Элли

XVII

По календарю осень уже наступила, но традиционно начало осени в наших краях отмечали на месяц позже остальных. Циферки на календаре это одно, а деревенская жизнь проходит в своём ритме.

Тут и там, словно седина в бороде, в траве начали появляться желтые травинки, а в идеальную зелень деревьев закрались алые и оранжевые пятнышки. Световой день все уменьшался, а ветер становился холоднее и холоднее.

Пол провел поистине колоссальную дипломатическую работу и не только уговорил Сенгу ехать с нами, но и пришел к ней домой в гости с Элли, официально они даже не были в ссоре, но напряжение между девушками оставалось.

Теперь девчонок больше всего волновал вопрос что одеть на праздник. У Сенги было традиционное шотландское платье для исполнения народных танцев, и она решила идти в нем. Элли не хотела отставать от подруги, но из подходящего случаю у неё была только неклассическая укороченная юбка. Как правило, когда одна из подруг решает прийти на праздник в таком же наряде, что и вторая, то это становится настоящей трагедией. Однако, это не касается платьев традиционных, здесь это совершенно естественно, хотя дополнять платья одинаковыми застёжками было бы уже странно.

Сондра предложила дочери своё платье, Элли оно было чуть свободно в талии, и её мама была чуть повыше ростом, поэтому рукава и низ юбки были длинноваты, а заниматься переделкой Элли было неохота. Пересматривая старый семейный фотоальбом, я обратил внимание на фотографии тёти и дяди сделанные на деревенском празднике много лет назад – моя тетя была невысокого роста и в молодости фигура у неё была совсем как у Элли. Тогда я созвонился с ней и поинтересовался, живо ли ещё то самое платье. Тётю очень обрадовал мой интерес и она ответила что мечтает на рождество увидеть мою девушку в этом платье.

Подходя к старому черному сундуку я испытывал трепет, будто ищу сокровища, а не старое платье. На удивление, оно сохранилось превосходно. Элли его примерила, и моё сердце на минуту замерло от восхищения. В повседневной жизни со своим стилем в одежде, с многочисленными татуировками на руках и ногах я, конечно, не выглядел как крестьянин девятнадцатого века и поэтому со стороны, наверное, мало кто мог предположить насколько меня восхищают красивые девушки в народных костюмах.

Белая длинная блуза, словно морская пена легла на её светлую кожу, настолько невесомой и воздушной казалась ткань. Какая мелочь – старое платье оказалось ей впору, но это наполнило её глаза искренним счастливым блеском, она закружилась передо мной в импровизированном танце, пышные рукава сужались на её хрупких запястьях, отчего её руки с тонкими пальцами казались ещё изящнее, тень от кружевного волана ложилась на ладонь, и неизведанная магия женского платья так и притягивала мои губы прикоснуться к этой нежной ручке. Самый обычный воротник без украшений приковал мой взгляд тем как он лег на острые, чуть выпирающие ключицы. Из-под длинной юбки из тартана приглушенного фиолетового цвета стеснительно выглядывали острые носы черных туфелек. С плеч спадал не заколотый плед арисайд, свисающий чуть ниже колен, сделанный из такого же тартана что и юбка.

– Не очень смешно я в нём смотрюсь? – спросила Элли, когда перестала кружиться и остановилась, поправляя растрепавшиеся волосы.

– Ты смотришься великолепно! Сшито будто по твоим меркам, ты похожа на гостью из другой эпохи! Пороюсь ещё в сундуке, может найду фибулу для арисайда.

