– Этой ночью ты сдашься мне без боя, подставив шею под мои клыки. Иначе, – Он неторопливо снял очки и, сложив их, убрал в верхний карман камзола, устремив на меня Свои жуткие звериные глаза, – я заберу всех твоих друзей. Каждого по отдельности, оставив напоследок эту рыжеволосую малютку. Ты ни чем не сможешь им помочь, если воспротивишься мне. Это я тебе обещаю. А чтобы рассеять все твои сомнения, я предоставляю тебе привет от твоего давнего приятеля.
Волк вытянул в сторону правую руку, она вошла в белую стену мглы по локоть. Порывшись там, он что-то нащупал и вытащил в просвет небольшой округлый предмет. Когда Он это протянул мне, я закричала от ужаса, но ни единого звука не вырвалось из моего в миг пересохшего горла.
– Поздоровайся со своим старикашкой-рыцарем, наблюдатель!
Кисть, облачённая в чёрную перчатку, держала за клок седых волос голову Кливленда Вайсмана. С рваных краёв шеи капала кровь, глаза головы были закрыты, кожа лица сера, губы налиты чернотой. Неожиданно глаза Кливленда резко распахнулись и стали ошалело вращаться в глазницах, рот разверзся, и распухший посинелый язык беспомощно вращался в полости, силясь выдать звук.
– Прекрати! – выдавила я из охрипшего горла. – Сжалься над ним!
– Мы только начали! Не так ли, Рыцарь? – прогремел довольный голос Волка.
Взгляд головы остановился на мне, что-то стало меняться в лице моего мёртвого друга. Глаза потускнели и покраснели, наполнившись изнутри кровью, а затем стали сочиться густой багровой жижей, растекаясь по лицу. Из ушей и рта тоже извергалась кровь, и потоки ее усиливались. Напоследок прорвало и шею, она словно огромный кран выбрасывала фонтаном бешеные потоки красной жидкости, вытравляя белоснежность тумана в едкий удушающий занавес.
– Прекрати! – кричала я. Слёзы боли и отчаяния наводнили мои глаза.
– Они все станут моими, если ты не сдашься! Все до единого! – Громыхал дьявольским рыком голос Волка.
– Прекрати! Я согласна! – Мои глаза были не в силах более видеть муки того, кто был мне близок когда-то.
– Ты не обманешь? – спросил Волк.
– Нет, даю слово наблюдателя, – всхлипывая ответила я.
– Я не верю словам, – прорычал Он. – Они подобны ветру, одно дуновение и их следа не будет.
– Тогда как я могу доказать?
– Дай свою руку, вытяни и коснись тумана, – потребовал Он.
Я так и сделала, подчиняясь Его воле. Моя левая рука вошла в мёртвый холод белёсого марева, а затем я почувствовала болезненный укол в запястье.
– Теперь твоя кровь будет тебя обязывать к исполнению, – торжествовал зверь.
– Но пусть за мной останется место и время! – выкрикнула я. – Это моё право. Пусть и последнее.
– Пусть, – согласился Он. – Так где?
– Ты сказал – этой ночью. Что ж, я согласна. В полночь в этом лесу у озера, что зовётся Безымянной. – Ставила я последнее условие в своём смертном приговоре.
– Хорошее название для места, где ты наконец-то обретёшь заслуженную смерть, наблюдатель. Быть по сему!
Волк сделал несколько шагов назад, и Его растворила за собой стена тумана. Я проснулась.
– Доброе утро, дитя. – Приветствовал меня голос Мэрилин, когда я спустилась на первый этаж. – Плохой сон?
– С чего вы взяли, что мне могло плохо спаться в этом чудесном доме? – Меня смутил её пристальный взгляд.
– У тебя усталый вид, Лиза. – Женщина наполнила кружку из чайника и протянула мне. – Выпей чай с шиповником, он тебе поможет взбодриться.
– Благодарю вас.
Я не особо хотела пить чай, но вежливость обязывает. К тому же напиток оказался неплох – тёплый и пробуждавший к действиям.
– Ты припозднилась к завтраку, но Элиза кое-что оставила тебе вон на том блюде под полотенцем. – Я проследила за направлением её руки и обнаружила на столике у окна достаточно внушительных размеров блюдо, накрытое сверху белоснежным полотенцем, хранившим под собою выпиравшую горку снеди.
