Tasuta

Целитель

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Глава 3.

Многие бы после таких разговоров пошли спать. Однако мои планы много отличались от планов большинства.

Мужчина с Мамой должны были уже спать, но Мальчик, как ни странно, спускался вниз. Этаж нулевой – здесь спала консьержка. Мальчик медленно обошёл это сонное царство, и отправился на этаж ниже.

Открыл двери. Повернул направо. Пять шагов. Лево. Снова дверь. Вниз и снова вниз. Так я и добрался до моего единственного мета, где чувствовал я себя не потерянным, не злым. Единственное место, где я сказал бы “Я дома”…

Комната была довольно сыра. Всё-таки это был подвал дома. Здесь, опираясь об стены, сидели бездомные. Пространства не так уж и много, поэтому всего их было человек восемь. Освещение было совсем не яркое. Царила темнота, и лишь небольшой поток света из коридора спасал от полной немощности зрений. Несколько луж, что постоянно пополнялись медленными каплями с потолка. Посередине комнаты находилось нечто большое. Нечто дорогое. Пианино. Инструмент, на котором играл он, наш Мальчик.

Тогда он еще не понимал, почему бездомные не продают пианино. Ведь хозяева инструмента о нём давно уже забыли. Можно было получить за него крупную сумму. Однако, судя по всему, не цена этого инструмента волновала бездомных. Кто-то уж давно еще оставил здесь прекрасное творение человеческих рук и уехал. Невероятное пианино… Невероятно оно тем, что умело спасать души людей.

Мальчик подошел к нему. Вслед за этим несколько бездомных, тех, что сидели вдали, приблизились. Все сформировали некий круг возле Мальчика. Кто-то ближе к инструменту, кто чуть дальше. Кто опирался об каменный столб, кто и вовсе стоял ближе к тени, к углу комнаты. Но и те – умолкли. Бездомные сидели, слушали, думали, представляли, плакали, смеялись. Инструмент уникальный. Как бы к нему никто не относился, но была у всех одна черта: все были привязаны к нему, как к частичке себя. Вот и стоял он тут, без попытки быть проданным.

Надо добавить, что и Мальчик не смог бы играть без бездомных. Пианино без них утратило бы свою идею, свою “миссию”. Бездомные словно магическими силами передавали ему тяжёлые жизненные истории, страдания, счастья, предательства… Мальчику не надо было говорить с ними, ведь они сами разговаривали с ним через клавиши, и он чувствовал каждую эмоцию, каждый плач, любой изгиб души.

О походах на отрицательные номера этажей Мужчина с Мамой не догадывались. У Мальчика и в мыслях не было поддаться и рассказать. Возможно, он бы и рассказал, если бы не бездомные, так нуждающиеся в исцелении. Там у них есть покой, и Мальчик не смог бы предать их, сказав о них взрослым.

Товарищи его, параллельно, так же старались тратить свои силы во благо других. Две наши крайности: Митька да Александр…

Митька, пока Мальчик играл внизу на пианино, решил подбодрить своего брата. Он тщательно слушал, записывал ноты своего брата, дабы понять его и помочь. Всё бы ничего, да только Митька совсем не справлялся с рассказом брата и начал искренне рыдать, обнимая его. Не знаю, пусть читатель сам определит, помог ли таким образом приятель Мальчика своему мелкому брату.

Отправимся мы к Александру, у которого тоже были родные… нет, не братья. Родные сёстры. Два маленьких чуда. Обе подошли к своему старшему брату за помощью. Они, как это часто бывает у девочек, заморочились по какой-то ерунде. Брат их выслушал, однако… На большее он и не был способен. Он не мог помочь, так как не видел саму проблему. Хладнокровное его сердце так и мутнило его рассудок.

Получилось несколько интересная модель: Плакал Митька, его брат – нет. Плакали сёстры Александра, сам он – нет.

На том и закончим.

Глава 4.

После очередного типичного дня, состояние Александра стало близко похожим на состояние Мужчины и Мамы. Он почти перестал разговаривать. Часто стал срываться. Чаще выходил он гулять. Чаще возвращался полу-мёртвым. Словно всё его белое, доброе начало становилось цветом иным. Сложно этот цвет описать. Нечто кровавое и беспощадное. Тухлый, мокрый, грязный красный цвет. А может и вовсе грязно-чёрный.

Митька, как и Мальчик, начинали готовиться на сбор владельцев квартир. Установлено было правило, что раз в месяц всех собирают в одну длинную линию и забирают у каждого часть денег на газ, электричество…

Было девять часов утра. То время, что ненавистно работающим людям и прекрасно свободным. Девять часов.

Без пятнадцати девять сформировался поток бесконечных конечностей. Все мы, спустившись, выстроились в длинный, словно гусеница, ряд. Перед нами появилось человеческое лицо.

– Сбор торжественно начинается! Наш человек N соберёт ваши средства во имя поддержания жизнедеятельности вашего блока квартир. Прошу не слишком тормозить –

Первая, по традиции, в казну сыпала свои сбережения консьержка. После неё уж и остальные.

Собиратель N тем временем, и это было видно всем, ехидно улыбался. Такой уж был его тип человека. Собиратели, они такие. Улыбаются либо их чёрным началом, либо уж скрытностью печали.

– Господин, за такое количество потраченной энергии вам следует уплатить… -

– Благодарю, ваше высочество –

Так и встречался он одним за другим. После того, как я отдал свои деньги, настала очередь Митьки. Митька торжественно, хотя, скорее, больше смущаясь, передал денег в два раза больше, чем ему следовало. Каждый раз я спрашиваю, почему он так поступил и в этот раз? Почему он в принципе так делает? Ответ был всегда один: “я верю, что они помогут кому-нибудь. Верю, что деньги пойдут на благотворительность. Куда угодно, лишь бы утоляя чью-то нужду”…

Александр уже заранее достал свои купюры и заплатил в той самой секунде, когда N с чемоданом к нему повернулся. После таких резких движений N несколько перепугался, хоть и был готова к такому. Эти холодные александровские глаза… Этот его внутренний тон…

Спустя минут пять люди стали расходиться. Кто-то на улицу, кто-то снова к себе в квартиру. Событие это не слишком долго продолжалось. Комиссия по сборам грозными голосами и ужасными мордами приказали всем снова собраться.

– Цифры говорят о том, что кто-то не доплатил свою нужную сумму. Кто-то из вас заплатил меньше, чем следовало бы. Просим виновника признаться в содеянном, и мы простим это, приняв за небрежность и невнимательность. Второй ступеней станет четвертование пальцев. –