Чудовище во мне

В особенности эти распахнутые глаза. Рядом валялся третий нож. Самый маленький из всех. Именно им он начал выковыривать глаза. Ведь, любуясь ими, Патрик будет вспоминать эти счастливые минуты заново.

Одно неверное движение – и правый глаз вытек. Смачно выругавшись, Патрик приступил ко второму. Но и здесь он потерпел фиаско. Выколоть человеческий глаз не так-то просто, как он думал.

От досады он воткнул нож ей в рот по самую рукоять. Это было намного легче сделать. Усталость и недосып сделали свое дело.

Патрик дошел до дивана и тут же упал на него. Спустя мгновение уснул. Этой ночью ему ничего не снилось, кроме пустых глазниц.

На следующий день он проснулся отдохнувшим и выспавшимся. Давно этого не испытывал.

Начиная новый день, он вдруг понял, что ужасно голоден. Ему хотелось чего-нибудь особенного. Например, человеческую печень.

Включил плиту, поставил сковородку и налил немного масла. Так вкуснее. Достать печень было не так сложно. Всего несколько порезов по мертвому телу.

Едва он бросил несколько кусков на сковороду, как печень тут же зашипела. Щепотка соли и перца. Не хватало только молока, да ему и так сойдет.

Нужно было убрать за собой. Иначе запах мертвого тела мог его выдать. Патрик этого не мог допустить.

Сразу после завтрака он перенес тело в ванную. Там разрубил на части, расфасовал по пакетам из-под мусора. Он не хотел их выбрасывать на помойку. Решил закопать поздней ночью в парке. Так надежнее.

Почему-то этим днем Патрик вдруг вспомнил о матери. Пожалуй, это был единственный дорогой человек на свете. Ему захотелось с ней увидеться.

До работы еще много времени, так почему бы не навестить ее сейчас. Мать никогда не работала. Была обычной домохозяйкой. Одной из тех, кто обожает начищать полы и мыть кастрюли.

Он решил навестить ее еще потому, что отца не было дома. Этого поганого ублюдка. Человек, который издевался над Патриком все детство.

Уже стоя перед родным домом, Патрик застыл перед входной дверью. Что-то останавливало его. Что-то держало снаружи.

Он осторожно положил руку на дверную ручку и повернул. Дверь с легкостью открылась. В доме было темно, а в глубине играла музыка. Та самая, которую любила мать. Блюз.

Патрик вошел внутрь и закрыл за собой дверь. Под ногами заскрипели половицы. Над головой работал вентилятор. В воздухе пахло сигарами.

Шаг за шагом он двигался вперед. Женский смех, а затем мужской голос. Он не принадлежал его отцу. Говорил незнакомый мужчина.

Внезапно из комнаты в коридор вышла его мать. Обнаженная, с распущенными волосами и размазанной тушью.

– Патрик! Что ты здесь делаешь? Разве ты должен был прийти? Я тебя не ждала.

В этот момент он чувствовал себя обманутым, оскорбленным и униженным. Родная мать вела себя как настоящая шлюха. Он смотрел на нее, она смотрела на него. Не мигая.

– Мама, что ты делаешь? Как можешь так со мной поступить? Кто это у тебя?

Патрик в три прыжка оказался в родительской спальне. На широкой постели лежал обнаженный мужчина и курил сигару.

Патрик медленно повернулся и посмотрел на мать:

– Ты не можешь быть такой!

– Какой такой?

Кажется, ее эта ситуация лишь забавляла. Без стеснений она лишь приблизилась к сыну и посмотрела на любовника.

– Мама, ты всегда была для меня самым чистым человеком. Я свято верил в твою любовь к отцу.

Она махнула рукой, давая понять, что ее не интересуют его чувства.

– Ты давно уже не ребенок, Патрик. Должен понимать, что ничто в этом мире не вечно. Так же как и моя любовь к твоему отцу. Сейчас ты увидел меня такой, какой я и являюсь. Страстной, темпераментной и желанной. Такой, какой меня не мог сделать твой отец. Ведь он – животное. Грубое и жестокое.

– Но это же предательство. Ты нас обоих предала. Мама.

Она провела рукой по щеке сына, но в следующую секунду резко ударила по лицу.

