не всегда.
Если бы Эля не устала настолько, что каждый шаг грозил неминуемым падением, она не допустила бы даже мысли о том, чтобы забраться на хлипкий с виду, к тому же двигавшийся зонтик. Пришлось напрыгивать. На столь комичное зрелище Слипри не преминула ответить раздражавшим хохотом.
Вопреки опасениям, зонтик выдержал далеко не хрупкую Элю с легкостью. Распластавшись по розовой ткани, девушка с трудом приняла более или менее удобное положение, подогнув под себя ноги. Благо, его поверхность оказаласьочень шершавой и ткань Элиного скафандра по ней не скользила. В голову девушки забралась мысль о том, что только чье-то воспаленное воображение могло изготовить зонтик из розовой наждачки. Но мысль, похоже, случайно забежала на огонек, например из головы Яноша, посколькув человеческой жизни Эля и сама была способна изобразить такую нелепость.
Притомившаяся змейка, поистратив неугомонное веселье, соскочила с Эли и, обвившись вокруг розовой ручки, карикатурно захрапела, делая вид, что спит уже давно. А зонтик, покачиваясь и не сбавляя скорости, монотонно двигался дальше.
– И куда он меня несет? – спустя некоторое время спросила девушка, покрываясь мурашками от подступившего холода.
Из-под земли стал просачиваться синий вязкий туман.
– Какая разница? Ты бы направилась в другую сторону?
– Даже не знаю, наверное, нет разницы, как именно пройти этот сон, главное – пройти. Жаль, что зонтик останется здесь. – Эля уже привыкла держать равновесие на оригинальном средстве передвижения и стала даже получать удовольствие от мерного покачивания.
Нечто недовольно ворчало, снова предсказывая долгие Элины передышки.
Туман все ближе жался к теплой коже девушки, отдавая предпочтение открытым участкам, не прикрываемым тканью скафандра. Под его прикосновениями становилось все неуютней и холоднее.
– Это снова кошмар?
– Да.
– Ну почему в человеческих снах так много тумана? – девушка поежилась, предвкушая развитие событий.
– Ты у меня спрашиваешь?! Кто тут человек в конце концов? Ах да, бывший человек.
Видимость снизилась до нуля, и Эля ждала подвоха от каждой секунды пребывания в этом месте, но зонтик плевал на потенциальные опасности и нес ее все дальше и дальше в вязкую влажную тьму.
Девушка ждала кошмаров от тумана, но он только настойчиво и любопытно ощупывал ее, а монстры все ниоткуда не выпрыгивали. Наверное, Эля еще долго не понимала бы, почему Нечто уверенно назвало этот сон кошмаром, если бы ей не стало так трудно держаться в сидячем положении.
Вдруг показалось, что на плечи накинули тяжеленное одеяло, прошитое свинцовыми пластинами. Дышать стало трудно, шея устало согнулась, роняя неимоверно тяжелую голову на грудь, а покрывавшиеся прямо на глазах морщинами руки задрожали. В груди поселилась огромная склизкая жаба, издававшая жалкие хрипы. В одно мгновенье состарившееся Элино тело распласталось по поверхности зонта, как влажная тряпка, вобравшая в себя слишком много воды. Синюшно-грязные пряди волос ляпнулись на плечи, в них больше не осталось ярко-молодого фиолетового, а вместе с цветом утекала и жизнь. Выцветшие старушечьи глаза взирали на мир сквозь мутную пелену. Но тяжелым, неповоротливым и обрюзгшим стало не только тело, но и разум, теперь работавший с перебоями.
Эля плохо слышала, что кричит ей Нечто, частичная глухота поселилась в ней вместе с остальными прелестями старости, например болью в суставах и равнодушием. Ну кричит и кричит. А что? Да какая, в сущности, разница. Все стало так безразлично, что даже держаться на зонтике стоило неимоверных усилий, прилагать которые Эле и близко не хотелось.
Но зато шмяк об землю немного привел в чувства заросший плесенью мозг. И к нему наконец пробились возгласы Нечто.
