Дети

Напротив детей, откинувшись на сидении, дремала полная, хотя еще и довольно молодая женщина, на запястье которой висела красная сетчатая авоська с апельсинами. Поезд дернулся и она, не открывая глаз, повернула голову в мою сторону. Возможно, виной этому был легкий полумрак туманного утра и отключенное освещение вагона, но я никак не мог разглядеть ее лица из-под спутанных серых волос. Мальчик перехватил мой взгляд и улыбнулся беззубой улыбкой:

– А вы с нашей мамой до Нижних Погребцов поедите?

«Сдались вам эти Погребцы», – хотел было вспылить я, но сдержался, детская наивность подкупила меня:

– Нет, я выхожу в Смоляном.

– Ой как хорошо! Значит вы сможете проводить нас к дедушке? – лицо мальчика буквально сияло от радости, – Он в «душниловке» живет.

Странное слово заставило меня вспомнить о цели внезапного путешествия – так Катя и ее родители называли свою коммуналку, чудом не расселённую с послевоенных времен.

– Вы с Поляковыми соседи? – возиться с детьми мне не хотелось, но, кажется, нам было по пути.

– Да! – звонкий голос мальчишки сочился уже и вовсе какой-то нездоровой радостью. Его мать проснулась, но теперь абсолютно бесстрастно смотрела в окно как будто могла рассмотреть что-то в густом тумане.

– Вы не против, если я пойду с ними? – от ее безучастности мне начало казаться, что все происходящее – это какой-то глупый развод.

– Нет, у меня билет до Нижних Погребцов, я не смогу их проводить, – девушка равнодушно, не посчитав нужным откинуть пряди волос от лица, посмотрела на меня, – Наверно и правда будет лучше, если именно вы пойдете с ними.

– Хорошо.

Несмотря на то, что Смоляное находилось километрах в семидесяти от города и в электричке я провел чуть более двух часов, одноэтажный железнодорожно-автобусный вокзал тонул все том же непроглядным тумане. Три черных бродячих пса копались в стоящих рядом мусорных контейнерах. Когда один из них зло посмотрел на нас, оскалив клыки, я почувствовал, как потная ладонь испуганной девочки вцепилась в мою руку, но, к счастью, собака не кинулась на нас, предпочтя вернуться к поеданию тухлых объедков.

– Пойдемте быстрее в «душниловку», дедушка очень ждет нас.

Серые улицы Смоляного были пусты. В советской время здесь располагался эпоксидный завод, который и дал название поселку. Во времена перестройки предприятие несколько раз переходило из рук в руки, а потом и вовсе закрылось. Молодёжь старалась при любой возможности уехать, а их родители оставались жить в халупах с рассыхающимися оконными рамами и прогнившими крышами. На тротуарах между домами пробивался сорняк, а во дворах росли чахлые яблони. Катя часто говорила, что огород и сад ее родители забросили из-за того, что почва и вода в Смоляном отравлены выбросами того самого завода. До приезда я не доверял ее словам, считая их то городской легендой, то простым оправданием лени, но теперь, рассматривая скрученные ветви местных деревьев, почти лишенные листвы в середине лета, засомневался в своем неверии.

Коммунальная квартира, в которой жили родители Кати представляла собой двухэтажное здание, построенное в форме буквы «П» с короткими «ножками», между которыми располагалось крыльцо и балкон второго этажа. Желтая штукатурка местами осыпалась до самой кладки, металл на крыше сильно прохудился, а ведущие к входной двери ступеньки были испещрены сколами и трещинами. Дети с непонятной радостью поспешили внутрь, а вот мне не хотелось туда идти. Сразу представились брюзжания и нравоучения Катиных родителей, ее слезы и обвинения. Однако разворачиваться и возвращаться на вокзал было как-то уж совсем глупо, и я поднялся по ступеням в грязный коридор. Разделенная изнутри грубыми кирпичными перегородками усадьба почти полностью потеряла свой дореволюционный антураж. Возле до половины выкрашенных зеленой краской стен стояла пара подростковых велосипедов и две грязные прогулочные коляски. «Как только можно растить детей в таких условиях? Нет, я не позволю Кате оставить их здесь» – в очередной раз убедившись в правильности своих планов, я поднялся на второй этаж и постучал в первую попавшуюся комнату.

– Кто? – скрипучий старческий голос показался мне знакомым.

– Я к Поляковым приехал. Подскажите, где они живут?

За дверью звякнула цепочка и та открылась. На пороге стоял мой тесть такой каким я его запомнил со свадьбы: осунувшееся лицо с красными прожилками, все та же щетина и чуть воспаленные глаза. На нем были надеты черные мятые треники и серая майка с отвратительным желтым пятном. Гостей он не ждал, но наша встреча совершенно не смутила его.