VIII. ВИТОК СПИРАЛИ N+1/N, ПУНКТ 180/360. ИСКАЖАЮЩИЙ ФАКТОР
Another me lives another life
I've always dreamed
Another me exists somewhere
Why can't I live that life there?
Please let me be… the other me
Jim Sturgess – The Other Me
Я склонился над поверхностью воды, наблюдая, как по ней прошла легкая рябь, когда расплывчатый силуэт в глубине дернулся в последний раз и замер. Да, лишь на какое-то время, чтобы вскоре вновь вздрогнуть, будто очнувшись ото сна, и начать барахтаться в попытках выбраться из невидимых, неосязаемых пут.
Это было мое любимое отражение и любимый сюжет. В нем было все: осознание своего незавидного положения, ужас перед силой давления на глубине, продолжительная борьба с судьбой, поиск причин и вариантов спасения, долгожданное освобождение и чувство торжества, изъявление воли и упоение победой, предчувствие покоя и – в самом конце, за миг до начала нового цикла – мимолетный проблеск понимания, крах всей картины мира, когда то, что казалось реальностью, после секундного промедления вновь продолжило неуклонно продвигаться вперед. Снова и снова, один виток спирали за другим, его история повторялась, словно ткань ее сюжета была прибита к вращающемуся колесу судьбы ржавыми гвоздями неизменных ключевых точек, позволяющих некоторую свободу оригинальности очередному циклу, но лишь до известного предела.
И таковы были все истории, за которыми я наблюдал, вглядываясь в темноту глубин, раз за разом различая одни и те же события, решения, поступки. Должно быть, это свойство повторяемости было последствием того, что никто из героев этих историй на самом деле не желал ничего менять в происходящем с ними, даже если на первый взгляд и могло показаться, что они страдают, сопротивляются, ищут выход. Это было лишь поверхностным суждением, и лишь долгое, очень долгое наблюдение позволяло увидеть, как они на самом деле отказываются покидать те рамки, в которых чувствовали себя комфортно и привычно. Они наслаждались своими страданиями, которые сами для себя проектировали, они упивались своей борьбой с тем, что на самом деле вовсе не хотели уничтожить, они находили смысл в тех мелких или крупных бедах, что неосознанно, но добровольно вписывали в свои истории.
Взять хоть этого – его подсознательный страх быть обычным человеком, страх принятия себя создал надлом в личности, он привык к постоянному самокопанию, стал драматизировать каждую мелочь и уже не мог перестать воспринимать все слишком серьезно. В какой-то момент он сделал центральной идеей своей жизни убеждение, что во всем, что вызывало у него дискомфорт, раздражение или непонимание, виновата уникальная природа человека, разница в восприятии окружающего мира. В конце концов он пришел к безумной мысли, что нужно уничтожить все различия, сплавив воедино всех, кто мог воспринимать мир. Таким он видел бога – среднестатистическим обитателем вселенной, в разуме которого все, что кто-то мог бы счесть достойным, нивелируется чем-то противоположным. Еще ему отчаянно нужен был виновник изначального злополучного положения вещей – так его личный управляемый сон превратился в мазохистский кошмар, с потерями, болью, борьбой, поиском неприглядной истины. А в конце он, разумеется, побеждал, низвергнув врага и став героем, спасителем мироздания, архитектором нового порядка. Уж точно не обычным человеком.
Как всегда, рядом с этим сном в отражении я не мог сдержать улыбку. В конце концов, кто я такой, чтобы судить их? Каждый имеет право на те иллюзии, в которых существует. Я и так поступаю не слишком-то этично, наблюдая за их снами. Впрочем, больше мне заняться особо нечем, так что я могу извинить себя за эту бестактность, раз уж ее никто не заметит, а значит, и не осудит. В моем положении мораль не имеет совершенно никакого значения.
