– Думаю, мы с твоим отцом должны все вместе выбраться куда-то, – щебетала мама Стеллы, помешивая трубочкой смузи из шпината крайне тошнотворного вида. – Мы так мало времени проводим всей семьей. То есть мы, конечно, ходим на выставки или на благотворительные вечера, но мы совершенно отвыкли отдыхать в неофициальной обстановке и просто расслабляться.

Стелла напряженно смотрела на нее, но мысли ее витали далеко. Из ее головы не выходил последний разговор с Ником. Значит, отец Макса уходит из семьи. Отец Макса уходит, и Маргарита во что бы то ни стало хотела это скрыть…

– Я думаю о том, чтобы слетать в Швейцарию, когда у тебя начнутся зимние каникулы. Я, конечно, предпочла бы Италию или Испанию, но ты же знаешь, твой отец ненавидит пляжи. Хотя, видит бог, нам с тобой не повредил бы загар…

…Но Стелла все равно узнала. Одна оговорка Ника, и она все узнала. Ничто в мире не выходит на свет так быстро и легко, как секреты, которые никто не должен знать. Если хотя бы один человек, так же, как и Стелла, в тот вечер был наверху и слышал Регину и отца… Это только вопрос времени, когда мама узнает.

– Хотя в Швейцарии мы тоже можем замечательно провести время. Помнишь, как тебе понравилось в Саду Роз в Берне? И я ужасно хочу попробовать их фирменный фондю. И мы непременно должны привезти в подарок Рите швейцарский сыр, она его так лю…

– Мам, я должна тебе кое-что сказать.

Стелла сама не поняла, как эти слова, которые все это время застревали у нее в горле, вдруг сами собой вырвались наружу. Она вдруг поняла, что если сию же минуту что-то не сделает, то все эти мысли просто сведут ее с ума. Нет, она наконец разберется с этим! Она и так должна была сделать это гораздо раньше.

– В чем дело, дорогая? – встревоженно спросила мама, испуганная ее напряженным лицом.

– Мам… Я очень не хочу это говорить, но… У меня нет выбора. Ты должна это знать. Дело в том, что…

– Господи, Стелла, ты пытаешься сказать, что ты… беременна?!

– Боже, мам, конечно, нет! – Стелла едва не разразилась истерическим смехом от этого абсурдного предположения. – Дело не во мне. Дело в отце. Он… У него что-то вроде интрижки… с Региной Соколовской.

Впервые обычная уверенность изменила Стелле, и она не отрывала глаз от своей кожаной юбки. Она замерла, каждой клеточкой своего тела ожидая, что сейчас разразится буря. Боже мой, если у мамы начнется истерика, как же ей ее утешать? Какие слова обычно говорят в таких случаях? «Ну, по крайней мере папа не изменяет тебе с мужчиной, как Акинин?» Стелла стала панически вспоминать, где ее таблетки успокоительного.

– Значит, вот с кем он встречается… – задумчиво произнесла мама, и в ее голосе послышалось лишь легкое недоумение, но уж никак не шок, которого ожидала Стелла. – Да уж, я думала, у него более изысканный вкус.

– Ты хочешь сказать, что… ты знала?! – Стелла подняла на маму расширенные от ужаса глаза и встретилась с ее непроницаемым взглядом.

– Разумеется, я знала, – невозмутимо ответила она. – Ты правда думаешь, что жены не догадываются, когда им изменяют? Все догадываются, но большинство успешно лгут сами себе. Я же наделена здравым смыслом и предпочитаю смотреть правде в глаза. Меня больше интересует, как ты это узнала? Неужели у него, черт побери, не хватило ума этого скрыть?

– Я… увидела их на благотворительном балу. Но эта Регина сама вешалась на него, и я думаю, отцу совсем не хотелось…

– О, милая, я благодарна тебе, но не нужно меня щадить! Ему хотелось, и даже очень, если он поставил на карту свою бесценную репутацию.

– Но я не понимаю… – растерянность Стеллы все больше перерастала в неистовое возмущение. – Если ты знаешь… как… как ты могла ничего не делать?! Как могла это терпеть?! Как могла ложиться с ним в постель после этой… после этой твари?!