– А где сама Элиза? – Я также заметила, что кроме нас с Мэрилин на кухне никого не было, что было весьма странно. – Я хотела её поблагодарить за заботу.
– Не беспокойся, это потерпит, Элиза и Агнесса отправились на рынок, прихватив детишек, – ответила Мэрилин, неотрывно смотря мне в глаза. – Вернутся, думаю, через час. А пока у нас есть время.
– Вы хотели со мной поговорить? О чём? – Я уже стянула полотенце с блюда, где обнаружила много отварного картофеля в кожуре, несколько свежих огурцов и ароматных томатов, а также пригоршню крохотных яблок-ранеток и, конечно же, булочки.
– О тебе и Артуре. – Аппетит только начавший подавать знаки при виде еды, тут же пропал.
– Я вас слушаю. – Ничего не оставалось, как сесть рядом и слушать. Мэрилин села напротив меня.
– Лиза, дитя, я знаю, что это не моё дело. – Она тоже чувствовала неловкость, нервно теребила пальцами, а взгляд её блуждал по кухне, временами останавливаясь на мне. – Так уж вышло, что я тоже плохо спала этой ночью и видела, как Артур проводил тебя в столь поздний час. Хотя вернее сказать ранний, на улице уже проглядывало утро.
– Вы не одобряете. Я вас правильно поняла? – Кровь прильнула к моим ушам и щекам, как только я представила, что Мэрилин стояла у окна своей комнаты и видела, как Артур меня целовал.
– Я повторюсь, это не моё дело, дитя. – Она смотрела на свои пальцы, они побелели от напряжения. – Я беспокоюсь о нём. Только не думай, что я против тебя. Ты мне очень нравишься. Ты сразу мне понравилась, Лиза.
– Тогда что не так?! – спросила я настолько громко, что женщина, сидевшая напротив, вздрогнула от моего нервного окрика, будто от оплеухи.
– Ты не из этого мира, дорогая. – Теперь её светлые глаза смотрели в центр меня. – Рано или поздно твой родной мир тебя призовёт назад, и ты подчинишься его зову. А Артур… бедный мальчик, он же влюблен. Он столько лет один, его сердце было закрыто, а теперь я вижу, он изменился.
– Но с чего вы взяли, что я уйду?
Болезненно кольнуло в запястье на левой руке, дотронувшись я нащупала маленькую царапинку, неприятно саднившую. Озноб прошёлся по коже моего тела, когда я распознала отметину из кошмарного сна.
– Я знаю, просто знаю, – грустно произнесла Мэрилин.
– Так чего вы хотите от меня? – Я не могла оторвать взгляда от чёртовой царапины на запястье, кожа вокруг неё покраснела и была воспалена. – Чтобы я отказалась от него?
– Нет, этого я не хочу, – торопливо проговорила она. – Ты сама поймёшь, что и как сделать. Но будь осторожна, Лиза. За тобой следует рок, и он не даст тебе быть счастливой, пока ты живёшь по законам чуждого тебе мира.
– Что это значит, сударыня? Вы меня пугаете. – Мне почудилось, что глаза моей собеседницы заволокло серой мглой, и на меня смотрела не старая женщина, а древняя богиня-вещунья.
– Что? – спохватилась Мэрилин, она будто выпала из реальности на короткий отрезок времени. – Нет-нет, прости, дитя, не было у меня умысла пугать тебя. Никакого совершенно.
Она встала из-за стола, растерянная и взъерошенная, чуть покачиваясь прошагала через кухонное пространство и более не сказав ни слова удалилась в свою комнату. Догонять её у меня не было никакого желания.
Я снова вернулась к себе в комнату, мысли одна тягостнее другой метались во мне, я смотрела на левое запястье, и меня вновь накрыло волной паники и желанием убежать и спрятаться далеко-далеко, забиться в уголок и забыть обо всём. Но я прекрасно знала, что теперь я попалась на крючок. На Его крючок.
Мне страшно было думать о смерти, но я не собиралась представлять в Его руках свисавшие окровавленные головы моих друзей. Аннушка, моё маленькое оранжевое солнышко…. Нет, игры закончились. Пора оплатить счета. Если, конечно, сработает то, что давно сидело в моей голове, но от чего я так отчаянно отмахивалась до последнего.