Кроме фибулы мне удалось найти узкий ремешок с бронзовой пряжкой и накладками. Конечно, он не был традиционным элементом крестьянской одежды, скорее весь костюм был романтичной интерпретацией женского наряда с картин XVIII-XIX веков. После первой мировой войны и промышленной революции сам народный костюм начал осмысляться абсолютно иначе, и в то время как одни женщины отходили от народного в сторону универсального, другие, наоборот, обращались к древним временам, одеваясь на праздники в платья знатных шотландских дам. И с начала нашего века поменялось само отношение к костюму, сейчас никого уже не удивить вольными интерпретациями. Когда Элли застегнула ремешок поверх пышной юбки, её талия стала казаться ещё более тонкой, такой фигуре могли бы позавидовать знатные дамы далеких времен, которые истязали себя жесткими тугими корсетами.

– Я немного похожу в нём по дому, чтобы привыкнуть, – сказала Элли и, придерживая кончиками пальцев длинную юбку, поднялась по лестнице наверх. Вот она – девушка, сошедшая со страниц шотландских писателей-романтиков, только стереотипная знатная девушка поднялась бы на верхний этаж усадьбы, чтобы почитать роман в мерцании свечей, а Элли по дороге в комнату заскочила в кладовую, где в свете изредка мигающей лампы она стучала пестиком, разбивая в пыль сушеные травы и смешивала соки растений. Про столь необычное хобби я конечно не рассказывал своим родителям и тёте, в идеале надо будет попросить Элли временно свернуть свою лабораторию, когда мои родственники соберутся здесь на рождество и, конечно, захотят познакомиться с ней.

Пока Элли подбирала наверху сережки и бусы или подвеску к платью, я подготовил заранее свой праздничный костюм – в честь выхода в свет я достал килт из тартана местности, который из-за неудачной стирки сильно потемнел и теперь стал тёмно-синим, черную сорочку и черный шерстяной пиджак и, следуя логике, остановил свой выбор на белом галстуке. Мне очень хотелось поснимать на камеру, поэтому с огромным трудом мне удалось поместить один фотоаппарат в поясную сумку спорран, а чехол со вторым фотоаппаратом я пристегнул на пояс. Сам я был фотолюбителем и камеры у меня были так же любительские: два компактных фотоаппарата, один из которых был снабжен широкоугольным объективом.

Накануне праздника мы легли спать пораньше, хотя особой бодрости сон нам не принес, так как пришлось вставать ещё до рассвета, для того чтобы успеть к самому началу фестиваля. Пока я готовил кофе, сонная Элли одевала платье и наносила скромный макияж – немного подвела глаза карандашом и нанесла тушь для ресниц. Больше всего была удивлена моя кошка Эдит, которая не могла понять почему я встал ночью, чтобы насыпать ей корма с запасом сразу на целый день.

Мы быстро перекусили несколькими бутербродами и, допив кофе, побежали на улицу, где нас уже ждал автомобиль Пола – старый подержанный Jaguar цвета слоновой кости. На заднем сидении сидела Сенга, одетая в платье наподобие того что было на Элли только перевязь из тартана была из красноватого родового тартана. Элли села на заднее сидение рядом с подругой и они даже ради приличия обменяли поцелуями в щеку, хотя отсутствие энтузиазма легко можно было объяснить тем, что нам всем пришлось подняться с постелей ночью когда вся деревня ещё спала.

На самом деле мы могли бы поспать на час дольше. В этом честно признался Пол, как только мы тронулись с места. Но мы сами поручили ему организацию нашей поездки, поэтому для большей аутентичности праздника он решил что нужно посетить утреннее богослужение по дороге на фестиваль.

Наш путь проходил через непроглядную тьму, короткий отрезок дороги перед автомобилем освещал желтоватый свет фар. Смотреть на блестящий серый асфальт было скучно и я отвернулся к окну, где мой взгляд могла развлечь только темнота, я мог бы ещё поспать в дороге, но сон не шел, поэтому я повернул голову в сторону и наблюдал как свет фар изредка выхватывал из темноты яркие поздние цветы, растущие у дороги и темные камни, покрытые росой.