Последнее слово она буквально выплюнула. Мама внимательно смотрела на Стеллу, словно оценивая, готова ли та услышать правду. Стелла никогда не видела у нее такого взгляда: здравомыслящего, жесткого, без тени притворства.

– Хорошо, Стелла, – наконец произнесла она. – Раз уж ты все знаешь, полагаю, у меня не остается выбора. Ты спрашиваешь, почему я это терплю? Я скажу тебе, почему. Потому что я не собираюсь отказываться от своего образа жизни и лишать его благ тебя.

Стелла молча смотрела на нее. Мама вздохнула и продолжила:

– Если я обвиню его в измене, то мне, как оскорбленной жене, останется только одно – собрать вещички и съехать, потому что наши отношения после этого станут невозможными. К тому же я не знаю, насколько он привязан к своей любовнице. Возможно, после того, как я бы уехала отсюда, она бы заняла мое место. Не думаю, что ты захотела бы жить с ней под одной крышей, правда? И ты бы уехала вместе со мной. И, позволь спросить, за что бы мы стали жить?

Стелла открыла рот, чтобы сказать что-то, но возразить было нечего.

– Ты всю жизнь жила, не зная ни забот, ни лишений, – продолжила мама. – Ты никогда не думала о деньгах. Ты только их тратила. А вот я думала о деньгах. Я думала о них постоянно. Тот, кто говорит, что деньги не имеют значения, просто не знает в них недостатка.

– Но ты же родилась в обеспеченной семье. Ты сама говорила, что твой отец владел несколькими банками, – недоуменно сказала Стелла.

Мама не мигая посмотрела дочери прямо в глаза.

– Стелла, до того, как я встретила твоего отца, наша семья оказалась на грани разорения. Никто ничего не знал. Мы ездили на тех же машинах, обедали в тех же ресторанах, но это были последние вздохи утопающих. Мы считали каждую копейку и с ужасом думали, что будем делать, когда у нас закончатся деньги. Когда мы встретились с твоим отцом… он тоже был в неведении. Я смогла привлечь его внимание и как могла торопила события. О, в те времена Герман был очень пылким, и я старательно раззадоривала его. Мы быстро поженились, а затем родилась ты. Если бы его родители узнали, в каком состоянии находятся дела моей семьи, они, конечно, запретили бы ему жениться на мне, и он, конечно, не пошел бы против их воли, потому что он не дурак и дорожит своим состоянием. Ну, а когда мой отец объявил о банкротстве, я уже была в безопасности.

– Значит, ты совсем не любила отца? – с ужасом выдохнула Стелла.

– Ах, Стелла, ты еще так юна! – воскликнула мама, и ее взгляд смягчился. – Конечно, он не мог мне не нравиться. Он был красив, умен и богат. И, что самое главное, он восхищался мной. А ты знаешь, как легко влюбиться в чужую любовь, не так ли? Но иногда любовь и выгода могут вполне успешно шагать рука об руку.

Стелла все еще не могла поверить собственным ушам. Она смотрела на непроницаемое лицо матери и не могла понять, упала ли та в ее глазах или поразительно поднялась.

– Но ведь ты сказала, что он любил тебя. Почему же он…

– Почему он изменяет? – спросила она и рассмеялась. – А почему изменяют все мужчины? К тому же я довольно быстро ему прискучила, потому что – давай посмотрим правде в глаза – я ничего не могу ему дать, кроме того, что создаю ему отличный фон. Насколько я догадываюсь, Регина – не первая его любовница. Думаю, его в ней привлекает не ее тело, боже упаси, а ее деловая хватка и интеллект. Видит бог, у нас с твоим отцом нет ничего общего, и я не понимаю ни слова, когда он говорит о делах. Почему он остается со мной? Да потому что я не создаю ему никаких проблем, с улыбкой кивая, когда он говорит о том, что задержался на совещании. Ну и, разумеется, из-за тебя, моя дорогая.