– Граница недалеко, надо только добраться! Если ты тут сдохнешь от старости, я навсегда останусь мучиться в твоих кошмарах!
Эле показалось или в голосе этого сгустка темноты звенела истерика?
– Да шевелись же!
Нечто металось вокруг девушки-старушки, но подтолкнуть или подхватить ее не удавалось, законы сна не позволяли вмешиваться. А Эля, неспособная встать, раскинулась на земле и закостеневшей рукой вцепилась в ручку зонтика, пытавшегося вырваться и продолжить свой путь, но куда там, артритные суставы уже заклинило в сомкнутом состоянии.
Сонная змейка ошарашенно озиралась, Эля отдавила ей хвост, соскальзывая с зонтика.
– Сделай что-нибудь, – заорало на нее Нечто, – она сейчас подохнет прямо здесь и твое веселье закончится. Где ты еще найдешь развлекающую тебя дуру?
Ошалевший взгляд Слипри зацепился за ссохшееся тело старухи, и она тут же запрыгала вокруг, дергая ту за пакли волос. Толку от нее было мало, и запаниковавшее Нечто заорало что есть силы в морщинистое ухо девушки «Эмиль» на все лады, во всех возможных интонациях.
Странное, давно забытое имя проскочило прямо в едва бившееся старческое сердце, а морщинистая рука потянулась куда-то вперед. Древняя старуха и сама не понимала, почему имя производит на нее такое сильное впечатление. Она все пыталась вспомнить, где его слышала, но это было так тяжело. Рука продвинулась еще чуточку вперед, и костлявое колено оттолкнулось от земли, немного смещая неповоротливое туловище. Нужно было что-то более действенное, способное заставить чуть живое тело двигаться. До границы власти тумана оставалось несколько метров, но его липкие щупальца состаривали Элю быстрее, чем она двигалась к следующему сну.
Метавшееся вокруг нее Нечто превратилось в испуганный бесполезный смерч, который вобрал в себя и с визгом вращавшуюся в его просторах змейку.
Спасение пришло оттуда, откуда ждать его не пришло бы и в голову. Из соседнего сна тоненькой струйкой просочился запах пластилина, сдобренного клубникой, и старушечье сердце дернулось под ребрами.
– Эмиль! – шепнули потрескавшиеся до боли бескровные губы, и Эля поползла на этот запах, преодолевая бессилие, боль и дряхлость.
Но когда она вынырнула из гущи тумана, получив вместе с новым сном в подарок прежнее молодое тело, оказалось, что из тумана ее что-то не выпускает. Левая рука все еще держала зонтик артритными пальцами, и молодое тело в новом сне никак не могло вернуть собственную кисть из состаривавшего тумана предыдущего сна, и все потому, что зонт принадлежал туману, а скрючившуюся Элину руку заклинило мертвой хваткой на его рукоятке.
– Нечто! Что делать? Я не могу выдернуть руку.
– Я, что, справочное бюро? Откуда мне знать.
Первой мыслью девушки было вернуться обратно и высвободить руку, но страх снова состариться прямо на глазах накрыл душной волной, не давая не то что шагнуть обратно, а даже всунуть в туман уже снова молодую правую руку. Туман пах сыростью, а на границе, где находилась Эля, смешивался с клубнично-пластилиновым запахомво что-то не особо приятное. Девушка сморщила нос, старательно отворачивая голову от мерзкой душистой сырости. От противного сочетания запахов свербило в носу, и Эля поняла, что, если срочно что-нибудь не сделает, сойдет с ума от этой вони прямо на границе снов раньше, чем придумает, как вернуть себе молодую руку. Впридачу ко всему Слипри вдруг вздумала лбом пихать ее пониже поясницы, притом что Нечто и так старалось ее вытолкнуть, сильно давя на лопатки.