– Приди в себя. Ты давно уже не мальчик. Пора бы понять, как устроен этот мир. Вы оба меня достали. Один постоянно давит, а второй ноет. Дайте пожить для себя.

– Для себя?! – он не верил своим ушам. – Это ты называешь «пожить для себя»? Ты трахаешься с этим мужиком, который воняет как пепельница. Делаешь это, пока отца нет дома.

– Убирайся вон!

Она указала ему на дверь. Мужик на кровати ухмыльнулся. Патрик отступил на шаг, в коридор.

– Значит, вот как, – выдавил он еле слышно, – ты еще пожалеешь об этом, мама.

Она схватила его за руку.

– Не вздумай сообщить об увиденном своему отцу. Я сама.

Он выдернул руку. Развернулся и пошел прочь. Из этого дома, из этого сраного мира. Ложь и лицемерие, похоть и жестокость. Ведь именно родители сделали его чудовищем.

Патрик вышел из дома и изо всей силы захлопнул за собой дверь. Внутри что-то упало и разбилось.

Странно, но он был спокоен. Ровное сердцебиение, спокойное дыхание. Ничего, кроме злости и разочарования.

Он сделал пару шагов вперед и едва пересек двор, как его окликнул женский голос. Это была Эмма. Та самая Эмма Норс. Одноклассница, в которую были влюблены все мальчишки.

Ладони вспотели от волнения. Девушка ему нравилась и даже очень, но ему хотелось выглядеть серьезным и равнодушным. Поэтому он лишь кивнул в ответ и пошел прочь.

Кто знает, зачем она его окликнула. Может, обозналась.

– Патрик!

Интересно, откуда она знает его имя, ведь они даже не разговаривали? Патрик медленно повернулся и посмотрел на приближающуюся девушку.

– Привет, – она улыбнулась милой улыбкой, – ты был у матери?

Вот это да! Она знает, что это дом его родителей. Он хотел бы ей многое сказать, рассказать, что удивлен ее интересом к своей скромной персоне, но в ответ лишь кивнул.

– Я иду в сторону библиотеки. Пойдем со мной.

Они вместе направились по тротуару вдоль серых домов. Патрик молчал, Эмма говорила.

– Я рада встрече с тобой. Раньше мы не общались, но сегодня при взгляде на тебя вдруг поняла, что ты мне интересен.

Мимо проехал велосипедист, едва не сбив Эмму с ног. В последний момент Патрик подхватил ее за талию притянул к себе.

Она оробела. Растерянно улыбнулась и посмотрела ему в глаза.

– Спасибо.

– Не за что, – он выпустил ее из рук и продолжил путь.

Он заметил в ее глазах восхищение, и это ему не понравилось.

– Не думай, что я – герой. Это далеко не так.

Эмма быстро кивнула. Вместе пересекли улицу и вошли в огромное здание городской библиотеки.

Запах книг и дерева ударил в ноздри. Каменный пол, у стен – высокие колонны и многочисленные картины. Под потолком – хрустальная люстра с многочисленными лампочками.

Напротив входа – стойка библиотекаря. Элегантная старушка со строгим пучком волос и в очках. Внимательно посмотрела на посетителей. Эмма направилась к ней.

Патрик остался стоять на месте. Он как завороженный изучал все вокруг. Особенно его заинтересовали две массивные лестницы по углам. Они уводили вверх, к высоким стеллажам с книгами.

Любое слово, сказанное чуть громче, отзывалось эхом в этих стенах. Эмма что-то сказала женщине и направилась в глубь библиотеки. Патрик последовал за ней.

За стойкой библиотекаря был широкий проход, который вывел их в просторный читательский зал. Высокие витражные окна освещали столы, за которыми сидели читатели. У стен – многочисленные полки, забитые томами книг.

Эмма обернулась:

– Идем за мной, я тебе кое-что покажу.

Он был не против. Они вместе пересекли зал и направились в соседний, поменьше. Здесь стояли полки ровными рядами. Словно длинный лабиринт, выстроенный из этих стеллажей.

Спустя минуту Патрик понял, что окончательно запутался. В отличие от него, Эмма чувствовала себя намного увереннее.

Пока шли, Патрик заметил, что здесь читателей намного меньше. Изредка встречались женщины с книгами в руках. Они были так поглощены чтением, что ничего не замечали вокруг.

Эмма увела Патрика далеко, в самый угол зала. Здесь был полумрак. В углу – деревянный стул с высокой спинкой, сбоку – столик для читателя.

Высокая полка с книгами скрывала их от посторонних глаз. Эмма остановилась у столика и загадочно улыбнулась.

– Мы пришли.

Патрик снова огляделся. Интересно, что же такого она ему хотела показать.

– Это здесь?

– Да, – она придвинула стул, – присаживайся.

В недоумении он покосился на стул, однако просьбу выполнил. Сел на стул и вытянул ноги.

Эмма встала напротив. Взяла его руку и положила на свое бедро.

– У тебя были другие женщины?

– Да.

– Тебе нравится секс?

– Да.

– Я тебе нравлюсь?

Он молча кивнул. Эмма окончательно его запутала. Он думал, что она привела его сюда, чтобы поговорить. Но то, что она задумала, просто для него было необъяснимо.

Эмма стала управлять его рукой. Придвинувшись ближе, положила его ладонь себе под юбку, на внутреннюю часть бедер.

– Так нравится?

– Да.

– А вот так?

Второй рукой стянула с себя трусики и положила его ладонь себе на лобок. Ее глаза блестели, а он смотрел на ее юбку, представляя то, что ощущала рука.

– Эмма, мы не можем этого делать.

Он хотел убрать руку, но она не позволила.

– Почему?

– Ты не знаешь меня.

– Патрик, ты мне нравишься и даже очень.

Он посмотрел ей в глаза.

– Разве?

– Да. Правда я только сегодня поняла, как именно сильно. Ты – высокий, красивый и, судя по блеску в глазах, хорош в постели. То, что у тебя уже были другие девушки, только добавляет баллы.

– То есть тебе все равно, как я к тебе отношусь?

– Нет, не все равно.

Она наклонилась и прошептала:

– Я знаю, что нравлюсь тебе.

Ее теплые губы коснулись мочки уха. Затем кончиком языка провела по щеке и поцеловала в губы.

Невероятно, сама Эмма Норс хотела его. От этой мысли голова кружилась. Патрик обнял ее за талию и притянул к себе. Эмма села ему на колени.

Обхватив его голову руками, она целовала его в губы. Самозабвенно и страстно. Так не делала ни одна из его любовниц. Он просто раздевал их и трахал. С Эммой все иначе.

Она – хорошая девушка, о которой мечтал каждый из мужчин. Патрик должен быть с ней нежным и ласковым.

Не отрываясь от поцелуя, она одной рукой держалась за его плечо, а второй расстегнула ширинку. Но к ее разочарованию член не стоял, а был вялым как сосиска.

Не говоря ни слова, девушка поднялась на ноги и встала перед Патриком на колени. Меньше всего на свете он ожидал именно этого. Королева класса, самая лучшая из всех девиц стоит перед ним и сосет член. Как обычная шлюха.

Внутри его что-то щелкнуло. Патрик взял ее за подбородок и заставил посмотреть на себя. Ее глаза горели страстью. Она хотела его, как обычная гулящая девка.

Может быть, она не знала, что с обычными гулящими девками поступают обычно? Он заставил ее подняться на ноги. Страсть на ее лице сменилась недоумением. Патрик молча развернул ее к себе спиной и резко задрал юбку.

Когда она поняла, как именно он решил действовать, что-то попыталась ему возразить. Но было слишком поздно, Патрик ее не слушал.

Одной рукой схватил ее за шею и заставил наклониться. Второй притянул к себе за бедра и с силой ударил по ягодице. От этого простого жеста его член встал. Он одним рывком вошел в нее. Она громко ахнула от боли, но ему было на это наплевать.

Входил в нее резко, до упора, причиняя боль. Боль, именно она им двигала в этот момент. Он получал от ее страданий удовольствие.

Девчонке следовало его узнать получше, прежде чем затевать подобные игры. В какой-то момент он сжал ее волосы и рывком притянул к себе.

Внутри ее было слишком мокро и липко. Но он действовал словно танк. Трахал, как последнюю сучку, без сожалений.

Эмма начала вырываться из его рук. Но это только распаляло. Он зажал ладонью ее рот, чтобы их никто не услышал.

Сдавил до боли бедро и, наконец, кончил. Выплеснув внутрь семя, наконец выпустил девушку из рук.

