Битва братств. Сообщество авторов

ВЕЛИКИЙ ХРАНИТЕЛЬ
ЛЯНА ПОЛОНОВА

Звучит скрипучий голос старого морин хуура. Он надрывен и печален. В каждом его звучании слышна тоска о древних временах. Какую историю ты хочешь мне вновь рассказать?

* * *

Среди гор жил однажды смелый народ. Он не знал ни страха, ни тревог, ведь охраняла его великая гора. Народ с почитанием и уважением относился к своему хранителю и каждый год, проходя через его пик, они поклонялись ему. Они любили его не только за силу и мощь, но и за то, что делился своей красотой.

С острого пика открывался захватывающий вид на владения хранителя. На чистом небесном море плыли пушистые облака. Его каменистые и обширные земли украшала зелёная трава, с виду казавшейся мягкой. Но больше всего радовало озеро в форме сердца, что было расположено под крутым склоном. Именно сюда приходил тот чудесный народ, пройдя сложный пик, чтобы отдать частичку своей любви хранителю.

Но однажды случилось несчастье…

* * *

– Бабусэнгэ! Бабусэнгэ! – кричала круглолицая женщина лет сорока пяти, бегая у подножья горы.

– Эжи, я тут, – выбежал малец с перемазанным лицом.

– Где ты был!? Я тебя везде обыскалась! – кричала женщина, дав мальцу увесистый подзатыльник. – И почему ты чумазый? Да еще в такой важный для нас день!

– Эжи, простите меня, – с раскаяньем в голосе произнёс мальчик, опустив низко голову. – Я… Увидел бабочку и побежал за ней… А потом споткнулся и упал. Там ещё грязь была. А мне было жарко. Я хотел вытереть лицо.

– Ну что с тобой делать? Беги быстро в юрту и мой лицо. В день благодарения мы все должны быть чистыми. И постарайся у спеть к восхождению. – произнесла женщина, потрепав сына по макушке.

– Да, эжи, – улыбнулся мальчик, почувствовав материнскую ласку.

И вскоре он убежал туда, где стояли немногочисленные юрты.

Солнце стояло высоко над горами.

– Пора начинать восхождение. – прозвучал голос вождя небольшого племени.

– Но мой мальчик… Его всё еще нет, – взволновано проговорила женщина.

– Дашима, мы не можем ждать, – ответил ей вождь.

– Но…

– Мне жаль. Но если так уготовано судьбой, то пусть так и будет. Но на следующее поклонение он должен присутствовать и покаяться перед хранителем. А сейчас оставь ему знак, чтобы он не шёл к озеру сердца. Опасно одному проходить через пик.

– Да…

С тяжёлым сердцем Дашима обвязывала лоскуток белой ткани на ветке дерева. Обвязанный лоскуток был знаком для тех, кто отставал в начале восхождения, что бы потом он не смел идти один. Ведь путь к священному озеру было сложно пройти в одиночку.

Сколько таких было смельчаков? И где они теперь они? В землях хранителя. Дашима очень наделась на то, чтобы сын не пошёл вслед за ней, а убежал обратно в юрту и там будет её дожидаться.

* * *

– Эжи! Я помылся! – запыхавшись, проговорил мальчик, прибегая на место сбора.

Какого же было его удивление, когда он никого не обнаружил.

– Неужели они без меня пошли? – раздосадовано проговорил мальчик.

Но вот он заметил тропинку, что была началом восхождения.

«Я сам до них дойду!» – решительно подумал мальчик, направляясь к тропинке, не замечая колыхания лоскутка, что был обвязан на ветке дерева.

* * *

Он устал. Сил идти дальше не было ни каких. Да и серые тучи заполонили собой голубое небо, грозясь вот-вот разреветься. Сильный ветер был в лицо. И сбивал с пути. Но мальчик упорно поднимался, стараясь делать это как можно аккуратнее, чтобы не упасть. И вот, несмотря ни на что он взобрался на этот пик. Но не это он хотел увидеть… Совсем не это…

Мама всегда ему рассказывала, что озеро сердца чище слезы, но сейчас оно таким не выглядело. Он было красным. Кроваво-красным.

