Глава 6 «Глеб»
Двухэтажное здание издательства «Князь» располагалось в самом центре города, недалеко от главной площади. Небольшой парковки вполне хватало для сотрудников и клиентов, которые для личной беседы приезжали не часто: в основном рукописи высылались электронными письмами, что считалось удобным и для авторов, и для редакторов. Первый этаж здания занимал типографский цех, там печатались книги, красочные брошюры, всевозможные буклеты и многое другое. На втором этаже находились кабинеты редакторов, бухгалтеров, дизайнеров, рекламных представителей и других специалистов, необходимых для выпуска бумажной продукции.
Издательство в городе было одно, и его услугами пользовались местные писатели и поэты, но чаще всего выполнялись заказы на рекламу. Из соседних городов тоже приезжали клиенты, привлеченные умеренными ценами на печать. В общем, работы у издательства было много, что, несомненно, радовало хозяина «Князя», но главное – он был доволен выбором главного редактора, полностью доверив ему ведение дел.
На стоянку въехала синяя «Хонда» и аккуратно припарковалась недалеко от главного входа. Из автомобиля вышел грузный мужчина в модном черном пальто, медленно поднялся по ступенькам и вошел в здание редакции. Как и обычно, он сделал «обход» первого этажа, проверил качество печати, перекинулся парой фраз с наладчиком станков, поговорил с мастером типографского участка и, удовлетворившись увиденным, поднялся на второй этаж, в приемную главного редактора.
– Павел Леонидович! – радостно поздоровалась секретарь – молодая девушка.
– Привет, Лиза. Глеб у себя?
– Да. У него местный поэт, уже полчаса беседуют, – вполголоса сообщила она. – Сказать, что вы пришли?
– Не нужно. Пойду, подслушаю их разговор.
Мужчина усмехнулся, уж кому—кому, а ему очень хорошо известна чрезмерная уверенность в собственной уникальности некоторых творческих личностей. Он и сам неоднократно сталкивался с назойливыми графоманами, доказывающими свою непревзойденность и требующими бесплатной печати и продвижения их книг.
Павел Леонидович открыл дверь в кабинет главного редактора и уверенно вошел.
Глеб сидел за столом, сосредоточенный, сердитый и какой—то уставший. Перед ним, размахивая рукописью, стоял мужчина лет пятидесяти и ожидаемо что—то упорно ему доказывал.
Увидев отчима, Глеб сдержанно кивнул и вернулся к разговору.
– Михаил Сергеевич, – строго сказал он, – сядьте, наконец, и выслушайте меня. Вы же за этим пришли? За объяснениями?
Мужчина раздраженно выдохнул, но подчинился. Он не заметил вошедшего человека и не знал, что за их беседой наблюдают.
– Да, я хочу знать, почему мои стихи не удостоились вашего внимания.
Главный редактор откинулся в кресле, но поза была напряженной.
– Давайте сначала просто поговорим, – предложил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Вот скажите, Михаил Сергеевич, чем поэзия отличается от прозы?
Поэт недовольно фыркнул, но ответил:
– Рифмой, естественно.
– Извините, это я некорректно задал вопрос, не то имел в виду. Спрошу иначе: чем рифмованная проза отличается от поэзии?
– Не понимаю, – мужчина растерялся. – Рифмованная проза – это и есть поэзия.
– Та—а—ак… – протянул редактор и принялся что—то искать у себя на столе, перекладывая с места на место разложенные стопками листы. Наконец, нашел чью—то рукопись, – Недавно нам в издательство прислали стихи, – вполголоса сказал он, – Великолепные стихи! Вот открываю первое попавшееся. Послушайте, пожалуйста:
«Не сули мне неудачи,
Медноглавая луна.
От кого я сердце прячу
В эти злые времена?
Лес с тяжелою листвою,
Поле долгое, как ночь.
И стою над бездной злою,
Словно некому помочь…»9, – Что скажете? – спросил он у сидящего напротив мужчины.
– Что сказать? Хороший стих. Но у меня не хуже, – уверенно ответил он.