Стойкий клубничный аромат никак не вытягивался из застарелой сырости тумана, и тогда Эля решила добавить сладости в туман, изменить пропорцию запахов так, чтобы заглушить ароматом клубники запах тумана. Она собрала аромат, напоминавший о сыне, отовсюду откуда только смогла достать: из-за спины, где что-то едва слышно шуршало, сверху, где снова не оказалось никакого неба, и запустила его по границе двух снов. Граница задрожала как живая, и хотя видеть ее Эля могла только по кромке тумана, с удовольствием почувствовала, как химический запах пластилина обволакивает ее руку, а вместе с ней и зонтик, как ягодный аромат вытесняет запах сырости, как дышать становится приятней. А вместе с этим свободу почувствовала левая рука девушки. Но когда она почти выдернула ее вместе с сопротивлявшимся зонтиком, за спиной раздался истошный вскрик.
– Ты сума сошла, сейчас же прекрати!
Но остановиться девушка все равно бы не успела. С противным чавкающим звуком зонтик вырвался из тумана, захватив с собой приличный кусок, Слипри по инерции полетела вперед,а Эля, не удержав равновесия, шлепнулась на землю и, продолжая цепляться за пластмассовую розовую ручку, заметила, как фрагмент тумана тает, обращаясь в дымное облачко.
– Батюшки-светы! – взвизгнули за спиной.
Голос принадлежал пожилой женщине в смешном чепце, украшенном персиковыми лентами, и в мягких тапочках на босу ногу,в простого покроя одеянии, больше всего напоминавшем кружевную ночную сорочку.
Встревоженныйвзгляд женщины переместился с исчезнувшего облачка пара на сидевшую в нелепой позе девушку. Нечто спряталось за спину, змейка уменьшилась и привычно замерла на пальце, изображая предмет бижутерии, а фиолетовые пряди, еще три минуты назад буквально стоявшие дыбом от возбуждения, заплелись в две строгие тугие косы и примерно опустились на плечи.Чтобы зонтик перестал рваться из рук, Эля сделала первое, что пришло в голову: сложила его и засунула под мышку; как ни странно, это помогло.
Женщина не походила на персонажа очередного кошмара, уж слишком вокруг приятно пахло, но в этом мире так быстро все менялось.
– Кто вы?
– Я-то? Это ты откуда свалилась на мою голову? Детка, разве непонятно, что нельзя тащить что попало из кошмаров в благополучные сны? Мало ли какая холера может перекинуться, и что потом получится?
Краем глаза женщина все еще следила за местом, где недавно растаял сгусток тумана, и, только убедившись, что ничего в ее сне не меняется, облегченно вздохнула.
– Простите… я не специа… моя рука застряла, – замямлила Эля, сжимаясь под взглядом внимательных голубых глаз.
– Так что ты за ком с горы, милая? И как умудрилась его сюда затащить? – кивнула женщина на зонтик.
Но ответить Эля не успела, вклиниться между фразами женщины оказалось проблематично.
– Давненько я не видела бывших людей. Судя по всему, ты тут недавно. Не нашла еще, наверное, себе постоянный сон.
Девушка лишь хлопала глазами, пытаясь переварить сказанное.
– Поднимайся, хватит греть песок, он и так теплый.
И действительно, Эля только сейчас сообразила, что под ней шуршит что-то белое как мел, а когда встала и обернулась, перед ней предстало зрелище, от которого перехватило дыхание.
В лучах солнца, которое заходило тут вот уж который век и все никак не могло закатиться за горизонт, сверкал миллиардами песчинок огромный замок из все того же белого песка. Правда, выстроен он был небрежно, словно вылеплен рукой ребенка. Легкий ветерок сдувал с бойниц башенок сверкающие песчаные струйки, а затем заносил их с другой стороны, подправляя стены.
Нечто уже унеслось куда-то ввысь, в направлении осыпавшегося песчинками флага, водруженного на высоченном флагштоке. Эля давно уже решила для себя, что сварливое создание обладает неистребимой тягой к прекрасному, которым, увы, ее кошмары похвастаться не могли.
