Tasuta

Элли

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Через минуту странствия по коридору, проходя мимо полукруглых дверей из светлого дерева, со множеством кованных украшений, не повторяющихся между собой, мы остановились у одной двери. В руке короля оказался большой ключ и, провернув его в замочной скважине, он беззвучно отворил дверь и мы все вошли в комнату.

– Соэрли, я решил, что наряды будут тебе не так интересны как это, – сказал король, – а наши храмы, окруженные садами, тебе видеть ещё рано. Ещё у нас есть мастерские где мы как и тысячелетия назад, работаем ради выявления в материи скрытых форм.

Оглянувшись, я увидел огромную круглую комнату с высоким потолком. Круглые стены были украшены яркими гобеленами и раскрашенными бумажными картами, а в центре множество тяжелых книжных шкафов составляли причудливые прямоугольные фигуры.

– Уверен, что такой красоты ты ещё никогда не видел, – он подозвал меня к одному из шкафов и по очереди стал доставать с полок книги, но не выпускал их из своих рук, а листал так, чтобы я мог внимательно разглядеть страницы. Вчитываться в текст было практически бесполезно, из тех книг, что мне показали, ни одна не была написана латиницей. Я узнал лишь несколько слов в книге, написанной рунами, но читать огамическое письмо я не умел, и уж тем более, не мог разобрать алфавиты и шрифты которые я видел впервые, где буквы казались скорее силуэтами веточек и листочков. Зато я внимательно всматривался в иллюстрации, не уступающие рисункам и узорам из Келлской книги, только в этих книгах герои не стояли в молитвенных позах, а сражались с чудовищами, возделывали сады или производили неведомые мне магические операции.

– Здесь хранится вся летопись нашего народа, – с гордостью сказал король, – она не столь необходима нам, как ваши летописи важны для вас. Мы прекрасно помним что было тысячелетия назад, и передаем это в песнях своим детям. Эти книги составлены скорее из любви к письму и рисункам. Но и человеческих хроник у нас здесь хватает.

Мой взгляд блуждал между нижними ярусами шкафов, где лежали рунические и огамические камни, и между раскрытыми страницами книги.

– И вы можете читать на этих почти забытых языках? – нерешительно спросил я.

– Мы знаем все языки, на которых когда-либо говорили на этом острове, – с гордостью ответил король, – Мы не поленились выучить и ваш современный язык, который не в обиду сказать довольно скуден, а древние языки, неизвестные даже вашим ученым, мы продолжаем хранить в неизменном виде.

– И вы даже знаете пиктский язык? – с волнением спросил я, задаваясь вопросом над которым бились лингвисты нашей страны в попытках расшифровать этот язык и понять откуда он родом, – а к какой языковой группе он относится?

– Для вас он относится к группе мёртвых языков! – ответил король и рассмеялся, смех его звучал очень низко, но был лишен злобных нот и был довольно заразительным, только растерянность и смущение помешали мне засмеяться вместе с ним.

Тем временем мои глаза продолжали разбегаться между книгами и руническими камнями и испещренными древними письменами посохами.

– Невероятно, – сказал я, – целые книги написанные рунами, вот бы такую редкость обнаружить на земле, сколько бы тайн древности было бы раскрыто!

– Сомневаюсь, – король покачал головой и строгим голосом продолжил, – ваши ученые, попади им в руки такая книга с древними преданиями, расшифровали бы её и узнали бы несколько новых слов, поняли происхождение и изменение слов с древних времен. Но для чего бы они использовали это знание? Они бы обличали и высмеивали древние предания, считая их сказками, не понимая где реальность, а где символ. Критиковали бы нравы и знания древних королей и жрецов. Многие ваши ученые занимаются разгадкой древних тайн и говорят что очарованы древностью лишь потому, что читая «сказки» о магах и драконах, они считают себя умнее ученых мужей древности. Нет-нет, этим книгам лучше оставаться внизу. Будь у нас сегодня больше времени я, может, и позволил бы тебе кое-что переписать для личного изучения. Но нас уже наверно заждались.

Мы вернулись в зал, где музыка играла чуть приглушенно и танцы приостановились, а все собравшиеся были больше увлечены разговорами друг с другом. С возвращением короля музыка вновь заиграла громче и танцующие вновь пустились в пляс.

– Садитесь рядом со мной, – сказал король, – раньше мы часто гостей приглашали, но сейчас времена другие, и гости из вашего мира у нас редкость.