Среди людей, от которых остались лишь кости, носилась жёлтая, большая, трёхголовая собака. Этот прекрасный день благодарения для людей, стал кровавым пиром для неё. Она с вожделением вгрызалась в человеческую плоть, блаженствуя от вкуса крови в своей пасти.

Мальчик долго смотрел на всё то, что происходило у подножья пика. Он не мог издать ни звука, ни пошевелить телом. Он вообще ничего не мог. Страх… Он сковал всё его тело нерушимыми оковами.

И вот она обратила на него свой взор. Она почувствовала это дивный и прекрасный аромат свежего мяса, что исходил от мальчика. Не спешно она направлялась к нему. Она снова была на охоте, после которой её должен ждать вкусный пир.

В это момент звук оглушающего грома привёл мальчика в чувство. «Бежать! Надо бежать!» – билось в его голове. И он мчался со всех ног подальше от этого места. Но собака его догоняла.

Он задыхался. Он споткнулся и упал. Сильная боль пронзила висок. А дальше только темнота.

* * *

В тот день хранитель плакал. Его горе было безутешным. Его дети… Они все стали угощением для бешенной собаки Гуниг.

Но выжить один сумел. Мальчик по имени Бабусэнгэ. Каким чудом ему удалось избежать злой участи судьбы никому не известно.

Как только он открыл глаза, того мальчика больше не существовало.

Он поклялся отомстить за смерть своего народа. За смерть родной матери. Кем бы ни была эта жёлтая собака – он уничтожит её.

Хранитель услышал его мысли. И как ни кто другой понимал его чувства. Он понимал тот жгучий огонь в мальчишеском сердце. Но ему нужна будет помощь.

В холодном чреве своём создал хранитель наставника, для этого мальчика. Пусть свершится месть за погибших детей и родителей.

* * *

Сколько лет прошло. Не известно. Но тот мальчик вырос в юношу, что был силен не только телом, но и духом. Его глаза сверкали холодной сталью. Но в душе пылал пожар, который не потухнет до тех пор, пока тот демон жив.

Сквозь годы тренировок и пройденных множество путей он смог отыскать логово того зверя.

– Гуниг! – юноша к демону вызвал. – Сразись со мной!

– С тобой? Смешно. Я съем тебя и глазом не моргнув.– ответил зверь ему, лишь усмехнувшись.

– Меня зовут Бабусэнгэ, и ты падешь от рук моих!

– Бабусэнгэ говоришь… Ну что ж просмотрим, подходит тебе это имя или нет.

И вот в смертельно танце кружат и зверь и человек. Один удар. За ним другой. Кровь и боль. Но страха нет. Одни полны отчаянной решимость. Другие же озорством полны. Одно ранение. За ним другое. Кто же будет любимцем судьбы? Не известно. Выбор лишь только за ней.

Но выбор сделан был ею. Бабубсэнгэ, что значит храбрый лев.

И пал шакал. И месть свершилось. Но вот душа пустая. Куда идти? К чему стремиться?

И он услышал глас хранителя своего: «Ты исполнил волю мою. За это я буду всегда тебе благодарен. Иди туда, где конец владений моих и найдешь там судьбу свою. Я даю тебе свое благословение. Но просьба одна. Возроди свой прекрасный народ. И пусть они не будет жить на этих землях, но я останусь их хранителем навсегда».

* * *

И вот отзвучал морин хуур. Спасибо тебе, мой старинный друг за прекрасный рассказ.

БЛЕСК СТАЛИ
ДАРЬЯ САВЁЛОВА

Ночь. Притаилась степь уральская. Ни травинка, ни листик не колыхнется. Духмяный воздух, дюжа грудь распирает. Близок, поди, Емельян. Сталь обжигает вены, аж выть хочется. Не видать ему крепости нашей родимой. Не для него, жены наши хлеб пекли и сарафаны утюжили. Синий кафтан, черный сыромятный ремень, шаровары, да баранья шапка, это мой друг Игнат Баринов с обхода идет, да заунывную протягивает. Любит этот черноокий девичьи слезные песни распевать. А голос у него, будто Уя с Уралом встретились, да волновой бой затеяли. Сердце сжалось от настигшей тоски.

– Слышь, Игнат, довольно душу бередить!

– Зашумела дубравушка зеленая, застонала дороженька широкая, повезли моего милого…

– Игнат! – метнул я нагайкой по низкой траве.