Наконец, с моей пассажирской стороны над горизонтом, за далекими холмами, появились первые солнечные лучи. Ослепительными прямыми линиями, как яркие нити проходили они через одноцветную ткань ночного тартана. Встречные автомобили были настолько редкими что проезжая некоторые участки дороги, где не портили вид стоящие вдоль неё телеграфные столбы и электронные вышки, можно было легко представить что мы попали в совершенно иное время, когда фестивали были не экзотикой, а естественной потребностью.

Желтый солнечный диск вступил в свои права, рассеянный свет лег на поверхность земли и можно было выключить фары. По обе стороны дороги лежали линии холмов и горных хребтов, абсолютно древние и практически неизменные, лишь зимой они меняли облик раньше всех, укрываясь белым пледом. Куда ни посмотри на линии горизонта вздымались эти синевато-серые гиганты, среди которых века назад возводили неприступные крепости. Многих крепостей уже давно нет, и ветер развеял последние песчинки их каменной кладки, но эти скалы, словно крепости, до сих пор скрывают за своими стенами девственное озеро или домик отшельника.

Мимо проплывали разноцветные поля. Одни были покрыты сочной зеленью, на них с рассветом фермеры выводили своих коров и овец, изредка на этих полях резвились лошади – черноглазые своенравные звери со времен древних кельтов остаются здесь нашими любимицами. Две тысячи лет назад они считались священными животными, позже их статус сильно пострадал, но они остались любимицами святого Михаила. И я сразу вспомнил какой сегодня день, ещё век назад в Шотландии в этот день проводили церемонии, которые должны были оберегать скот, в особенности лошадей от болезней. Интересно, бывают ли в этот день случаи одалживания коней как в стародавние времена? Веке в девятнадцатом было естественно украсть лошадь, чтобы отправиться на ней верхом в паломничество по святым местам, коих в округе хватало – от часовен до переименованных языческих алтарей, чьё происхождение было переписано в народном сознании. А по окончании короткого паломничества было принято возвращать лошадь хозяину. Меня радует что эти животные не до конца потеряли свой статус священных, один местный фермер, например, совместно со знакомыми врачами организовал небольшой центр, где проводят иппотерапию, которая, как говорят, помогает людям с травмами спины и детям с заболеваниями нервной системы. На мой взгляд, мы живем в страшные времена, когда мы разучились ценить окружающих. Мы не знаем за что ценить людей, а что уж говорить о животных! И мне кажется, это замечательно что вокруг лошадей до сих пор остается, пусть и тусклый, но всё-таки магический ореол.

Вдоль ограды бегал черный конь, чуть отдалившийся от своих собратьев. Он просто играл сам с собой, периодически подпрыгивая и бегая туда и обратно. Я попросил Пола на минутку остановить машину и, не выходя из авто, открыл окно и наполовину высунулся с фотоаппаратом. Конь подбежал чуть ближе к ограде, встряхнул головой, откидывая густую гриву, постоянно спадающую на один глаз. Одновременно с ним я поправил челку, заслонившую мне оптический видоискатель. Конь замер и пристально смотрел на нас, раздался тихий щелчок затвора, конь вновь встряхнул головой и стремительно понесся к своим друзьям, которые паслись неподалеку. Девушки на заднем сидении всю дорогу ехали, не проронив ни слова, но один вид лошадей, кажется, привел их в восторг и ещё несколько минут они с восхищением обсуждали красоту и грацию этих животных.

За полями, где паслись редкие овцы и кони, следовали дикие пустынные поля, не огороженные ни каменным забором, ни проволокой. На протяжении столетий они не принадлежали никому, кроме диких цветов, которые каждый год сплетали на этих полях бархатистые ковры из ярко-желтых и фиолетовых лепестков. Сейчас период цветения закончился, и редкие не осыпавшиеся цветы продолжали нести свой караул, уже не царствуя над всем полем, но образуя тонкую фиолетовую паутинку поверх увядающей зелени.