– О, я уверена, ему глубоко наплевать на мои чувства! – презрительно выплюнула Стелла. – Как и на твои! Да, пусть ты и вышла за него не совсем по любви, но… Ты же всегда поддерживала его, не говорила и слова наперекор. Как он может так поступать?! И как ты можешь это терпеть? Даже ради денег…

– О, ты просто не понимаешь, о чем говоришь. Если мы с отцом разведемся, ты и я уже никогда не будем жить так, как прежде. Ты готова отказаться от поездок за границу, а вместо этого ездить на пляж на ближайшее озеро? Готова перестать покупать вещи от «Valentino» и одеваться в платья из масс-маркета? Вместо дорогого итальянского вина пить дешевую разбавленную байду, а вместо устриц есть консервы? Господи, да ты ведь никогда даже не ела консервы!

– Но он не может оставить нас совсем без денег…

Мама фыркнула.

– Тебя, возможно, и нет. Да, он будет обеспечивать тебя до восемнадцати лет, а потом отправлять алименты, пока ты будешь учиться в университете. Но жить так, как раньше, ты уже никогда не будешь. Твой статус будет потерян, твое слово не будет иметь веса. А меня он и вовсе выкинет на помойку, и я, скорее всего, умру от голода, потому что ни дня в своей жизни не работала. Так что, моя милая, если у тебя есть хоть капля здравого смысла, то ты, как и я, будешь держать язык за зубами и с улыбкой позволять отцу делать то, что ему заблагорассудится, до тех пор, пока он оплачивает наши счета.

* * *

Стелла пыталась сделать вид, что слушает болтовню Яны и Лены. До начала урока у Раисы Аркадьевны оставалось несколько минут, и Лена спешила выплеснуть накопившиеся новости.

– О, Ярик такой романтичный! Буквально сегодня утром он принес мне букет орхидей и коробку конфет!

– А плюшевого мишку он тебе не принес? – насмешливо спросила Яна. – Боже мой, Лена, ему даже не исполнилось шестнадцать. Тебя что, вдруг потянуло на зеленых юнцов? И все букетики он тебе дарит только для того, чтобы ты позволила ему себя…

– Если хочешь знать, – обиженно перебила ее Лена, – мы с ним уже делали это. И для него это не самое главное. В отличие от некоторых.

– Ты забыла сказать это еще громче, – фыркнула Яна.

Вадим, как обычно, сидел прямо за ними, в свою очередь делая вид, что разговаривает с Ником. Правда, на последних словах Лены он все же не выдержал и рывком наклонился к ней, прошептав на ухо:

– Ну и куда же водит тебя твой новоиспеченный паренек? В парк аттракционов? А он спрашивает у тебя разрешения, прежде чем поцеловать в щечку?

– Ты просто мерзавец! – рассерженно ответила Лена, разворачиваясь к нему всем телом. – И, если тебе так уж нужно это знать…

Но закончить ей помешала оглушительная трель звонка. Стелла с облегчением вздохнула – ей больше не придется выслушивать всю эту чушь и делать вид, что ее это по-прежнему интересует, в то время как весь ее мир рухнул.

Значит, мама выскочила за отца, спасаясь от разорения. Отец изменяет маме уже много лет. А мама все это терпит, потому что не намерена расставаться со своей распрекрасной жизнью. И она, Стелла, тоже будет все это терпеть, потому что тоже не сможет отказаться от средств, которыми он ее снабжает. И все они продолжат жить в своем беззаботном элитном мирке, и ходить на приемы, и ездить в Швейцарию, и делать вид, что каждое их слово, сказанное друг другу, – не отъявленная ложь.

Стелла не отдавала себе отчета в том, что все это время смотрит на спину Вероники со струящимися непослушными вихрами белокурых волос. С того злосчастного дня Стелла не знала, как себя с ней вести. До этого она просто не замечала Веронику, и было бы странно, если бы она ни с того ни с сего прониклась к ней расположением. И все же Стелла незаметно от остальных улыбалась и слегка кивала Веронике при встрече, надеясь, что этого достаточно.