– Эх, Глеб Михайлович, нет в вас молодецкой удали, нет в вас березового сока с кислинкой…

– Нету? Поди, посиди со мной рядышком, поглядим на туманец молочный. Когда еще выдастся пора такая.

Вздохнул бурлак, сдвинул шапку на чернявые брови, да заскрипела роса под сапогами.

***

Тихо. Майские звезды, ярче обычного полыхают. Словно под иглой моей матушки, россыпь появляется. В груди защемило. До чего же она искусной рукодельницей была. Что ни день, то маки на подушке распускаются краше прежних полевых цветов.

– О чем молчишь батька? А?

– Тссс… слышишь? – Игнат навострил уши и сжался, цепляясь за рукоять изогнутой шашки. – Добрались-таки, окаянные…

Разлетелся вой по степи уснувшей. Воспряли казаки и собрались

гурьбой в глубине лагеря.

– Емельян Иванович пожаловал. Здорово ночевали, но пора и честь знать!

Атаман Григорий Петрович, улегал на правую ногу, но ловко оседлал коня и оглядел Лаву. Разомкнулся строй в одну шеренгу, а маяк (резерв), до нужного часа приберег. Изумился Игнат багрянцевым огням в степной глуши. Ранний он совсем, не видывал сражений, подумал про себя Глеб.

– Эй, Игнат? Когда лава в бою – ковыль перед ней ложился на двенадцать аршин впереди. Так что не пужайся!

Выплюнул я соломинку сладко-горькую, да потер усы, пеплом посыпанные.

– Легко вам батька речь молвить, а только от мамкиной юбки отпрянул.

Хлопнул тяжелой ладошкой сынка своего, да улыбнулся:

– Гляди на меня, да шашку повыше держи.

Ловко Григорий Петрович сотней командовал. Все приемы, да маневры в голове держал. Вот, поднял он шашку вертикально и легонечко покрутил – готовимся к бою. Зашуршала листва, засудачили птицы, войско разнолюдное показалось вдали. Мягкое движение и мгновенное прикладывание к ноге – двигаемся на противника. Разлилось рассветное зарево, да ринулись в атаку казаки.

***

Свист, хлест, взмах, не сносить захватчикам головы. Пугачевское войско отступило в вечерний час. Скрыла седая степь их в своих объятиях. Надолго ли? Рвет и мечет, подкошенный картечью Емельян Иванович. Не преступна крепость, как пучина речная. Не лыком шиты казаки уральские.

***

Тишина. Немало полегло в ближнем в бою. Тяжело стонет Игнат, лежа на окропленной кровью земле.

– Пусть, Глеб Михайлович меня отпустит. Пусть напутственное слово кажет.

– Тише, Игнат, тише. Вон он идет, потерпи миленький.

Снял шапку атаман, склонился на одно колено и коснулся лба Игната.

– Ты, верно, сражался Игнат Назарович. Не отступил, не сложил шашки. Ты изрядно потрудился, теперь хорошенько помолись. И не страшись смерти, не страшись.

Сомкнул Игнат веки, истошно выдохнул и, сжав мою руку, испустил дух.

– Отправлю его тело в станицу. Пусть родня по всем традициям проводит в путь.

Григорий Петрович согласно кивнул, и я подозвал Гордея, что земляком Игната назывался.

– Унеси Игната. Да, про коня его не забудь. Участь у того печальная, идти за хозяином с буркой на загривке.

– Как скажете, Глеб Михайлович… Эх, Игнат-Игнат…

Соломенные кудри Гордея развивались на майском ветерке. Прощай друг мой, прощай ясно солнышко…

***

Изнова ночь пришла. Ажеж только верхоконный в красном одеянии по небу мчался. Евонный след, еще на горизонте маячил и глаза слепил. Где? Привиделось? Али как? Не почудилось… подбираются позорники к лагерю. Очухался Емельян, да за старое взялся.

К утру, как не старались штурм отбить, полегли в степи. Оскалился захватчик, ворвался в крепость, махая своими саблями, да рогатками. Капитана с женой, священника, поручика, и в довесок немало число казачьих иначие казнили. Разнесся вопль по округе. Забурлили березовые кроны далече, да смолкли вовеки.