– Не хочу вас обижать, но вы должны понять разницу между поэзией и своими произведениями. В ваших строках ни грамма поэзии, вы просто придумываете сюжет и рифмуете текст. А где художественные образы? Они должны быть. Где неповторимый стиль? Он тоже должен быть.
– Я с вами не соглашусь! Возьмем, к примеру, Некрасова:
«В зимние сумерки нянины сказки
Саша любила, поутру в салазки
Саша садилась, летела стрелой,
Полная счастья с горы ледяной…». Это тоже рифмованная проза. Я тут не вижу ни стиля, ни образа. Девочка катается с горки! Подумаешь, невидаль какая!
Глеб вздохнул, ему казалось абсурдным объяснять очевидные вещи взрослому человеку, который считает себя профессионалом, но, как оказалось, не годится даже на роль ученика.
– Вы, наверное, помните, что Некрасов жил в девятнадцатом веке? Тогда его стихи зазвучали по—новому. На фоне литературы для дворян, он внедрил русскую лексику, обратился к крестьянской культуре, к крестьянам. Некрасов – новатор! Как можно его сравнивать с графоманом?! Это возмутительно! Помимо прочего Некрасов сочинял, опираясь не только на рифму, но и на ритм. Дальше были: Блок, Рубцов… развивались другие регалии, ритм стиха менялся. Пушкин – это вообще величина мирового масштаба! Но, независимо от времени, все литераторы: как поэты, так и прозаики, вносили что—то новое. Наше поколение уже не может писать, как поэты девятнадцатого века. Просто не может и всё. Должно быть развитие. – Глеб устало вздохнул, его утомил этот пустой разговор, но выгнать клиента не мог. – Если вы когда—нибудь читали «Эпос и лирику современной России…» Марии Цветаевой, обязательно вспомните ее слова: «…когда мы говорим о поэте – дай нам Бог помнить о веке…». Задача искусства – постижение мира через художественный образ. Поэт должен думать не только о рифме, он должен создавать словами художественный образ. Но и этого мало, нужно разработать свой личный стиль, чтобы стать узнаваемым на фоне огромного количества поэтов. Ладно, – устало вздохнул Глеб, – что вам написала Марина Викторовна в редакционном заключении?
Мужчина нехотя ответил:
– Рукопись не достойна издания, – по недовольному тону стало ясно, что сдаваться он не намерен, возможно, попробует себя в другом издательстве, либо выпустит сборник за свой счет.
– Я полностью согласен с выводом нашего редактора.
– Ясно, – буркнул «поэт» и, не прощаясь, вышел из кабинета, так и не заметив хозяина издательства, который присутствовал при разговоре.
Как только за мужчиной закрылась дверь, Павел Леонидович театрально похлопал в ладоши и встал с неудобного стула.
– Молодец! Горжусь, – похвалил он пасынка и, подойдя к столу, сел в кресло для посетителей.
Глеб сдержанно улыбнулся. Он уважал отчима и многим был ему обязан, в том числе образованием и повышением самооценки, которая резко упала после смерти родного отца. Вспоминать те смутные времена Глеб не любил, но и забыть не мог.
– Кофе? – предложил он отчиму.
– Давай!
Глеб связался с секретарем, попросил принести две чашки кофе и посмотрел на гостя в ожидании разговора.
– Я вижу, что не зря сделал ставку на тебя. Молодец, сын, – Павел Леонидович называл Глеба сыном с того момента, как начал встречаться с его матерью. Мальчику тогда исполнилось двенадцать, это был нескладный подросток с подорванной психикой. «Приручить» его было непросто, но мужчина не сдался, добился уважения, а это уже много в отношениях отчима и пасынка.
– Просто мне нравится эта работа, – слегка пожал плечами Глеб,– и у меня был хороший наставник.
Павел Леонидович взял со стола рукопись, нашел стих, который цитировал Глеб, ставя в пример назойливому клиенту. Прочитал. Ознакомившись еще с несколькими произведениями поэта, удовлетворенно кивнул.
– Я сегодня был в бухгалтерии, – задумчиво проговорил он, – мы вполне можем себе позволить выпустить несколько книг за свой счет.
– Я знаю, но у меня появились планы, – Глеб побарабанил пальцами по столешнице и посмотрел в глаза собеседнику. – Сейчас не хочу ими делиться, но придет время, и мы с вами все обсудим. Для начала нужно накопить средства. А что касается этих стихов, – Глеб взглядом указал на рукопись, – я и сам в восторге, но слишком рискованно: в наше время поэзия не пользуется спросом. Не окупим затраты.
– Знаю и не рассчитываю на заработок, я лишь сказал: «мы можем себе позволить». Но если у тебя появилась цель, ни в коем случае не буду мешать. Для меня особо важно, что ты думаешь о будущем, не тратишь деньги впустую, пытаешься что—то создать. В отличие от Олега, – Сказав последнюю фразу, Павел Леонидович расстроенно вздохнул.
– Олег опять что—то натворил? – Глеб резко выпрямился и стукнул ладонями по столу. Он былжуткоо зол на сводного брата, особенно после последней выходки, когда тот, сев пьяным за руль, разбил новую машину, купленную на деньги отца. Большая удача, что никто не пострадал, в том числе и нерадивый водитель.
– Нет, нового ничего не случилось, но душа болит… – Павел Леонидович ударил себя в грудь кулаком. – Работать гадёныш не хочет! Учиться не хочет! За последний год он столько денег потратил! И ладно бы на дело, а то ведь на гулянки! На пьянку! Не удивлюсь, если еще и на наркотики… Лишь бы в тюрьму не сел! – горе, отразившееся на лице отчима, тронуло Глеба больше, чем пущенная под откос судьба младшего брата.
– Павел Леонидович, я уверен, что нет там никаких наркотиков. Просто живет наш мальчик—мажор для себя.
Павел Леонидович хоть и привык, что пасынок никогда не называл его отцом, но каждый раз, слыша официальное обращение, расстраивался. «Не важно, как он меня называет, важно – его отношение», – в который раз напомнил себе мужчина. А в том, что Глеб его уважает и любит, он не сомневался. «И все—таки жаль, что не называет отцом».
– Вот и я о том… Для себя. Посоветуй, сын, как спасти твоего брата? Как сделать из него человека?
Разговор прервала секретарь. Девушка поставила на стол поднос с двумя чашками кофе и вазу с печеньем.
– Глеб Андреевич, – обратилась она к начальнику, – Марина Викторовна просила передать, что ей нужно с вами поговорить.
– Хорошо, зайду к ней позже.
Девушка кивнула и вышла из кабинета.
– Есть мысли? – спросил Павел Леонидович, барабаня пальцами по краю стола. – Я об Олеге, – уточнил он.
– Я понял, – ответил Глеб и сделал глоток кофе. – Могу предложить самый простой способ, но, боюсь, мама не согласится.
– Поверь, теперь мама согласится на что угодно, – заверил Павел Леонидович. – Кроме армии, – поспешно добавил он.
– Тогда гоните его на все четыре стороны. Это единственный путь к исправлению, – посоветовал Глеб и с ироничной улыбкой взглянул отчиму в глаза.
– Мы обдумывали такой вариант, – кивнул Павел Леонидович, – но боимся, что сопьется или еще что похуже.
– Не сопьется. Он слишком любит себя, чтобы рисковать здоровьем. И привык хорошо жить. Да и характер у него не слабый, просто нет необходимости работать. А зачем, напрягаться, когда и так живет в достатке?
– Предлагаешь рискнуть?
– Предлагаю.
Некоторое время мужчины допивали кофе и обдумывали сказанное.
– Так ведь к тебе прибежит гадёныш, – нарушил тишину Павел Леонидович.
– Вот и славно. Предложу работу. Не захочет – пусть валит дальше: к дружкам, к подружкам. Только им он тоже не нужен. Поскитается месяц—два, прибежит как миленький. – сказал Глеб. – А вообще, зря вы армию не рассматриваете.
Отчим в ответ лишь пожал плечами.
– Жениться бы тебе, – резко сменил он тему разговора, – возраст подгоняет, уже давно пора своих детей воспитывать.