На другие же поля, огороженные от дороги формальными заборами, вышли фермеры собрать урожай. Сегодня для этой цели поистине идеальный день. Интересно, есть ли ещё девушки которые в этот день собирают морковь, чтобы вечером вручить в подарок любимому с лучшими пожеланиями? Но фермеров на полях было не так уж и много, большинство уже собрали весь урожай.

Мы провели в дороге всего полчаса, Пол вел очень аккуратно, не спеша. На самом деле он не особо любил сидеть за рулем, и раньше, если наша компания куда-то собиралась, то все садились в машину Томаса, который, наоборот, любил прокатиться с ветерком. Кроме того, мы двигались очень медленно из-за тумана, стелящегося по дороге. Путь был не очень дальний, но после нескольких часов сна дорога сильно утомила нас. Мы свернули на обочину, неподалеку от одиноко растущих диких яблонь, чтобы подышать воздухом, размять ноги и заодно полакомиться поздними зелеными яблоками. Девушки достали из машины флягу с водой, чтобы намыть несколько яблок, а Пол стоял опираясь на капот и оглядывался по сторонам. Слева от нас росли редкие деревья, но если двигаться от дороги в сторону невысоких холмов, то они попадались всё чаще, на вершине холма расположилась маленькая сосновая роща, а на другой стороне, за зеленым полем, начинались невысокие скалы. На этой обнаженной черной породе, наоборот, не росло ничего кроме мха. У подножия скалы стоял одинокий белый домик с соломенной крышей и маленькими окнами, наверно настоящий крестьянский заповедник.

Пол всё смотрел вверх и изредка вытягивал ладонь вперед, подозревая тучи в заговоре против праздника.

– Ты только посмотри, как низко висят тучи, – сказал он, – дождевые. Как бы они нам фестиваль не испортили!

– Я внутренним чутьём ощущаю что не испортят, будут висеть, но ливня не будет, – ответил я, внимательно изучая небо.

В своей черноте эти тяжелые, угрожающе нависшие тучи стремились своим цветом копировать ночное беззвездное небо. Хотели бы эти гиганты обрушиться на нас проливным дождем, наверно они уже сделали бы это до рассвета. Солнце ещё не до конца поднялось над линией горизонта, только оно показалось из-за холма, как тут же было накрыто почти непроницаемой тучей. Но стоит ему подняться повыше и засиять ближе к полудню в полную силу, мы увидим что тучи не состоят из тяжелого свинца, в них множество брешей, сквозь которые пробиваются тонкие солнечные лучи, сияющие ещё ярче, разливаясь множествами бликов в растворенной в воздухе влаге. В такие моменты мягкий свет, отражаясь от влажного воздуха, будто заполняет всё пространство и гигантские облака не мешают солнцу посылать на землю свою благодать. На это волшебство солнечных лучей я обратил внимание благодаря увлечению фотографией – какую бы я не выбирал светочувствительность на фотографиях, сделанных под чистым голубым небом всегда были недостатки, что-то пересвечено, а что-то затемнено. А самые удачные снимки, с идеальным балансом цвета и теней, были сделаны именно в пасмурную погоду, когда свет плавно рассеивается, не ослепляя, а давая намек о своём присутствии, выглядывая, словно горящий глаз из-за туч цвета Воданова плаща. Именно любительская фотография приучила мои глаза по-особому смотреть на пасмурную погоду и ловить всю красоту этого неба.

Несмотря на остановку, Пол идеально рассчитал время и мы прибыли к церкви с небольшим запасом незадолго до открытия, чтобы еще успеть сделать кружок по городу. В этом месте я был не впервые, но Пол просветил меня что в этом округе находится больше всего католических церквей, о чем я даже не знал. Сейчас уже в церквях не празднуют 29 сентября, но перед праздником Пол обязательно хотел для порядка посетить церковь и его выбор остановился на одной из самых старых в округе, на соборе имени святого Андрея. Замечательный представитель викторианской готики, с высокими окнами и стремящимися к небу декоративным башенками. Примечательно, что фасад собора менял свой цвет в зависимости от освещения от серого с желтым до белоснежного, на этом светлом фоне сильно выделялись крест на крыше, шпили башенок и каменные декоративные украшения, позеленевшие и потемневшие от времени.