***

Хорошо в нашей станице летом. Тихо. Соловьи горлышко пряной росой промочили, да дивно крушинятся на ветках. Давненько я их не слыхивал. С той поры, как с земли уральской воротился.

– Ой, да не вечер, да не вечер.

Мне малым-мало спалось.

Мне малым-мало спалось,

Ой, да во сне привиделось.

Мне малым-мало спалось,

Ой, да во сне привиделось…

– Зоя Дмитриевна, не тереби душеньку. Дай, на закат муренький насмотреться!

– Глеб Михайлович, вам бы обыкнуться пора, почунеть.

– Не торопи, обвыкнусь. Родной дух, любые раны лечит.

– …Мне во сне привиделось,

Будто конь мой вороной,

Разыгрался, расплясался,

Ой, разрезвился подо мной.

Ой, разыгрался, расплясался,

Ой, разрезвился подо мной…

Гарно спевала моя жинка, вот только, не мог я от мыслей отделаться о походах и злость унять. Не мог… Игнат, Григорий Петрович, Гордей… трава-мурова покрыла их курганами. Будь проклят Емельян и сапухой усыпан. А я внуков дождусь, да стану этим тюлешатам рассказывать, как в Верховьях Урала, бок о бок с удалыми казаками бился, как сверкали наши шашки в ночной тиши, какие заунывно девичьи песни спевал Игнат…

– Ой, да не вечер, да не вечер…

Мне малым-мало спалось,

Мне малым-мало спалось,

Ой, да во сне привиделось

И В ОГОНЬ И В ВОДУ
АЛЕНА МЕДВЕДЕВА

Жила-была Мышка в очень глубокой норе, которая находилась на вершине зелёного холма среди густого леса. Это было самое лучшее место в лесу. Тут всегда была сочная травка, тёплое солнце. Недалеко под дубом протекал небольшой ручей с ключевой водой.

Однажды Мышка решила пойти на поляну за земляникой. В этом лесу все очень любили ароматные ягодки. Был даже сделан праздник по сбору самых самых первых. Как только показались первые лучики солнца, Мышка выбралась из своей норки и, прихватив с собой маленькую плетеную корзиночку, отправилась в путь. По дороге она встретила олениху, которая постоянно вытаскивала маленького олененка из зарослей колючего терновника, а потом долго его ругала за то, что он далеко убегает от неё и попадает в неприятности. Мимо пронеслась огромная кабаниха, за которой караваном следовали полосатые кабанчики, весело похрюкивая. Все торопились на летний праздник. Вскоре и Мышка добралась до солнечной полянки. Зверей тут уже было очень много. И свободного места почти не было. Но ей все-таки удалось прошмыгнуть между копытами лося и набрать половину корзинки.

Вдруг чёрная и страшная тень быстро пронеслась по поляне и распугала всех лесных жителей. Мышка тоже бросила свою корзинку и побежала прочь. Но когтистая лапа Орла ухватила её и стремительно взмыла вверх. Сердце Мышки от страха забилось ещё быстрее. Качающаяся картинка леса оставалась где-то далеко внизу, а вместе с ним и любимая нора.

Солнце поднялось уже довольно высоко, когда Орёл приземлился к своему гнезду. Там были двое маленьких, сереньких птенца, которые жадно открывали свои клювики. Когтистая лапа разжалась, и Мышка упала прямо между ними. Взмахнув огромными крыльями, Орёл молниеносно взмыл в голубое небо и улетел. Птенцы сразу громко запищали и прижались к Мышке.

– Тихо, тихо, маленькие, – запричитала Мышка. – Ваша мама… или папа скоро прилетят.

Птенцы тут же притихли и заснули, а Мышка стала думать, как ей отсюда выбраться. Ведь ужином Орла она не хотела стать. Гостья аккуратно вылезла из-под спящих малышей и подошла к краю гнезда. Высота была внушительная. На трясущихся лапках она переползла через край гнезда и сильно прижалась к ветке дуба. Маленькими шажочками она начала перебираться к стволу. Но вдруг замерла. Две пары кошачьих глаз пристально смотрели на неё. Рыжая плутовка с кисточками на ушах демонстративно облизывалась и стала медленно приближаться к ней. Мышка от испуга забыла про свои страхи и ринулась обратно в гнездо. Спрятавшись под листочками, она стала наблюдать за хищницей, которая нашла себе новый ужин в виде маленьких птенцов.