Я еще немного постоял, дождавшись, пока силуэт внизу вздрогнет, сбрасывая с себя дрему, и медленно двинулся дальше мимо неисчислимого множества других фантазий. И чем больше я думал о тех, кто живет внутри них, тем яснее чувствовал безмятежность и покой. Да, у нас все будет хорошо.
IX. ВИТОК СПИРАЛИ N+1, ПУНКТ 180/0. ТЮРЬМА РАЗУМА
Нет страданий, есть покой. Нет вражды, есть гармония. Нет оков, есть свобода. Нет власти, есть равенство. В разделении мы обретем мир.
“Ключ к звездам”
…И гроза действительно началась. Небо разразилось сразу несколькими вспышками молний – темно-красных, ветвящихся, зловещих; писк микроволновки, закончившей с сэндвичами, потерялся в раскатах грома, от которых задрожали стекла. В считанные секунды утреннее небо целиком затянули густые тучи, необычайно темные и низкие, казалось, чешущие своими косматыми брюхами самые высокие здания города и телевышку, что была недалеко от дома Эйпс. В их глубине неистово сверкали все новые и новые разряды молний, и некоторые вырывались наружу, освещая все вокруг каким-то почти инфернальным светом. Ви смотрел на происходящее широко распахнутыми глазами, не в силах пошевелиться.
Багровый свет залил мир снаружи, когда грозовые тучи – хотя это уже скорее было само небо, превратившееся в одну сплошную рокочущую темную массу – опустились еще ниже, и напряжение в воздухе усилилось многократно. Те немногие, кто был на улице, со всех ног спешили хоть в какое-нибудь укрытие. Не было ни малейшего признака дождя – лишь поглощающая все гроза.
Когда очередная молния, разрезав небо, попала в один из корпусов Консервы, Ви понял, что нельзя просто стоять – происходит что-то ненормальное, нужно будить Эйпс и искать укрытие получше, чем квартира в многоэтажке. Он с трудом пересилил дрожащие ноги и почти сделал шаг назад, в сторону спальни, когда увидел что-то совсем уж невозможное, что в один миг вымело из его головы все мысли.
Грозовая масса совсем рядом с их домом разошлась в стороны, образовав узкий сверкающий коридор, и на ярком фоне этого коридора вдруг показался человеческий силуэт.
Это было так близко, что Ви мог видеть, как силуэт огляделся, удовлетворенно кивнул и начал медленно спускаться вниз. Вокруг него бушевала адская гроза, и воздух почти что горел от то и дело вспарывающих его красных молний, но человек, похоже, чувствовал себя вполне комфортно. Когда он спустился достаточно низко, что на его пути встала телевышка, он лишь слегка повел головой в сторону, и конструкция в то же мгновение просто рассыпалась в пыль. Теперь уже это была не просто мощная гроза – землю начало потряхивать, толчки были пока что слабыми и короткими, но их амплитуда росла с каждой минутой. Где-то у линии горизонта поднялся черный дым первых пожаров.
Вдруг человек в небесах остановился и повернул голову – Ви это почувствовал – в его сторону. Несколько секунд он смотрел, после чего изменил свой воздушный маршрут, повернув в сторону Ви. Тот словно резко очнулся ото сна, стряхнув бессилие, медленно начал двигаться назад, подальше от окна. Когда он перестал видеть приближающийся силуэт, двигаться стало легче, и Ви быстрым шагом направился в спальню, чтобы срочно разбудить Эйприл – странно, что вся эта какофония и начинающееся землетрясение не разбудили ее раньше. Ви было страшно – все происходящее походило на один из его снов, из тех, что выходят из-под контроля и превращаются в апокалиптические кошмары. Кто это в небесах? Неужели это бог? Неужели это конец света? Быть может, он все еще спит?