Интересно, а что бы сделала Вероника, если бы узнала такое о своих родителях? Скрыла бы правду и от отца, и от матери? Ну нет, это вряд ли. Из того немногого, что Стелла узнала про Веронику, она сделала вывод, что ей претит любое притворство и она скорее умерла бы, чем стала каждый день поощрять ложь. Но в семье Вероники и не могло такого случиться. Взгляды ее родителей друг на друга прямо-таки искрились обожанием. Что же касается родителей Стеллы… Положа руку на сердце, она должна была признать, что не была удивлена открывшейся ей правдой. Подсознательно она знала, что отношения отца и матери давно лежат в руинах, но ей не хотелось рушить своих представлений о том, что она живет в идеальном мире.

– Итак, кто хочет выйти к доске и решить задание номер двести пятьдесят три по сборнику? Хм… Значит, никто. Что ж… Стелла, может быть, ты?

Стелла, бесцеремонно вырванная из своих мыслей, опустила глаза на раскрытую книгу и поняла, что даже отдаленно не представляет, что от нее требуется. Она была одной из лучших учениц класса и полагалась на свой природный ум, не утруждая себя углублением в материал. Но в последнее время ей было совсем не до учебы. Она упустила слишком много, так что даже способность схватывать все на лету на этот раз ее не выручила.

– Я не знаю, как решить это задание, – коротко сказала она.

– Стелла, но ведь это задание аналогично тому, которое я задавала на дом, – недоуменно вскинула брови Раиса Аркадьевна.

Стелла даже не открывала дневник. Учительница еще некоторое время сверлила ее взглядом, который Стелла выдержала не моргая и, наконец, сказала:

– Что ж… Ладно, мы поговорим об этом после урока.

Стелла едва удержалась, чтобы не закатить глаза, и тут ее взгляд встретился со взглядом обернувшейся к ней Вероники. Стелле показалось или ее сердцевидное личико было обеспокоенным и сочувственным? Господи, только этого ей еще не хватало! Стелла чувствовала, что внутри у нее бурлит и клокочет лава, и она только и выжидала повода ее выплеснуть.

После урока Стелла дождалась, пока все покинут класс, и подошла к Раисе Аркадьевне, глядя на нее так высокомерно, как только могла.

– Стелла, меня очень беспокоит твоя успеваемость за последние недели, – строго сказала учительница. – Ты упускаешь тему за темой и не делаешь ни малейшей попытки понять материал. Создается впечатление, что тебе просто все равно.

– Простите, но у меня в последнее время был немного напряженный период. Последний год, стресс и все такое. Я вернусь в строй в ближайшие дни, – сказала Стелла, даже не пытаясь добавить в свой голос обычные обольстительные нотки.

Лицо Раисы Аркадьевны окаменело.

– Прости, Стелла, но ты не можешь выходить из строя и возвращаться в него, когда тебе заблагорассудится. Я готова была бы пойти тебе навстречу, если бы ты обратилась ко мне и объяснила, в чем твоя проблема. Но ты вместо этого решила, что я буду ставить тебе отличные оценки по старой памяти, так? – она покачала головой. – Прости, но я обязана информировать родителей учеников о любых изменениях в их успеваемости, так что я должна сообщить им.

Черт возьми! Стелла не могла этого допустить. Отец непременно начнет читать ей нотации, а Стелла не выдержит больше от него ни одного нравоучения. Ну нет, она не позволит еще и этой старухе осложнять ей жизнь! Лава переполнила кратер вулкана и начала извергаться.

– Нет, вы не станете звонить моим родителям, – медленно и раздельно сказала Стелла, глядя учительнице прямо в глаза.

– Что, прости? – опешила Раиса Аркадьевна, и даже ее обычная невозмутимость дрогнула перед ледяным взглядом Стеллы.

– Вы не станете этого делать, потому что я скажу родителям, что вы намеренно занижаете мне оценки, потому что предвзято ко мне относитесь. Отец не преминет сообщить об этом досадном происшествии дирекции. А половину бюджета эта школа, понимаете ли, черпает от моей семьи, так что по большому счету дирекции плевать, кто прав, а кто нет. Они лишь будут знать, что из-за вас они могут перестать засовывать свою руку в карман моего отца. Думаю, вы понимаете, как здесь все устроено. – Стелла позволила себе чуть усмехнуться. – Уверены ли вы, что хотите разжигать этот спор? Выбор за вами – сообщить моим родителям и нарваться на проблемы или ненадолго закрыть глаза и позволить мне скоро все исправить.