Кошачий нос начал интенсивно принюхиваться к едва оперившимся птичкам, а влажный розовый язык с аппетитом облизнул одного из них. Потом другого. Внезапно послышался громкий рык и Рысь начала вертеть головой из стороны в сторону, пытаясь сбросить со своей морды Мышку, которая замертво вцепилась зубами в её нос. Не удержав равновесие, хищница соскользнула вниз. Но ухватиться за ветку ей все-таки удалось. Тряхнув посильнее головой, она скинула с себя Мышку и снова ринулась к гнезду. Но и Мышка не растерялась. Она быстро перелезла с ветки на ветку и побежала к гнезду. В этот момент Рысь одного птенца уже схватила за горло и потащила к краю гнезда. Мышка, собрав все свои силы, бросилась на помощь. Плавными движениями маленького тельца она приблизилась к полосатой кошке и снова вцепилась в ее наглую морду. Птенец выпал из пасти и громко защебетал. Внезапно по гнезду пролетела огромная тень Орла. Рысь в очередной раз издала истошный рык и, цепляясь за попадающиеся ветки, начала падать вниз. В отличие от неё, Мышке удалось ухватиться за тоненькую ветку, торчащую из гнезда. Но мысль о том, что теперь она точно станет ужином Орла, её совсем не радовала. Маленькие лапки отпустили веточку и грызун стремительно полетел вниз. Но вскоре Мышка почувствовала, как огромные когти подхватили ее и снова подняли наверх. Орёл присел на край гнезда, аккуратно отпустил Мышку и промолвил:

– Эта Рысь не в первый раз нападает на птенцов. Раньше Орлица защищала гнездо. Но в последней схватке она погибла. И пока я летаю за едой, птенцы остаются одни. Спасибо тебе за то, что помогла. Не отдала их на растерзание. Поэтому желай! Желай чего хочешь! Я все сделаю! – Хочу обратно домой, в свою норку, – жалобно пропищала Мышка. – Тогда держись крепче, – крикнул Орёл и взмыл в голубое небо.

КАК ВАНЕЧКА ЖЕНУ ИСКАЛ
НАДЕЖДА ВОРОБЬЁВА

В некотором царстве, в тридевятом государстве, жил-был Ванечка-дурачок. И силён он был, и ликом пригож, и в технике разбирался как никто, а таблицу умножения так и не выучил, и «Анну Каренину» не прочитал.

Работал наш Ванечка в сервисе по ремонту магических средств передвижения: мётел, ступ, ковров-самолетов и, новомодных, электровеников.

Однажды, в дождливый осенний день, когда все остальные работники сервиса уже и по домам разошлись (да кого нелегкая может принести в нелетную погоду в сервис?!!), зашла к Ванечке девица-краса. Мокрая да смурная. И говорит Ванечке:

– Веник почини, орясина!

А Ванечка аж рот разинул – ну до чего девица собой хороша! Статная да пригожая. Куда гостью усадить, чем потчевать? Растерялся наш дурачок. А девица не унимается:

– Ты что, дебил? Веник почини, говорю! Значит так, вот тебе веник, вот тебе три червонца, завтра приду.

Развернулась на каблучках, да и была такова. Сидит Ванечка, пригорюнился. Ах, какая девка красная, идёт – как лебедь белая плывет,

очами сверкает – как молния яриться.

Не заметил наш дурачок, как к нему филин ручной прилетел. На плечо сел, глазами горит, да речи мудреные ведет:

– Друг мой, Ванечка, что не весел сидишь, что головушку повесил?

– Здравствуй, Филя, друг мой пернатый. Встретил я девицу-красавицу, а слова ей сказать не посмел – заробел. Не жить мне без неё, век вековать.

Подсоби, слово верное скажи, как мне её женой своей назвать?

Да и рассказал всё, как было. Задумался филин.

– А сходи-ка ты, Ванечка, к сестре моей названной. Она уж тебе поможет. Да смотри, не пугайся, не разнеси там всё!

Дал Филя адресок заветный да и был таков.