– Эйпс, подъем! Вставай, быс…
Ви осекся на полуслове, в недоумении разглядывая комнату. Эйприл в постели не было. Ви осмотрел всю комнату, затем всю квартиру – девушки не было нигде. Он не услышал щелчок замка от входной двери? Возможно, но зачем ей было выходить из дома посреди всего этого, даже ничего ему не сказав? Ви понимал, что утро – время особенное, у него у самого были большие проблемы с самочувствием сразу после пробуждения, но не заметить творящегося снаружи хаоса было просто невозможно. Значит, она ушла в спешке и тайно. Но почему? Он ощущал, что теряет контроль над происходящим, что еще большего уверило его в том, что все это лишь сон. Ви немного успокоился, зная, насколько сны могут быть подробными и реалистичными. По сути, между реальностью и сном была одна-единственная разница – сон рано или поздно заканчивался, и становилось понятно, что все это происходило не на самом деле. Впрочем, жизнь ведь тоже рано или поздно заканчивалась, не так ли?
Чтобы не возвращаться вновь на шаткую почву рассуждений о природе реальности, Ви достал из пачки последнюю сигарету и закурил, возвращаясь на кухню. Там он сел перед окном и принялся внимательно наблюдать за приближающимся с неба силуэтом, все более и более различимым. Это был высокий мужик с длинными волосами, цвет которых на фоне катаклизма вокруг было не различить, одетый в длинный балахон с накинутым капюшоном, скрывающим лицо.
Пожары разгорались уже повсюду, и здания периодически ощутимо трясло. Ви слышал треск стен, крики людей снаружи, завывания сирен и сигнализаций, и все эти звуки то и дело заглушали раскаты грома. Да, это определенно было похоже на конец света.
Вскоре человек в балахоне спустился к самому окну, остановился. Затем приветственно кивнул Ви и махнул рукой, приглашая выйти к нему. Ви решил, что нет смысла задумываться о логичности поступков в обычном сне, распахнул окно и шагнул из него – в воздух, совершенно уверенный в том, что не упадет. Так и вышло – незримая лестница, по которой спускался его гость, удержала Ви в воздухе. Это было довольно странно – он много раз летал во снах, но теперь он просто стоял, как казалось, на пустоте, разглядывая мир сверху. Насладившись видом, Ви перевел взгляд на визитера.
– И кто же ты такой?
– Спаситель.
– И зачем ты пришел ко мне, спаситель?
– Мне показалось, что тебя, как и меня, очень интересуют сны.
– Есть такое. Говорить о снах внутри сна – редкая рекурсия.
– Вот как? Если ты не против, можем немного пройтись, и я расскажу тебе о том, зачем я здесь.
– Почему бы и нет.
* * *
Ви и человек, который назвался спасителем, шагали по невидимому мосту над погибающим миром. Катаклизм набирал обороты – черные тучи, затянувшие, похоже, всю планету, опускались все ниже, непрестанно поражая землю ударами молний, колоссальные воронки вихрей опустошали человеческий мир, тут и там возникающие разломы пожирали все, что оказывалось поблизости, горы ползли вниз, сминая под собой все следы цивилизации, моря наступали, и вал за валом накатывал на берега, поглощая разрастающиеся пожары. Ви не мог отрицать, что зрелище было до ужаса завораживающее.
Его спутник закончил свой долгий рассказ, оставивший у Ви немало вопросов.
– То есть ты утверждаешь, что… Нет, это звучит как полная чушь. Все мы – одно существо, разделяющее свое единое сознание на отдельные тела?
– Так было в начале текущего цикла. Очень давно. Но, как я уже говорил, что-то пошло не так, и единство начало ослабевать, постепенно стали проявляться черты того, что в прошлом было отдельными личностями, отдельными сознаниями. Это единение было противоестественным процессом, и в конце концов естественный ход событий взял свое. Начался внутренний конфликт. Коллективный разум принялся играть с собой в странные, саморазрушительные игры, что и привело нас к текущему состоянию – боль, конфликты, непонимание, ненависть, одиночество и отчужденность, разобщенность. Все еще по сути являясь одним целым, живые существа в то же время намертво приросли к своим “ролям” в этой вселенной-конструкторе, но пустота, образовавшаяся из-за потери настоящего, изначального единства, стала выражаться в форме экзистенциального ужаса, побега от факта своего существования как отдельной личности, отделенного от всех прочих сознания, узника материальной оболочки. Вся боль и все страдания этого мира неизбывны, потому что мы по отдельности уже не можем понять, каков был наш замысел, пока мы еще были по-настоящему одним целым. И, что самое забавное, узнать ответ не у кого, ведь мы сами и есть собственный бог, выродившийся вот в это ничтожество и убогость.