Пол припарковался рядом с собором, мы вышли из машины и открыли двери девушкам. Мой взгляд привлекли высеченные из камня белые лица, украшавшие основания оконных арок. Сначала мне показалось что это одни и те же повторяющиеся два лица – мужское и женское, но, приглядевшись получше, я обнаружил что у каждого лика не только своя прическа, у мужчин разные бороды, даже выражение лиц неповторимы.

– Ну как, – отвлек меня от разглядывания готических окон Пол, – пойдешь с нами?

– Нет, вы идите, я тут подожду, может парочку снимков сделаю.

Пол и Сенга ничуть не смутились поим ответом и направились в сторону соборных ступеней, Элли ненадолго задержалась и переспросила о моём решении.

– Может, сходишь с нами? Я вот за компанию с Полом иду на богослужение, Сенгу это тоже не смущает, хотя мы обе к церкви холодны, так может и ты с нами?

– Прости, милая, мне неохота. Пол не обидится.

– Ты столько говоришь о возрождении традиций, а ведь эти церкви тоже часть традиции, как бы тебе не хотелось это признавать, – сказала она.

– Не соглашусь. Секрет в народе, который включает церковь в свою традицию, и сознание народа тут на первом месте. Мне симпатичен Иоанн Павел II с его консервативными взглядами, хотя я в эфтаназии ничего плохого не вижу. А если следующий Папа будет либералом, то вся защита традиций может рухнуть одним махом. Может появиться новая трактовка библии, новый Лютер, и что тогда? Опять попытаются запретить празднование майского дня? Или, вообще, начнут венчать…

– Господи! – тихо перебила меня Элли, – как у тебя получается быть занудой в такие моменты? – сказано это было без строгости и с улыбкой на лице. Она поцеловала меня в щеку и поспешила догнать Сенгу и Пола на ступенях собора.

Оставшись в гордом одиночестве, я решил провести время с пользой и сделать несколько снимков собора. Времени у меня было предостаточно, на улицах почти не было людей, и я свободно разгуливал по тротуару, периодически заглядывая в видоискатель камеры. Жаль на фото будет невозможно разглядеть белоснежных чаек, дремавших на шпилях башенок. Зато растущее у входа в собор невысокое дерево с раздвоенным стволом выглядело невероятно живым, несмотря на то, что к концу сентября почти все листья облетели с его ветвей. Один ствол устремился вверх, к небу, а второй, что был ближе к входу в собор, будто склонился чтобы его ветви нависали над дверью. Медленно покачиваясь, тонкие ветви будто приветствовали и провожали прихожан.

Когда мы вновь двинулись в путь, вид за окнами авто кардинально изменился. Поля и холмы практически исчезли, оставшись вдалеке, и теперь мы проезжали бесчисленное количество прибрежных городков с двух- и трехэтажными домами, среди которых изредка прорастали прозрачные стеклянные гиганты. А затем мы ненадолго выехали на главное шоссе, рядом с нами двигались легковые автомобили, чьи владельцы спешили из маленьких городков на работу в Эдинбург, свирепо рыча проезжали фуры, словно кровяные тельца, не знающие сна и отдыха перемещаются они из отдаленных городов и портов в столицу и обратно.

Но не успело шоссе нам наскучить, как мы свернули и вновь двинулись по объездным дорогам, через сельскую местность, пока не достигли заветной цели. В этих краях река Форт расширяется, впадая в Северное море, где в голубых водах приютились несколько островов, включая знаменитый Инчколм.