День уж к вечеру, закрыл Ванечка сервис да со всех ног по адреску-то и побежал. Час бежит, второй бежит – всё ни как добежать не может. Все лужи собрал, до нитки вымок. Наконец, на третий прибежал, смотрит, а по адресочку-то избушка стоит трехэтажная, коттеджик, значит. Злая собака его охраняет, волкодавом прозывается. Подумал наш герой, подумал и решил: «Я же не волк, что мне собачка милая сделать может?» и смело во двор шагнул.

А собачка-то та волков сроду не видывала, а вот на людей её хорошо натаскали. Как прыгнет, как пасть свою откроет, да Ванечка не лыком шит был, схватил собачку за челюсти, держит и приговаривает:

– Милая собаченька, пропусти меня, пожалуйста, к хозяйке твоей я иду. Нету злого умысла в сердце моём.

Собачка не слушается, слюной всё капает, да рычит. Хорошо бабушка рядом случилась, отогнала собаченьку, помогла Ванечке встать, да и говорит:

– Здравствуй, добрый молодец, дело пытаешь аль от дела лытаешь? Хто это тебе адресок мой сподобился присоветовать?!

И так грозно говорит, что собаченька сама в конуру хвостом вперед вползла. Вспомнил Ванечка, что Филя сказал и не стал бояться:

– Милая бабулечка, Ванечкой меня кличут, дурачком, а адрес мне филин дал, сказал горю моему помочь ты можешь.

И рассказал сызнова всё про беду свою. Бабулечка усмехнулась, костяную ногу почесала, бородавку на носу подергала:

– Стара я стала с добрыми молодцами обчаться, да у меня внучка есть.

Она и поможет. ВЕРОНИКА!

Как закричала бабулечка, так деревья пригнулись, кусты с корнями повырывались да и сами в кучку сложились, а уж сколько листиков сдуло!

Вышла из сарая девушка, чумазая, да босая. Одёжка рваная, да не девичья.

– Тут я, милая бабушка, – сказала она дивным голоском хрустальным и в пояс родственнице поклонилась.

А Ванечка аж обомлел, чумазая, а глаза, словно яхонты горят, щеки красные, волосы длинные, коса до пояса. Её умыть, да в платья шелковые приодеть – королевишна будет.

Бухнулся Ванюша наш на колени да слово молвит:

– Девица-красавица, не нужна мне та ведьма злая, хоть она и ликом пригожа, да одета по-царски. Выходи за меня замуж. Я – парень работящий, да добрый, ни кому тебя в обиду не дам.

– Разглядел, значит, – захихикала бабулечка, – да сможешь ли ты мужем быть хорошим? Я кому попало внучку свою не отдам. То, что ты сильный я видела, пёсика нашего легко удержал, а насколько ты умён? Сам себя дурачком назвал. Давай-кось, я тебе загадки загадывать буду, отгадаешь -отдам тебе Веронику, не отгадаешь, восвояси уйдешь. Да никогда больше нас не увидишь!

Задумался Ванечка, да махнул рукой, мол, согласен. Где наша не пропадала!

– Ну, слушай, добрый молодец. Вот тебе первая загадка: ни в огне не горит, ни в воде не тонет.

– Это знаю, обрадовался Ванечка, – лёд.

– Да, – удивилась бабулечка, – это лёд. Ну, слушай вторую загадку: четыре братца под одним шатром стоят.

Не стал Ванечка торопиться, задумался, вдруг да ошибется где:

– Стол это ж.

Вероника на Ванечку искоса поглядывает, улыбается. А вот теперь бабулечка задумалась. Песик и тот, из будки вылез.

– Ладно, сложную загадку тебе загадаю: голова на ножке, в голове горошки, солнце жжет его макушку, хочет сделать погремушку.

– Так, мак это! – сразу изрек Ванечка. Стоит, радуется, не зря в школе загадки учил. Говорил учитель, что вся мудрость в них сокрыта. Смотри-ка пригодились!

Стоит бабулечка, рот разинула, да на внучку оглядывается:

– По сердцу мне этот добрый молодец. Да и не дурачок он вовсе. Пойду за него замуж, – молвила Вероника.

Сговорились они через год свадебку сыграть.

А электровеник Ванюша починил и завтра же мегере злой отдал.

Сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок.