– В некотором смысле, – игриво пожала плечами Юля. – Во всяком случае, ваше предложение неожиданно. Я думаю, найдётся много более опытных людей… Почему я?

– Я обсуждал с Игорем Петровичем вопросы основных назначений, и мы оба согласились, что пресс-секретарь должен уже одной своей личностью символизировать открытость администрации. Вы, наверное, сравнили себя с Вороненко, поэтому и удивились?

– Возможно. Слишком уж разительный контраст.

– Вот именно! Я и хочу поразить общественность разницей в образе. На место бывалого советского партаппаратчика приходит представитель нового поколения. Молодая, энергичная девушка с внушительным для своего юного возраста опытом работы в журналистике. К тому же миловидная, не буду скрывать очевидного.

– Миловидная? Надеюсь, вы не по внешности кандидатов отбирали?

– Нет, конечно. Отношения с общественностью – одна из важнейших функций. Первым критерием при отборе мы считали авторитетность. Журналисты и простые люди должны верить словам пресс-секретаря президента. Внимать ему, как оракулу, уже никто не будет, но можно и нужно уйти от априорного отторжения любой официальной информации.

– И сколько человек вы перебрали, пока добрались до меня?

– Я не веду подсчётов. Вы непременно хотите быть первой в списке? Согласитесь, ваша слава ниспровергателя авторитетов не могла не насторожить нас. Я предлагаю обсудить основные принципы вашей предполагаемой работы. Вы можете здесь и сейчас сформулировать ваши подходы?

Юля растерялась. Она шла на собеседование беззаботно, довольная самим приглашением, и ни на минуту всерьёз не задумалась о возможности своей работы на заметной должности. Изредка только мелькали смешные мысли о начале впечатляющей карьеры, но она им только улыбалась. В основном она представляла себе возможные обязанности как необходимость целыми днями изучать содержание всевозможных СМИ и готовить обзоры примечательной информации. Подобная перспектива не вызывала энтузиазма, поэтому Кореанно собиралась побороть в себе мелкое тщеславие и отказаться от любого мыслимого предложения. Но предложение оказалось немыслимым, и она замешкалась на неприлично долгое время.

– Честно говоря, я не готова ответить на ваш вопрос. Не думала его услышать.

– Понимаю и не тороплю. Обдумайте хорошенько наше предложение, а через недельку соберёмся уже вместе с Игорем Петровичем, и вы изложите свои соображения.

– С Саранцевым? – чуть испуганно воскликнула Юля.

– С президентом, – подтвердил Антонов. – Вам хватит этого времени?

– Хватит. Наверное. Он встречается со всеми кандидатами?

– Нет, только с прошедшими первый этап.

– Хотите сказать, я его прошла?

– Именно. Вы удивлены?

– В общем, да. Мы же с вами ничего не обсудили. Я просто не понимаю, почему, как вы утверждаете, я удачно прошла собеседование.

– Вы ожидали анкету из пары сотен вопросов?

– Да, что-то в этом духе. Вы меня практически берёте с улицы.

– Так уж и с улицы! Вы достаточно известный человек.

– То есть, ФСБ и ФСО уже знают обо мне всё необходимое?

– И это тоже. Требования безопасности никто не отменял. У спецслужб ведь нет возражений, так какая вам разница? Вы зарекомендовали себя человеком ответственным и бесстрашным, не склонным к авантюризму. И, разумеется, бесконечно далёким от преступной среды. Перечисленные качества плюс талант делают вас отличным журналистом. Осталось только определиться с вашим отношением к нашему предложению.

– Вы же не станете утверждать, будто я единственная звезда на небосклоне отечественной журналистики? Так почему же именно я?

– Вы в наибольшей степени отвечаете моим представлениям о качествах пресс-секретаря президента.

– Что же это за качества?

– Частично я о них уже рассказал, а в остальном – руководствуюсь инстинктом бюрократа.

– Существует такой инстинкт? Наверное, он сильно облегчает вам жизнь.

– Думаю, облегчает. Я вижу надёжных людей с первого взгляда. Хотите – верьте, хотите – нет. Меня невозможно обмануть. Я увидел вас по телевизору и сразу понял, что вы не сдаёте свои источники, не торгуете информацией и не джинсуете. Но при этом не забываете держать руки на горле противника.