Глеб после этих слов крепко сжал кулаки и отвел в сторону разгневанный взгляд. Душевная боль, причиненная бывшей супругой до сих пор не прошла. Ничего не забылось. Даже год спустя.
– Нет, – Это всё, что он смог ответить.
– Зря ты так, сынок. Зря. Пойми, не все такие, как Светлана.
– Не все, – повторил он и грустно улыбнулся.
***
Марина сидела за рабочим столом и читала произведение очередного незнакомого автора. Её длинные каштановые волосы, как и всегда в последнее время, были собраны в тугой высокий пучок. Любимые когда—то каблуки сменились на удобные шлёпки, элегантные платья – на неприметную одежду в серо—коричневых тонах. За год работы в издательстве «Князь» Марина сильно разочаровалась в себе, что привело к неприятным переменам: пропал радостный блеск в глазах, который всегда сопровождает влюбленных, исчезло желание быть привлекательной, но самое ужасное – полная потеря веры в себя.
Дочитав абзац, молодая женщина сняла очки и прикрыла уставшие глаза. Час ожидания… Марина знала, что начальник просто так не игнорирует своих работников – не в его правилах и не в его характере. Слишком правильный, слишком обязательный, и надежный. Лучший мужчина из всех, кого она когда—либо встречала на своем жизненном пути. Но абсолютно недостижимый. Далекий. Холодный. И главное – ничей.
«Он скоро придет», – сказала себе женщина, пытаясь вернуть мысли к недочитанному произведению. Но они, непослушные, улетали прочь, воскрешая в памяти образ любимого мужчины, заставляя замирать сердце в предвкушении скорой встречи.
В какой—то момент дверь открылась, и в кабинет уверенной походкой вошел тот, в кого невозможно не влюбиться. Короткие светлые волосы, серьезный взгляд серых глаз. При виде его Марина засмущалась, на щеках появился румянец, но отвести взгляд от приближающегося начальника не могла.
– Марина Викторовна, – привычным деловым тоном обратился он к подчиненной, – извините, не мог зайти раньше. О чем вы хотели поговорить?
Мужчина остановился рядом со стулом для клиентов и положил руку на его спинку. Марина почувствовала себя неловко, ей захотелось встать, но это было бы странным поступком, и она осталась в кресле.
– У меня произведение. Уникальное, – чуть заикаясь проговорила она и протянула распечатанный роман. – Автор Виктор Киселёв.
– Не слышал о таком, – удивился Глеб, беря из рук редактора папку. – Начинающий автор?
– Нет, то есть да. – Марина все—таки встала. – Этот роман действительно уникальный, много важного и нужного несет в себе, но интересен будет ограниченному кругу людей. Может, прочитаете? Я бы рекомендовала его к печати.
– Марина Викторовна, я не сомневаюсь в вас как в специалисте, но на данный момент мы будем печатать за свой счет только популярных авторов, чтобы исключить риски. – Он вернул рукопись Марине и добавил: – Но вы можете предложить писателю коммерческие услуги.
– Хорошо, я поняла вас, Глеб Андреевич, – садясь в кресло, сказала Марина.
Глеб кивнул, сдержанно улыбнулся своей подчиненной и уверенной походкой вышел из кабинета.
***
На детской площадке во дворе пятиэтажки было непривычно тихо, но ничего удивительного – конец октября. Холодно. Две девочки лет пяти играли в догонялки, неподалеку стояли их мамы и о чем—то разговаривали, периодически пряча носы в воротники теплых свитеров. Их внимание привлек мужчина в черной кожаной куртке, одетый явно не по погоде. Он стоял около песочницы и держал в руках большую коробку, обернутую розовой блестящей бумагой. Вечерний «гость» выглядел чужеродно во дворе старого дома, будто заблудился. Но это не так, женщины знали, кто он и к кому приехал.
Тем временем мужчина отыскал взглядом тех, ради кого проделал долгий путь и быстрым шагом направился в сторону качелей. Женщины еще раз посмотрели ему вслед и, потеряв интерес, отвернулись.
***
– Алёна, погляди, дядя Глеб приехал! – сказала пожилая женщина маленькой девочке, сидевшей на низких качелях.