Меня усадили в кресло по правую руку от короля и тут же две служанки ввели в зал Элли. Её переодели в белое длинное платье. Платье было чуть ниже колен и я увидел что её осенние сапожки заменили на сандалии из мягкой светлой кожи, светлые ленты обвивали тонкую ножку. Легкая ткань при каждом движении будто разлеталась в стороны, словно сдуваемые ветром пушинки одуванчика, но шелк не разлетался, растворяясь в воздухе, а словно маятник возвращался обратно, ложась на светлую кожу идеально очерчивая юную фигуру. Тонкий поясок подчеркивал нежную хрупкость талии. На плечах крепились маленькие круглые золотые застёжки. Верх платья был довольно свободный и шелковые складки трепетали при каждом вздохе, выдавая как взволнованно вздымается маленькая крепкая грудь.

Сейчас её саму можно было без труда принять за эльфийку, только ассиметричные глаза отличали её от окружающих девушек. Она сидела по левую руку от короля, между нами постоянно носился эльфийский ребёнок, он залезал к Элли на колени, но не мог усидеть долго на одном месте, убегал ко мне и внимательно меня разглядывал.

– А что это за тартан? – спросил он меня, дергая за край камуфляжной куртки. И только тут я понял что, в отличии от Элли, остался одетым в свою одежду.

Сидевшие рядом эльфы любезно интересовались у меня всякими мелочами касающимися нынешних новостей в мире смертных. Эта непринужденность поразила меня до глубины души. Особый интерес у них вызвали новости, касающиеся прекращения стройки на месте холма.

Девушки обслуживали меня на равных со своими бессмертными собратьями, тонкие силуэты проворно мелькали между сидевшими за столами, разливая по бокалам сладкое вино и поднося всё новые блюда. Я не знал за какое блюдо мне взяться и скромно брал по одному фрукту, но вдруг передо мной поставили необычное блюдо, напоминавшее хаггис со сладким фаршем. Вкус начинки был ни на что не похож, и я даже не мог догадаться что за ингредиенты были использованы, сам же фарш был завернут в шары из больших красных листьев с фиолетовым отливом.

– Нравятся гобелены? – спросил король, заметив что я постоянно вращаю головой, изучая яркие украшения стен. Особенно меня привлек экземпляр, висевший за моей спиной. На нем была изображена сцена охоты на дракона – изумрудный змееподобный дракон находился в левом углу полотна, ему навстречу на серых конях скакали вооруженные мечами светловолосые мужчины в ярких одеждах и зеленых плащах, рядом с лошадьми, высунув розовые языки, бежали гончие псы. И, замыкая процессию, поодаль от рыцарей, на таких же серых лошадях скакали девушки. Всё это происходило на фоне бурых скал и ярко-синего моря. Более искусной работы мне ещё не приходилось видеть, каждый локон русых волос, каждый волосок гривы, каждая драконья чешуйка, высунутые языки гончих и морская пена, вытканная белыми нитями – всё было проработано с величайшим искусством, яркие нити будто светились изнутри.

– Да, я в жизни не видел работы, красивее этой! – искренне воскликнул я.

– Всё изображено как было на самом деле. Сейчас трудно узнать из-за седины, но впереди процессии там скачу я и один из ваших славных королей, – эльфийский король остался невероятно доволен что ему удалось удивить меня ещё сильнее.

– Ого! Настоящая охота на дракона? – удивленно вымолвил я.

– В древности и не такое случалось, но сейчас уже в этом нет такой необходимости, неинтересно стало, – он взял паузу, а я обдумывал его слова. Ведь он не сказал что драконы, эти реликтовые ящеры, вымерли, он лишь сказал что охота на них «стала неинтересна», – у вас наверху вообще скучно стало, – продолжил он, – уже нет никакого желания заниматься охотой кою мы любили устраивать на праздники. Но нам уже пора выдвигаться в путь, может, охоту мы и отменили, но ни один праздник не обходится без прогулки по поверхности.

Король встал с деревянного резного трона, поднял над головой серебряный кубок, засиявший словно взошедшая луна, и громким властным голосом произнес:

– Я объявляю последний тур танцев, и нам пора будет собираться на праздничную прогулку! – он одним махом осушил кубок и сел на место.

Только он сделал объявление, как свет в зале усилился. Казалось что яркость редких светильников не поменялась, но свет будто исходил от самого воздуха, и даже кожа эльфов излучала мягкое серебристое сияние. Я огляделся чтобы убедиться в этих метаморфозах и затем посмотрел на свои руки – они оставались всё теми же и от моей кожи никакого сияния не исходило, единственное что я заметил что все это время мои руки сильно дрожали от волнения.