– Животное!

Патрик медленно опустился на стул, не обращая внимание на то, как выглядел в этот момент. Он смотрел на Эмму.

У нее по ногам текла кровь. Много крови. Он перевел взгляд на свой член и увидел кровь на нем.

– У тебя месячные?

– Дурак, – она плакала и поправляла юбку, скрывая окровавленные бедра, – я была девственна.

Патрик ей не верил. Ведь как объяснить тот факт, что она сама затеяла весь этот спектакль? Причем с видом опытной шлюхи.

Эмма видела это недоверие в его глазах.

– Я выбрала тебя, потому что считала тем самым человеком, который сможет понять. Который сможет сделать меня женщиной деликатно. Ведь я считала, что нравлюсь тебе.

Она подняла с пола свои трусики. Вместо того чтобы надеть, начала стирать собственную кровь.

Ему было на это плевать. Его вообще мало волновали ее чувства. Ведь он просто-напросто ей не верил.

Поднявшись со стула, убрал член и застегнул ширинку. Пригладил волосы на затылке и направился прочь из этого места.

Он слышал ее отчаянный всхлип. Как она наконец дала волю чувствам и расплакалась. Но так и не остановился.

Сейчас ему хотелось только одного. Убить. Ведь глубоко внутри он понимал, что поступил с ней неправильно. Но оправдываться и просить прощения не собирался. Что сделано, то сделано. Эмма сама виновата.

Патрик покинул библиотеку и направился в сторону родительского дома. Шагая по тротуару, высматривал жертву.

Из двора выскочила серая кошка. При виде Патрика она вдруг замерла.

– Кис, кис.

Он позвал ее к себе, вытянув руку, словно предлагая для нее лакомство. Кошка вытянула мордочку, вдыхая воздух. Шаг, еще один – и она приблизилась.

– Любопытная моя кошечка, подойди ближе!

Едва она приблизилась, как Патрик схватил ее на руки и пошел прочь. Кошка сидела на руках спокойно. Однако Патрик на всякий случай зажал ее голову, чтобы никто из соседей ее не узнал.

Дом матери стоял за поворотом. При виде знакомых стен Патрик уменьшил шаг. Дойдя до самого крыльца, остановился вовсе. Посмотрел на кошку в руках.

Ласково погладил по голове, в ответ кошка прикрыла глаза и тихонько мяукнула. В этот самый момент при взгляде на животное он вдруг почувствовал себя выше жизни. Господином, способным решать, жить ему как королю или быть обычным пресмыкающимся перед обстоятельствами и никчемными людьми.

Нет, он не обычный. Он – король, он – хозяин положения, он – сама судьба. Размышляя над этим, Патрик взял кошку за загривок и изо всей силы ударил ее головой о перила.

Животное стало сопротивляться и царапать своего мучителя задними лапами, тем самым приводя Патрика в бешенство. Он бил ее снова и снова, пока ее тело не обмякло в руках.

Вид собственной крови от глубоких царапин только побуждал к дальнейшим действиям.

В три шага Патрик оказался перед знакомой дверью. Рывком распахнул и вошел внутрь.

– Да кто там еще? – услышал недовольный голос матери.

– Где твой любовник? – взревел Патрик.

Из комнаты показалась мать в халате и тапочках. Завязывая пояс на ходу, она вышла к сыну.

– Опять ты? Что еще на этот раз? Зачем притащил мне эту страшную кошку?

В ответ Патрик швырнул окровавленное животное ей в лицо. Сначала она не поняла, что кошка мертва, а потому закрылась руками.

Мертвое животное упало к ее ногам. В какую-то долю секунды мать поняла, что теряет контроль над ситуацией.

Отступив на шаг, хотела отшвырнуть кошку от себя, но Патрик ее опередил. Он бросился к ее ногам. Стоя на коленях, схватил окровавленное тельце и буквально вгрызся в кошку. Вырывая зубами окровавленные куски, выплевывал в сторону.

Мать стояла и смотрела на сына в глубоком шоке. Таким, как сейчас, она видела его впервые.

Холодные, полные ненависти и злости глаза. Этот нездоровый голод и кровь. Перед ней стоял на коленях не тот забитый в угол мальчик. Не тот ребенок, который плакал от страха, глядя на собственного отца.

