Любитель понедельников
Вопреки сложившемуся мнению профессору нравились понедельники. Они были ничуть не хуже всех прочих дней недели и в большей степени способствовали уединению – профессор любил приходить пораньше и в тишине своей лаборатории заниматься экспериментами. Через несколько часов площадь производственного отдела заполнится людьми, а вместе с ними прибудет и суета: послышатся разговоры и раздражающие телефонные звонки, включатся станки и насосы, в общем, установится типичный фон рабочей атмосферы, в котором иногда так трудно бывает сосредоточиться.
Учитывая всё это и малую потребность во сне, профессор предпочитал оказываться на своём рабочем месте как можно раньше. Он поднялся по ступенькам на крытое крыльцо, поймал на груди болтающийся пластиковый прямоугольник в потрёпанном держателе и приложил его к прорези магнитного замка. Послышался знакомый писк, и дверь впустила его внутрь.
Во всём отделе не горело ни единой лампы, помещения были залиты полумраком. Нашарив рукой рубильник, профессор щёлкнул им и тут же сощурился. Как и всегда на протяжении последних нескольких месяцев в первую очередь его взгляд сфокусировался на широкой пробковой доске, к которой разноцветными кнопками крепились всевозможные напоминания, сообщения, извещения и прочие информационные материалы разнообразных форм и содержаний. Кто-то завесил объявление о международной конференции по вопросам инновационных технологий, но профессору был виден самый его уголок, выглядывающий из-под размалёванного постера. Он сочувственно покачал головой – вывешенные объявления в какой-то степени отражали сдвинувшиеся приоритеты молодого поколения.
По левую руку от него вырисовывалась арка, ведущая в конструкторский отдел, там неясно мерцали спящие мониторы, жужжали компьютеры, с правой стороны располагалась комната административного персонала, её занимали важные, но мало что понимающие люди. Профессору достаточно приходилось сталкиваться с некомпетентностью руководящего состава, что всякий раз отнимало существенное количество времени и тормозило его работу. Без лишней необходимости он старался не заходить в эту комнату и по всем вопросам свести общение с её обитателями к минимуму.
Более тридцати лет он преподавал в Университете, к которому примыкал производственный отдел, он преодолел немалый путь от неумелого студента до профессорского звания, от теоретических основ до собственных смелых гипотез, от задумок до реализаций и оформления патентов. Для своего возраста ему удалось сохранить достаточную гибкость ума, чтобы не превратиться в закостеневшего старика, бездумно повторяющего давно заученные фразы. Профессор держал свой мозг в прекрасной форме, он был открыт новым веяниям, он совершенствовал собственные приспособления и с большим нетерпением ждал предстоящей международной конференции.
Под его руководством находился проект, о значении которого знали лишь единицы и носивший неофициальное название «Мантикора». Профессор сплотил вокруг себя кружок приближенных коллег и с большим азартом принялся за эксперименты, довольно быстро позволившие нащупать правильное направление дальнейших исследований. Если бы не препоны, выражающиеся в бумажной волоките, если бы не проблемы с поставками некоторых компонентов машин, если бы со стороны руководящих личностей было бы больше отдачи и желания идти навстречу… Если бы… Слишком много сослагательного наклонения, неуместного в реальной жизни, действительность была такова, что даже те мизерные, сиюминутные успехи давались учёным с превеликим трудом.
Иногда профессор в самом деле не понимал ответственных людей, принимающих решения: неужели они не заинтересованы в дальнейшем развитии? Неужели они просто не понимают, какой шанс выпал всему Университету, какое уникальное открытие готовится в его стенах? Сколько раз ему приходилось сдерживать гнев, чтобы не сорваться на никчёмных дилетантов, стопорящих всю его работу! Накопленные за время преподавания идеи рвались наружу, его распирало от открывающихся возможностей, он не уставал изобретать всё новые способы применения образцов, попавших в его бережные руки. Перспективы грозили расширить представления о механической обработке, перевернуть их, по-новому осмыслить данную дисциплину…
Это был не только его шанс, это был шанс всего человечества, это был шаг на следующую ступень технологического развития, но в данный момент только несколько человек имели представление об истинной ценности экспериментов с непонятным названием «Мантикора» и, увы, практически не имели никакой поддержки руководящего состава и всех тех привилегий, исходящих от него.