Музыканты в красном заиграли одну за другой быстрые веселые мелодии. Здесь эта музыка ощущалась совсем иначе, она не вызывала вопросов «а звучало ли оно так», я ощущал что эта музыка та же, что играла здесь, под землей и даже на земле, тысячи лет назад. Но трепет в моей груди только усиливался, моё сердце, казалось, вторило каждому удару по серебреным струнам и готово было разорваться от восхищения, которым переполняли меня звуки труб, будто певших о героизме древних вождей, сражавшихся под знаменами, украшенными вепрями и воронами.

Я не мог отвести глаз от Элли и с жадностью стремился высечь её образ на внутренностях своего черепа, чтобы он остался со мной до конца моих дней. Сейчас, с её распущенными золотыми волосами, в этой легкой белой тунике на фоне зеленых нарядов танцующих, она напомнила мне картину Фидуса, который нарисовал дочь своего учителя Дифенбаха, играющую среди деревьев с желтыми мячиками. Все мысли босой девочки в белой тунике были сосредоточены на жонглировании мячиками и так же Элли не могла оторвать взгляд от хоровода, я был в тот момент художником, сторонним наблюдателем смотрящим на её беззаботную игру.

 

Я взял её за руку и пригласил на танец. Она ничего не сказала, и только медленно двигалась за мной в своём костюме сказочной невесты, маленькие капельки слёз текли из её широко раскрытых глаз.

– Я до сих пор не могу поверить что вернулась сюда, – сказала она и прижалась ко мне уткнувшись лицом мне в плечо, – наконец я вспомнила всё что пережила здесь, вспомнила как родилась заново, – помолчав секунду она продолжила, – просто потанцуй со мной, Сорли.

Мы плавно кружились, прижавшись друг к другу, среди десятков танцующих пар. Всё это время я не выпускал её ладонь, даже когда она отступала от меня на расстояние вытянутой руки, чтобы покружиться вокруг своей оси, или быстрым движением ног обрисовать невидимый узор на полу. Она моментально схватывала движения окружающих и повторяла их. Вновь передо мной всплыли наброски Фидуса «Полька», где крошечная фея в тонкой тунике танцевала на стеблях цветов. Мне всегда виделась в её движениях некая скованность, но на последнем наброске она буквально расцветала, достигая гармонии между своим телом и сутью танца, она играла со своими непослушными волосами и грациозно кружилась в центре распустившегося цветка одуванчика.

Внезапно темп и мелодия поменялись, ручка Элли выскользнула из моей руки и передо мной материализовалась незнакомая девушка из рода бессмертных. В этом танце каждый круг менялись партнеры. Все эти девушки были ростом чуть ниже Элли, то есть ниже меня на голову. Казалось, с помощью магии все они по очереди управляли моими движениями, изгнав из моих конечностей скованность и неуклюжесть, я думаю, им было важно не столько контролировать движения человека, сколько гармонично включить меня в действо, чтобы не нарушить красоту танца, который стал главной ценностью этого праздника. Но внутри меня оставалось сковывающее напряжение.

Как струились ткани их платьев, как блестели их волосы – светло русые, огненно-рыжие, черные, как нежны были их ресницы и контуры губ, всё в них было идеально и я не мог оторвать глаз от этих вечно молодых девушек. Теперь даже отсутствие румянца не смущало меня, когда я чувствовал прикосновение их нежных горячих пальчиков к моим ладоням. Но вот мимо меня в стремительном хороводе мелькала Элли, танцующая с эльфами, и острая ревность тонкими булавками втыкалась в моё сердце.

XX

Кажется я потерял счёт времени, и уже не замечал сколько раз сменилась мелодия. Чувство усталости исчезло, лишь голова чуть кружилась от обилия впечатлений: лица эльфиек, библиотека с древнейшими книгами, исторические хроники, которые можно считывать прямо со стен, а ведь это только верхушка того, что можно было мне показать. Внезапно музыка стихла, король встал с кресла и произнес:

– Пора отправляться на нашу традиционную праздничную прогулку, собирайтесь в путь, а я провожу гостя и, как и всегда, возглавлю наше шествие!

