Принц поморгал, морщась от непривычно яркого света. Он тут же пожалел о том, что проснулся. Сон манил его обратно. Сон обещал забвение еще на половинку вечности. Отец перестал говорить и посмотрел на него. Наверное, он уже был здесь некоторое время, заключил Принц. Интересно, король в надежде на чудеса подсознания говорил сейчас со спящим, или же Принц уже приходил в себя несколько ранее? От него явно ждали какого-то ответа. Он находил это весьма забавным.

– Плащ, – односложно буркнул Принц. Почему-то это казалось важным, хотя он все равно не мог заставить себя решить, почему.

– Плащ… – задумчиво повторил Рихард. – Зачем ты напялил на себя его плащ?

Принц обрадовался про себя, потому что он знал правильный ответ на эту загадку. Но потом ему сделалось лень.

– Он сам, – нехотя объяснил Принц, кутаясь поглубже в одеяло. Удивительно, что приходилось объяснять такие очевидные вещи. Он вновь забылся. Когда он окончательно пришел в себя, уже стемнело, докучливое Солнце милосердно скрылось за горизонтом и перестало светить ему в глаза, а короля нигде не было видно. Он полежал еще чуть-чуть, наслаждаясь спокойствием. Принц и помыслить не мог, что слабость бывает такой блаженной. Так настало утро.

Сразу перед восходом ему опять приснилась Изабелла. Они гуляли по летнему саду и болтали, болтали, болтали. Она говорило много и часто смеялась – он уже почти забыл, как выглядела ее улыбка. Герцогиня была такой настоящей, теплой, близкой, что Принц сделался уверен в том, что Изабелла в те же самые мгновения видела тот же сон. Иначе и быть не могло. Внезапно на солнце набежали тучи, и сад погрузился в сумрак. Изабелла также стала задумчива и несловоохотлива, и они стали гулять молча. Он упивался ее компанией и только изредка бросал взор на ее совершенный профиль и наслаждался тем, как чудесно она морщила лобик, думая о чем-то тайном, сокровенном, загадочном. Он знал, что время их было сочтено. Даже во сне он удивился, когда Изабелла остановилась и подняла из травы какой-то предмет. Он был продолговатым и плоским и сужался ближе к кончику. Перо! Догадался Принц. Это было перо! Герцогиня несколько мгновений рассматривала его, так и этак вращая в изящных ручках, а потом взглянула вверх, на сердитое небо, и нахмурилась пуще прежнего. Она рассеянно сжимала необычное перо в руках и как будто ждала чего-то, не отводя взора от небес. Она забыла, что Принц гулял рядом с ней. С уверенностью, которая бывает только во сне, Принц догадался, что нужно было как можно скорее отобрать перо у Герцогини, и потянулся к ней, однако тьма сгустилась до полной непроницаемости, а Изабелла отчего-то отдалилась и стала почти недосягаемой. Принц не мог ступить ни шагу – тьма повязала его, а ноги словно утопали в болоте. Тогда он потянулся к Изабелле и попробовал предостеречь, но мрак поглотил его крики, а Герцогиня все ускользала и ускользала, задумчиво глядя на небо и сжимая в руке это недоброе перо.

Принц пробудился в состоянии тревожного смятения.

Беспокойный сон мгновенно вернул его в настоящее. Его тело набралось сил, но разум как будто не засыпал – он словно открыл книгу по заложенной странице и продолжил чтение, прерванное накануне на полуслове.

Принц наспех оделся и отправился на поиски Джозефа. Нужно было что-то предпринять, но что? Если Изабелле грозила беда, то как он мог ее отыскать и, самое важное, от чего он должен был ее предостеречь? Да и послушает ли она его после всего, что он натворил?