Утром профессору хорошо думалось, он был один во всём здании, и ничто не портило иллюзорную свободу его изобретательской фантазии. Для себя он давно принял решение, что доведёт работу до конца, несмотря на внешние раздражители и полное непонимание и неприятие его попыток. Он точно знал, что в образцах скрывается внушительный потенциал, и результаты экспериментов всё больше подтверждают его ожидания.
Прежде всего он собирался запустить кофе-машину, медленно выпить стаканчик, а затем уже перейти непосредственно к запланированной на эту неделю серии тестов. Небольшая столовая зона находилась по соседству с кабинетом администрации. Профессор вытащил с верхней полки свой стакан, проверил наличие зерна в выдвижном отсеке и, задав крепость будущего напитка, поставил стакан под краник. Вполне естественно взгляд его скользнул по верхней крышке кофе машины, на которой размещалась эмблема изготовителя. Хромированные буквы «МЛ» – символ «МеканикаЛарс» – блеснули под флуоресцентными лампами и нашли отражение в нахмурившихся глазах профессора.
Корпорация Ларса, наплодившая множество дочерних компаний, уверенными шагами двигалась в сторону светлого будущего, обещая людям всевозможные удобства и блага, но только профессор был не согласен с теми методами, к которым она прибегала, прикрываясь новомодными тенденциями и дорогой рекламой. И профессор, и корпорация стремились к прогрессу, но выбирали для этой благой цели совершенно разные дороги.
Получившая заказ кофе-машина начала издавать булькающие звуки, ей требовалось некоторое время на приготовление напитка, профессор как раз успел бы запустить свой компьютер и подготовить тестовые таблицы, ему не терпелось приступить к эксперименту.
Прямо возле двери столовой зоны начинался длинный коридор, по бокам которого располагались входы в различные отделы. За широкой раздвижной дверью находился цех механической обработки, вдаль уходили ряды сверлильных, токарных, фрезерных станков. Пробивающееся сквозь жалюзи солнце красило застывшие механизмы в яркие цвета, безжизненно висели провода, пол был усеян стружкой, и кругом стоял устойчивый запах смазки. Это картина была хорошо известна профессору ещё со студенческих времён, практически вся его осмысленная жизнь была связана со станками и тяжёлой наукой конструкционной обработки. Однако сегодня его интересовала соседняя дверь.
Вход в лабораторию соседствовал с механическим цехом, и профессор с расстояния в несколько шагов обратил внимание на произошедшие изменения. Табличка на двери висела криво. Он абсолютно был уверен в том, что в пятницу вечером та располагалась строго по центру, потому что иначе он – прирождённый перфекционист – заметил бы такое и в обязательном порядке поправил бы табличку. Да и кто мог бы сбить её, если перед выходными профессор последним покидал помещение лаборатории?
Тень неприятного предчувствия коснулась его сердца. Он протянул руку, выровнял табличку и только после этого прикоснулся магнитным ключом к щели. Перед ним раскрылась ещё одна тёмная комната, где-то на другом конце коридора гудела кофе-машина, но профессор моментально выбросил её из головы, ему не нравилось шевельнувшееся внутри предчувствие. Он зажёг свет.
С детства приученный к порядку профессор не выносил вида разбросанных вещей, не могло и речи быть о том, чтобы оставить в лаборатории инструмент или тестовый журнал не на своём месте. Порядок должен присутствовать не только в голове, но и на рабочем месте! Этой аксиомой он руководствовался на протяжении всей жизни и не видел поводов для отказа от неё. Однозначно он не мог оставить лабораторию в таком состоянии перед своим уходом, такое просто исключено!
Ближайший к двери стол был сдвинут с места, выпавшие из органайзера ручки рассыпались по столешнице, стулу и частично попадали на пол. Тут же валялись вычерченные графики и сводные таблицы, линейки и нераспечатанная упаковка канцелярских скрепок. Очевидно, что кто-то задел стол или, что вероятнее, врезался в него с такой силой, что опрокинул стоящие на нём предметы.
Жуткие подозрения возникли в голове профессора, он понимал единственность объяснения произошедшему, но до последнего отказывался в него верить. Он страшился того удара, который мог обрушиться на него в ближайшее время. На нетвёрдых ногах он пересёк первую комнату и застыл на пороге второй, боясь включить подсветку. Его правая нога заскользила в сторону, и ему пришлось ухватиться за стену, чтобы не потерять равновесие.