– Но я же всеми силами стремилась испортить жизнь Покровскому и его людям.

– Замечательно, ещё один аргумент в вашу пользу.

– Почему? Они с Саранцевым ведь… партнёры.

– Прежняя администрация ушла, теперь в Кремле – мы, и защищать своих предшественников не намерены. К сожалению, общество пока не приспособлено к демократическим процессам смены власти. Мол, если новый президент не обещает посадить старого в тюрьму, значит они суть тайные сообщники.

– Не такие уж и тайные. Саранцев ведь – человек Покровского, здесь нет никакого секрета. Он его вырастил под своим пристальным наблюдением, ещё с Новосибирска.

– Вы говорите лишь о внешней канве. Институционально президент – фигура самостоятельная, даже в партии не имеет права состоять, и политику он строит, исходя из интересов большинства населения, а не групповых запросов.

– Извините, Сергей Иванович, но мы подошли к критической точке разговора. Ни за что в жизни я не произнесу публично вашей последней фразы.

– Потому что считаете её лживой?

– Нет, потому что её сочтут лживой очень многие.

– А вы сами?

– Я научилась думать о правде и лжи как об абстрактных категориях. Никто никогда не знает, как их различить, но ни в коем случае нельзя вносить ясность.

– Почему же? Ясность многое разрешит.

– Ясность может оказаться основанной на ошибочных предпосылках. Я могу поручиться, что воспроизвела чужие слова правильно, но правдивы ли они – не всегда знает даже тот, от кого я их услышала. Честный журналист не лжёт сам и не использует заведомо недостоверные данные, но нередко заблуждается. Следовательно, сообщает читателям информацию, не соответствующую истине. Наверное, пресс-служба должна обеспечивать президенту благоприятное отношение СМИ, или, точнее, представлять его политику в наиболее выгодном свете. Я права?

– Думаю, это слишком прямолинейный подход.

– Я понимаю, её сфера ответственности шире. Анализ печатных и телекоммуникационных источников с целью оценить эффективность информационной политики, например. Но всё равно, главное – заслужить симпатии журналистов. Не спорьте. Если можно представить себе президента, которого обожает поголовно вся пресса, это был бы самый эффективный глава государства. С одним условием: эффективными должны быть проводимые им меры в социально-экономической сфере, иначе никакая пресс-служба его не спасёт. Я права?

– Разумеется, Юлия Николаевна. У вас есть претензии к программе президента?

– Программа – ещё не всё. Значение будут иметь реальные дела. Я не смогу обеспечивать информационное прикрытие проектов, с необходимостью которых сама не буду согласна.

– Но вы ведь не обладаете универсальной компетентностью. Каким образом вы будете судить о целесообразности тех или иных новаций в экономике, например? У вас же нет научной степени в этой области.

– Нет, но я вполне отчётливо представляю круг экспертов, точка зрения которых имеет для меня решающее значение.

– Вы сможете представить список ваших экспертов на нашей следующей встрече?

– Да, конечно.

– Замечательно, так и решим. Если нас устроит этот список, проблем не возникнет. Думаю, нет необходимости обсуждать с вами простые истины реальной политики?

– Что вы имеете в виду?

– Например, положение о том, что правильное решение совсем не обязательно лёгкое и приятное для всех без исключения? Наоборот, часто оно является тяжёлым для всех.

– Если для всех – это почти идеальная ситуация. Проблема в том, что проводимые властью решения частенько требуют лишений от большинства и предоставляют выгоду немногим.

– Умоляю вас, мы не на коммунистическом митинге. Если корпорация после повышения налогов поднимает цену на свою продукцию, она от этого не богатеет. Возможно, даже беднеет из-за снижения спроса. Мы сейчас углубляемся в специфические вопросы, что не имеет смысла. Могу вам пообещать, что вы будете находиться в курсе подготовляемых мер и высказывать свою позицию. Разумеется, не могу гарантировать вам перманентные победы в спорах, но спорить сможете. Устраивает вас такое условие?

Юля задумалась. Она сама не слишком отчётливо представляла, зачем поддерживает разговор. Политику государства она направлять не сможет, но обязанность обёртывать эту политику в привлекательную упаковку ляжет на неё. Вместе с ответственностью за последствия. Кроме того, нужно будет руководить людьми, которые зачастую старше и опытнее, а она в жизни никем не управляла. Оказывается, до сих пор она наслаждалась свободой и совершенно не ценила своего счастья. Ей ведь никто не предлагает ни грана власти, лишь только сомнительное право подойти к ней и встать рядышком с умным лицом, но мутное чувство глупой гордости нахлынуло волной, утопив доводы разума.