Этот день я решила провести с друзьями, в последний раз. Я не собиралась им рассказывать о своих намерениях, пусть пребывают в неведении. В лучшем случае для них я просто пропаду без вести. А в худшем… они всё равно ничего не узнают.
Я взяла с собой сумку-торбу, уложив предварительно в неё еду из блюда, оставленную Элизой мне. Прихватила я с собой и свитер, в котором прибыла в Камелот. Его связала несколько лет назад мама; насыщенная сине-черная пряжа ни на йоту не растеряла своей плотности и тепла родных рук, не смотря на интенсивность ношения. Всё остальное из нужных вещей уже лежало в торбе, ведь наблюдатель всегда должен быть готов ко всему и везде.
Я не сразу отправилась к Лансу, решила напоследок пройтись по улочкам Камелота, желая успокоиться. Идти к друзьям в нервном состоянии было глупо, они тут же догадались бы, что со мной что-то не так и не отстали бы, пока я всё не рассказала. А я не собираюсь говорить.
Дождя утром так и не было, вопреки предсказанию Ланса. Сухая пыль клубами взвивалась от каждого шага, воздух, не смотря на то, что солнце было укрыто плотной пеленой туч, накалялся и, казалось, вбирал жару ото всюду. Окна большинства домов были распахнуты настежь в надежде заловить любое слабое дуновение ветерка. Этот день обещал Камелоту особенно душный полдень.
Вдоволь насытившись бесконечной сменой поворотов и развилок дорог, а также насмотревшись на горожан и их жилища, я поняла, что мне стало значительно лучше, нервы успокоились, голова прояснилась, я была готова дожить остаток дня, не терзаясь страхами.
К полудню я добрела до избы Ланса, лишь второй день я навещала это местечко, а казалось что все сто два. Как изменчива природа времени и как меняется его поток, когда жить приходится секундой.
Лай и Вой вылетели мне на встречу, они запомнили мой запах и встречали дружелюбно. Но у животных чутьё получше людского, и псы, принюхавшись хорошенько, одновременно зарычали и ощетинились на мою левую руку, вернее на крошечную красную отметину запястья. Но я-то сразу поняла причину! Теперь я была помечена и связана с Ним. А животные отлично знают запах смерти.
За исключением хозяина, в доме были все. Меня напоили чаем и накормили печёными яблоками с корицей. Милая Марго показала мне свой огород, представляя моему вниманию всё, что произрастало на высоких грядках.
– Марго, а как вы оберегаете урожай? – поинтересовалась я, на время забыв о предстоящей ночи. – У вас нет ограды от зайцев, которые с удовольствием полакомились бы вашей капустой и зеленью салата. А собаки? Ведь ничто не мешает резвиться псам и валяться на грядках с луком.
– Ой, Лиза. – Отмахнулась от моих вопросов хозяйка. – Лай и Вой приучены к порядку. То, что они живут не в будке, а под домом и не сидят на цепи, как в старину, ещё не говорит, что они оголтелые разбойники, хотя внешне схожи с бандитами Медрода. Эти ребята и когтем не коснутся травинки на моих грядках.
– Прости, я не хотела в чём-то упрекнуть их или тебя, – поспешно стала я оправдываться. – Просто мне удивительно, как твой огород стоит нетронутым.
– Я так и поняла тебя. – Марго успокаивающе положила руку мне на плечо. – Эти ребятки отпугивают и сторожат мой огород получше любого забора. Зайцы давно не суются сюда, знают, что их здесь встретят две зубастые глотки. Да и другие любители чужих огородов обходят стороной наш дом.
– А медведи? – спросила я. – Медведю нипочем собаки, даже, если псы больше хозяев.
– Наши мальчики отпугнут любого медведя, – с гордостью произнесла Марго, собак не было видно, она смотрела на ту часть дома, где фундамент уходил в землю. – Прошлой зимой к нам пожаловал шатун, прескверного вида я скажу. Так эти молодцы его так облаяли и даже несколько раз куснули, думала, конец ребяткам нашим пришёл, медведь взбесился не на шутку, метался, как одержимый, даже в дом пытался попасть. Но Ланс построил жилище что надо, скажу я тебе. Муженёк вовремя подоспел.