– Действительно не слишком-то приятная картина получается. Я бы даже сказал, что этот идеальный мир на самом деле – кромешный ад.
– Вот именно. Скажи мне, а что для тебя идеальный мир? Какой он?
– Ты спрашиваешь, каким должен быть мир, чтобы я ничего не хотел в нем изменить?
– Именно так.
Ви задумчиво уставился в гущу грозовых туч, пронизанных багровыми вспышками молний.
– Именно так… А что, если я скажу, что мир мне неинтересен?
– То есть тебе все нравится, все тебя устраивает?
– Нет. Но не в мире, а в моей конкретной жизни. Что-то мешает мне испытывать хорошие эмоции, чувства, ощущения, что-то искажает мои действия, что-то не дает мне жить так, как я хочу.
– Все же мир, или, как ты выразился, “что-то” тебя не устраивает. Но не в реальности, а в твоем восприятии этой реальности.
– Ну пускай так.
– Допустим, ты можешь изменить свое восприятие, свое субъективно ощущаемое состояние в пределах известного мира. Как ты его изменишь?
– Изменю жизнь к лучшему. Улучшу самого себя.
– Разбогатеешь, станешь бессмертным и вечно молодым, познаешь и узнаешь все, что хотел бы сейчас? Типа такого?
– Типа такого.
– Тогда ты либо слабый и дурной человек, либо у тебя нет воображения. Ты хочешь стать хозяином всего мира…
– Я такого не говорил.
– Скажи еще, что ограничился бы солидным состоянием, туризмом и реализациями желаний вроде “выучить латынь, попробовать белые трюфели, переспать с десятком моделей, снять классный фильм”?
– Почти. Ну, ты думаешь в правильном направлении. Откуда у тебя уверенность, что каждый в твоей ситуации выбрал бы власть, а не самоустранение от нее в какой-то степени?
– Может и не каждый, но мне жаль тех, кто так поступил бы, самоустранился, ограничил себя.
– Вот оно что… Ты хочешь быть богом, высшей формой существования, абсолютом. Я прав?
– Это не самое важное…
– Просто ответь: успешно реализовав свои идеи, ты по итогу будешь самым крутым парнем в своем восприятии реальности?
– Суть ни разу не в этом, но да, я буду самым крутым, только не в восприятии реальности, а в самой реальности. Восприятие, пожалуй, оставлю остальным. Ты хочешь блага лишь для себя, и тебе совершенно плевать, что чувствуют другие люди, для тебя главное то, что ты думаешь, что они чувствуют. Почти никто из тех многих личностей, кого я, скажем так, выслушал, не мог избавиться от рамок жалкого восприятия мира через призму своей, в общем-то, примитивной личности. Ты существуешь, мыслишь и взаимодействуешь на уровне отражения, названия, эха; я – на уровне того, что отражается, называется и звучит.
– И ты хотел бы дать всем то, что есть у тебя? Научить чему-то? Сделать всех сверхсуществами? Так ведь есть и те, кто просто хочет быть лучше других, кто познает мир через сравнение и соревнование. Те, кто не стремится к абсолюту.
– Хотел. Но я много думал, все взвесил, и решил, что есть вариант куда лучше.
– Удиви меня.
– Каждый будет равно властен над каждым.
– Это как? Например, есть два человека. Кто будет над кем властен, первый над вторым или наоборот?