Кореанно попрощалась с радушным хозяином и через неделю явилась в Кремль. Она никому не сказала о возможных переменах в своей жизни из страха оказаться в смешном положении после отказа. С другой стороны, некоторые друзья и знакомые могли её осудить за соглашательство, а враги – обвинить в лицемерии.

Впервые она вошла в Сенатский дворец одна, а не вместе с большой группой любопытных людей, оснащённых фотоаппаратами и видеокамерами. Сотрудник администрации президента проводил её к кабинету и предложил подождать в приёмной. Через несколько минут из коридора вошёл Антонов, приветливо поздоровался и открыл дверь кабинета, жестом предложив ей войти. Юля волновалась, хотя колени всё же не дрожали. Она имела небольшой опыт общения с властью, видела раньше и Покровского, и Саранцева, даже задала им несколько вопросов на пресс-конференциях. Но теперь случилось неосязаемое изменение. Она не стоит с микрофоном в зале, переполненном десятками журналистов, она идёт по президентскому кабинету к его рабочему столу, а глава государства идёт ей навстречу, протягивает лично ей руку, предлагает сесть и общается именно с ней, а не с корпорацией.

Кореанно пыталась осознать незнакомое положение и растоптать чувство самолюбования, но успеха не добилась. Слаб человек, и не всякий успех готов перенести с достоинством. Можно ли считать достижением личную беседу с президентом, если тебе ещё не исполнилось тридцать? В чём смысл такого достижения для кого бы то ни было, кроме тебя самого? Впоследствии Юля не могла с достоверностью вспомнить содержание разговора в кабинете Саранцева, но могла поручиться за осмысленность и обдуманность своих ответов на поставленные вопросы. Перед ней развернули обширную перспективу революционных преобразований в открытости президента обществу и пообещали активную роль в задуманной реформе. На упорные вопросы Кореанно о причинах, понудивших сильных людей так настойчиво сватать её на место, куда многие хотели бы попасть без всяких приглашений, ей снова и снова говорили про молодость, готовность и способность к переменам. Мол, опыт работы в старых пресс-службах и в старой печати может только помешать, а её опыта работы в современной газете вполне достаточно.

– Всё-таки странно, – не удержалась Юля по истечении получаса оживлённого разговора. – Странно выглядит со стороны – вы так меня уговариваете, будто речь идёт об устройстве в дальнюю районную газетку после Москвы, а не о президентской пресс-службе. Наверное, это я должна проситься, а вы – тщательно изучать моё прошение.

– Чепуха, – махнул рукой Саранцев. – Вы прекрасно жили без нас и дальше могли бы жить, а мы вас хотим выдернуть на незнакомое поле деятельности.

– Я хочу попробовать, – честно призналась Юля. – Но боюсь.

– Отлично! Ещё один аргумент в вашу пользу. Отсутствие страха говорило бы о самовлюблённости и безответственности, – изящно парировал Антонов слабый отпор претендентки. – Нам тут нарциссы не нужны, очень опасные люди в политике. Всегда готовы перебежать к более многообещающему работодателю.

– Я хочу испытательный срок, – решительно заявила Юля.

– Для нас? – улыбнулся Саранцев.

– Разумеется, для меня. Вы наймёте меня на месяц или два, по истечении которых я при желании смогу уйти на все четыре стороны.

– Чем же может быть вызвано такое желание?

– Откуда я знаю, чем! Может, оно у вас и возникнет, не обязательно у меня.

Договорились о временной работе для Кореанно на первых порах, мило распрощались, и она вышла на улицу. Немного постояла на одном месте, задумавшись сразу о многом, и медленно пошла в направлении Дворца съездов, царь-пушки и царь-колокола, где бродили туристы и вещали экскурсоводы в широкополых панамах. С тех пор она ни разу не встречалась со смешным банкиром и не вышла замуж.

Глава 14

– Присаживайтесь, Юлия Николаевна, – по обычаю вежливо заметил Саранцев. – Чем нас сегодня порадуете?