Не дожидаясь ответа, Стелла повернулась и быстро направилась к выходу. Вид побелевшего лица Раисы Аркадьевны с казавшимися огромными за стеклами очков глазами неотступно преследовал ее. Почему-то Стелла не чувствовала триумфа. Вся ее злость выплеснулась в угрозы этой женщине, и после вспышки ее вдруг одолела ужасная слабость.

Она держала себя в руках с самого разговора с мамой, но сейчас почувствовала, что последние силы оставляют ее. С ужасом Стелла поняла, что у нее щиплет глаза. «О боже мой, только не здесь!» – панически подумала она. Она выбежала из кабинета и… едва не налетела на Веронику, которая какого-то дьявола ошивалась рядом.

– Стелла, ты… – неуверенно начала Вероника, заглядывая ей в лицо.

Но Стелла ураганом пронеслась мимо и помчалась в уборную. Слава богу, все поспешили в столовую, и в коридоре ей никто не встретился. Стелла заскочила в кабинку и с грохотом захлопнула за собой дверь. Она прислонилась к холодной стене кабинки, и слезы заструились у нее по щекам. Она с ужасом и презрением поняла, что не в силах подавить всхлипывания, которые вырываются откуда-то из глубины, и с силой закусила губу. Стелла опомнилась, только когда почувствовала во рту металлический привкус крови.

Вероника

Самые нелепые поступки человек совершает всегда из благороднейших побуждений.

Оскар Уайльд «Портрет Дориана Грея»

Когда пелена, навеянная алкоголем и лицезрением поцелуя Матвея с другой девушкой, развеялась, Вероника пришла в ужас от всего произошедшего. Мало того, что она целовалась с парнем, который ей совсем не нравится, прямо на глазах у парня, в которого она влюблена, так она от нахлынувшего шока еще и бездумно поощряла Олега взглядами и улыбками, как заправская кокетка! Теперь он настойчиво донимал ее предложениями встретиться, а Вероника находила все новые и новые отговорки, совершенно не представляя, что ей теперь делать.

В школе Вероника даже смотреть не могла на Матвея. Она никак не могла отделаться от чувства, что тот день провел между ними незримую черту. Нет, разумеется, они вовсе не игнорировали друг друга. Они перекидывались парой слов между уроками, а иногда вместе обедали в столовой. Тем не менее диалоги их были пустыми и поверхностными, и Веронике все время казалось, что Матвей не говорит ей ни слова из того, что действительно у него на уме. Их общение было более бессмысленным, чем молчание. Они стали ближе физически, но духовно были друг от друга далеки как никогда.

На перемене Вероника в одиночестве стояла у подоконника с блокнотом, с которым она не расставалась и куда записывала все названия песен, приходившие ей на ум. Она пробегала взглядом очередную колонку и задумчиво покусывала кончик ручки. Нет. По-прежнему ничего.

– Не проглоти ее, – услышала Вероника голос у себя над плечом и смущенно оторвала ручку от губ, чересчур резко захлопнув блокнот.

Матвей прислонился к подоконнику рядом с ней и небрежно закинул туда сумку. На нем была белая толстовка, которую он упрямо носил, несмотря на дресс-код, и от него, как и всегда, доносился свежий аромат дезодоранта.

– Дурацкая привычка, – чуть покраснев, пробормотала Вероника.

После поцелуя с Олегом она не могла без смущения смотреть на Матвея, словно сделала при нем что-то неприличное. Почему-то она чувствовала себя какой-то… оскверненной.

– И когда уже ты перестанешь заставать меня врасплох? – шутливо спросила она, прикладывая титанические усилия, чтобы ее голос звучал беззаботно.

– Тогда, когда ты перестанешь витать в своих облаках. – Матвей чуть улыбнулся, и на какой-то миг Веронике показалось, что они смогут общаться, как и раньше, и он снова будет улыбаться ей своей широкой безоблачной улыбкой. Как будто ничего и не было.