– И так, и так. Одновременно и в равной степени каждый из них будет выше другого.
– Так не бывает. Какие два числа взаимно большие?
– Вот ваша частая ошибка – последовательности, прямые. Мышления даже на плоскость не хватает, чего уж там об остальных пространствах говорить. Пока ты добровольно ограничиваешь себя, свое понимание мира восприятием, меня понять ты не сможешь.
– Позволь узнать, а чем именно полный контроль над восприятием отличается от полного контроля над воспринимаемым? Да, бытие определяет сознание, но и отправная точка определения бытия зависит от состояния сознания. Разве ты можешь создать то, чего не можешь представить? Разве можно дать себе возможность представить то, чего не представляешь, если ты не знаешь, как это сделать, именно потому, что твое восприятие ограничено?
– Опять то же самое. Ты полагаешь, будто, находясь в одной точке и глядя на какой-либо предмет, невозможно увидеть его с другой точки, если не двигаться и не перемещать взгляд. Якобы человек, выросший в пустой белой комнате, не может видеть того, что лежит за ее пределами, и не может представить комнату черной, ведь черного цвета он никогда не видел.
– А ты считаешь, что это не так? Ладно. Откуда в его мозгу возьмется информация о черном цвете или мире за пределами комнаты? Если ты не видишь даже тени предмета, как ты можешь вообразить сам предмет?
– Как зрячий может объяснить слепому цвет?
– Хорошая позиция. Твое “расширенное восприятие” абсолютно недоказуемо.
– Да, так и есть. Некоторые даже отрицают объективность реальности на том основании, что ее интерпретация субъективна, а видимость порядка вокруг существует благодаря неким “договоренностям” об общем восприятии. Вы привыкли верить, что факт наблюдения искажает объект наблюдения.
– Потому что это подтверждается на практике. Ежесекундно, по всему миру.
– Или вам кажется, что это подтверждается. Факт наблюдения искажает не сам объект наблюдения, а его восприятие тобой. Ты можешь сравнивать свой субъективный опыт с аналогичным опытом других людей, но не можешь быть уверен, что они объективно тождественны. А что самое главное – ты не можешь выйти за его рамки и понять, насколько каждый из вас был далек от истины.
– Тогда как ты объяснишь научный прогресс или философию? Люди изначально не имели представления о диалектике и не знали электричества, однако…
– Ну это вообще глупость. Любые ваши “открытия” основаны на том, что мозг определенным образом обрабатывает поступающие сигналы, исходя из уже имеющейся информации, так что открытия эти и их возможность были заранее заложены в мозг первооткрывателей. Если следовать вашей логике, получается, что, поскольку объекты и явления в мире для вас неотделимы от восприятия их вами, то отдельно от этого восприятия их как бы и нет.
– В каком-то смысле так и есть.
– Нет, не так. Ты – лишь микрон на этом круге, а я видел то, что было прежде. К чему привело всех “единственно верное решение” одного человека, который взял на себя ответственность… И все уничтожил, затопил все в ужасе унификации, единения, хоть так этого и не понял. Типичный протагонист, вот только такой, что оказался самым большим злом.
– А ты, значит – антагонист, который всех в итоге спасет?
– Я бы не возражал, если бы так кто-то думал. Но это не так уж и важно, и для меня достаточно сделать свое дело.
– Ты так и не объяснил, какое.
– Ну хорошо, почему бы и нет. Я все разжую, если ты так нетерпелив, что не хочешь немного подождать и увидеть все сам.
И спаситель объяснил. Монолог получился не очень длинным, а суть изложенного решения показалась Ви не такой сложной, как его собеседник ее изначально описывал.
– Так ты, значит, решил все исправить, ничего, по сути, с этим не делая?
– По сути, я избавлю людей от мучений. Не вижу никакого смысла повторять то, что было сделано в самом начале и вызвало такие последствия, ведь все наверняка повторится ровно таким же образом. Я хочу дать немного света этому жуткому времени. Неужели я так много прошу?