– Папа! Папа! – обрадовалась девочка и протянула руки к приближающемуся мужчине.
Женщина, испугавшись, что внучка упадет, придержала ее рукой, но мужчина уже подбежал, бросил розовую коробку на соседние качели, схватил девчушку, прижал к себе и закружил. Девочка радостно взвизгнула, обняла его за шею и заплакала.
– Папа, почему ты так долго не приходил?
– Алёна, отпусти дядю Глеба, – сказала бабушка.
– Прости, Алёнушка, я виноват, знаю. Прости меня, – ответил он и опустил девочку на землю. – Смотри, что я тебе принес, – взял с качелей большую коробку в блестящей розовой обертке и вручил малышке. – Здравствуйте, Анна Семеновна, – наконец, обратил он внимание на пожилую женщину, одетую в теплую зеленую куртку.
– Здравствуй, здравствуй, – еле слышно ответила та и укоризненно покачала головой.
– И прекратите называть меня дядей, я ей отец, и точка!
– Папа, открой, – попросила девочка и протянула Глебу коробку.
– Сейчас, Солнышко, сейчас, – мужчина снял цветной целлофан, скомкал его и небрежно засунул в карман куртки. – Ну—ка, что тут у нас? – весело спросил он и показал дочке куклу.
Алена сняла перчатки, чтобы открыть коробку, но бабушка снова их надела.
– Холодно! – строго сказала она и повернулась к Глебу. – Вот зачем ты приехал?
– Разве не понятно? – нахмурился мужчина и принялся открывать коробку.
– Алёне нужно поскорее тебя забыть, – тихо, почти шепотом сказала женщина. – Неужели не жалко ребенка? Все нервы малышке вымотали!
– Даже не собираюсь отказываться от нее!
Глеб вытащил из коробки куклу, расправил платьице и отдал девочке. Алена, радостно улыбаясь, стала внимательно ее рассматривать.
– Ой, у нее глазки закрываются! – восторгалась она.
– Люблю, как родную. До трех лет воспитывал! Уж вы—то должны меня понять! На руках носил, ночами не спал, гулял, на прививки возил.
– Папа! Баба! Смотрите, у нее глазки открываются и закрываются! – продолжала радоваться Алёна.
Оба взрослых посмотрели на куклу, дружно кивнули, улыбнулись и вернулись к разговору.
– Я тебя прекрасно понимаю, Глеб. Не сказать словами, как мне за Светку стыдно, чувствую, что моя вина тоже есть: где—то недоглядела, неправильно воспитала. Как же я на нее злюсь! Но она мне дочь, все равно люблю дуру! Такого наворотила! А страдает прежде всего ребенок, – женщина не сдержала слез, вытерла щеку рукавом куртки. – Лучшего зятя, чем ты, и придумать невозможно! Но Светка! Эх… – достала из кармана мятый носовой платок, высморкалась и вытерла лившиеся слезы. Глеб молчал. Он и сам жалел о случившемся, но простить не мог. – И тебя жаль, как она могла так обмануть?! Гадина! Но все-таки ненормально это: к чужому ребенку ходить…
– Что случилось, то случилось, – сказал Глеб. – Но от Алёнки не откажусь, она носит мою фамилию, она называет меня отцом. Она – моя дочь. Точка! – мужчина присел на корточки и одернул на девочке куртку, которая явно была мала и ранее кем—то ношена. – Откуда одежда? – недовольным тоном спросил он у бывшей тёщи.
– Откуда, откуда? – невнятно пробормотала женщин. – Соседка отдала.
Глеб нахмурился, было видно, что разозлился.
– Почему со мной не связались, не сказали, что денег нет?!
– Папа, пойдем домой, я замерзла. И Ляля уже замерзла, – захныкала Алёна и потянула папу в сторону подъезда.
– Иди ко мне, Солнышко, согрею, – мужчина расстегнул свою куртку, прижал к себе дочку и укрыл.
– Были деньги, – тихо сказала Анна Семеновна, – но Светка пропила…
Глеб удивленно посмотрел на собеседницу.
– Она что, пьет?!
– Тише ты! – женщина взглядом указала на девочку. – Думай, при ком такие вещи говоришь!