Джозефа не было в Северной башне, а выходить в твердыню Принц не решился. Он стал ждать. Мало-помалу беспокойство, навеянное абсурдным сном, отступило на второй план. Собственное деликатное положение стало тяготить Принца гораздо больше. Его негласно подозревали в убийстве, а теперь он умудрился необратимо испортить свою репутацию покушением на герцога. Как много людей поверят его истории про агрессивный шутовской плащ? Да и правда ли все произошло именно так, как ему запомнилось? Принц отказывался верить в свой возможный душевный недуг – он ощущал себя здоровым и всем своим естеством боролся за твердость этого ощущения. Ах, если бы Батафи был жив!

Джозеф не заставил себя долго ждать. Завидев Принца, старый лакей всплеснул руками и побранил господина за то, что тот поднялся с постели, не дождавшись дозволения лекарей. Принц отмел все возражения и заверил своего слугу в полном собственном здравии.

– Молю, ваше высочество, не искушайте судьбу, не перечьте! – причитал Джозеф. – Вам показан полнейший, абсолютнейший покой!

– Джозеф, – в который уже раз повторил Принц, – я куда скорее пойду на поправку после обстоятельной беседы с отцом. Слишком многое тяготит меня. Скажи, он не занят? Можешь попросить его подняться ко мне? Я не хотел бы… слишком далеко отходить от своих покоев.

Джозеф сокрушенно покачал головой и наградил Принца настолько сочувствующим взглядом, что тому стало не по себе. Желание поговорить с отцом стало навязчивым.

– Я пойду к нему сам, – заявил Принц.

Джозеф в панике выставил перед собой руки.

– Ваше высочество, умоляю!

Принц молнией метнулся мимо, схватил на бегу первый попавшийся плащ и, кутаясь так, чтобы не было видно его лица, поспешил на аудиенцию к королю. Он проделал весь путь, не поднимая глаз и игнорируя всех встречных. Дай бог, никто не признал его. Лишь только у самой двери королевского кабинета он натолкнулся на лорда Грисвальда – доверенного советника и верного товарища своего государя, как раз в ту секунду покидавшего Рихарда после аудиенции. Грисвальд поклонился, а затем они молча, как то было принято в Лилии, обменялись рукопожатиями. Принцу почудилось на мгновение, что на лице старого аристократа мелькнула какая-то незнакомая, непонятная эмоция. Как будто он сейчас посмотрел на Принца новыми глазами и признался себе в том, что доселе совершенно не знал его и не разумел, что думать о нем сейчас. Как будто с Принцем что-то было не так. Махнув про себя на все рукой, Принц решил не додумывать за других. Сейчас это было не важно. Он просто отогнал незваные мысли и постучался в дверь.

Ему повезло – король был один. Рихард был поглощен изучением развернутой на столе карты Лилии. Раздражение сменилось на его лице озабоченностью, когда он поднял взор и увидел своего сына.

У Принца начинало складываться впечатление, что никто не ожидал его возвращения к активной жизни на протяжении по меньшей мере еще нескольких дней. Что ж, он был полон сюрпризов. Как, впрочем, и король, которой в совершенно несвойственной себе манере заключил его в неловкие объятия и, похлопав по плечу, окатил волной такой исполинской жалости, что Принцу и вправду сделалось дурно.

– Сынок, – с нежной суровостью сказал Рихард, – тебе не рекомендовано долго находиться на ногах.

– Отец, мне не лежится, – сознался Принц. – Я не могу бездействовать в своих покоях после всего, что произошло в нашем замке. Скажи, что герцог, что наши переговоры? Есть ли надежда?

Король сокрушенно покачал головой.

– Переговоры не продвинулись ни на йоту. Они отказываются обсуждать мирное соглашение, не говоря уже об изменении границ. Ждут от нас официального расследования и между тем рыскают по замку сами.

Принц виновато уставился в пол. Рихард жестом пригласил его садиться и сам занял место за столом напротив.

– Отец, я не могу объяснить, что со мною произошло, но ключом ко всему является этот несчастный шут! Дай мне немного времени, и я сложу все элементы мозаики воедино, – заверил его Принц без особой веры.

– Ты переутомлен, – посетовал король.