– Ты считаешь, что идеальный мир – это бесконечный сон?
– Странно, что ты не разделяешь мое мнение. Мне казалось, тебе нравятся сны. Ты ведь до сих пор считаешь, что даже сейчас это лишь сон. Так разве ты можешь с уверенностью утверждать, что твоя “реальная жизнь” – это не другой уровень сна?
– Да, все завязано на вере и восприятии. Если твой мозг верит в воспринимаемое, то для тебя это и есть реальность.
– Так чем же плохо оказаться в прекрасном сне, в который ты будешь целиком и полностью верить? Для тебя он будет даже реальнее той жизни, что ты считаешь настоящей, ведь в нем не ты не будешь сомневаться в реальности происходящего. Мир, в котором есть все, чего ты хочешь, все, кого бы ты хотел в нем видеть, тот вариант жизни, которого отчаянно жаждет твоя душа. Но никогда она не сможет достичь этого здесь, в ничтожном мире, полном страданий и конфликтов. Мы все хотим сделать мир таким, каким видим его в мечтах, но что происходит, когда из-за базовых свойств общей реальности мечта одного противоречит мечте другого? Кто-то должен уступить, отказаться от своей мечты, и через этот отказ познать отчаяние и боль. Разочарование поражения, осознание своей беспомощности. И люди привыкли жить так, словно это нормально, словно они могут найти некий компромисс, прийти к какому-то среднестатистически удовлетворительному для каждого миру. И дело даже не в том, что они не могут, хотя это совершенно очевидно. Дело в том, что такой мир – это потеря индивидуальности, унификация, смерть чего-то такого внутри, что делает нас самими собой. Логический итог этого процесса – ровно то, что сделал тот безумный невежда, когда синтезировал единую сущность. И вот к чему это нас привело.
Спаситель протянул руку вниз, указывая на погибающую от катаклизма планету. Ви оставалось лишь еще раз удивиться тому, какие порой странные сны ему снились.
– Разве не ты это устроил?
– Во-первых, это лишь побочный эффект открытия прохода в нужное мне место, и я этого вовсе не желал. Во-вторых, я – лишь закономерное последствие решений того человека, неотвратимый эпилог этой истории. Моя личность не имеет значение, моя идея – вот что важно. К чему цепляться за мир материи – слабой, ненадежной, обреченной? Во сне каждый будет счастлив, и никто никому не будет помехой.
– Хочешь сказать, что не видишь недостатков в своем замысле?
– Что ж, если их видишь ты – будь добр, раскрой мне на них глаза, чтобы я был уверен, что учел действительно все.
– Возвращаясь к тому, что нельзя создать то, чего не можешь представить – быть может, ты уже и перешагнул это ограничение, но как же остальные? Или ты всех наделишь такой способностью? Как в моем сне появится то, о чем я до попадания в него понятия не имел?
– Все очень просто. Каждый сон будет связан, и информация будет постепенно, понемногу просачиваться в твой сон из снов остальных – и тогда уже ты сам будешь решать, что с ней делать.
– А как же физические тела всех этих спящих? Что будет с ними? Без питательных веществ они умрут, и эта новая реальность протянет ровно столько, сколько протянет последний из них.
– Им не нужны будут никакие питательные вещества. Дух больше не будет зависеть от материи, как ты еще не понял?
– И все же есть в этом что-то… Зацикленное, нездоровое.
– Страх неизвестности, недоверие. Понимаю. Но стоит тебе посмотреть на ситуацию беспристрастно, шаг за шагом совершая логические умозаключения, ты придешь к тем же выводам, что и я. Различия – источник всех бед. Окончательно и всецело преодолеть различия можно лишь двумя способами: полностью всех объединить или же все полностью всех разделить. Любые прочие решения – или промежуточные стадии этих двух, либо вовсе бесполезны. Первый вариант мы уже видели, и знаем, что он привел точно к тому же, что и пытался исправить. Теперь настало время второго варианта.