– И что? Он убил медведя? – Я поёжилась, вспомнив, как несколько дней назад сама чудом избежала встречи с зимним бродягой.
– Нет. Зачем убивать бедолагу? – добродушно произнесла женщина. – Он и так пострадал от того, что его сон был нарушен. Ланс поджёг факел, у него есть разные секретные места в лесу, где он закапывает в листве у корней деревьев парочку заготовок, в случае чего. Вот он и откопал один из них. Поджёг, значит, подбежал к шатуну, как раз в тот момент, когда зверь ломился в дом. Ох, и страху мы натерпелись! Но муженёк, не раздумывая, подскочил сзади к безумному медведю и приложился огнём к его шкуре. Как взревел шатун! Как он был страшен, но огня боятся все звери, даже одержимые яростью. В результате медведь убежал и больше не возвращался. Собакам от него прилично досталось, но как видишь, на них всё зажило. С тех самых пор ни один хищник не суётся к нам, – с гордостью подытожила Марго. – Да и мне с сыновьями опасаться нечего и некого, пока у нас в защитниках Ланс и его собаки.
После небольшой работы на грядках, я вернулась в дом, где меня окружили дети, требуя возобновления уроков чтения.
– Ты обещала! – особенно громче всех настаивала Аннушка. – Ты вчера сказала, что сегодня будешь учить. И так долго откладывала.
– Хорошо, хорошо, – согласилась я, взяв в руки книгу, которую мне вручил Пётр. – Сегодня будем искать буквы в словах книги, которые найдём в картинках.
Что тут началось! Наперебой Агата, Павел и Аннушка начали выкрикивать названия всего, на чём заострялось их юное внимание. Пётр сдержанно молчал, а Лавр и Ланс-младший, не зная букв, смущенно пытались внести скромную лепту, больше засматриваясь красочными иллюстрациями.
Через час я устала от шумной компании и чтоб как-то отвлечь детей от книги, а заодно самой отдохнуть, предложила им сделать перерыв и поиграть на улице в салки. Эта идея заразила детвору не меньше, чем урок чтения, особенно воодушевились мальчики. Аннушка меня звала, но я отказалась под предлогом помощи хозяйке домика.
– Замучили тебя дети, – улыбалась Мария, она месила тесто под будущий пирог. – Я удивляюсь твоему терпению, Лиза. Я б намного раньше сдалась и выпроводила их на улицу играть.
– Это так заметно, что я от них отделалась? – устало выдохнула я.
– Ничего страшного, тебе тоже нужно перезарядиться, – подбодрила меня женщина. – Вон, какой галдёж подняли из-за нескольких картинок. А что будет дальше, когда они научатся читать как ты?
– Думаю, – сказала я, – что они также освоят технику молчаливого чтения и не будут так сильно донимать родителей.
– Лиза, – обратилась ко мне Марго, она потрошила свежих зайцев, принесённых мужем утром. – А ты можешь и моих мальчиков обучить чтению? Мы хоть с Лансом и знаем грамоту, но у нас руки не доходят до того, чтоб сидеть и учить. А тебя дети слушаются, мои вон, в рот тебе смотрят и ловят каждое твоё слово. Вчера Ланс-младший мне признался, что больше всего на свете хочет научиться читать, как Лиза и прочесть все книги на свете.
– Но я не совсем учитель, Марго. – Эта внезапная и так не вовремя просьба вызвала внутри меня новую волну растерянности. – Кстати, Артур, обещал познакомить меня со своим соседом-астрономом Карлом. Говорит, человек шибко умный и к тому же хранит все книги, которые Артур находит в землях Уолверта. Думаю, что правильнее тебе отдать мальчиков на обучение к нему. Он больше меня знает и сможет научить Лавра и Ланса-младшего большему, чем я.
Мне не хотелось давать пустых обещаний, но видя, как на лице Марго потускнела улыбка, я подошла к окну и крикнула:
– Лавр, Ланс-младший! Мальчики!
Мальчишки тут же подбежали, их ушки так забавно топорщились в стороны, а любопытство горело в глазах.