– Отец, Батафи был не просто шутом, и его смерть не случайна! Давай еще раз обыщем его покои, мы наверняка сможем докопаться до его прошлого. Опроси слуг – быть может, кто-то общался с ним больше остальных. И расскажи мне историю его появления. Прошу, это очень важно.

По лицу короля пробежало сомнение, но он быстро подавил его.

– Сын, тебе нужен отдых. Батафи появился здесь при самых обыкновенных обстоятельствах – он просто пришел и обосновался. Ты же знаешь, что прогонять шута – плохая примета. Я уже и не упомню всего, он как будто всегда жил при дворе.

– Отец, ты никогда так просто не подпускаешь к себе людей, – запротестовал Принц. – Вспомни, когда ты решил, что доверяешь ему. Вспомни, что предшествовало его появлению?

Король покачал головой.

– Ты уводишь разговор с неугодной темы, – грустно констатировал он. – Сын, я считаю, что твои последние неприятности стали следствием высочайшего перенапряжения. Почему бы тебе не провести некоторое время в нашем поместье на побережье? Мне нужен там надежный человек, чтобы привести имение в порядок и приглядеть там за парой неспокойных лордов по соседству. Ты справишься с этим не хуже других.

Принц не поверил своим ушам.

– Ты отправляешь меня в ссылку? А как же убийство Доменико? Как же мое… покушение на герцога? Ты называешь это неприятностями? У нас под носом произошли преступления, а ты думаешь, что все это решится моим устранением?

Повисла неловкая пауза. Король не сразу нашелся, что ответить на этот поток обвинений.

– Доменико убил ополоумевший шут, – размеренно, словно докладывая урок, озвучил Рихард. – Батафи давно демонстрировал склонности к маниакальному поведению, но мы списывали его чудачества на издержки профессии. Напрасно. Он понял, что натворил, и покончил с собой. Что до тебя…Ты не справился с перенапряжением и, заново пережив весь кошмар при виде плаща незадачливого шута, на время обезумел и сделал то, что сделал. И теперь тебе надлежит отдохнуть от суеты и волнений двора в спокойной, умиротворяющей обстановке. Я отправляю тебя на лечение. Герцог не будет спорить с диагнозом.

– Герцог мечтает видеть меня за решеткой, и не без оснований! Отец, ты не можешь так поступить! – взмолился Принц.

– Я не могу замять это дело. Просто не могу, сынок, – с сожалением возразил Рихард. – На кону наши стремительно катящиеся ко всем чертям договоренности с Таливаром. У нас есть лишь две возможности – или мы судим тебя по всей строгости закона за покушение на высокопоставленного зарубежного гостя, не говоря уже о витающих в воздухе подозрения касательно дела Доменико, либо же мы быстро объявляем тебя временно невменяемым и отправляем в наши имения на восстановление в сопровождении лучших наших лекарей. Другого не дано. Ты сам прекрасно видел, что убедить Арчибальда в твоем временном помешательстве будет проще простого – он и сам склоняется к этой версии, ты прекрасно все слышал. Об остальном не думай – просто доверься мне. Ты вернешься назад полным сил и готовым к службе.

– Это несмываемое пятно, – не согласился Принц. – Меня не примут. Наследник с печатью безумия, который в любую минуту может потерять рассудок и погрузить страну в хаос – такой образ ты мне предлагаешь?

– Я предлагаю потешить герцога и не сажать тебя в темницу, – спокойно заметил король.

– Послушай, отец, – вздохнул Принц и осекся. Он не знал, что сказать дальше.

Он пришел на разговор без какого-то ни было плана, он просто хотел поговорить, найти понимание, подступиться к истине, услышать слова поддержки. То, как складывалась беседа, не могло его удовлетворять. Он прямо спросил:

– Отец, ты веришь мне?

Принцу не понравилось то, что он разглядел в глазах отца – король сомневался.