– И во что же ты была так погружена? – осторожно спросил Матвей.

– Да ерунда, – ответила Вероника и, встретив его внимательный взгляд, сдалась. – Ладно. Вообще-то, совсем не ерунда. Но ничего, я… разберусь с этим сама.

Вероника произнесла это чуть резче, чем хотела на самом деле, но ей действительно совсем не хотелось начинать жаловаться. Она терпеть не могла делать это.

– Ладно, – ответил Матвей и пожал плечами. – Надеюсь, ты справишься.

В это время мимо них прошли Стелла с компанией, и в воздухе остался шлейф из смеси дорогих парфюмов. Стелла незаметно улыбнулась Веронике, как она теперь иногда делала в последнее время. Вероника не была удивлена. Она и не ждала, что Стелла теперь станет называть ее лучшей подружкой и пригласит обедать с ней за одним столиком. Да ей этого и не хотелось.

– Что я вижу? Королева улья соблаговолила улыбнуться простой смертной? – удивленно спросил Матвей. Он, как обычно, все подмечал. – А я-то думал, что все, на ком не висят украшения от «Tiffany», для нее пустое место.

– Может, она не так плоха, как ты думаешь? – задумчиво отозвалась Вероника. – В конце концов, мы совсем ничего о ней не знаем.

– А ты, значит, готова попытаться понять любого человека? – спросил Матвей и посмотрел на усыпанную листьями дорогу за окном. – А вот я так не могу. Если мне кто-то не нравится, я не могу пытаться, как там говорят, «пройти в его сапогах», да?

– Ну и напрасно, – ответила Вероника. – Иногда нужно поставить себя на место другого человека и попробовать понять, что же действительно движет им. Хотя это и не всегда получается.

Что ж, это уже были почти их обычные разговоры, и Вероника воспрянула духом. Может, они смогут изгладить из памяти прошлую неделю?

– Господи, Вероника, – пробормотал Матвей. – Как я могу понять кого-то другого, если я даже собственной жизни порой не понимаю?

– Может, это из-за того, что ты чересчур сосредотачиваешься на себе? – не удержавшись, спросила она.

– А это что, плохо?

– Ну, не знаю… Мне кажется, когда слишком сильно погружаешься в себя, перестаешь видеть очевидные вещи. Вокруг нас есть ответы на все вопросы. Нужно только… держать глаза открытыми.

Матвей неожиданно улыбнулся, но это была не его обычная безоблачная улыбка – скорее горьковатая, словно несладкий кофе.

– Знаешь, и Олег мне твердит то же самое. Правда, у него более бедный лексикон, так что он просто посоветовал мне «забить на все и поменьше думать».

– Я вовсе не это сказала! – возмущенно воскликнула Вероника. И зачем ему вообще понадобилось упоминать об Олеге?!

– Тем не менее общая мысль прослеживается. У вас есть что-то схожее.

Он явно собирался продолжить эту тему, и Вероника внутренне напряглась. А ведь их разговор так многообещающе начинался…

– Кстати, Вероника, я совсем забыл, для чего, собственно, искал тебя, – сказал Матвей, и у Вероники сложилось впечатление, будто ему неприятно вести дальнейший разговор и он спешит побыстрее выпалить то, что собирался. – Я, вообще-то, ненавижу такие дела, но Олег так мне надоедает, что у меня не остается выбора. В общем, он ненавязчиво интересуется, почему ты игнорируешь его с вашей последней встречи и не обидел ли он тебя чем. Так что он вроде как послал меня на переговоры.

Вероника взглянуть на его непроницаемое лицо и от абсурдности сложившейся ситуации едва не расхохоталась. Значит, Матвей, по которому она сходит с ума, пришел, чтобы помочь свести ее со своим другом. Этому могло быть только одно объяснение. Матвей ничего к ней не испытывает. Потому что тогда он бы сделал все, лишь бы не потерять ее. А сейчас он своими руками толкает ее к другому. Значит, ему нравится Кира, или кто-либо еще, или вообще никто, потому что он пребывает в совершенно идиотском убеждении, что ему никто не нужен.