– Ребята, у меня к вам такой разговор, – начала я. – У Артура есть один знакомый астроном по имени Карл. У этого человека дома громадная библиотека. А ещё он высматривает звёзды в специальную трубу, где они становятся ближе и их можно лучше разглядеть. Если Карл даст добро, вы согласны стать его учениками? Он может вас научить читать, писать и обучит многому другому.
Я ожидала, что мальчишки либо задумаются, либо откажутся, но этот вариант с астрономом показался мне самым удачным для всех нас.
– Мне нравятся звёзды! – воскликнул Лавр, ямочка на подбородке проступила. – И Луна, и небо ночью.
– И мне, – пропищал его младший брат. – И мне! Мама можно мы будем учиться у Карла? Можно?!
– Ох, Лиза. – Марго была обескуражена таким поворотом дел. – Я даже не знаю, мальчики. Нужно сперва поговорить с самим Карлом. Он стар и одинок. Я не уверена, что ему будет дело до каких-то мальчишек.
– Ну, мам! – настаивал Ланс-младший. – Это же здорово. У него много книг и мы сможем их все читать.
– Да, мама, – поддержал брата Лавр. – Мы сможем узнать больше о звёздах.
– Вот в кого они такие настырные? – Марго смотрела из окна на своих сыновей, притворно хмурясь, но я знала, что они её убедили. – В отца, конечно. В Ланса. Он так же любит настоять на своём. Измором возьмёт, но добьётся своего!
– Ура! Ура! – Довольные мальчишки побежали к остальным детям, до нас донесся возбуждённый мальчишечий говор, несомненно, дети лесного сторожа хвастались друзьям.
– Прости, Марго. – Я еле сдерживалась от смеха, так забавны были мальчики. – Но я хотела как лучше.
– Может ты и права, – отозвалась Марго, она снова вернулась к зайцам. – Мальчикам больше подойдёт степенный муж в летах, наполненный знаниями и терпением. Да я и не подумала, что у тебя самой времени может не быть.
– Если Карл согласится, то мы можем отдать ему на обучение всех детей, – добавила я к сказанному. – Девочкам тоже будет интересно приобщиться к астрономии. Я поговорю с Артуром.
Мария молча раскатывала тесто толстым блином, она казалась спокойной и увлечённой. Я подсела к ней, как бывало раньше, мне не хватало её бодрого голоса и милой улыбки.
– Фирменный с яблоками? – спросила я у подруги и ткнула кончиком пальца в мягкий край сдобного теста.
– Не только, – ответила она, голос её звучал беззаботно, но я уловила в нём нечто не присущее обычному настроению Марии, тревогу или грусть. – Народу нынче много, мы решили с Марго сделать три открытых пирога. Один с зайчатиной, начинка уже почти готова. Второй с яблоками и смородиной, а третий будет со щавелем и ревенем. Ты не против такого пирога, Лиза?
– Конечно, нет, дорогая моя! Как я могу быть против любого кулинарного шедевра, который творят твои волшебные руки! – Я отщипнула кусочек теста, не устояв от соблазна, и тут же кинула его в рот. Тесто таяло на языке, на вкус оно было чуть солоновато, но я обожала именно такой баланс соли и сахара в тесте. – Как всегда, безупречно.
– Ты как моя Агата, – моя подруга улыбнулась и оторвала себе кусок сырой сдобы. – Она тоже таскает тесто, когда меня нет поблизости. Думает, что я этого не замечаю. Хотя я тоже не прочь полакомиться. И что делает тесто таким вкусным? Иногда сырым оно мне больше нравится, чем запечённым.
– В этом своя особая магия, Мари. Дай ещё кусочек.
– Держи, теста взошло достаточно, а это излишек. Только Агате не говори, а то в другой раз она не отстанет от меня.
Её взгляд не горел, как прежде теми огоньками радуги, что встречали меня в Лоне, я только сегодня поймала себя на мысли, что мы с ней толком не общались с момента, как встретились. Прошли сутки, а казалось, что месяц.
– Мари, как ты? – тихонько спросила я.
– Да всё нормально, Лиза. – Она смотрела мне в глаза, но та прежняя Мария потерялась, её место заняла усталая и потерянная женщина. Только сейчас я это разглядела.
