Во дворе Данилыч услышал знакомое пронзительное гудение. Муха зависла над загоном, где метался обезумевший от страха кабанчик. Жиган, задыхаясь от лая, остервенело рвал цепь. Куры брызнули врассыпную и попрятались в саду. Петух забился в куст крыжовника. Кошка орала где-то под крыльцом.
– Сашенька! Васек! Где вы? – кричала Наталья.
Дети не отзывались. Иван похолодел, но жена бросилась в малинник и выволокла оттуда упирающихся ребятишек.
– Уводи их в дом! – закричал Данилыч, – Скорее!
Наталья загнала сыновей домой. Мальчишки сразу же прильнули к окнам, расплющив о стекла любопытные носы. Иван раздраженно махнул рукой, и Наталья прогнала сыновей в дальнюю комнату, откуда не было видно того, что происходит во дворе.
А во дворе происходило нехорошее. Муха опустилась в загон, нависла над скорчившимся визжащим кабанчиком, сгребла его в цепкие мохнатые лапы. Пока Иван растерянно озирался, соображая, чем бы отогнать непрошеную гостью, муха опустила голову. Мелькнуло жало, кабанчик рванулся и захрипел.
– Ну, сука… – выдохнул Данилыч с ненавистью.
В этот момент он понял: или муха, или они. Третьего не дано.
Когда муха улетела, он собрал то, что осталось от поросенка, в мешок. Вынес в балку, облил бензином и сжег. Вернувшись домой, сказал жене:
– Сестре позвони…
А сам выдвинул ящик комода и достал сберкнижку.
Утром он отвез детей к сестре, в райцентр. Потом поехал в сберкассу, снял деньги с книжки и купил винтовку…
– Ясно, – сказал Николай, – Невеселая история.
– Да чего уж тут веселого…
– Вот видишь! А ты бутылку разбил. Помянули бы кабанчика.
– Завтра помянем. Если все получится. И кабанчика, и муху заодно.
Вышла из дома Наталья, спросила:
– Ну, как?
– Нормально, – сказал Данилыч. – Раз только промахнулся.
– Плохо целился, что ли?
– Да… Поспешил.
– С мухой-то что делать будешь? – спросил кум. – Ну, в смысле, когда подстрелишь?
– Сожгу, – сказал Иван. – Что останется, закопаю.
– Напрасно, – покачал головой Николай. – Я бы на твоем месте загрузил муху в ЗИЛа и рванул в область. А там продал бы ученым – пусть ковыряются.
– Вот будешь на моем месте, – сказал Данилыч, – делай тогда, что хочешь. А мне надо, чтоб и следа ее не осталось!
– Ты это, – сказал кум, – не спеши ее жечь-то. Я, как выстрелы услышу, сразу прибегу. Охота мне ее, понимаешь, близко рассмотреть. Это ж совсем как под микроскопом, получается.
– Наверное, – сказал Иван. – Только знаешь, маленькие, они куда лучше…
Вечером, когда сели ужинать, в дверь постучали. Настойчиво так постучали, сердито.
– Да заходите, не заперто! – крикнул Данилыч.
В дом влетела тонкая черноволосая девушка. Она быстро поздоровалась с Натальей и, упершись кулачками в стол, сказала негодующе:
– Это что же, дядя Иван, а?
– Привет, Тамарка, – добродушно произнес Данилыч. – Чего такая взъерошенная?
– Чего? – воскликнула девушка. – Да вся деревня знает, что вы ружье привезли!
– Ну, привез. И не ружье, а винтовку.
– Какая разница? Вы что, правда, хотите муху стрелять?
– Хочу.
Девушка выпрямилась.
– Этого нельзя делать, – сказала она тоном строгой школьной учительницы.
– Тебя не спросил! – нахмурился Иван. – Это почему же нельзя?
– Да потому! – воскликнула Тамара. – Как вы не понимаете? Муха представляет большую научную ценность. Может, она одна такая на всем земном шаре. А вы ее убить хотите!
– Эта твоя научная ценность поросенка нашего сожрала прямо средь бела дня. И не подавилась!
– А вам жалко поросенка? – презрительно сощурилась девушка.
Вот дура-девка, подумал Иван. Оно и дело, что девка – не рожала, грудью не кормила, не тряслась над маленьким. Вот баба сразу бы его поняла. Она бы в первую очередь о детях подумала. За них страшно. Разве в поросенке дело?
Но тут вмешалась Наталья.
– А то не жалко? – сказала она. – Кормили-поили, думали – осенью заколем, продадим. А теперь что? Мухе под хвост? А дальше чего? Корову ей скормить? Курей? Так она их поест и за нас примется.
– Вам надо было в милицию сообщить, – сказала Тамара. – Они бы приняли меры.
Иван покачал головой, усмехнулся. Да был он в милиции! Как только понял, что муха не отстанет от их двора, сразу позвонил участковому. А тот послал его в район. Но в районном отделении с ним и разговаривать не стали.
– Ты, дядя, сам, случайно, не под мухой? – спросил его грузный лысеющий майор. – А то, гляди: мест в вытрезвителе навалом.
– Не имеете права, – тихо, но твердо сказал Иван. – Я трезвый.
– Поговори мне! – погрозился майор.
А капитан за соседним столом сказал:
– Муха – это серьезно. Ты вот что, товарищ: возьми большой лист фанеры и оглоблю потолще.
– Зачем?
– Прибьешь фанеру к оглобле…
– Ну?
– Знатная мухобойка получится! – сказал капитан и расхохотался. Засмеялся и майор.
Данилыч не стал дожидаться, когда их веселье закончится, а взял кепку и вышел. Больше он никуда обращаться не стал.
– Вы как хотите, дядя Иван, – сказала Тамара, – но муху убить я не дам!
– А ну, цыц! – прикрикнул Данилыч и стукнул кулаком по столу. – Ты чего сюда пришла? Старших уму-разуму учить? Поживи с наше, потом командуй. Иди вон в свой живой уголок, с кроликами возись, с черепахами, а нас оставь в покое.
Девушка прищурилась. В ее черных глазах засветились злые колючие искорки.
– Нет, дядя Иван, – сказала она, – я вас в покое не оставлю, так и знайте. И муху вы не убьете. Даже и не думайте!
Сказала и выбежала вон.
– Вот шебутная! – покачала головой Наталья.
– Совсем, как ты в молодости, – усмехнулся Данилыч.