Что ж… Может, это знак. Может, все ее чувства к Матвею были ошибкой, и ее требовалось ткнуть в это носом, чтобы до нее наконец дошло. Они совсем разные и явно не понимают друг друга. Так почему же она так старательно избегает Олега, который сам стремится узнать ее, в то время как Матвей не сделал к этому ни шага? К тому же Олега она понимает. Ему нравится веселье, вечеринки, танцы и приятные, ненавязчивые разговоры о простых вещах. С ним легко, уютно и явно не скучно. Так почему бы не дать ему шанс?

– Мне жаль, если ему показалось, что я его игнорирую, – холодно сказала Вероника. – У меня и в мыслях такого не было. Просто я совсем замоталась со школой и репетициями. Передай ему, что я буду рада провести с ним время. Хотя нет, не заморачивайся, я сама ему напишу.

– Вот и прекрасно, – сказал Матвей, с явным облегчением прерывая этот разговор. – Ненавижу, знаешь ли, выступать в роли почтового голубя. Надеюсь, вы весело проведете время. Олег эксперт в этом.

И он ушел, оставив в качестве напоминания о себе лишь невесомое облачко иронии.

Вероника смотрела на его удаляющуюся спину и понимала, что на этом всё. Все точки расставлены, и между ними больше не будет этих странных, непонятных, запутанных разговоров, воспоминания о которых она так бережно хранила. Теперь между ними стоит невидимый барьер, и она сама его возвела. «Что ж, когда закрываются одни двери, открываются другие» – напомнила она себе.

И Вероника достала телефон, открыла переписку с Олегом и напечатала: «Прости, что не отвечала, была уйма дел. Буду рада встретиться на следующей неделе».

* * *

На уроке Вероника все еще витала в своих мыслях, гадая, получится ли что-нибудь у них с Олегом. Она вспомнила их поцелуй и то, что не испытала тогда ровным счетом ничего: ни трепета, ни мурашек, ни бабочек в животе. «Ну, это и неудивительно, учитывая то, что на нас пялились четыре человека» – тут же уверила она себя. Потом все будет по-другому.

Погрузившись в свои переживания, она совсем перестала обращать внимание на то, что происходит вокруг, и очнулась, только когда услышала равнодушный голос Стеллы.

– Я не знаю, как решать это задание, – спокойно сказала она, и Вероника поразилась ее выдержке. Саму ее била дрожь, когда она не знала, что отвечать.

Вероника была удивлена. Стелла всегда, казалось бы, шутя справлялась со школьной программой. Сейчас же она явно съехала по всем предметам, но ее это, казалось, совсем не волновало. А ведь она всегда стремилась быть лучшей. Неужели это из-за того, что Стелла узнала о своем отце? И Вероника впервые подумала о том, что Стелла, может быть, совсем не такая непробиваемая, какой кажется. Возможно, Стелле даже сложнее, нежели ей, Веронике, потому что совсем не на кого опереться. В тот переломный момент, когда она до беспамятства напилась в клубе, с ней не оказалось никого. И Веронике впервые стало жаль Стеллу, хотя это и было абсолютно абсурдным.

После окончания урока Вероника вышла из класса и, уже спустившись вниз, вспомнила, что ей нужно было договориться с Раисой Аркадьевной о пересдаче предыдущего теста. Ее успеваемость по-прежнему оставляла желать лучшего, потому что репетиции отнимали все время и силы. Но когда Вероника уже собиралась распахнуть дверь, та сама резко открылась ей навстречу, и оттуда с лицом почище фурии преисподней вынеслась Стелла, едва не сбив ее с ног.

– Стелла! – воскликнула ошарашенная Вероника и запнулась, потому что ее буквально пригвоздил к месту взгляд Стеллы: яростный, исступленный, оскорбленный. Ее темные глаза блестели от бушевавших в них чувств и… сдерживаемых слез.

Она ураганом пронеслась мимо Вероники, едва не оттолкнув ее в другой конец коридора, и бросилась в уборную. А Вероника уже хотела, как и собиралась, войти в кабинет, но вдруг в нерешительности остановилась. Перед глазами у нее стояло лицо Стеллы.