– Ранее, когда ты любезно навестил меня сразу после истории с плащом, – продолжал Принц, хватаясь за соломинку, – я был не в состоянии общаться. Я был шокирован и не управлял своими мыслями. У нас не было времени обстоятельно поговорить, но теперь я здесь и перед тем, как ты примешь окончательное решение касательно моей судьбы, я готов в мельчайших подробностях описать эту злополучную историю. Ты увидишь, как странно она связана с ночью убийства Доменико.

Король молчал. Принц воспринял это как неохотное согласие и, как и собирался, поведал о событиях, сопутствовавших его нападению на герцога.

Весь рассказ выражение лица короля Рихарда не менялось. Он был одновременно удручен и озабочен и, казалось, не столько следил за нитью повествования, сколько сосредоточенно наблюдал за каждым телодвижением своего сына, боясь то ли подтвердить, то ли опровергнуть диагноз, которым он хотел его наградить. Принц окончил. Король по-прежнему безмолвствовал.

– Ты веришь мне? – тихо спросил Принц в последний раз.

Рихард отвел взор. Он встал и, сложив руки за спину, отошел к окну, а затем снова вернулся к столу и оперся на спинку кресла.

– Сынок, в этой истории слишком много странного. Даже если допустить, что мы имели дело с каким-то колдовством, разве можно так легко согласиться с его масштабами? Могущественные еретики Таливара неделями готовятся к самым простым и обыденным задачам, которые мы, богобоязненные люди, выполняем за один день. И все для того, чтобы поддерживать свои костенеющие и стремительно приходящие в негодность навыки в надежде на то, что мудрость предков снова посетит их обезумевшие головы, а простой люд продолжит с придыханием и страхом дрожать по домам и пальцем бояться пошевелить супротив их могущества. Последнее вполне себе выполняется, но в осуществимости первого я очень сильно сомневаюсь. Прошли века с тех пор, как их дьявольские способности производили нечто большее, чем пара неброских фейерверков.

Принц вспомнил про то, что сделала Изабелла в Галерее, и промолчал. Бесполезно было доказывать отцу то, что магии не существовало, а Разумение имело под собой строго научное обоснование. Это точка зрения всегда была при дворе непопулярной. Тем более, что на смену Разумению приходили сложные машины, которые не требовали от человека необычайных талантов и выполняли те же самые вещи за чуть меньшую плату. Король продолжал:

– А между тем они хранят свои бесполезные секреты столь бережно, что у несведущих начинают зарождаться сомнения: а нет ли и правда какой-то ценности у свитков с бабушкиными наговорами? Не получится ли и вправду сталь, закаленная по рецепту кузнеца-еретика, лучше, чем обычная? Не будет ли парусина, сотканная в мастерских богом проклятой Академии прочнее и восприимчивее к ветру, чем привычная?

– Плащ! – осенило Принца на этом примере. – Не мог ли плащ Батафи обладать какими-то особенными свойствами?

– Мы сожгли его, – отрезал король.

– Отец, – медленно сказал Принц, – когда и откуда Батафи прибыл в Лилию?

– Я не помню! – вспылил Рихард.

– Не помнишь? – повторил Принц. – То есть, ты знал когда-то?

– Я не намерен больше вспоминать об этом чертовом шуте! – вскричал король.

– Еще бы, куда как проще упрятать меня в ссылку! – огрызнулся его сын. Отец оторопел.

Принц продолжил свою атаку:

– Он упоминал какое-то перо. И некую историю, которую он написал при помощи этого пера. Я говорил о них на допросе, помнишь?

Король разъяренно смотрел ему в глаза.

– Я заметил, что стоило мне упомянуть это перо, как герцог тут же неуютно заерзал в кресле. Уж не семья ли герцога в первую очередь будет относиться к тем избранным, что так ревностно хранят упомянутые тобой «бесполезные секреты»?

– Наверняка, – ядовито процедил король. – Кому, как не ему этим заниматься, если даже его собственная дочь – ведьма.

Эта реплика больно уколола Принца. Он замолчал, чувствуя, как в груди разливается злоба.

– Ты же знаешь, – примирительно добавил король, справляясь со своим гневом, – что у них есть для этого целая Академия. Наверняка герцог посвящен во все их делишки.