Остановившиеся танцоры зааплодировали, сидящие за столом подняли кубки и после одобрительного восклицания осушили их. На несколько секунд я обернулся на короля и вдруг краем глаза увидел странное мельтешение, будто тени от далеких объектов проносились мимо меня. Мелькали темные силуэты и оглядевшись вокруг я увидел как робкие тени стремительно растворяются в коридорах, а рядом слышалось громкое дыхание гигантских собак, которые неслись за своими невидимыми хозяевами. Голоса тех невидимых псов навсегда проникли в мою память, и до сих пор, слыша собачий лай, я оборачиваюсь и не успокаиваюсь до тех пор, пока не увижу собаку во плоти.

Я подошел к столу и собирался уже попрощаться, как вдруг из-за стола вскочил юноша с горящими голубыми глазами, быстрым движением он поправил перевязь и в мгновение ока обнажил узкий блестящий кинжал. Не успел я и глазом моргнуть, как он очутился передо мной, прижал меня к стене и направил острие кинжала в моё лицо.

– Отец, и ты так просто его отпустишь? – спросил он тихим голосом, практически не выражавшим никаких эмоций, – к нам теперь можно свободно шляться, безнаказанно используя волшебные мази?! – он повернулся ко мне и пристально посмотрел мне в глаза, словно не моргающая хищная птица, готовясь пикировать на жертву. По эльфийским меркам он был гигантом – ростом с меня, шесть с небольшим футов. А его решимость и гипнотический взгляд практически парализовали меня, – ну и в какой глаз ты втирал, готов поспорить, в левый? – спросил он, и мне показалось что холодный металл коснулся моего глазного яблока, на его лице не было никаких эмоций, будто он собирался наколоть виноградину на зубочистку, или походил на моделиста, острым ножом отделяющего пластиковые детальки из литой формы. Но даже в состоянии отчаяния, когда иные совершают невозможное, я не мог пошевелить даже пальцем, казалось что силой взгляда он парализовал не только мою волю, но и рефлексы, лишив меня возможности банально прикрыть веко, заставляя смотреть на упирающийся в хрусталик кончик кинжала, и тут я почувствовал лёгкий укол в центр глаза.

– Лорккан, оставь гостя, – строгим властным голосом произнес король, – в этом нет никакой необходимости.

Рука, державшая кинжал, подчинилась голосу отца, и так же быстро, как был извлечен, кинжал вновь скрылся в ножнах. Только сейчас, когда Лорккан, очевидно сын короля, отвел от меня взгляд, мой левый глаз начал бешено дергаться и против моей воли ронять слёзы.

– Мне нравится твой сын, славный парень всё-таки! – обратился к королю стоявший неподалеку от него мужчина с густыми усами и светлой бородой, на нём не было ничего из тартана, а вместо привычного пледа на его плечах был накинут длинный красный плащ, заколотый сложно украшенной серебряной фибулой, – он напоминает мне моего сына Эринга.

– Прошу внести чашу! – произнес король и уже через мгновение на столе перед ним стоял серебряный кубок, наполненный вином, – Элвина, поднеси гостю напиток.

Только сейчас мои подозрения окончательно подтвердились, эльфы собирались выпроводить меня одного! Они хотели оставить Элли здесь, и она сама, кажется, была абсолютно не против.

Элли взяла кубок двумя руками и медленно понесла его, держа на вытянутых руках перед собой. Словно видение, она бесшумно подступала ко мне, опустив своё личико и не смотря мне в глаза.

– Ты остаешься здесь? – я не произнес слово «навсегда», но кажется это было лишним, – а как же мы?

– Я буду скучать по тебе, я правда тебя полюбила, – сказала она дрожащим голосом, нерешительно подняла лицо, и я увидел как быстро сбегают слёзы по её щекам. Через несколько секунд соленые капли упали в вино, взволновав алую жидкость, – но я не могу жить на поверхности, я самого рождения чувствую себя там чужой, а тебе, наоборот, рано оставаться здесь, ты вновь захочешь к лесам, к солнцу…

– Всё свободное время она тратила на то чтобы найти путь сюда, – произнес король, – увы, но тебе придется отпустить её. Но давай не будем прощаться с тобой навсегда, Соэрли.

И, как еще недавно, образ танцующей Элли внутри летнего цветка, расцветал в моем сердце, так теперь эти лепестки чернели и опадали, отдаваясь нервными спазмами в моей груди. Совсем рядом со мной возникла рыжеволосая девушка – старая подруга Элли.