– И откуда же у тебя уверенность, что теперь все выйдет иначе?
– Я буду вечно хранить этот новый порядок, и, если что-то пойдет не так – я вмешаюсь и все исправлю. До самой тепловой смерти вселенной я буду охранять сон каждого в этом мире. Такова цена, которую я готов заплатить за исполнение своей мечты.
Он остановился и запрокинул голову вверх, и капюшон упал. Ви был удивлен, увидев, что на этом хищном и даже жестоком лице была хорошо заметна тяжкая усталость, и так же его удивило, что его собеседник искренне улыбался, глядя в темноту космоса далеко вверху. Похоже, он и правда верил, что нашел самый лучший и правильный ответ. Значило ли это, что и сам Ви отчасти так думал, раз это странное мировоззрение ему приснилось? Да и стоит ли торопиться, осуждая себя за это, отвергая эти идеи лишь потому, что они поначалу кажутся слишком радикальными, эгоистичными, опасными? Над этим можно подумать после пробуждения – нужно будет все подробно записать. Наверное, сон уже вот-вот закончится.
Человек с седыми волосами повернулся к Ви, глядя на него участливо и почему-то с сочувствием.
– Думаю, мне уже пора. Спасибо за разговор, было весьма любопытно узнать, что ты насчет всего этого думаешь. Надеюсь, твой идеальный мир тебя убедит в том, что я все же был прав.
Он усмехнулся и хлопнул Ви по плечу, еще раз окинул полным сожаления взглядом то, что происходило далеко внизу, на земле, и направился к возникшему из ниоткуда разлому в пространстве. Портал висел прямо в воздухе, и ближе к его краям, с внутренней стороны, виднелось что-то вроде леса. Почти шагнув в проход, он на несколько секунд замер, повернув голову.
– Конечно, ты можешь и дальше думать, что как раз сейчас находишься во сне, главное – очень не советую сходить с невидимого моста. Я его оставлю тут. В любом случае, происходящее вокруг не имеет значения – скоро все закончится, ты сам поймешь, когда это произойдет. Приятных снов.
Ви озадаченно покачал головой, наблюдая за тем, как портал схлопывается за спиной этого странного человека. Постояв немного в растерянности, не понимая, почему сон не закончился на этом очевидно подходящем моменте, он сел, свесив ноги с края моста. И хотя внизу открывался впечатляющий вид мира, доживающего свои последние часы, Ви уже не обращал на него внимания, погрузившись в свои мысли, полные тревоги и сомнений.
* * *
Чем дальше в древесные дебри скиталец забредал, тем яснее понимал, что все встреченные им на его долгом пути существа с их удивительными историями и видением мира, и чудовища на опушке, и дремучий лес сам по себе, как и весь остальной Выворот, рождены в каком-то смысле его собственным разумом в пограничном состоянии, в миг, когда, все отчего-то изменилось, и старый порядок вещей и уклад мира стали более невозможны.
Что же с ними произошло, спровоцировав тот разрушительный ход мыслей, что привел от мира единства обратно к страшному спектаклю, в котором каждому предназначена трагичная роль? Что заставляет реальность принимать форму спирали, против их общей воли деформирующей все вокруг, и сможет ли теперь сам скиталец побороть эту закономерность? Скиталец размышлял о том, что сделал на пути сюда, о том, что многие его поступки были не слишком-то правильны, и он за это время почти намертво прирос к маске безумного злодея, необходимой для попадания в нужное место истории. Разумеется, с точки зрения общего блага все это было оправданно: подавление своей нерешительной половины, поглощения личностей и убийства живых существ, манипуляции, обман и предательства. Но даже зная, что это того стоило, он не мог отделаться от мысли, что в чем-то ошибся.
