Кот продолжает смотреть на меня, и что-то в его взгляде меня настораживает. Я отвыкаю от человеческих проявлений эмоций, но сейчас отчетливо понимаю, что в глазах кота читается не только жалость и усмешка, а… сострадание!

Скалюсь ему в ответ и теряюсь в толпе гостей. Ищу спасительный бассейн с алкоголем, как же он отвлекает и помогает. Хотя чтобы залить мою рану, потребуется выпить все неиссякаемые реки шампанского, что льются из фонтана в центре белого зала.

Скоро наступит рассвет, чары разрушатся, гости исчезнут, а я снова превращусь в безобразное, злое, неудовлетворенное существо, обезумившее от любви к своему господину.

Это так несправедливо и нечестно! Я тоже хочу, чтобы исполнилось мое желание! Всего лишь одно…

Я возвращаюсь обратно к запертым дверям и тревожно ожидаю. Отказываю в завершающем танце нескольким кавалерам, вежливо качаю головой на приглашение госпожи Муссолини выпить. Интуитивно ощущаю: прямо сейчас что-то произойдет…

И действительно, двери распахиваются, и из них вырывается Маргарита. Взволнованная, испуганная, но на лице – решимость. Она бежит обратно в главный зал, ищет кого-то взглядом, выкрикивает имя Фриды. Фрида? Зачем ей понадобилась эта надоедливая простушка с ее голубым платком?

И тут я понимаю, Маргарита не загадала желание! Она ничего не потребовала для себя. Вот он, мой шанс!

Я прохожу в открытые двери и застаю мессира, задумчивого и мрачного. Он смотрит в окно, его плечи напряжены, а ладони сжаты в кулаки. Он расстроен или недоволен? Но до рассвета остаются считанные минуты, и у меня совсем мало времени, поэтому я не медлю:

– Мессир, – обращаюсь к нему, склонившись. Он резко оборачивается и смотрит на меня равнодушным взглядом, будто не узнавая или не помня, кто я такая.

– Чего тебе, Гелла?

– Мессир, желание не было озвучено. Значит, оно неисполнимо?

– Нет, исполнимо. Но королева сама приведет его в действие. Она попросила свободу для Фриды.

Меня уже давно невозможно чем-либо удивить, но тут я пораженно вздыхаю. Фриду? Помиловали? Как такое возможно? Если так, то… У меня с надеждой загораются глаза, голос дрожит от волнения:

– Мессир… Исполните и мое желание!

Я ловлю на себе его гневный взгляд, он явно не ожидал, что я посмею у него что-то попросить. Он долго и пристально смотрит на меня, впервые за много сотен лет он смотрит только на меня одну.

– Я влюблена в Вас. Одержима. Я люблю Вас! Успокойте мою страсть, – выкрикиваю я, кидаюсь ему в объятия и прижимаюсь к его широкой груди. С удивлением слышу, как там, внутри гулко и часто колотится сердце. Все-таки оно у него есть…

Мужские руки скользят по моей спине, и я чувствую эти обжигающие прикосновения через тонкую ткань платья.

– Я разрываю круг. Страсть уйдет, как жар ночной… – шепотом произносит он, и его ледяное дыхание щекочет мне шею.

– Что? – поднимаю голову и удивленно смотрю на мессира снизу вверх. Я просила совершенно о другом. В плотском обличии я мечтала хотя бы несколько минут провести наедине! Хотела коснуться его губ, хотела удовлетворить тот неугасающий пожар страсти, не дающий мне покоя тысячи лет…

Я жаждала взаимной любви! Пусть всего на пару минут.

– Я дарю тебе покой. Делаю тебя живой.

Мессир приподнимает мое лицо холодными пальцами, я испуганно смотрю в его темные, бездонные глаза, в которых отражены все страдания человечества. И тут его губы касаются моих в обжигающем поцелуе. Все так быстро, что я даже не успеваю осознать, что это он целует меня и что его губы вовсе не холодны, будто мрамор.

Но вдруг острая боль пронзает меня, распространяясь по всему телу. Поверженно опускаюсь на пол, цепляюсь за его мантию.

– Гелла! Ты свободна, – в последний раз вижу его красивое лицо перед собой и собираюсь сказать, что я не хочу. Мне не нужны свобода, жизнь или покой! Я готова еще тысячу лет провести в его свите, только бы видеть его и просто парить невидимой музой рядом. Иметь маленькую надежду на ничтожный шанс оказаться чуть ближе, чем всегда.

– Прощай, Гелла! Твое желание исполнено.

Воланд исчезает, его мантия касается моего лица, и я закрываю глаза.

Вот и все… Я жива, и поэтому погибаю, ведь люди не могут жить сотни лет.

Я жду облегчения. И оно наступает, как утешительный приз за долгую и безутешную борьбу со своими чувствами, с самой собой.

Кто сказал, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви?

Оказалось, есть, но даже у такой любви однажды истекает срок.

Рассказ посвящен всем влюбленным. Влюбленным невзаимно, долго, безнадежно, отчаянно и разрушающе.