Праздник решено было провести на берегу залива в довольно уединенном местечке. Неподалеку за нашими спинами белели стены деревенских домов. А перед нашими глазами раскинулось просторное поле, поросшее короткой травой, по которому петляли узкие тропинки, ведущие к пляжу с черным песком, сплошь усеянному серыми валунами, которые время от времени смещались приливами и отливами. Вот ты стоишь на валуне, словно на постаменте, и смотришь вдаль, а на следующий год приезжаешь на тот же пляж, а этого валуна уже нет, он покоится на дне моря. Гигантские серые глыбы, лежащие чуть выше приливной линии, приютили на своих спинах поселения желтых лишайников, которые беззаботно подставляют свои лепестки влажному морскому воздуху и солнцу, которое дает им их цвет, переходящий из желтовато-серого в медовый.

Море было на редкость спокойным, несмотря на свой угрожающий стальной цвет и таинственную непрозрачность. Волны не спеша поглаживали пляж, оставляя на черном песке белоснежную пену.

Мы прибыли одними из первых, на поле нас встретили белые палатки, вокруг которых суетились участники, спешившие закончить последние приготовления. Из палатки в палатку бегали музыканты и актеры – им предстояло ещё раз проверить музыкальное оборудование, укрытое тентом от дождя, а актерам оставалось окончательно перевоплотиться: скинуть ветровку со старинного костюма, сменить кроссовки на сапоги и одеть на лицо маску.

Пол увидел знакомое лицо и решил представить нас своему другу.

– Познакомьтесь, это Финли, – сказал он, представляя нам высокого гладковыбритого мужчину, которому на вид было не больше сорока лет, его черные волосы были зачесаны назад, открывая высокий лоб, выражение голубых глаз было необыкновенно внимательным, а открытая улыбка сразу располагала к себе. – помните, как вы ходили со мной в церковь на органные концерты? Так вот, эту прекрасную музыку исполняет он! И он же с женой один из организаторов праздника.

– Да, кажется я видел вас в задних рядах, – веселым голосом произнес Финли, – но мы с вами не знакомы лично до сих пор. Вы посещаете другую церковь?

– Не совсем, – ответил Пол, – это мои друзья, о которых я тебе рассказывал. Это Сорли, и он тоже скорбит о смерти Божьего Сына, только он чтит не распятого Бога, а Бога Повешенных, – и далее он представил девушек.

– Не, главное что ребята хорошие, – сказал он Полу, немного смутившись от того что начал знакомство с обсуждении веры и продолжил, – вы останетесь до конца?

– Думаю да, – Пол посмотрел на нас, как бы спрашивая взглядом все ли с ним согласны, – да, думаем до самого конца остаться.

– Это замечательно! – ответил Финли, – у нас много чего интересного будет. Я уверен что вам понравится, – обращался он уже больше ко мне, Элли и Сенге, – мы решили поставить несколько мини-представлений, о которых уже наверно век никто не вспоминал, но мы откопали описание в старых книгах, не удивлюсь если эти пьесы играли ещё до прибытия на остров Святого Ниниана. Кстати, если что заходите погреться в наш шатер в желто-красную полоску. Зрители потихоньку собираются, скоро начнем, так что советую занять на поляне места получше.

Мы последовали совету и встали в первых рядах вокруг выделенного на поле прямоугольного участка. Люди всё прибывали, в основном это были жители Эдинбурга и ближайших поселений, многие участники мероприятия привезли своих друзей и родственников. Также организаторы заблаговременно распечатали множество флаеров, которые распространили по гостиницам, это заинтересовало довольно много туристов и кое-где в толпе можно было услышать речь на незнакомых языках.

Первым выступал хор местной церкви, которая относилась к Церкви Шотландии. Голоса зрителей затихли когда по полю разнеслись мелодичные звуки гимнов в честь святого Михаила, распеваемые под звук электрооргана, шум ветра сглаживал синтетическое звучание, растворяя в себе электронные отзвуки.