– Лучше отпусти её, даже если ты вернешься сюда, не забывай, время в наших мирах течет иначе и абсолютно непропорционально. Смирись, возможно вам уже не быть вместе, – шептала она мне на ухо ласковым голосом, – и сделай глоток вина побольше, конечно, ты можешь многое забыть, что-то красивое и чудесное, но и отпустить её образ тебе потом будет легче.

– Спасибо за гостеприимство, ваше величество, – и хотел сказать ещё что-нибудь на прощание Элли, но я знал что всё было бесполезно, и если бы я начал говорить, то разрыдался бы как ребенок.

Поэтому я молча принял кубок из её рук, последний раз коснулся её нежных пальцев, на несколько секунд остановился, чтобы навсегда запомнить этот момент, последние прикосновение к ней. «Не забывай!» твердил я себе, поднося к губам серебряный кубок, и даже плетеный узор по краям кубка напоминал мне волосы Элли, которые Сенга так любила заплетать подруге в косы. «Не забывай!» всё твердил я себе, большими глотками осушая кубок сладкого вина, в котором утонула легкая горечь от упавших в чашу нескольких слезинок Элли.

«Всё неправильно!» Именно такое ощущение первым возникло у меня в кромешной темноте. Даже самое главное, что есть у меня – дыхание, и то было неправильным, это было не моё учащенное дыхание, а ровное механическое и чужое. Я начал попытки разбить тьму вокруг себя и только через минуту после того как открыл глаза начал что-то видеть.

– Очнулся! – услышал я голос неподалеку.

А через минуту в серую больничную палату вбежала Сенга, которая уже собиралась уходить, не дождавшись когда я приду в себя.

Из её рассказа я узнал что это она нашла меня у эльфийского холма. Ведь на следующий день после Самайна мы должны были встретиться. Но с утра на звонок никто не ответил, тогда она пришла ко мне и обнаружила, что мы с Элли не появлялись дома с вечера и у кошки на кухне закончилась еда и вода в миске. Внутреннее чувство подсказало ей, где нужно искать, и вот она уже бежала в ближайший к холмам дом и вызвала оттуда скорую помощь.

Так, в состоянии сильного отравления я пробыл без сознания целый день. А узнав новости, я даже пожалел о своём пробуждении. В связи с пропажей Элли мною заинтересовалась полиция и самым вероятным они считали что в состоянии наркотического опьянения я убил свою девушку и где-то спрятал её тело. Но даже поиски с собаками не помогли – они взяли след, который вел от самого дома до холма, но следов того что мы оттуда уходили, найти не удалось. Поиски и допросы затянулись надолго. В итоге, конечно, подозрения с меня сняли и остановились на версии что Элли опоила меня и зачем-то сбежала из деревни.

В деревне сразу нашлось несколько человек, убежденных, что я достаточно странный для того чтобы хладнокровно убить свою девушку. Родители Элли не верили в это, я честно рассказал им всё до спуска в холм, и они остановились на мысли о спланированном бегстве. Дело так и осталось нераскрытым, и Элли числится пропавшей без вести.

– Я всех обзвонила, нашла телефоны тёти Бонни и твоих родителей, – сказала Сенга, – они обещали скоро приехать. И Полу дозвонилась, он ещё в Лондоне и пока не выехал в Германию, он уже хотел ехать обратно, но я его отговорила. Или зря?

– Да нет, всё правильно сделала. Буду рад увидеть всех родных, а Пол пусть едет, раньше закончит дела за границей, раньше вернется.

– Сорли, скажи, ты помнишь что случилось?

– Смутно, – только и ответил я, глядя на Сенгу снизу вверх, лежа на больничной койке.

– Она спустилась туда? – тихим голосом спросила она.

И я не нашел ничего лучшего чем просто кивнуть.

– И вот, я нашла их у тебя в руке, – сказала Сенга и протянула мне два камушка. Серый с отверстием дала мне Элли на холме, а второй я видел впервые – маленький, округлый отшлифованный черный камушек с серебристыми блестящими кварцевыми вкраплениями и чашечным углублением сверху, – ты зажал их в ладони, я их у тебя забрала, подумала что когда скорая приедет потеряют и затопчут.

– Спасибо… – только и ответил я и крепко зажал камушки в руке.

– Ладно, я наверно пойду, – сказала Сенга, она встала со стульчика у больничной койки и поцеловала меня в щеку, – я завтра вечером приду, у меня тут уроки рядом проходят. А если хочешь, могу и с утра зайти, принести тебе что-нибудь перекусить, – и шепотом добавила, – готова поспорить, все что тут дают, жрать невозможно.