Сейчас перед ней стоял взрослый мужчина, который, поедая мертвую кошку, осознавал, что делает. Ведь он нарочно притащил ее в этот дом.

– Патрик, остановись! Я не могу на это смотреть. Прекрати.

Он медленно поднял голову. Подбородок и грудь были в крови.

– Смотри, любимая мамочка, во что ты меня превратила. Я больше никогда не стану прежним. Я никогда не смогу жить иначе, ведь вы с отцом сделали из меня чудовище. Чудовище, которое никогда больше не станет человеком.

– Сынок, – она вдруг опустилась перед ним на колени, – разве ты – чудовище? Ты ведь никогда не был плохим.

Он улыбнулся, обнажая окровавленные зубы.

– Разве? По мне, так ты вообще никогда меня не замечала. Если мешал, била наравне с отцом. Разве ты забыла об этом, мама? Разве не помнишь, как избила меня в пятом классе шлангом? На мне не было живого места. Я сидеть не мог целых две недели. Ты даже не отвела меня к врачу. Побоялась, что начнутся вопросы. Не помнишь?

– Мой сын не может быть таким.

– Да, я пытался быть хорошим, но у меня не получилось. Ведь в противном случае я бы не выжил. Мне пришлось стать таким, каким ты меня видишь. Благодаря только этому, я существую.

Она поняла, что разговаривать бесполезно. Ее сыну была нужна помощь специалистов.

– Ты болен. Иначе я не могу это никак объяснить.

Мать снова бросала его, снова отстранялась. Патрик сжал кошку в руках еще сильнее. Ненависть пробуждала в нем желание к жизни, к действиям, к целям.

Глядя на мать, он погрузил лицо во внутренности мертвого животного, вылавливая зубами кишки.

От этого зрелища ее чуть не вырвало. Рука сама собой потянулась к телефонной трубке. Мать быстро набрала номер, тихо вызвала врачей и, сев на стул, стала ждать.

То, что вытворял Патрик, никак не укладывалось в голове. Он смотрел на мать, роняя слезы, поедая мертвую кошку.

– Видишь, кто я? Без этого никак не могу жить. Ты такая же обычная, как все, мечтаешь, чтобы я стал мужчиной. Обзавелся женой и детьми. Ходил на работу и платил налоги. Но этого никогда не произойдет. Потому что я не такой. Меня не интересуют живые, только мертвые. Мертвые.

Она слышала, как к дому подъехала машина, как затих мотор, хлопок дверей. Несколько торопливых шагов по дорожке к дому.

Врачи в белых халатах вошли без приглашения. Молча встали за спиной Патрика. Несколько секунд наблюдали за происходящим. Быстро обменялись короткими фразами и наконец приблизились.

– Добрый день! Позвольте спросить, это дом Сингеров?

Мать быстро закивала. При виде врачей ее охватило невероятное облегчение. Она хотела им что-то сказать, но они подали знак, чтобы оставалась на месте и не вмешивалась.

Один из врачей с огромными ручищами остался у двери. Второй, в очках, обратился к Патрику:

– Молодой человек, извините, что отвлекаем, но нам необходимо с вами пообщаться. Прямо сейчас.

Патрик бросил в сторону то, что осталось от кошки, и посмотрел в глаза незнакомца в халате.

– Мы с вами не знакомы, а потому нам не о чем разговаривать.

– Да что вы. Если вас смущает только это, то предлагаю познакомиться поближе. Вы нам расскажите о себе, подробно и без утайки. Мы, в свою очередь, постараемся вас понять. Идемте.

– Куда?

– Туда, где нам никто не помешает.

Патрик обернулся и посмотрел на второго врача с ручищами.

– Вы оба, вы врачи? Интересно знать, чем вы мне можете помочь, если я абсолютно здоров?

– Ну раз мы здесь, стало быть, есть проблема.

Врач покосился на мать.

– Мы его забираем.

– Да, прошу вас. А то мне от всего происходящего становится по-настоящему страшно.

Врач снова посмотрел на Патрика. Взял как ребенка за локоть и помог подняться.

– Я вам предлагаю поехать с нами, чтобы доказать своей матери и нам, что вы абсолютно здоровы. Это не займет много времени.

