Я успела ударить его между ног, и он застонал. Его лицо – глаза навыкат, эта мерзкая похабная улыбочка – оказалось прямо передо мной. Я сумела, оттолкнув его, выскользнуть, схватила куртку и юркнула к выходу. Он тут же, спотыкаясь, рванул за мной, но Гоша с криком «Бардак устроили!», бросился ему в лицо, и Костя взвыл.

Что-то грохнуло, но я не оборачивалась. Понеслась вон со двора, слушая, как он истошно кричал. Кричал, словно раненный зверь. Я рванула по едва заметной в темноте тропинке, спотыкаясь о корни деревьев.

– Где ты? – кричал Костя. – Ты же заблудишься, идиотка!

Я бежала, не оглядываясь. Бежала под горку и слышала своё дыхание. Колючие ветки хлестали по лицу, цепляли одежду. Сквозь кроны деревьев едва пробивался лунный свет, и в темноте ночи я старалась не потерять тропу.

Ворвалась в дом и всё не могла успокоиться. Ощущала себя грязной. Сонный отчим в заношенных трениках и когда-то белой, а нынче желтоватой футболке встретил меня суровым взглядом.

– Ты время видела? – отчеканил он. – Мать волнуется!

Я бросила взгляд на часы:

– Я опоздала всего на двадцать минут, – мой голос дрогнул на последнем слове.

– Сегодня на двадцать, завтра на полчаса. Послезавтра вообще не придёшь. Надо проучить тебя, – холодно сказал он и хрустнул пальцами.

– Нет, пожалуйста…

Я забилась в угол и присела. Он схватил меня за волосы, оттащил и несколько раз пнул в живот. Последний раз ударил с такой силой, что я отлетела к порогу. Задыхаясь, сжалась в комок. Он оставил меня у дверей и просто ушёл. Едва поднявшись, я поплелась в комнату, легла в кровать и завернулась в одеяло. Я проклинала Костю. Не знаю, почему именно его. Наверное потому, что привыкла терпеть отчима. Наверное, если бы не Костя, я бы не получила несколько пинков в живот. Наверное, унижение от парня стали для меня ударом в спину. Глаз не сомкнула до самого утра, прокручивая в голове одну мысль: «Проклинаю!»

Я желала Косте смерти. Самой ужасной и мучительной смерти, которая только может быть.

***

Шагая по коридорам школы, ловила на себе взгляды. Странные недобрые взгляды, которые, казалось, прощупывали меня с ног до головы. Эхом отдавались голоса, в которых проскальзывало моё имя.

На уроках ребята шептались, то и дело мешая учителю. Тот шикал на них, проводил по классу суровым взглядом, останавливался на мне, пристально всматривался и вновь продолжал рассказывать тему. От этих взглядов по спине прокатывался неприятный холодок.

Только после первого урока я, наконец, узнала, в чём дело. Костя умер, школу тут же заполонили слухи о моей с ним связи и грязные предположения о вчерашнем вечере. Все вокруг откуда-то знали, что я осталась с Костей вдвоём – должно быть, разболтали ребята, что были с нами на шашлыках.

На перемене я метнулась в туалет и проплакала до звонка, а потом, даже не забрав вещи, улизнула из школы. До обеда просто сидела в одном из дворов и думала. Нет, меня не очень-то заботила смерть Кости. Он заслужил это! А заботили меня разговоры. Мальчишки и девчонки ведь не остановятся на этом. Они хуже бабок у подъезда, когда начинают судачить и пускать сплетни.

Я старалась успокоиться, чтобы мама и отчим ничего не заподозрили. С порога тут же пошла работать по дому. Когда я перебирала семена на посадку, краем глаза заметила в окне людей. Я аккуратно выглянула. С отчимом беседовали двое милиционеров.

Отчим пустил их в дом, они вошли, держа в руках фуражки, и попросили позволения присесть. Я кивнула и старший милиционер, представившийся сержантом Грушиным, стал меня расспрашивать. Отчим стоял в дверях и безучастно ковырял в зубах спичкой. Я рассказала всё как было, не утаив ни малейшей детали. Милиционеры попрощались и пошли к выходу, а я на цыпочках прокралась следом и услышала, как у самого порога отчим спросил:

– А от чего скончался пацан?

– Врачи сказали, что от удушья! Вроде как острая аллергия, возможно на птичий помёт, во как бывает!

Отчим хмыкнул, попрощался и закрыл за ними дверь. Я наблюдала, как он решительно, с суровым взглядом зашагал в мою сторону, и метнулась в комнату.

– Какого хрена ты делала у этого пацана? – взревел он и схватил меня за шею, прижав к стене.

Я не смогла ответить. Просто мотала головой, а он всё орал:

– Отвечай, мразь мелкая, или придушу! – он сжал руку, и я задрожала. Задыхалась, кряхтя и барахтаясь.

Он отпустил меня, и я сползла по стене, истошно кашляя.

– Блядь малолетняя! – фыркнул он и с отвращением харкнул на пол.

– Мы просто веселились…

– Да-а-а?! Ну конечно! Сейчас это так называется. Ты осталась с ним вдвоём, чтобы повеселиться… – он швырнул в стену пакет с семенами и зашагал прочь.

Мама украдкой вошла ко мне в комнату, но лишь пригласила меня к столу. Она поглядывала на меня с жалостливым выражением лица, но так ничего больше и не сказала. Не защитила и даже не подбодрила. В горле стоял склизкий ком обиды. Хотелось плакать, но что толку от слёз, если их не для кого лить?!