– Как ты это всё перенесла, Мари? Я же вижу, что ни черта не нормально.
Она отвернулась к окну, её дыхание задрожало, я чувствовала почти физически, как она боролась с накатившей грустью.
– Первую ночь я ревела, заткнув рот шарфом. – Мария совладала с собой. Всё еще глядя в окно, она говорила тихо, чтобы никто кроме меня не слышал. – Мне не верилось, что мы всё бросили и ушли. Нет, я ни разу не думала, что это ошибка. Твои слова лишь подтвердили правильность решения. Но там остались, чёрт подери, лучшие десять лет моей жизни! Дом, где родились Агата и Павел, где у нас было всё, о чем можно было мечтать. Я так надеялась, что состарюсь и умру в этом доме, Лиза! Так надеялась! Хуже того, знать, что он единственный стоит там среди погорельцев-домов. Это ещё хуже и гаже знать, что он цел и невредим. Всё равно, что живого человека бросить одного в пустыне. Если бы он сгорел, как и остальные дома, то я была бы спокойна. Это было бы равносильно похоронам. Я бы знала, что всё кончено и быть уже не может. Но зная, чёрт возьми, что мой дом цел, во мне рождается масса гнева и ярости на бессилие и мне стыдно. Да, Лиза, стыдно, что я сама своими руками не сожгла свой дом. Не упокоила его душу, бросив, как скотину неразумную в пустоту. У каждого дома есть душа, у каждого! И мой дом стоит там один, а мы здесь…
– Прости, дорогая. – Я взяла её пухлые ладони, выбеленные мукой, в свои руки. – Если бы я только знала, то доделала то, что хотела ты. Но я не знала, да и не смогла бы. Этот дом дорог мне так же, как и тебе, хоть я была его гостьей всего ничего. К тому же я думала, что вы вернётесь…
– Нет, Лиза! – Слезы всё-таки одержали верх над ней, и несколько влажных крупиц сорвалось с уголков глаз. – Мы не вернёмся. Это невозможно. Теперь наш дом – Камелот. Теперь у нас новая жизнь. Новый этап. Будем обустраиваться здесь. Лона больше нет, но он будет жить с нами и в нас до конца наших дней.
Больше мы не возвращались к этой теме, для Марии было больно думать и вспоминать о прежнем доме, он был ещё свежей кровоточившей раной, и ей нужно было немало времени, чтобы затянуться. Когда пироги были наполнены начинками и по очереди стали перекочевывать на огонь, напряжение нашего разговора рассеялось само собой, а моя подруга повеселела, хоть глаза ещё хранили тени печали по вчерашнему прошлому.
У меня оставалась парочка нерешённых дел, которые необходимо было успеть уладить. Поэтому, когда с пирогами было покончено, я вышла из домика лесного сторожа и пошла в сторону огородика Марго, где ожидала найти детей.
Агату я обнаружила сразу. Она притаилась за пышным кустом жасмина, очевидно, участвуя в прятках. Чтобы не портить игру и случайно не выдать юную участницу, я пригнулась и практически на корточках стала подбираться к притаившейся девочке. Агата, заметив меня, стала подавать мне знаки, чтобы я не приближалась и не раскрывала её тайное убежище. Но я проигнорировала протесты и тихонько проскользнула к ней под навес щедрых, клонившихся до земли ветвей.
Девочка вопросительно смотрела мне в глаза, не решаясь нарушить тишину, она всё еще была участницей таинства детской игры, которую не собиралась проигрывать.
– Я быстро, – успокоила я её, почти беззвучно прошептав. – Обещай мне, что не бросишь наши занятия, чтобы не произошло. Недалеко отсюда есть озеро, которое местные зовут Безымянной. Ходи туда, но только так, чтобы никто тебя не видел. Это хорошее место для тебя. Воду не пей и не купайся, иначе забудешь себя и меня.
– Почему ты мне это сейчас говоришь? – Она мигом позабыла об игре, её голос звенел среди зелени жасмина. – Что-то случилось? Ты уходишь?
– Ухожу, Агата. Прости, мне придётся уйти, – призналась я.
– Надолго? Когда ты уйдёшь? – Её глазки моментально заблестели от проступившей влаги.