По полу растекалась обширная лужа. Взяться она могла только из холодильника, к прозрачной панели которого был устремлён безнадёжный взор профессора. По ту сторону стеклянной перегородки были установлены пневматические улавливатели, зажимающие сосуды с образцами. Четвёртый в ряду отсутствовал.
Странная смерть
Налицо были явные следы взлома. Это даже не пытались скрыть. Складывалось впечатление, что дверь чуть ли не сняли с петель – так неизвестные торопились попасть внутрь, что не сочли нужным прибегнуть к аккуратности. Замок был разворочен, а менее крепкие засовы просто вырваны из креплений. Судя по всему, для них единственным критерием являлась скорость, а всем остальным можно было пренебречь, даже жизнью несчастного, к которому они не проявили ни капли внимания. Подобное равнодушие к умирающему придавало ситуации ещё больший налёт загадочности. Из этого следовало, что взлом двери и проникновение в квартиру преследовали иные цели, никоим образом не связанные со спасением её жильца.
Чуть позже со слов соседей удастся установить примерную последовательность событий, происходивших воскресным утром в упомянутой квартире, но общая картина от этого примет только более запутанный вид. По заявлениям нескольких лиц сначала они услышали дикие крики, причиной которых, по их мнению, являлась боль. Такие звуки издают не напуганные люди, не злящиеся и не ссорящиеся, длинные завывания на протяжении довольно продолжительного времени говорили о сильных телесных страданиях. Самый первый, резкий вскрик заставил некоторых соседей проснуться, затем крики не прекращались до самого конца, иногда к ним прибавлялся грохот разбиваемой посуды, несколько раз падала крупная мебель, но человеческий голос, исполненный страдания, слышался на протяжении двадцати минут, по истечению которых жилец квартиры предположительно скончался, так и не дождавшись приезда полицейских.
Интересно получалось, что крики начались несколько раньше появления незваных гостей, коих предположительно было двое, то есть неуклюжий взлом в действительности не являлся причиной мучений мужчины, но, его состояние в некоторой степени объясняет поспешность действий внезапных посетителей – им хватило ума сообразить, что в скором времени в квартиру нагрянут полицейские. Но при этом им необходимо было попасть внутрь, даже рискуя нарваться на слуг закона. С чем же была связана столь насущная потребность? Почему они никоим образом не помогли умирающему мужчине? И почему их визит и его смерть совпали?
На эти и многие другие вопросы нужно было ответить детективу Эрзе Генрику, которому и досталось это дело. Патрульный встретил его у подъезда и, пока они вместе поднимались по лестнице на шестой этаж, успел пересказать те крохи информации, что имелись на данный момент. Естественно, в первую очередь, детектив решил задержаться около входной двери и внимательно её осмотреть.
– Дверь была закрыта, когда вы здесь оказались? – Поинтересовался он, сидя на корточках и заглядывая в скважину.
– Она была прикрыта, но не зафиксирована замками. – Ответил ему сержант, первым прибывший на место преступления.
Эрза кивнул: те, кто покидали квартиру, весьма сильно торопились, у них не было времени возиться с дверью, да и смысла в этом не было никакого. Интересно было бы узнать, насколько они разминулись с полицейскими, спешащими на вызов.
– А крики начались до того, как дверь выломали? – Детектив не торопился подниматься, теперь он осматривал пыльный коридор и лестницу, которой должны были воспользоваться беглецы.
– Да, всё так. – Сержанту приходилось ранее работать с Генриком, он знал манеры и привычки детектива, поэтому заранее и озаботился опросом возможных очевидцев.
– В таком случае понятно, почему они прибегли к такому способу. В тот момент хозяин квартиры уже не имел возможности впустить их внутрь, но им почему-то нужно было сюда попасть…
Проговаривая собственные мысли, Эрза распрямился, достал из кармана тонкие перчатки, натянул их на руки и уверенно перешагнул порог квартиры. В нос сразу ударил химический запах, Генрик не мог определить его конкретные составляющие, но сомнений в его происхождение не оставалось. Определённо именно такой аромат стоял внутри химических лабораторий: резкий, раздражающий, отталкивающий. Совершенно не подходящий для жилых помещений, а потому сразу обращающий на себя внимание. Генрик обратил внимание на то, что лица других полицейских сморщились, один даже поднёс к губам носовой платок.