Присутствие молодой женщины всегда оказывало на него умиротворяющее воздействие, и безумное утро не стало исключением. Антонов тоже проявлял очевидные признаки удовольствия в лице, движения его стали менее скованными, а голос сразу утратил дидактические нотки.

– У вас поездка в Мытищи, – строго сообщила Кореанно. – Нужно обговорить детали, у меня есть кое-какие наработки.

– Бросьте, это же не официальный визит к английской королеве, – равнодушно заметил Саранцев, усаживаясь в своё официальное кресло.

– Нет, это гораздо лучше, – проявила настойчивость Юля, вновь обидевшись на пренебрежение шефа к её сфере ответственности. – В том-то и дело – никакого официоза, пусть там не будет ни мэра, ни губернатора, ни главы районной администрации.

– Не уверен, что это возможно, – вставил своё слово Антонов, также усаживаясь. – Можно сделать, чтобы они не встречали президента перед школой с хлебом-солью, но позднее они в любом случае подъедут, и держать их в толпе зевак недопустимо. Пусть поездка частная, но без необходимости задевать чувства людей и на пустом месте создавать себе врагов – неосмотрительно.

– У вас какие-то планы на мэра Мытищ? Хотите дать ему министерский портфель?

– Неважно, он – член корпорации. К тому же, Юлия Николаевна, я думаю, даже в ваших глазах губернатор Московской области – фигура достаточно значительная. Или вы предлагаете и его в расчёт не брать?

– После того, как кортеж тронется, их всех можно оповестить о маршруте, заранее поблагодарить и вежливо попросить не вмешиваться в события. Могу взять на себя.

– Частная поездка не должна освещаться федеральными телеканалами, так было всегда, – вмешался Саранцев. – Даже Покровский охотился в Сибири при полном отсутствии журналистов. Вы же, насколько я понимаю, планируете широкомасштабную акцию.

– Я думаю, пора изобрести новый формат поездки президента по стране, – убеждённо и спокойно парировала Кореанно. – Кто нам запретит?

– Внезапный визит и раздача всем сёстрам по серьгам?

– Нет, это амплуа Покровского. Я предлагаю другое. Президент неофициально приезжает в регион, занимается там своими личными делами, встречается с людьми, вокруг толпятся журналисты, но начальство перед ним не суетится, не рапортует, тщательно отобранных случайных представителей населения вперёд не выставляет.

– А телезрители смотрят и возмущаются: мол, чего он без толку по стране мотается? – язвительно закончил за пресс-секретаря Антонов.

– Телезрители видят живого человека, и никакой бюрократической прослойки между ним и простыми людьми.

– Старый приём, Горбачёву он не помог.

– Горбачёв отеческим тоном интересовался состоянием дел и проявлял патриархальную заботу древневосточного властителя о своих подданных, в том числе как бы для защиты их от местных сатрапов. Вы же просто встретитесь со своими реальными знакомыми и поболтаете с ними о прошлом.

– Этот ход ещё старее, – заметил Саранцев. – Я помню подобный сюжет советского телевидения о встрече Брежнева с однополчанами по Малой земле.

– Я его видела, – не теряла душевного равновесия Юля. – Мне его нашли в архиве – лучшие кадры с Брежневым. Признайтесь, ведь вы запомнили их на всю жизнь? Вот и сейчас сразу к слову пришлись, а ведь несколько десятилетий прошло! Совершенно неожиданный взгляд на анекдотического генсека, в чём-то даже шокирующий. Разумеется, одним удачным приёмом восемнадцать лет провального пиара возместить невозможно, но в вашем случае есть достаточно времени для эффективного воздействия на избирателей.

– Вы, Юлия Николаевна, ещё вспомните Сталина с Мамлакат на руках.

– Сталинский опыт в наше время не катит, Игорь Петрович, – не приняла шутки Кореанно. – Тотального контроля над прессой сейчас нет. И я, если честно, не представляю, о чём вы говорите.

– Значит, не самый удачный пропагандистский ход был, – усмехнулся Антонов, иначе Юлия Николаевна не упустила бы его из виду.

– Вы ведь предлагали нам в качестве положительного примера брежневский период, но тогда тоже со свободой слова дело обстояло неважно?