Он позволил себя увезти, понурив голову как нашкодивший мальчишка. Сел в машину и посмотрел в окно.

В этот момент решил, что он еще вернется в этот дом. Посмотрит ей в глаза. Он еще докажет, что с ним все в порядке. Ведь он – хозяин своей жизни и знает лучше, что именно ему нужно. Просто надо дать им всем понять, что он – особенный. Другой.

Просторная комната с высоким потолком. Стены покрашены в белый цвет. На окнах – решетки. С левой стороны стены – широкий стол, за которым в высоком кресле сидел Джон Смит. Врач-психиатр.

У противоположной стены на стуле сидел окровавленный Патрик, с опущенной головой, изучающий свои пальцы.

Несколько минут Джон молча смотрел на своего давнего пациента. Подбирая слова, придвинулся ближе, бегло взглянув на карточку Патрика, и начал разговор:

– Мы, кажется, с тобой договаривались, что ты будешь приходить ко мне на прием каждые полгода, на консультации. Кроме этого, принимать рекомендованные мною препараты, о которых, как я понимаю, ты забыл.

– Я принимал лекарства некоторое время, но потом мне стало легче, и я перестал.

– В этом вся твоя проблема, ты не слушаешь других людей. Опираешься только на свое мнение, а ведь в этом конкретном случае, ты – не врач. Сам себе не можешь рекомендовать отмену лекарств. Сделав все по-своему, ты снова оказался в клинике. А ведь этого можно было избежать.

Патрик молча кивнул.

– Занятно, – продолжил врач, – твоя собственная мать вызвала врачей в собственный дом. Как ты думаешь, почему?

В этот момент Патрик поднял голову и наконец посмотрел Джону в глаза. Во взгляде горел огонь.

– Моя мать такая же, как все. Подлая шлюха и предательница. Все мое долбанное детство она избегала меня. Изредка давала подзатыльники, подначивая отца ударить сильнее. Я все эти годы думал, что она не знает способа выразить свои истинные чувства ко мне. Что с годами раскроется, поймет, что я для нее очень важен, что она меня любит. Но все было тщетно, Джон. Она предала меня.

– Как именно? Что сделала? Расскажи.

– Переспала с каким-то незнакомым мне мужиком в собственном доме. Причем когда я застал ее полностью обнаженной, она удивилась. Мол, в чем проблема, все же хорошо. Типа, так и должно быть, она, мол, взрослая женщина, которая решила пожить для себя. Для себя, трахаясь с кем попало, будучи замужней женщиной.

– Допустим, она права. И твоя мать действительно отдельный человек. Личность. Она имеет полное право проживать свою жизнь так, как считает нужным. Почему тебя это выводит из себя? Ведь ты, Патрик, уже взрослый человек. Не пятилетний мальчик, гоняющийся за мамкиной титькой.

В его глазах появилась такая безудержная боль, что и не передать.

– Она меня не любит. Никогда не любила.

– Пусть она не любит. Имеет право выбирать, кого любить. Ты, в свою очередь, сам люби ее. Люби так, чтобы она поняла, какой на самом деле ее сын. Какой он добрый и нежный. Пусть увидит в тебе любовь и обязательно на нее ответит. Вот увидишь, это будет очень просто.

– Нет, – он сжал кулаки и посмотрел на пол, – я решил выкинуть ее из своей головы. У меня больше нет матери. Никогда не было. Больше не хочу эту тему обсуждать.

Врач молча кивнул. Поднявшись из-за стола, направился к окну. Сложил руки за спиной, оглядел голубое небо и наконец произнес:

– Меня интересует, что ты скажешь по поводу того животного, что ты поедал в родительском доме.

– Вы про кошку?

– Если это была кошка, то да, про нее.

Патрик расслабленно откинулся на спинку стула и улыбнулся. Ему нравилась смена разговора.

– Я нашел ее на лужайке соседского дома. Решил взять с собой.

– То есть ее смерть была спонтанной?

– Нет, я все решил в тот момент, когда увидел животное.

– Почему именно смерть? Почему не мучения?

– Понимаете, Джон, убийство животных активирует во мне невероятные способности. Я становлюсь бесстрашным и сильным. В этот момент мне многие, ранее неподвластные, вещи становятся по плечу. Я чувствую превосходство. Некую особенность.