– Сегодня ночью, – Мои слова поразили девочку. – Никому не говори, прошу, не испорть вечер остальным. Это необходимо ради всех нас – всё, что тебе нужно знать. Ты поняла меня? Будешь ходить к Безымянной и практиковать то, о чём я тебе рассказывала?
– Но почему сейчас, когда мы только встретились? – Негодование и страх перемешивались в её юном голосе с отчаянием. – Почему? Ты мне обещала столько всего рассказать и показать! Не уходи!
– Я бы очень хотела, но в данный момент другого варианта нет. Ты меня поняла, Агата? Обещаешь мне не бросать наши уроки?
– Обещаю… – Она всё-таки расплакалась, но не бурно, а тихо, без всхлипываний. – Ты не вернёшься. Я знаю.
– Такого я не говорила.
– О таком никогда не говорят взрослые, – произнесла она. – О таком никто не говорит.
– Ерунда, – усмехнулась я, но получилось это слишком нервно. – Если не сказал «прощай», то это не прощание навсегда.
– Ты сама-то в это веришь? – Я вздрогнула от её недетского тяжелого взгляда. На меня смотрела не десятилетняя девочка, а зрелая, выжженная испытаниями женщина.
– Я хочу в это верить, Агата. И ты верь.
– Я буду ходить туда. И я не брошу. – Наваждение прошло также внезапно, как возникло, на меня вновь смотрел ребёнок. – Но не потому, что верю в тебя. А потому что верю в себя. Я больше не хочу жить в страхе, как раньше.
– Вот и замечательно. – Я вылезла из-под куста. – Теперь ты, пожалуй, единственный наблюдатель Уолверта. Всё в твоих руках.
Как тяжело наваливать на плечики хрупкой девочки такую ответственность, зная, что она ещё толком ничего не умеет и не знает, понимая, что она беззащитна и без тебя станет легчайшей добычей любого зла по эту или другую сторону времени. Как дерьмово я себя чувствовала, уходя прочь от куста жасмина, оставляя в его тени ребёнка, детство которого закончилось после моего приговора. Но так нужно. Я не успела дать ей многого, но хотя бы я сберегу её жизнь.
С Аннушкой я пообщалась чуть позже. Нарезвившись, дети вернулись домой, вернее, девочки возвратились, мальчишки предпочли продлить игры за огородом Марго до наступления темноты.
Я подозвала Анну, она с радостью уселась рядышком, кудряшки её рыжих волос пружинили и подлетали в стороны, она просто не могла усидеть спокойно на одном месте и вертелась, как егоза.
– Мы будем читать книжку? А я скоро научусь читать, так же быстро, как и ты? А нужно позвать мальчиков? Я хочу быть такой же умной, как ты, Лиза.
Фонтан вопросов и энтузиазма – вот, кто мой Одуванчик.
– Будешь, обязательно, дорогая моя, – ответила я. – Никого звать не нужно. Я хотела поговорить только с тобой.
– Только со мной? Это важно! – Даже она почувствовала, что надвигается нечто неприятное. Золотистые бровки нахмурились, зелёные глазки стали серьёзными, она замерла.
– Аннушка, я хочу, чтобы Феликс пожил с тобой какое-то время, – начала я, девочка напряглась ещё сильнее. – Я говорила тебе, что он со мной разговаривает, правда, очень тихо. Его никто не слышит, кроме меня. Феликс мне проболтался, что хочет пожить с тобой.
– Но разве он не будет скучать по тебе? – удивилась Анна.
– Думаю, что не будет, если ты будешь с ним разговаривать каждый день, чистить его домик и кормить сочной капустой и огурчиком. Ты согласна?
– Да! Ещё бы! Я буду заботиться о Феликсе, – с радостью согласилась она, но задумчивость вновь вернулось на её веснушчатое личико. – Но почему ты отдаёшь его мне? Разве сама не будешь скучать без него?
– Буду, но он сам попросил меня, – лгала я с нелёгким сердцем. – А когда друзья просят, их нужно слушать. А если ему понравится, то он останется с тобой навсегда. Ты знаешь, сколько живут улитки при хорошем уходе? Двадцать лет!
– Ого! Так много? – Глазки Аннушки округлились от удивления.