– Мне трудно судить о сталинских временах, но о брежневских я сужу со слов родителей и могу предположить, что эффективность пропаганды была намного ниже. Никто не думал, что рабочие в странах капитала живут хуже своих советских братьев по классу, совсем наоборот. И вообще, я не о системе агитпропа говорила как о примере, а об одном удачном приёме.

– Кстати, о Мамлакат, – вмешался Антонов. – Помнится, во время перестройки пошли разговоры, что на руках у Сталина сидела вовсе не она, а дочь какого-то местного партийного деятеля. Его в тридцать седьмом к стенке прислонили, и срочно вовлекли в дело малолетнюю колхозную ударницу Мамлакат – якобы это она на руках у вождя и сидела.

– Чего только не говорили во время перестройки, – безразлично махнул рукой Саранцев. – Мы, кажется, отклоняемся от темы. Хорошо, Юлия Николаевна, в конкретном сегодняшнем случае вы имеете какие-то предложения по организации?

– Разумеется, имею. Когда мы подъедем к школе, там не будет ни прессы, ни официальных лиц, кроме школьной администрации. Вы свалитесь на них, как снег на голову, зайдёте в учительскую и пригласите Елену Николаевну отправиться с вами на празднование её юбилея. Когда выйдете из школы и направитесь к кортежу, вас снимут с разных точек на смартфоны, в течение часа съёмки будут в Интернете, вечером – в телевизионных новостях.

– И всё, что будет в этих кадрах – я со своей бывшей учительницей иду по школьному двору.

– Да, ничего больше и не надо. Стоит только вам заговорить о нуждах школьного образования, и зрители в тысячный раз увидят инспекционную поездку президента в регион, зевнут и переключат канал.

– А кто снимет проход по двору на смартфоны?

– Вы не надеетесь на школьников? Даже обидно слышать. Мы подъедем между двумя и тремя часами – дети, особенно старшеклассники, ещё не разойдутся по домам. Но всё равно, там будут наши люди и на всякий случай продублируют. Чем больше видеофайлов окажется в Сети, тем лучше.

– Вы думаете, директриса и завучи не будут бежать рядом? – саркастическим тоном поинтересовался Антонов. – Если охрана будет их оттирать, картинка получится непривлекательной.

– Охрана в кадр вообще не попадёт, – убеждённо ответила Юля. – Правда, с Дмитриевым я этот момент утрясти не смогла. Может, вы с ним переговорите прямо сейчас?

Президент и глава его администрации обменялись многозначительными взглядами. Кореанно и предположить не могла, насколько ко времени пришлось её предложение. Сам собой возник повод для отвлечённого разговора с директором ФСО и демонстрации ему козырных карт.

– Никак не могу убедить этого тщательного человека, что школьники не могут угрожать безопасности президента.

– Его можно понять, – пожал плечами Антонов. – Уже несколько недель минимум человека четыре-пять знают об этой поездке. Положим, мне и президенту он верит, но кому рассказали о своих планах одноклассники Игоря Петровича, можно только догадываться.

– Мне претит представление о президенте как о подневольном человеке, который не имеет права даже посидеть в спокойной обстановке со старыми приятелями, – медленно и веско возвестил Саранцев своё неизменное мнение.

Антонов перегнулся через стол, снял трубку телекома и поинтересовался у дежурного, когда придёт директор ФСО в связи с предстоящей сегодня поездкой. Выслушал ответ, брякнул трубку на рычаги и торжествующе посмотрел на президента:

– Через полчаса придёт.

– Игорь Петрович, ваше мнение должно всё решить, – жёстко стояла на своём Кореанно. – Я так горжусь своей идеей! Мы можем создать шедевр пиара, неужели можно погубить великолепную задумку из-за профессиональной паранойи охранников!

– Юлия Николаевна, вы всё же умеряйте свой пыл. В случае инцидента – отвечать им, а не вам. Дмитриев ведь не сможет поведать на служебном расследовании о вашем гениальном плане. А если и поведает, никакой выгоды для себя всё равно не получит – согласился же с вами, хотя мог настоять на своём.

– Ну какой ещё инцидент! По-моему, за все годы после покушения на Ленина ни одного теракта в отношении высших должностных лиц не случилось, – обиженно выпалила Юля.