– То есть по-другому вы не можете активировать, как вы говорите, свои способности?

– Нет.

– Их теплая кровь питает меня энергией, которую никаким другим способом не раздобыть.

– Только ли кровь убитых тобой животных?

Они внимательно посмотрели друг на друга. Ни один мускул не дрогнул на лице спокойного Патрика.

– Да, только животных.

– Ты убивал людей?

– Нет.

– Не хотелось?

– Не было желания.

– Ты мне правду говоришь?

– Да, – отчеканил Патрик.

Джон снова посмотрел в окно.

– Мне более-менее ситуация с тобой ясна. Придется тебе задержаться у нас в клинике.

– На сколько?

Джон пожал плечами.

– Может быть, на три месяца, может быть, на полгода, смотря, как будет меняться твое состояние. Все зависит от него.

Патрик запаниковал, однако внешне старался себя не выдать.

– Но это ведь очень долго. Если я не объявлюсь на работе, меня уволят.

– Ты делаешь карьеру? У тебя высокая должность?

– Нет, но…

– Значит, найдешь другую работу, когда вылечишься.

– Джон, но я абсолютно здоров.

– Тебе нужна помощь, и я помогу тебе. Обещаю.

Врач повернулся и посмотрел на Патрика в упор.

– Отныне ты будешь делать так, как я говорю, иначе дела твои плохи. Ясно?

– Да, док.

Джон направился к двери, которую тотчас распахнул, приглашая медбратьев.

– Отведите Сингера в палату номер шесть.

Затем повернулся и направился к своему столу, всем своим видом демонстрируя, что разговор окончен.

Патрик вышел из кабинета и сразу же увидел мать. Она стояла напротив кабинета, нервно теребя платок. При виде сына слабо улыбнулась.

– Сынок.

– Мам, у меня нет времени что-либо объяснять, но, ради всего святого, если ты хоть немного любишь меня, возьми ключи и прибери в моей квартире.

Он посмотрел на нее так, что все вопросы исчезли. Она молча взяла из его рук ключи, кивнула и отошла в сторону.

Двое медбратьев уводили ее сына по длинному коридору в глубину психиатрической клиники.

Его палата находилась на втором этаже. Напротив поста медсестры. Дверь всегда запиралась на ночь снаружи.

Белые стены и потолок. На окнах, как и везде, железные решетки. Больничная кушетка у стены.

В белых простынях лежал бледный Патрик. Глаза закрыты, а в вену вставлена капельница.

Каждый Божий день, утром и вечером, ему ставили уколы с препаратами. Капельница с утра и весь день таблетки, которые он принимал горстями.

Таблетки еще ничего, просто становился вялым. А вот от капельницы просто сносило крышу. Закрывая глаза, видел разнообразнейшие видения. Как их здесь называли, «мультики».

Едва лекарство просачивалось по его телу, как он начинал видеть черный шар над своей головой. Эти дыры вместо глаз.

Спустя некоторое время начал различать его голос. Голос злой и черной сущности, что обитала в его теле.

Его невозможно было ни с чем спутать. Низкий и скрипучий. Этот голос шептал одну и ту же фразу как заклинание:

– Не бойся, я – твой друг, и я помогу.

Дошло до того, что Патрик начал с ним разговаривать. Тихо, тихо, еле шевеля губами, он шептал ему только одно:

– Уходи, оставь.

Тогда черный шар отвечал:

– Только я могу тебе помочь. Ведь мне очень хорошо известно, кто ты есть на самом деле. Такое же чудовище, как и я. Только без меня ты никто. Такой же обыкновенный человек, как и все.

Так прошло несколько месяцев. Наконец капельницы и уколы отменили. Остались только препараты. Патрик хорошо их переносил.

Снова начал подниматься на ноги, снова реагировал на медсестер, разговаривая с ними. Даже шутил.

Единственное, что стало раздражать, так это палата. Она напоминала тюремную камеру. Ведь выходить за ее пределы ему было запрещено.

В одну из ночей он принял решение обсудить с Джоном его выписку. Ведь он ему обещал, что лечение не затянется.

Ранним утром, в обход врача, едва Джон вошел в его палату, Патрик сразу приступил к разговору.

– Как долго вы намерены меня здесь продержать?

Судя по реакции врача, он был удивлен живости своего пациента.