Слипри, не теряя зря времени, соскочила с Элиного пальца и тоже рванула осматривать новое место дислокации, ее гибкое тело, забавно извивавшееся в воздухе, вызывало невольную улыбку. И только фиолетовые прядки все еще побаивались хмурившуюся женщину и строили из себя тихоню.
– Они ничего не испортят, – виновато потупилась девушка, обращаясь к женщине, которая почему-то нагнетала в ней старые страхи, связанные со строгими и непомерно требовательными преподавателями.
– Да-да, им это и не удастся. Он вечен, – пафосно произнесла женщина, направляясь к замку. В ее голосе чувствовалась такая гордость, будто она собственноручно вылепила его из нескольких тонн сверкающего белоснежного материала.– Идем, душенька. Ты, конечно, как снег на голову, но думаю, приготовить для нас достойный ужин эти олухи все-таки успеют.
Девушка не чувствовала голода, кажется, сон не предполагал наличие пищи, но если уж дама так настаивала, то почему бы и нет.
Со стороны замок казался нежилым, вокруг царила такая тишина, что можно было различить мельчайшие полутона звука пересыпаемого песка. Но чем ближе они подходили к внушительному мосту, перекинутому через несуществующий ров, тем чаще девушка стала замечать в окнах песчаного замка появлявшиеся и исчезавшие силуэты.
Внутри все было именно так, как внутри сделанной из песка детской забавы,– то есть совершенно пустое пространство без мебели, дверей и жителей.
Заведя Элю в один из обширных залов с узкими продольными окнами высоко под потолком, дама предложила располагаться поудобнее. И так как в интонациях дамы звучал властный тон, а стульев не обнаруживалось, девушка примостилась в уголке на горке ссыпавшегося со стены песка.
– Итак, милочка, ужин будет через пару минут.
Она хлопнула в ладоши, и полупрозрачные фигуры, то появляясь, то исчезая, пронеслись по залу. Все маленького роста, босоногие, и все источавшие знакомый Эле аромат клубники и пластилина. Это были привидения детей, они обживали сказочный замок, и сгустком неупокоенных душ парили по всему обширному пространству песчаного строения. Неудивительно, что все здесь пропахло детством.
– Кто это?
– Ах, дорогая, к чему вдаваться в родословные. Поверь мне, они все грязных кровей, не стоящих внимания. Но замок приютил их, пусть всем будет известно мое великодушие, – дама изобразила некий жест, словно батистовым платочком промокала уголки заслезившихся глаз. – Ну, не будем об этом, угощайся.
Она щедро обвела рукой пустоту перед Элей, будто стол, ломившийся от изысканных яств, и девушка послушно изобразила в руке несуществующую вилку, а потом размеренно ей заработала, в традициях лучших званых ужинов.
Дама некоторое время наблюдала за ней с умилением и тоже принялась за несуществующую еду, только в ее руках, кажется, еще оказался «нож из столового серебра».
– Лососина сегодня отменная, – спустя некоторое время протянула она, аккуратно вытирая пальчики «полотняной салфеткой», наверняка украшенной вензелем родовитой семьи. – Правда, аппетита, как всегда, нет, но ты, дитя, надеюсь, этим не страдаешь?
– Все очень вкусно, спасибо.
Периферическим зрением Эля уловила, что сбоку снова замелькали детские силуэты, но едва укоренившийся в ней страх, что все вокруг – кошмар о мучениях маленьких детей, сбился громким смехом. Судя по всему, привидениям тут неплохо жилось. Осознав это, девушка с облегчением выдохнула.
– Вы хозяйка сна?
За плечом тут же материализовалось Нечто, пробуркав что-то о неиссякаемой глупости.
– Если ты имеешь в виду создателя сна, то боюсь тебя огорчить, мне вряд ли приснилось бы такое великолепие,– она обвела восхищенным взглядом сверкавшие стены. – Я долго скиталась, прежде чем нашла это чудесное место, свой дом. Тебе, кстати, тоже советую заняться поисками. Кто бы знал, каких ужасов я насмотрелась, какие пакости и боль пережила, прежде чем сюда попала. О, как же он ненавидел меня, я даже в благообразных нарядах ему не снилась, – дама стряхнула с ночной рубашки несуществующие крошки. – Хотя, с другой стороны, кто знает, где бы я была, не зародись в нем столько ненависти ко мне.