После приветствия церковного началась программа развлекательная. В течении всего дня на поляне периодически выступали разные фольклорные ансамбли. Как я уже говорил, в мероприятии принимали участие абсолютно разные люди и разные команды. Были тут музыканты и в строгих костюмах, и в обычных свитерах и ветровках, но были и гости из иных эпох: в костюмах странствующих музыкантов века XVIII, некоторые были облачены в средневековые цветные костюмы – девушки в пышных платьях всех цветов радуги с широкими рукавами и юбками, юноши в ярких камзолах с кинжалами на поясе и в ярких беретах, подчеркнуто небрежно сдвинутых на одну сторону.

Но больше всего меня впечатлил квартет, игравший на кельтских арфах, два юноши и две девушки, одетые в белые шерстяные туники и накидки, наподобие тех, что рисовали художники прошлых веков, когда представляли как могли бы выглядеть друиды. Коллектив запомнился мне не только своими нарядами, но также своим настроением. Обычно все музыканты выходили на поляну с широкими улыбками, махали зрителям руками, но эта группа выплыла к зрителям, будто погруженная в свои мысли, у всех четверых за улыбкой скрывалась некая печаль. Кажется, эта грусть была необходима для выступления.

Музыканты сели полукругом. Если их наряды были практически одинаковыми, за исключением того что на девушках были тонкие позолоченные диадемы и на талиях узкие пояски с бронзовыми накладками, то их инструменты были ничуть не похожи друг на друга – светлое необработанное дерево, дерево пропитанное светлой морилкой и покрытое матовым лаком, черное лакированное дерево и темно-медовое дерево, расписанное синими и золотыми красками.

Зрители затаили дыхание и пальцы музыкантов ударили по струнам. Волшебные звуки разнеслись вокруг, не оставляя никого равнодушным: кому-то было просто интересно послушать что-то необычное, а у других, как и у меня, каждая нота отзывалась абсолютно осязаемым сокращением сердечной мышцы. Высокие ноты находили путь в потаенные уголки души, против воли заставляя глаза слезиться. Я чуть отвернулся, чтобы вытереть сбежавшую из правого глаза слезу, делая вид что поправляю упавшую на глаза челку и мой взгляд упал на плечистого черноволосого бородача, который одной рукой обнимал жену, а другой дочь-подростка, и он совершенно не стеснялся капель что стекали по щекам и запутывались в черной бороде.

Ряд печальных композиций сменили более веселые, под которые некоторые зрители смогли даже потанцевать. Но даже в быстрых веселых мелодиях слышались скрытые нотки грусти. Гиральд Камбрийский восемьсот лет назад описывая культуру Ирландии, упомянул арфистов славящихся своим мастерством, и прибавил что подражавшие ирландцам шотландцы не просто копировали манеру игры западных соседей, но даже превзошли их. И, слыша эту музыку, мне охотно верилось в это.

Тем временем Элли и Сенга, с утра лишь изредка обменивавшиеся короткими репликами, уже держались за руки и, когда по мнению Сенги заиграла наиболее подходящая для танца мелодия, она начала учить Элли замысловатым средневековым па. Тогда я отметил про себя что пусть Элли, никогда не занимавшаяся танцами, немного путается в сложных движениях, но в своей природной грации она ничуть не уступает Сенге.

Настоящая кельтская алхимия – музыканты заставляли звучать струны из стали и меди словно серебро. Только в алхимических текстах лабораторные манипуляции занимали месяцы и недели, сейчас же волшебство творилось за доли секунды. Одной рукой музыкант касался сразу нескольких струн, пробуждая нежный звон, а второй рукой гасил струны которых коснулся до этого чтобы дать новорожденным нотам расцвети в полную силу без помех. К концу выступления печаль начала отходить и я просто наслаждался чарующей музыкой. Музыкантов провожали долгими аплодисментами и было видно что их лица заметно повеселели, похоже, восторг зрителей прогнал их сомнения типа «а нужна ли кому-то реконструкция древней музыки?».