Принц действительно позабыл об Академии – наверняка внушительная часть опасных знаний была сконцентрирована в каталогах Специального факультета крупнейшего университета Таливара. Но Разумение вроде того, что применил Батафи в ночь убийства Доменико (если это и вправду было Разумение, и если именно Батафи его сотворил) едва ли преподавалось студентам. Идея скрывать такую информацию там, где ее легко мог обнаружить любой не в меру любознательный профессор тем более казалась абсурдной. И все же… А не могло ли быть так, что назначение некоторых алгоритмов было двояко или не вполне изучено? Не могли ли открытые источники содержать упоминания о необычных перьях и плащах? Надежда была ничтожно малой, но это было уже больше, чем абсолютный вакуум, царивший в сердце Принца еще час назад. Появилась зацепка.

– Отец, – объявил он, изо всех сил стараясь держать себя в руках и не нагрубить, – я готов уехать из замка на некоторое время, если ты этого так желаешь.

Король заметно воспрянул духом, но Принц еще не закончил:

– Разреши мне отправиться в Таливар? В библиотеке Академии наверняка найдется хоть что-нибудь, что прольет свет на недавние события. Я отправлюсь инкогнито, – спешно добавил Принц, видя, как стремительно меняется выражение лица Рихарда.

– Кто тебя пустит в Академию? – усмехнулся король.

Принц и вправду не имел ни малейшего представления о том, как туда попасть. Но это не означало, что попытка грозила быть безуспешной. Кроме того, в любом городе, где Разумение не было вне закона, ему открывалось несчетное множество других способов приблизиться к разгадке – любая книжная лавка, любая частная мастерская таили в себе не одну возможность. Он собирался сказать это отцу, когда тот категоричным жестом пресек любые возражения.

– Это безумие. Я не думаю, что здесь даже нужно что-то комментировать. Мы будем действовать так, как я обозначил ранее – ты едешь управлять поместьем. Указ уже составлен и скоро будет обнародован. Если канцелярия уже не успела этого сделать.

Принц был в бешенстве. За него все давно решили, его собственный отец считал его виноватым в покушении на герцога и в помутнении рассудка, а Изабелла… но при чем здесь была она!

Он принял решение мгновенно. Нужно было действовать, пока король ничего не заподозрил. После двадцати шести лет сидения в одном замке можно было и убежать из дома.

Принц отрывисто кивнул, пробормотал, что все понял, и ринулся прочь из комнаты.

– Погоди! – закричал король, скорее для проформы, – не смей, не смей убегать! Ты еще благодарен мне будешь, дерзкий, несносный мальчишка!

Но Принц не слышал. Он бежал.

В его голове пульсировала лишь одна мысль. Навязчиво, громко, как биение неспокойного сердца.

Нет. нет. нет. Потом слезы начинали застилать его глаза, но он гневно смахивал их, он ругал себя за слабость. И снова пульсация – нет. нет. нет.

Он бежал по лестницам, сквозь коридоры, по дорогим коврам и по утоптанной земле внутреннего дворика, опять по лестнице, и в свою башню – все время вверх, вверх, и вверх.

Такой знакомый путь, он смог бы проделать его с закрытыми глазами в любое время дня и ночи. Мог ли он знать, что его последнее путешествие по вечному маршруту станет бегством от гнева и боли; мог ли он знать, что он пройдет его изгнанником, а не гордым принцем, наследником, которому завтра предстоит вступить на престол вместо уходящего на покой отца… чем черт не шутит – рука об руку со своей королевой, Изабеллой, мудрой и прекрасной… Мечты, мечты – они разбились в один миг, разбились, как ваза, опрокинутая неуклюжим движением руки. Только китайская ваза осталась тогда стоять на месте, как насмешка над его беспомощностью, как хрупкий памятник его неуместной слабости. Как давно это произошло и сколько времени требовалось на то, чтобы это принять?

За что ему все это? Где он так оступился?