Эля почти сразу потеряла нить размышлений дамы, но потихоньку начинала кое о чем догадываться.
– Вас кто-то сматрицировал, как и меня?
Дама расширила глаза от удивления.
– Милочка, говори, пожалуйста, понятными словами. Я тут, конечно, многого навидалась, последний посетитель из соседнего сна с ушами и бровями, полными сережек, окончательно утвердил меня в мысли, что время стоит на месте только здесь. Но надо же делать скидку на мой возраст, воспитание и эпоху, из которой я пришла.
– Вы оказались здесь после смерти, потому что кому-то очень четко снились? – поправила Эля формулировку.
– О да! Он был красив и очень богат, поначалу…
В такие моменты говорят, что взгляд подернулся пеленой воспоминаний. Куда там, все было гораздо серьезней: Эле показалось, что прямо в глазах женщины она видит картинки прошедших событий. Утонченного красавца голубых кровей и смешливую пышечку с алыми яблочками-щеками.
– …а я вышла за его брата.
– Так, может, вы здесь не по прихоти ненависти, а по велению любви?
Хихиканье пожилых женщин обычно не очень приятно, но в раздавшемся смехе сквозили молодые задорные нотки.
– Ишь чего надумала. Все было с точностью да наоборот. Мое приданое досталось его брату, а он был вынужден всю жизнь смотреть на наше благополучие через свое банкротство. Да, надо сказать, он никогда не умел вести дела, я не раз ему об этом говорила…
Детские смешки и топот маленьких ножек по песчаному полу вырвали Элю из пластов чужих воспоминаний. А потом откуда-то сверху свалилась змейка, переливаясь в лучах заходившего солнца, и, скручиваясь пружинкой, запрыгала перед дамой на хвосте.
– Слипри, не надо пугать нашу гостеприимную хозяйку.
Но змейка едва ли что-то услышала, она тут же заскользила вслед за удалявшимися детскими силуэтами, присоединяя свой безумный смех к их странным играм.
– Забавные у тебя питомцы, – ничуть не удивилась дама. – А зачем тебе этот, с позволения сказать, сгусток страха из кошмара? – аккуратно показала она пальчиком за Элину спину.
Из-за плеча послышался неразборчивый рык.
– Они мне помогают искать сына.
Нечто окатило девушку холодным презрением, показывавшим, что всем вокруг глубоко наплевать на ее отпрыска.
А дама, кажется, на время истощила запас красноречия. До следующего приступа говорливости как раз втиснулся рассказ о том, почему и зачем Эля сюда пришла. Дама благообразно сложила чуть тронутые старостью руки на коленях и время от времени испускала восторженные возгласы, но тут же,ловя себя на бестактности, прикрывала ладошкой губы.
– Боже, как это романтично, – порою не сдержавшись восклицала она.
А песчинки скрипели под ногами, и даже, кажется, нашептывали даме свою трактовку событий.
– Ах дорогая моя, чем же я могу помочь?– всплеснула она руками, когда Эля закончила. – Твой золотой ребенок ни разу ко мне не забегал, хотя я слышала о нем. Не хотелось бы расстраивать, но твоя ручная гадюка права – этот мир неприспособлен для поисков кого бы то ни было. Одни сны появляются, другие исчезают, лишь немногие остаются навсегда, как этот. Ты можешь идти в одну сторону, а твой ребенок падать сквозь сны или лететь вверх совсем в другую. Мой тебе совет, найди для себя, как и я, вечный сон, останься в нем и наслаждайся покоем. Ты уже убедилась, что здесь на каждом шагу поджидают ловушки и опасности, ты можешь вечность их преодолевать, а толку от этого ни грамма.
– И давно вы «наслаждаетесь покоем»?