– Да, так много. Будешь заботиться о нём, и тогда он проживет с тобой двадцать лет. Неплохо, верно?
– А что, если он не захочет так долго жить со мной? – раздумывала малышка. – Если захочет вернуться к тебе?
– А ты заботься так, чтобы не захотел, – улыбнулась я её детским сомнениям.
Я взяла в руку съёжившегося от моего прикосновения Феликса, и положила его на ладонь. Улитка вытянула свои рогульки и медленно поползла меж пальцев.
– Прощай, дружище, – прошептала я Феликсу, кончиками пальцев другой руки я провела по улиточному домику, запоминая его шероховатую спираль. Мой друг, будто услышав меня, повернул свою крохотную голову к моему лицу и вытянул свои рогули, словно желая дотронуться до меня. – Так будет лучше. Твоё путешествие закончено. Надеюсь, что ты ещё долго проживёшь. Вспоминай обо мне, если, конечно, у улиток есть память.
Я легонько поцеловала его в голову, он тут же сжался. И улитки не любят прощаний.
Вечер наступил быстрее, чем я того ожидала. Солнце так и не показалось за весь день, его притуплённый свет дожил до конца срока и немедленно угас, без заката и сочных сумерек. Остался лишь горький, пыльный вкус духоты, пропитавшей воздух, дождя не было, а тучи будто издевались свысока над людьми и прочим живым миром, дразня с небес своими жирными, налитыми влагой, свинцовыми телесами.
Мужчины вернулись с началом темноты, последним, как и полагалось, в дом вошёл хозяин после дневного обхода. Что-то накатило на меня, и я спросила его:
– Ланс, скажи, вот ты следишь за лесом по эту сторону Камелота, а твой брат по ту, но кто из вас сторожит покой ночью? Кто в тёмное время суток бродит среди деревьев? Ведь часто именно в ночи неприятель и враг нападают на спящее жилище в надежде на неожиданность.
– Хороший вопрос, сударыня, – ответил хозяин. Мой вопрос не озадачил и не застал его врасплох. – Это секретная информация и не каждому она предназначается.
Ланс взглянул на Артура, тот коротко кивнул, после чего разговор продолжился.
– У нас с Лиром есть старшие сёстры, тройняшки – Лея, Лика и Лана. Они с рождения неразлучны и живут вместе. Также есть у них одна общая болезнь – непереносимость дневного света. Их глаза слабы, а кожа страдает от ультрафиолета, покрываясь волдырями, как при ожогах, если они выходят в дневное время суток на улицу. Жить в городе по этим причинам они не могут, большинство людей безграмотны и суеверны, считают тройняшек монстрами, хотя это добрейшие души. Единственная польза, которую могут приносить мои сёстры – это бродить ночами в лесных окрестностях Камелота и следить.
– А где живут твои сёстры, Ланс? – Я была заинтригована новыми подробностями жизни лесных обитателей.
– Далеко отсюда, в паре часов от моего дома, – пояснил Ланс. – Раз в месяц мы собираемся с Лиром и навещаем сестёр, приносим им еды, одежды. С нами ходят и наши семьи. Лавр и Ланс-младший обожают тётушек, а также и то, что наши встречи проходят ночами, днём мы не рискуем приходить таким скопом народа. Сёстры живут в довольно скромном домике, поэтому столы накрываются на улице.
– Наверное, это необычно сидеть за столом ночью под открытым небом в окружении самых близких людей, да ещё в лесу, – сказала я, представив себе подобную картину.
– Это необычно для остальных, для нас же, привычно и приятно каждый раз приходя, обнаруживать сестёр во здравии, – спокойно заметил лесной сторож. – Но когда в лесу неспокойно, есть тайный знак меж нами. Тройной стук в окно. Если Лея, Лана или Лика постучат в окно ночью мне или Лиру, то мы будем знать, что беда пришла в спящий лес. Тогда мы оповестим стражу Камелота.
– Подобное уже случалось? – поинтересовался Константин, он был увлечён темой беседы не меньше меня.
– Было пару раз, – произнёс Ланс. – В первый раз в лес пришёл пожар, во второй – бедовые люди. Сёстры вовремя нас оповестили, и обе беды были вовремя остановлены.