Он достиг двери в свои покои, толкнул ее; дверь загремела о стену.

Невозмутимый Джозеф, верный Джозеф – даже сейчас он держал свои чувства в узде; лишь одна бровь удивленно приподнялась, а во взгляде промелькнуло неодобрение. Действительно, зачем ломать дверь… А может быть, он не знает? Может быть, указа еще не было, решение не оглашено, и принц еще может быть спасен?

– Должно быть, вы уже узнали обо всем лично его величества. Что ж… – поклонился Джозеф. – Я распорядился собрать ваши вещи, ваше высочество, только самое необходимое, все, что уместится в один сундук. Ваши одежды и книги, а также кое-что из посуды. Его величество король Рихард обещал снабдить нас охраной и провизией вплоть до границы, а там…

– Нет, Джозеф, нет, подожди, – перебил Принц.

Значит, Джозеф знает, ему уже приказали собирать вещи… Кто еще может знать? неужели отец объявил о своем решении во всеуслышание, неужели весь замок стал свидетелем его позора? Не может быть, люди стали бы шептаться за его спиной, лорд Грисвальд не подал бы ему руки перед аудиенцией у короля, недоуменные взгляды не сопровождали бы его бегство. Его поразила доселе счастливо избегавшая его мысль: а кто и вправду знал обо всем произошедшем? Насколько удалось удержать слухи за границами переговорной? Кто, кроме лекарей, ведал о его состоянии? Кроме лекарей, а также стражников герцога и капитанов личной гвардии короля… Кто нашел его в ту ночь без сознания? Кто верил в его сумасшествие, разрази его молния?

Словно читая его мысли, Джозеф сказал:

– Никто еще не извещен, ваше высочество. Его высочество король лично дал мне указания приготовить ваш немедленный отъезд. Я думаю, вы захотите ускорить его, дабы успеть до официального оглашения известий. Люди… говорят…

Оцепенение. Дыхание перехватило, как будто Принц оказался на краю пропасти и посмотрел вниз.

Значит, все. Пути обратно нет. Узнают все.

Официальное оглашение. Это конец. Его считали убийцей. Его сошлют.

– Ваше высочество? Вы слышите меня? Мы должны спешить.

Он очнулся.

– Да, да, Джозеф. Нужно спешить. Я уеду, сейчас же.

– Хорошо, ваше высочество. Не будет ли Вам угодно осмотреть свой сундук?

И тогда Принц решился, решился еще раз. Намерение, которое блеклой тенью ходило где-то на грани небытия, внезапно явило себя перед его внутренним взором с нерушимой твердостью, как скала из сказки о Роланде – та вырвалась к небу из недр земли и преградила герою путь, навеки отрезав его от любимой Лорены.

Верил ли он до этого сам в то, на что был способен?

– Нет, Джозеф, нет… – Принц посмотрел на своего верного слугу, как будто видя его в первый раз – морщины в уголках глаз, на лбу (от постоянной работы мысли и легкого недовольства манерами своего подопечного); уставшие, иссохшие руки с длинными проворными пальцами; некогда голубые глаза, чисто выбритое лицо и седые короткие волосы – лицо старика. – Я поеду один, Джозеф. Я немного опережу основной караван. Я подожду вас в гостинице у пристани – помнишь «Двух черных котов»?

Джозеф кивнул, скорчив при этом удивительно кислую мину. Еще бы он не помнил «Двух черных котов»! Принц любил в юности выбираться эту прибрежную таверну и прятался там от двора, в то время как Джозеф и отец рвали на себе волосы и в панике искали его по всему замку. Со временем все привыкли к этой его странности, а постояльцы и завсегдатаи «Котов» перестали обращать внимание на фигуру в темном плаще, ютящуюся в самом уголке общей залы и мерно потягивающую дешевое пиво за четыре гроша. Принц ни разу не заходил дальше – это была его безобидная версия побега из дома, которой ему дозволяли себя тешить. Джозеф не должен был ничего заподозрить.