– Хм… как тебе сказать… когда я умирала, врач приехал в повозке, запряженной лошадьми, а вот вчера во сне по левую сторону от основной башни я видела гудящий металлический ящик с красным полумесяцем наверху, из которого достали забинтованного человека.
– И вы никуда не выбираетесь отсюда?
– А зачем? После того как натерпелась столько страхов? Я люблю звуки моря, вкусную еду и запах настурций из моего сада. К чему мне испытывать ужасы чужого разума? Я уже слишком стара для таких экспериментов.
Эля недоуменно оглянулась. Стоит ли говорить, что в этом сне не было еды, цветов и уж тем более моря, только бесконечно заходящее солнце, барханы песка и одинокий замок среди них.
– Правда, иногда я заглядываю за границы, посмотреть, что творится по соседству. Вот вчера, к примеру, видела пяльцы для вышивания в соседнем сне без хозяина, а мне бы они очень пригодились, жаль, что нельзя из сна в сон переносить нужное.
Не сговариваясь, они обе уставились на зонтик, все еще торчавший у Эли из подмышки.
– Как ты это сделала?
– Ммм… не знаю, точнее знаю, но объяснить не смогу.
– Ну попробуй, пожалуйста, – заканючила дама совсем по-детски.
Эля вздохнула и попыталась облечь в слова то, что могла ощущать.
– Вы знаете, как пахнет беззаботность? – дама непонимающе залупала глазами. – А какой душок у страха смерти?.. Простите… думаю, не выйдет.
Поджатые губы дамы провели черту под данной темой.
– Принесите нам кофе, – властно объявила она в пустоту.
Снова замелькали размытые силуэты детей, которые нести, естественно, ничего не собирались, а вместе с ними в воздухе скакала как оглашенная Слипри, судя по всему, такое безумное веселье давненько не выпадало на ее долю. Привидения хохотали, подзадоривали друг друга, шептались о чем-то, взмывали под потолок, подхватывая с собой змейку, пока девушка и дама в затянувшейся тишине «пили кофе». Правда, Эля попыталась намекнуть, что не выносит данный напиток, но посчитала это невежливым, и теперь «пила» то, что предложили.
Прежде чем продолжить путь, а точнее выбрать его направление, Эля, по совету дамы, зашла за восточную башню, где начиналось царство другого сна.
Там женская фигура, не слишком различимая, размножившись на тысячи себе подобных, так, что казалось, сон заполняет толпа народу, извлекала из неопознаваемого музыкального инструмента завораживающие звуки, а история, что вторили в унисон струнам ее уста, завлекала, притягивала, вдохновляла. Эля надолго замерла, прислушиваясь. Фантастику можно читать, можно писать, а еще… Женщина фантастику пела, а тысячи ее клонов усиливали эффект необыкновенного, непознанного.
Эля, просунув в сон только голову, вдохнула полной грудью его запах, вбирая в себя мельчайшие детали ароматной песни, и вдруг отчетливо поняла, что ей сюда не надо.
Следующий сосед сна, в котором жила дама, располагался прямо над высоким барханом белого песка, девушка могла до него дотянуться только рукой, поэтому не имело смысла даже пытаться в него забраться, – трамплинов на песчаных просторах не наблюдалось. Пришлось идти совершенно в другую сторону, пересекая белую пустыню, а дама осталась где-то за спиной и все смотрела вслед удалявшейся Эле, а потом что-то крикнула, и ветер покорно донес ее слова до девушки.
– Здесь неважно, куда ты идешь, важно лишь, что чувствуют боги.
Фраза дамы не прибавила полезной информации, зато натолкнула Элю на мысль, что, наверное, не просто так в этом мире сны совершенно различных людей располагаются вплотную друг к другу, это похоже на физическую реализацию коллективного бессознательного.