– Ясно всё, – Глеб взглянул на часы. – Торговые центры еще работают. Алёнушка, хочешь покататься на машине? – с нежностью в голосе спросил он у дочки.
– На машине?! – радостно переспросила она. – Хочу! Хочу!
– Поехали, – сказал он бывшей тёще и поднялся с корточек с девочкой на руках.
– Куда это? Куда поехали? – испуганно запричитала женщина и засеменила следом.
***
Уютное кафе располагалось на четвертом этаже торгового центра. Здесь были и маленькие столики с двумя стульями, и длинные столы с мягкими диванами. Около стены – небольшая зона для детей: сейчас пустовала. Посетителей было мало: две девушки, медленно допивающие кофе с пирожными и уже немолодая семейная пара.
Глеб приметил небольшой столик около окна с видом на автомобильную дорогу и три высотных новостройки. В свете фонарей город выглядел сказочно. «Алёне должно понравиться», – подумал мужчина и усадил дочку около окна. Бывшая тёща села рядом с внучкой, Глеб – напротив.
– Хочешь пиццу? – спросил он у Алёны.
– Да! – восторженно глядя в окно, ответила девочка.
– Анна Семеновна, что вам заказать?
– Ничего не надо, спасибо. Ты и так потратился, – сказала женщина, расстегивая на внучке новую куртку.
– Разве это траты?
– Что будете заказывать? – поинтересовалась подошедшая официантка.
– Пиццу сорок сантиметров и три чая.
– Только выбирать уже не из чего: одна осталась, – виновато ответила девушка, – сами понимаете: через час закрываемся…
– Несите, что есть, – улыбнулся он в ответ и забрал у бывшей тёщи верхнюю одежду, чтобы повесить на вешалку.
– Папа, а там люди живут? – спросила девочка, указывая пальчиком на еще не заселенные высотки.
– Пока нет, но скоро будут.
Мужчина повесил куртки и снова сел напротив дочки.
– Не люблю все эти новостройки, – пробубнила женщина.
– Почему? – поинтересовался он, любуясь малышкой и пытаясь сохранить в памяти ее наивную улыбку и восторженный взгляд голубых глаз.
– Высоко очень. Страшно, – ответила женщина, заметив, с какой любовью смотрит на внучку бывший зять.
– Анна Семеновна, я вот что подумал… – начал Глеб, но его прервала вновь подошедшая официантка.
– Ваш заказ, – сказала она и принялась сервировать стол.
– Спасибо, – поблагодарил девушку Глеб, когда та закончила.
– Так что ты хотел сказать? – поинтересовалась Анна Семеновна и взяла с блюда кусок пиццы. – Алёна, повернись! – сказала она и поднесла внучке пиццу. – Кусай, – девочка откусила, быстро прожевала и тут же откусила еще. – Вон как проголодалась, – сказала женщина и продолжила кормить малышку.
– Алёнушке уже четыре года, – сказал Глеб, с улыбкой наблюдая, как ест девочка, – надо бы её в какую-нибудь секцию записать. Пусть занимается. Спорт – это важно.
– Ой, ладно тебе, мала она еще!
– Я, помню, брата моего в четыре года отдали в спортивную гимнастику. А я с пяти в бассейн начал ходить, – сказал мужчина.
– А в какой спорт-то?
– Ну, не знаю, надо подумать…
– Знаешь, – задумчиво проговорила Анна Семеновна, – недавно показывали по телевизору соревнования по художественной гимнастике. Так ловко девочки с мячиками и с лентами управлялись! Очень красиво! И Алёна вместе со мной смотрела. Ей понравилось, она глаз оторвать не могла. Да, Алёнушка? – обратилась женщина к внучке, – помнишь, как девочки по телевизору ленту крутили?
– Да, – прожевав, ответила девочка, – вот так, – попыталась она воспроизвести действия гимнасток.
– А ты хочешь так научиться? – с улыбкой спросил Глеб.
– Да! – ответила девочка и снова откусила пиццу.
– Завтра займусь поиском спортивной школы. Всё узнаю, тогда будем думать, – сказал Глеб и попросил у официантки счет.