Но сейчас было явно не самое подходящее время для сомнений – эта дремучая мгла не закончится, пока он сам того не пожелает, окончательно и искренне поверив, что настало время, ведь она – плоть от его плоти, всеми своими залитыми багровым туманом оврагами, зловещими прудами, коварными тропками и изрезанной извилистыми ручьями чащей лежащая в полной и безраздельной власти его желания терзать себя вечно и упоенно за то, чего он не помнил, как не помнили и все остальные. Был ли связан этот цикл с каким-то неведомым законом, вплетенным так глубоко в саму ткань реальности, что даже находясь в пространстве вариантов, они не могли заметить его, избавиться от него?
Спустя неопределенный период времени где-то впереди стало различимо биение сердца леса, в котором и затаился выход из наваждения. Как только скиталец забредет туда и склонится над зеркальными водами черного озера, что питают корни каждого дерева в дремучем лесу, он найдет себя настоящего, и поймет, как попасть в нужное место, и стряхнет с себя лес, чтобы предстать перед тем, кто, возможно, что-то знает. Тот, кого он так отчаянно желал уничтожить, кому он был невообразимо чужим, кто должен рухнуть вместе со всем, что построил.
Финал неумолимо приближался, одной своей неизбежностью десятикратно сминая время, и та часть скитальца, что была озером, насмешливо скалилась из непроглядного сумрака, уверенная в предстоящей победе, а та, что была лесом – покорно расступалась, заранее признавая поражение. И только немногое, что оставалось между ними от плетущегося по тропе человека, неотвратимо приближающегося к своей мечте, видело неведомый пока что многим выход, настолько очевидный, что в наивное торжество поросшего расстройством и разбитого на осколки рассудка все никак не верилось.
Скиталец боялся выдать себя на каком-то, быть может, еще сохранившемся со времен до разделения уровне, поэтому думал только о том, что узнал голос поющей в ветвях птицы, о последнем встреченном на мосту проводнике, и как замечательно ковер из листьев скрадывает шаги. Прогнившее сердце леса, рожденное в багряных грезах, близилось все так же неизбежно, и было что-то успокаивающее в том, что в эти последние минуты никто и ничто вокруг не знали, чем же все закончится.
* * *
Гость стоял посреди моря белых цветов, висящего в пустоте космоса. Больше никого здесь не было – лишь ветер и раскидистый платан в середине этого огромного поля. Холодный и слабый свет падал на это место словно со всех сторон, и теней не было. В воздухе был едва слышен тихий и тревожный перезвон колоколов – невероятно далеких, недосягаемых. Там, где обычно должен быть “верх”, раскинулось межзвездное небо, затянутое огромными тучами, недвижимыми и мрачными. Багряные грезы полностью поглотили этот мир за тот долгий срок, что он живет.
По мере того, как гость приближался к платану, становился различимым силуэт – человек, сидящий у дерева, прислонившись к стволу правым плечом. Его белая футболка была вся в грязи и, как сперва показалось гостю, крови. Ветер слегка покачивал его волосы, сливающиеся с корой платана. Будь тут какие-нибудь насекомые или звери, они бы вовсю бегали по его телу, так он спокойно и неподвижно сидел, уставившись куда-то вдаль.
Когда гость оказался на расстоянии вытянутой руки, он понял, что во всем этом было не так.
Тот, кого он больше всего ненавидел и презирал, кого единственного искренне хотел уничтожить, отвратительный высокомерный шарлатан, родоначальник всего плохого, что скиталец видел во время своего путешествия, архитектор непостижимого безумия, истинный корень всех проблем в этом мире – был уже мертв. Его лицо имело необычайно бледный цвет, распахнутые глаза перед смертью видели лишь пустоту – он был совершенно очевидно слеп, рот и подбородок были в засохшей крови. Правая рука, бессильно покоящаяся у пояса, перед смертью сжимала футболку напротив сердца, утащив ткань воротника вниз. У ног почившего хозяина мира валялась незажженная сигарета, которую он, должно быть, хотел выкурить напоследок, но не успел.