– Почему ты вдруг меня об этом спросил? Ведь раньше не говорил мне и слова. Молчал всегда.

– Пришло время, – Патрик смотрел ему в глаза.

Джон взял его одной рукой за подбородок, а второй приподнял веки, заглядывая в глаза.

– Считаешь, что выздоровел?

– В полной мере.

– Что ж, в принципе мы закончили твое основное и главное лечение. Сейчас принимаешь медикаменты, которые, впрочем, можешь принимать и дома. В принципе, именно это я и хотел сегодня сообщить. Я выписываю тебя домой.

Патрик не верил своим ушам.

– Выписываете? Сегодня?

– Да, и твоя мать ожидает внизу. Привезла кое-какие вещи, чтобы ты переоделся. Даже не представляешь, как долго она меня упрашивала тебя отпустить. Интересно, это и есть то самое проявление любви, о котором мы с тобой говорили?

Джон отступил на шаг и улыбнулся.

– Сейчас медсестра подготовит выписку, и ты можешь возвращаться домой. Но при условии, что станешь принимать все выписанные мною препараты. Неукоснительно и строго по времени. Ты меня понял, Патрик?

– Да, понял.

– Иначе в следующий раз, когда ты попадешь в эти стены, я тебя не отпущу. Останешься в этой палате навсегда.

Когда Джон покинул палату, Патрик закрыл глаза. Он не верил своим ушам. Его мать была здесь, и она беспокоилась о нем. Следовало поторопиться со сборами.

Когда все было готово, Патрик спустился на первый этаж и вышел во двор. Под раскидистым деревом на скамье сидела его мать.

Он медленно подошел к ней и рассеянно спросил:

– Неужели это благодаря тебе я покидаю это место?

Она поднялась и посмотрела на его бледное лицо. На круги под глазами.

– Ты похудел. Кожа да кости. Я как чувствовала, что тебя пора вытаскивать из этого дурдома. Пойдем.

Она ринулась вперед по дорожке к воротам. Патрик поплелся за ней следом.

– Неужели тебе на меня не наплевать?

– Мне вообще все равно, как ты проживаешь свою жизнь. Ты уже взрослый человек и сам строишь свою судьбу.

Она резко остановилась. Патрик едва не налетел на нее. Мать посмотрела на него серьезным взглядом, наполненным разочарованием и презрением.

– Ты просил меня прибраться в твоей квартире. Однако не предупредил о том мусоре в мешках в прихожей. Я когда увидела, что там внутри, чуть не скончалась на месте. Боже, кто ты? Кем стал?

Она схватила его ладонями за лицо и притянула ближе, заглядывая в самую душу.

– Неужели мой сын – убийца?

Патрик смотрел на нее и молчал. Но ему и не надо было ничего говорить, она прекрасно знала ответ на свой вопрос.

– Не может быть! Значит тогда в моем доме, поедая дохлую кошку, демонстрировал мне угрозу? Хотел показать, что ожидает меня, если что не так? Тоже убьешь меня?

– Мам, ты преувеличиваешь.

– Не смей отводить глаза. О, теперь я поняла, что означал тот спектакль. Теперь мне все ясно насчет тебя.

– Ты выбросила мешки?

– Да, поздней ночью, закопала в ближайшем парке. Это было ужасно, Патрик. Теперь я – твой соучастник.

Она с силой его оттолкнула от себя и буквально проревела:

– Я больше не хочу участвовать в твоей жизни. Ты мне больше не сын. Я отрекаюсь от тебя.

В ее взгляде сверкали молнии. В бешенстве развернулась на каблуках и пошла прочь из этого места.

Патрик в растерянности смотрел ей вслед, еще минуту назад окрыленный тем, что она его любит. Все рухнуло в один момент. Он снова себя обманывал. Его мать была такой, как все. Из-за малейшей неприятности оставила его навсегда.

Ему ничего не оставалось, как последовать за ней к выходу. Весь путь до своей квартирки он проделал пешком. Предстояло обдумать дальнейшую жизнь.

Раз этому миру наплевать на него, то и он ответит взаимностью. Патрик вернулся в свою квартирку. Перестал бриться и ухаживать за собой. Не чистил зубы и не стригся. Спал в одежде, ел консервы, перестал чем-либо интересоваться.