9
Когда Эля уже порядочно устала и едва волочила ноги через бесконечные дюны, Нечто рвануло вперед и растворилось в пространстве, подымая тучу песка, сыпанувшего в лицо девушке. Песок скрипнул на зубах и растаял на языке приятной сладостью, барханы и замок оказались сахарными. Но сладость тут же сменилась чем-то другим, что взорвалось перед глазами снопом белых искр, – сон, граничивший с владениями дамы, закончился, едва Эля вступила в его пространство, но его место тут же заполнил другой, до горечи соленый. А девушка почувствовала, что больше не идет, а скорее плывет, хотя плавать в жизни не умела. А еще океан, так неожиданно поглотивший ее, источал ни с чем не сравнимый запах тополей.
Сон успешного сорокалетнего хирурга был властным, он не приемлел чужой воли и подчинял всех только своему сценарию, впрочем Эле не пришло бы в голову сопротивляться, ведь следующее плавное движение тела привело ее в объятья знакомых рук. Она не думала о том, как странно им вдвоем дышится под водой, а только осознавала, как изголодалась по этому сдвоенному дыханию. Океан погружал их все ниже и ниже, засасывая в равнодушную темноту, полную диковинных существ, и Олег вплетал в ее фиолетовые волосы прядки теплого течения и говорил, говорил, говорил. А его военная форма цвета хаки поддакивала.
– Не смотри наверх, – твердил необъятный океан.
– Действительно. К чему тебе это? – вторили кишевшие вокруг листки исписанной бумаги, изгибаясь, как крохотные манты.
Чернила с них смывались, наполняя соленость океана зеленовато-синим привкусом. А в голове Эли вертелась почему-то только мысль о непонятно куда девшемся шлеме от скафандра.
– Я нашел лекарство, ты не умрешь, останешься со мной.
Девушка хотела сказать, что давно умерла, но у сна был строго выверенный набор ее реплик. И вместо этого она ответила:
– Все хорошо. Видишь, я здорова, я здесь с тобой.
Фиолетовые пряди удлинились и обвили со всех сторон военную форму Олега, а потом вплелись в полотно ткани, добавляя ей яркости. Под формой тело Олега уродовали шрамы, Эля чувствовала их всей кожей. Он никогда не рассказывал, что окончание Военной медицинской академии ознаменовалось для него практикой в горячей точке, да и вряд ли теперь бы рассказал. Но сейчас она вдохнула весь ужас пережитого прямо из его подсознания.
Вдруг ее голос изменился.
– Это я вылечу тебя, ты будешь как новенький, – и слова, срывавшиеся с губ, окончательно перестали ей принадлежать, – ты забудешь ее.
Элино тело удлинилось, добавляя росту несколько сантиметров, приобрело тонкость и изящество, а волосы открепились от головы и, скользнув мужчине под кожу, оплели его кровеносную систему. Вместо них образовалась короткая стильная стрижка.
Эля… а скорее уже не она, резко повернулась в любимых руках и страстно впилась губами в твердо сжатые губы Олега. Он не сопротивлялся, но напряжение мужского тела на грани отторжения чувствовалось очень остро. Эля вдруг сообразила, что это не она целует любимого, что здесь она всего лишь тень, тусклое воспоминание, которое безжалостная реальность годами вытесняет из его подсознания. К чему бороться, если по ту сторону сна есть та, кому он принадлежит. Она качает его детей, прижимается к его уставшим плечам, слушает его медицинские сказки и вдыхает его аромат, слыша уже не шелест тополей, а стройную мелодию из модной мелодрамы.
Элину натуру, понятия не имевшую о том, как что-либо отстаивать, могло отвлечь от апатичного созерцания только одно – тополиный дух океана заполнял все вокруг, а женщина в объятьях Олега пахла цветущим жасмином. Боже, сочетания этих ароматов она и в страшном сне никому бы не пожелала. Они настолько не подходили, конфликтуя, соперничая, что как можно быстрее хотели вытеснить друг друга. Только вот их обладатели понятия об этом не имели. Девушке захотелось крикнуть, напомнить Олегу о себе, но вместо этого она прижималась к нему все сильнее телом другой, ее мыслями, чувствами и ее губами. А он после некоторого промедления стал поддаваться этому нежному натиску.