Пока готовились следующие музыканты, мы решили обойти весь фестиваль и заодно подкрепиться. В честь праздника местный пекарь изготовил традиционные хлеба щедро усыпанные маком – струаны. Кухня на фестивале тоже оказалась уникальной, почти в каждой палатке, в которой продавали еду и напитки, висели перетянутые красной нитью пучки моркови, также было представлено множество интересных блюд, вроде различных сладостей и выпечки с морковью, и даже морковный эль, от которого Полу пришлось отказаться по причине того что сегодня он был нашим персональным водителем, но он уверил нас что свежий морковный сок по вкусу уж точно ничем не уступает элю. После скромного перекуса из хлеба и сладкого оранжевого эля можно было вернуться к празднику.

Увы, мы пропустили начало костюмированного представления, суть которого сводилась к битве Михаила с драконом. Дракон представлял из себя огромную маску из картона, выкрашенную в зеленый цвет, которую нес один человек, за ним шли ещё двое, которые несли на себе туловище дракона, сшитое из ткани, оно наполовину скрывало их тела и оставались видны только ноги. Дракону противостоял короткостриженый юноша, сидевший на спине серого в яблоках коня. Должен отметить что костюмы вышли на славу – маска дракона с вытянутой мордой и небольшими ушами была прекрасно проработана, тени на ноздрях, складки поверх носа, глаза выкрасили желтой краской, прорисовав внутри прямые змеиные зрачки. На юноше была одета белоснежная туника поверх которой была броня из тонкой отполированной стали, а в руке он держал деревянный меч, покрытый сверху автомобильной краской «серебристый металлик».

– Ты посмотри-ка, – сказал мне Пол, – а костюм-то неплох, даже не картон, обклеенный фольгой.

– Да, похоже панцирь из боковушки от старого холодильника вырезали, – ответил я, – но смотрится прилично.

Рыцарь поднял над головой меч и громким уверенным голосом продекламировал стих. Этот гимн как и тексты половины сегодняшних выступлений были не аутентичными, а сочинены совсем недавно по мотивам известных отрывков и догадок о том, как проводился этот праздник раньше. Возможно, кто-то из фольклористов не одобрит додумывания в реконструкции праздников, но по-моему в этом и прелесть подобных фестивалей, когда после сбора урожая фермер занимается изготовлением сказочного костюма, чтобы повеселить соседей на празднике, а перед сном, вместо просмотра новостей, сидит в тишине и пишет стихи.

Победу одержало войско Михаила,

И был повержен страшный искуситель.

И души спасены из адского горнила.

Архангел славься, и наш Бог-Спаситель!

После он замахнулся мечом и ударил им дракона чуть ниже головы, плотная зеленая ткань прогнулась под ударом меча, создавая иллюзию без труда разрезаемой плоти. Почувствовав натяжение ткани, актер несший голову встал на носки и издал страшный рык, а затем театрально подогнул колени и рухнул на землю, его примеру последовали его товарищи, несшие хвост.

– Давайте покатаемся на лошадках! – предложила Элли. Загон с лошадьми установили подальше от музыкантов и колонок, чтобы животные не пугались и спокойно паслись на лугу, периодически катая детей и взрослых. Зная специфику фестиваля, организаторы достали несколько дамских седел, в которых можно было без труда сидеть в длинном пышном платье. Несмотря на нелюбовь Элли фотографироваться, Полу удалось удачно заснять нас с ней верхом на лошадях. До сих пор любуюсь этой фотографией – белые кони неторопливо несут нас вперед, мы с Элли переглядываемся, на её лице сияет улыбка, рыжие волосы, которые Сенга заплела ей в косы, лежат на плечах поверх накидки и привычная челка не закрывает один её глаз.