Квартира имела весьма запущенный вид, сразу становилось ясно, что в ней обитает человек, совершенно безразличный к своему окружению. Узкая прихожая упиралась в шкаф с перекошенной дверцей, из которого торчали рукава курток, в полном беспорядке по полу была разбросана разнокалиберная обувь: летние сланцы лежали вперемежку с зимними ботинками, кроссовки чередовались с заношенными туфлями, а в самом углу прятались потёртые футбольные шиповки. Аккуратно ступая по пятачкам свободного пространства, Эрза пересёк прихожую и оказался в просторной, но не менее захламленной комнате. К дальней стене крепился подвешенный велосипед, который, в свою очередь служил, вешалкой для кучи других вещей. Помимо этого, всё остальное пространство находилось во власти беспорядка: спортивное снаряжение занимало целый угол, детектив разглядел беговую дорожку, боксёрскую грушу и целую коллекцию гантелей; тут же стояли разобранные корпуса от компьютеров, лежали вентиляторы, платы, всё было опутано проводами; в большом множестве наблюдались грязные чашки, бокалы, кружки, видимо, хозяин квартиры не утруждал себя мытьём посуды, предпочитая вместо этого всякий раз использовать новую.
Как понял Эрза, эта комната представляла собой что-то вроде кабинета или рабочего пространства. Хотя трудно было сказать наверняка. Он двинулся дальше туда, где запах химических реакций набирал большую силу. Детектив не сомневался, что эпицентр этого запаха обнаружится возле тела умершего.
Устойчивый химический запах доносился с кухни, именно в том направлении и двинулся Эрза, ведомый чутьём и заранее готовящий себя ко встречи с очередным трупом. Кухня была большого размера, и к тому же полностью освещена, благодаря окнам, расположенным вдоль одной стены. Последнее обстоятельство, однако, не сулило ничего приятного, потому как яркие лучи поднявшегося солнца представляли взгляду крайне приятную картину. Детектив на некоторое время задержался в дверном проёме, ему не приходило в голову, что предстоит столкнуться с подобной мерзостью. Химический запах достиг своего апогея. Луч света отразился от широкой лужи.
Тело представляло собой жуткую пародию на человеческий организм, ранее Генрику не доводилось сталкиваться с повреждениями такого вида. Это были не огневые ранения, не ножевые порезы, не следы когтей хищных животных… больше всего это напоминало ожоги, но оставленные не пламенем, а едкой кислотой. У трупа напрочь отсутствовали пальцы, лишь небольшие бугорки указывали на места бывших фаланг. Ладони и кисти представляли не менее ужасающее зрелище, кожа отсутствовала, мышцы лишь в некоторых местах прикрывали кости, которые так же утратили свою целостность.
Отвратительное сравнение пришло детективу в голову, ему подумалось, что тело лежащего перед ним человека словно расплавили, как обычную свечку. Ему представились медленно ползущие горячие капли воска… Если на вершине каждого пальца в отдельности установить фитиль и поджечь его, то кожа и плоть будут вести себя схожим образом с плавящимся воском. Что могло причинить такой вред человеку за малый промежуток времени?
Оторвавшись от рук, детектив принялся осматривать остальные части тела. На предплечьях, груди, бёдрах были заметны чёткие полосы выжженной кожи, словно по этим местам водили раскалённым железом. Красные ожоги пызурились волдырями. Ширина каждой линии не превышала трёх сантиметров, и этот размер оставался неизменным, насколько мог судить детектив. Ему с трудом представлялся инструмент или приспособление, способное оставить такие следы на коже человека, к тому же тот должен был корчиться от боли, его тело пребывало в конвульсиях. Вряд ли в таких условиях удалось бы сохранить неизменную толщину полосы. Желая хоть на некоторое время оторваться от искалеченного тела, Эрза Генрик повернулся к стоящим у него на спиной патрульным.
– Кто он такой?
Сержант с готовностью перелистнул несколько страничек своего блокнота.
– Антуан Сапожин, сорока трёх лет, программист, в данный момент безработный. Разведё