Но по воле сна Эля сейчас составляла единое целое с этой женщиной, и, когда с губ уже сорвались слова, ей удалось изменить интимное «Возьми меня!» в то, что кроме Олега никто бы не понял: «Вдохни меня!» Сон неимоверно сопротивлялся, и даже столь незначительное искажение нескольких букв подняло в океане чудовищную бурю, и если в реальной жизни штормы и цунами можно переждать глубоко под водой, то в подсознании Олега таких лазеек не предусматривалось.
Вода вокруг потемнела, заколыхалась, завибрировала, заклокотала. А Эля попыталась заблокировать запах чужой женщины, образуя вокруг вакуум. Океан не позволял и с каждым движением рвал в клочья тонкую преграду. И неумолимо накатывало понимание, что на самом деле сражается Эля не с соперницей, а с подсознанием любимого человека. Но неожиданно оно поддалось; тополя, словно пыльную пленку, стряхнули с себя свежесть цветущего жасмина, и в то же мгновение Эля снова почувствовала себя собой. И с облегчением выдохнула, узнав свое отражение в растерянных зрачках Олега.
– Не могу надышаться. – Он прижал ее сильнее, прикоснулся лбом к ее лбу, предвосхищая то, чего девушке так хотелось.
Но сон больше не собирался терпетьхамское вмешательство, океан сжался до размеров чернильной лужицы и выдавил Олега в реальность, а нарушительницу – в другое сновидение.
Секунду спустя девушка летела вверх, за ее спиной раскрылись сильные крылья. Многочисленнаяи шумная стая чирикала, галдела, а в ее центре с абсолютным восхищением в зрачках летел хозяин сна. Нечто и Слипри появились внезапно, словно из цилиндра фокусника. Первое вовсю стало отчитывать за то, что девушка провалилась в сон, в который ход остальным был заказан, ну а вторая бросилась строить из себя члена стаи. Думаю, не стоит объяснять, как выглядит синяя змея, с детским энтузиазмом строящая из себя перелетную птицу. Комментарии излишни.
Летать было несложно, перышки омывались потоками воздуха, а Эля прокаркала Нечто обо всем, что с ней произошло. Нечто впало в задумчивость. Девушка снова изменила ход сна, и не просто выдернула из него отдельную деталь, такую как зонтик, который сейчас болтался на сером полупрозрачном шлейфе Нечто. Она снова переписала сценарий сна, вмешавшись в чужое подсознание. Но еще больше удивляли навязчивые совпадения: во всем многообразии снов, созданных миллионами людей, сначала Элю настигло послание Олега, а вот теперь она совершенно случайно нашла его сон, не ища, не задумываясь. Тут было над чем поразмыслить, но Нечто не позволило это сделать, поскольку почуяло цель, как гончая собака, унюхавшая добычу.
Вытолкнуть девушку-птицу из стаи оказалось несложно, и она комком перьев вывалилась из воодушевляющей прелести полета в мерзость полуночного кошмара. Причем собственного кошмара.
Каждый шаг – боль, каждый шаг – страх. «Выньте меня отсюда. Я живая! Живая!» Еще бы, ведь вокруг были одни мертвецы, вмурованные в каменные стены, шипы, торчавшие из пола, и пыточные орудия, почему-то свисавшие с потолка. С этого момента Эля перестала любить сладкое, поскольку даже мертвечина отдавала мерзко сладковатым запахом.
– Что это? – едва слышно выдохнула она, и даже на шепот это не походило, скорее ультразвук.
– Каменный домик, – пискнула Слипри, пролезая в щель треснувшей плиты.
– Гробница фараонов, – поправило Нечто и в ответ на удивленный Элин взгляд уточнило:– То, как ты их себе представляла… в детстве.
Назвать это странное помещение с низкими потолками гробницей можно было легко, но вот, насколько знала Эля, фараонов хоронили в гораздо лучших условиях. Поэтому разрисованные цветными мелками стены в зайчиках и ромашках несколько обескураживали. Но зато в сочетании с выглядывавшими из проемов скелетами давали нужный эффект непередаваемой жути.