И почему в моменты слабости Стелла всегда пересекалась с Вероникой?! И почему в эти минуты Стелла все время была одна? И, черт возьми, почему Вероника просто не могла отправиться по своим делам?! Какое ей дело до Стеллы? Той ведь явно противно чужое участие. Ей не нужна ничья помощь. Она ненавидит сочувствие. Она презирает жалость. Вероника повторяла это себе снова и снова, пока шагала к уборной вслед за Стеллой.

«Какая же я дура!» – билось у нее в голове.

Из кабинок не долетало никаких звуков, но Вероника знала, что Стелла там. Вероника замерла в нерешительности, в очередной раз поражаясь самой себе.

– Стелла? – робко позвала она.

Из крайней кабинки донесся глубокий вздох и сдавленное ругательство.

– Здесь предостаточно других кабинок! Тебе что, позарез понадобилась именно эта?!

– Нет, я… Просто хотела спросить, все ли с тобой в порядке?

– Почему это я должна быть не в порядке? – послышался ее глухой голос, которому она явно пыталась придать надменные нотки. – Со мной все отлично.

– Как знаешь, – раздраженно сказала Вероника, чувствуя себя уязвленной. Действительно, с чего ей вообще понадобилось опекать Стеллу?!

– Постой, – неожиданно услышала она голос Стеллы и остановилась. Из-за дверцы послышался шорох, и Вероника живо представила, как Стелла изо всех сил пытается придать себе привычный невозмутимый вид. Наконец она медленно вышла из кабинки. Стоило отдать ей должное, ее выдавали только слегка покрасневшие глаза.

– Так почему ты вдруг решила, что я не в порядке? – повторила она, подозрительно поглядывая на Веронику. – И вообще, у тебя что, нет своих забот?

– Ну хотя бы потому, что твое лицо было похоже на иллюстрацию к мифу о Медузе Горгоне, – фыркнула Вероника. – Но если ты всегда ходишь с таким выражением, то извини.

Стелла вдруг слегка улыбнулась, глядя на нее.

– Ты всегда так обижаешься на любую фразу? – спросила она.

– А ты всегда воспринимаешь любое участие в штыки?

Лицо Стеллы снова помрачнело, послужив явно утвердительным ответом на вопрос Вероники. Она резко сказала:

– Слушай, я знаю, что ты видела меня в не самый удачный момент моей жизни и сейчас наверняка думаешь, что у меня проблемы и мне нужна помощь, и все такое. Но я давно все разрешила, и у меня снова все прекрасно. Просто эта грымза вывела меня из себя, вот и все.

– Ладно, если ты так считаешь, то я больше не буду лезть к тебе с вопросами. Просто подумала, что даже тебе иногда нужно выговориться. Знаешь, держать все в себе – это ужасно. Тебя начинает просто разъедать изнутри.

– Но почему я должна выговариваться именно тебе?

Вероника пожала плечами. Ей вдруг стало это глубоко безразлично. Она вообще не понимала, что, собственно, здесь делает.

– Возможно потому, что я самый беспристрастный слушатель. Мы не подруги, и даже знакомыми нас назвать сложно. Я не принадлежу к твоему кругу. Я не общаюсь ни с одним человеком, с которым общаешься ты. И меня, в отличие от всех остальных, не интересует твоя жизнь. Сама не знаю, что меня дернуло… Тем более, если у тебя все хорошо…

И Вероника снова развернулась, намереваясь уйти.

– Постой, – опять остановила ее Стелла, и на ее лице проступило сомнение. В ней явно боролись привычка не доверять никому и желание все выплеснуть. Наверное, если бы она не пребывала в полном расстройстве чувств, она бы только высмеяла порыв Вероники. Но Стелла была на грани.

– Ладно, – наконец сказала она и чуть усмехнулась. – Раз уж ты готова подменить моего психолога… Ты права. У меня далеко не все так прекрасно. Я узнала много… неприятных вещей о своих родителях. У меня вообще создалось впечатление, что я живу с чужими людьми. И мне теперь приходится вроде как скрывать их грязные тайны друг от друга, чтобы не разрушить нашу семью. Это просто сводит меня с ума.