– Всё, время посещений вышло, – услышал я звонкий голос и в палату вошла молодая девушка-врач. У неё были такие же черные волосы как у Сенги, только цвет воронова крыла им был дан от природы, на её лице и руках ещё хранились остатки летнего бронзового загара, а лицо украшала обворожительная улыбка. На вид она была не намного старше меня, выглядела она максимум лет на тридцать. Несмотря на звонкий голос и белоснежную улыбку, я распознал в ней злостную курильщицу, так как вместе с ней в палату вошел и запах крепких сигарет, которыми так часто, несмотря на вред, злоупотребляют её коллеги.

– Привет, котик, – обратилась она ко мне, практически не отрываясь от записей. которые держала в руках. Как я заметил, так ласково она общалась только с самыми смущенными и грустными пациентами, – значит, это с тобой хочет полиция поговорить? Ты на опасного преступника не похож, такие обычно просыпаются уже в наручниках. Что же ты натворил?

– Меня подозревают в том, что я в состоянии наркотического опьянения убил свою девушку, – с трудом выговорил я.

– Ерунда, – коротко ответила она, – в таком состоянии и убил? Анализ твоей крови говорит что ты принял такую дозу различных алкалоидов что чудом выжил. Ты хоть помнишь, что с тобой было?

 

– Нет, – соврал я.

– Неудивительно, – похоже, ты даже и эффектом насладиться не успел и, вероятно минут через двадцать, потерял сознание. Была бы доза побольше и вполне мог наступить паралич органов дыхания. Что вы вообще принимали?! Я впервые такое вижу, у нас были отравившиеся галлюциногенными грибами, но и они не настолько ядовиты как то, что принял ты.

– Я не знаю. Это моя девушка готовила.

– Уж извини, но тогда это больше похоже что это она пыталась тебя убить. Ладно, давай осмотрим тебя, – она отложила записи в сторону и достала из нагрудного кармана маленький фонарик, чтобы проверить реакцию моих зрачков, – ничего, котик, – произнесла она после изучения моего правого глаза, – скоро придешь в себя.

– Да какой я котик… – устало произнес я.

– Ну как, такие красивые глаза и не котик? – спросила она и улыбнулась, направив свет на левый зрачок, и долго всматривалась в мой глаз, – из нескольких десятков тысяч новорожденных, только у одного встречается колобома в виде кошачьего зрачка.

Я запутался в её словах и своих мыслях. Я попытался вскочить с больничной койки, но в глазах потемнело.

– У меня нет колобомы! Она есть у моей девушки Элли! Вы её видели, вы что-то знаете о ней!?

– Не волнуйся, у тебя кажется делирий с частичной амнезией, – сказала она и достала из кармана синих джинсов маленькую металлическую пудреницу, которую она носила ради зеркальца, – вот, посмотри.

Нерешительно я поднес зеркальце сначала к правому глазу, а затем, сделав глубокий вдох поместил его напротив левого глаза. Сначала мне показалось, будто из зеркальца на меня смотрит Элли, но нет, это была не малахитовая радужка, а моя собственная, каре-зелёная, мои тёмные брови, но зрачок свой я не узнавал, он не был таким же ровным как у Элли, он был чуть более ассиметричен, словно капля, растёкшаяся вверх от небрежного росчерка пера.

– Но у меня не было колобомы… – произнес я, пытаясь осознать такие изменения.

– Ничего, потом вспомнишь, такая потеря памяти в связи с мелочами не редкость, не было с рождения, значит приобретенная, – ответила она, – может, операция на глазу неудачно прошла, или повредил глазное яблоко.

– Точно! Кажется я вчера повредил глаз! – я вспомнил упершийся в мой глаз кончик лезвия кинжала, выкованного будто из серебряных осколков луны. Но я не знал что отвечать, если будут вопросы о том как я повредил глаз, не рассказывать же о пире у эльфов.

– Я специалист по отравлениям, а не офтальмолог, – сказала она, – но повреждение никак не могло быть вчерашним. Я не заметила на глазном яблоке следы повреждений, за день такое не заживает. Ты помнишь какое сегодня число?

– Да, начался ноябрь 1994-го года, – уверенно ответил я.

– Хорошо, верно. Но всё-таки ты ещё путаешься в воспоминаниях, так как на заживление полученной травмы глаза уходят недели.

13.11.2003