– Собери мою одежду, – распоряжался Принц, – самые неприметные вещи, самые темные. И мой плащ – самый темный, неприметный плащ. Не перебивай меня, Джозеф! И деньги, побольше денег, все мои деньги.

– Но, Ваше высочество…

– Это на всякий случай, – неубедительно заверил его Принц. – Мне нужно привыкать распоряжаться своими средствами.

– Вы не так много отложили, ваше высочество, – заметил лакей. – В течение последних трех лет вы откладывали ежемесячно по семь дукатов с вашего жалования как государственного служащего, но в последнее время вы не очень-то экономили на книгах, а потом…

– Джозеф, – побранил его Принц, – принеси то, что я прошу, будь так любезен.

Джозеф внезапно преобразился. Он выпрямился, гордо посмотрел на своего властелина.

– Как пожелаете, ваше высочество.

«Он злится. Он хочет быть со мной до конца. Но я не могу его взять, я должен быть один. Я не потяну его за собой. Мне столько предстоит сделать… Я потеряю остатки гордости, навяжи он мне свою компанию. Нет, это решительно невозможно! Кроме того, какая верность сильнее – мне или отцу? Предаст ли он меня, расскажи я ему о своих намерениях, или последует бы за мной на гиблое дело?» Так думал Принц.

Джозеф удалился во внутренние комнаты, и вскоре вновь предстал перед Принцем, держа в руках увесистую дорожную сумку и кошелек.

– Ваши вещи, мой принц.

– Благодарю тебя, Джозеф.

– Я взял на себя смелость добавить к обозначенным вами позициям несколько необходимых предметов. Мне кажется, что вам было бы приятно иметь под рукой дневник – я положил его в эту сумку поверх одежд. Также я пошел на некоторое варварство и еще с утра распорядился на кухнях снабдить нас дорожной едой – мне кажется, что спешные обстоятельства нашего неизбежного приключения могут заставить нас отобедать прямо в пути. Ваша порция – здесь же, в сумке. Не премините отведать родной еды, ожидая нас в вашем любимом… заведении. Тамошняя стряпня определенно никуда не годится.

Джозеф смотрел в пустоту немигающим взглядом. Он понял! Старый прохвост определенно обо всем догадался! Принц рассмеялся и по-свойски хлопнул своего верного слугу по плечу.

– Спасибо за все, старый друг, – искренне сказал он, стараясь опять не прослезиться.

Принц бросился прочь, словно за ним уже была погоня. Старясь не думать о том, что эта короткая экскурсия по местам его детства и юности может оказаться последней за долгое-долгое время, он стремительно пронесся вниз самым кратчайшим путем и нырнул в бесконечные коридоры, что вели из твердыни на большую землю сквозь утробу горы. Принц знал каждый поворот в этом запутанном многоуровневом тоннеле. Он специально избегал лифтовых шахт, у которых всегда толпились военные и снабженцы, доставлявшие в замок провизию и прочие необходимые вещи. Он проделал весь путь пешком, кутаясь в плащ и сверкая королевским перстнем, когда стражники, подчеркнуто бдительные после недавних трагедий, пытались его задержать. Его тут же пропускали, признавая в нем важного курьера или другую особу, спешащую по государственному делу.

Он оказался на пристани ближе к полудню и, как и любой человек, собирающийся сделать глупость, тут же расположил к себе обстоятельства. У него еще не созрел план, карту Таливара он раздобыть не догадался, а потому после хаотичных расспросов и пяти минут неумелых переговоров он выторговал себе койку на небольшой шхуне, которая со следующим приливом грозила отправиться вверх по реке – к городу Саджии на границе Таливара и Лилии. Принц схоронился на судне и стал терпеливо ожидать отплытия. Если кто-то и хватился его, если кто-то и начал активно искать его в «Двух черных котах» и окрестностях, поиски эти не увенчались успехом. Принц благополучно отбыл и уже через несколько дней тяжелого путешествия и морской болезни наслаждался твердой землей под ногами.