– Ошибаетесь, дорогая Юлия Николаевна, – поучительно возразил Антонов. – В шестьдесят девятом лейтенант Ильин у Боровицких ворот стрелял по правительственному кортежу, во вторую машину, где должен был находиться Брежнев. Насколько я понимаю, Леонида Ильича там не оказалось именно благодаря предосторожности Девятого главка КГБ, который после новости об исчезновении офицера с оружием из воинской части на всякий случай повёз генсека через Спасскую башню, и под обстрел попала машина с космонавтами, погиб водитель.

– В восемьдесят седьмом Шмонов пытался застрелить Горбачёва на трибуне Мавзолея во время демонстрации, – рассеянно добавил Саранцев аргумент против своей собственной позиции в споре. – Но охрана помешала ему сделать даже первый выстрел прицельно, а второй и вовсе ушёл в обратную сторону, в стену ГУМа. Кстати, и Шмонова, и Ильина упекли в психушку.

– И обоих в девяностые выпустили, – подхватил Антонов. – За неполную сотню лет набираются три покушения, два исполнителя остались живы и даже вышли на свободу, пускай не сразу. Так что, Юлия Николаевна, мы с Игорем Петровичем ваши доводы категорически не принимаем.

– Ты меня не вмешивай, – спохватился Саранцев. – Я – за свободу президента. Если уж говорить о судьбе стрелков, то комендант Кремля расстрелял Фанни Каплан уже через несколько дней после покушения, чуть ли не в подвале Большого Кремлёвского дворца.

– Так говорили во время перестройки, но сам Мальков писал в своих воспоминаниях, что её куда-то увезли на машине.

– А Демьян Бедный писал со слов какого-то служителя, что её труп сожгли в бочке из-под бензина в Александровском саду. Обратно, что ли, привезли?

– Служитель мог и пошутить – восемнадцатый год давал большой простор для чёрного юмора. И вообще, ещё вопрос – стрелок ли она. Шлёпнули без суда, Дзержинский после этого смылся на несколько месяцев в Швейцарию. Возможно, настоящий исполнитель так и остался неизвестным.

– Послушайте, вы далеко отклонились от темы, – прервала Кореанно исторический экскурс собеседников. – Ваши рассуждения кажутся мне неуместными.

– Неужели мы вас напугали, Юлия Николаевна? – усмехнулся Саранцев. – Простите, ни в коем случае не хотели.

– Лично я только этого и хотел, – меланхолично заметил Антонов.

Мужчины развлекались в стремлении отвлечься от мыслей о снежном коме проблем и провести время с толком, то есть привлечь внимание молодой женщины. Они знали о её незамужнем положении и машинально заигрывали, хоть и не собирались ухаживать на самом деле.

– Пока не пришёл Дмитриев, можно обговорить подробности, – продолжала бить в одну точку Юля.

– Давайте обговорим, – снизошёл до своего пресс-секретаря президент, думая о близкой встрече с директором ФСО. С человеком, осведомлённым о событиях минувшей ночи, возможно, в большей степени, чем сам Саранцев. С человеком, ведущим собственную игру и способным на решительные шаги в самом неблагоприятном для президента направлении.

– Ресторан за городом, очень приличный, полностью арендован на подставное имя. Гостей будет мало, только сама Елена Николаевна, вы и двое ваших одноклассников.

– Двое? – отвлёкся Игорь Петрович от стратегических мыслей. – А кто там ещё? Я знаю только о Коноплянике.

Юля извлекла из сумочки наладонник, потыкала пальчиком в дисплей и через несколько секунд ответила:

– Кроме Михаила Конопляника – Анна Григорьевна Кораблёва, урождённая Корсунская. Насколько мне известно, ФСО и ФСБ не имеют к ним никаких претензий.

– Корсунская? – чуть растерянно переспросил Саранцев.

– Корсунская, по мужу – Кораблёва.

– По мужу?

– По мужу. Вы её помните?

Игорь Петрович очень хорошо помнил Аню Корсунскую. В полном смысле слова он её и не забывал никогда, ушибленный в самом начале своей жизни. Она приходила на ум периодически – в секунды успеха хотелось видеть её рядом, в дни унижений она маячила в тени сознания с неизменной саркастической улыбкой и нежеланием смотреть ему в глаза. Невозможно избавиться от ночного наваждения, если днём одолевает страх, а вечером – отчаяние перед неизбежностью завтрашних страданий. Ни одного свидания, тем более – никакого буйства юношеской плоти в их прошлом не было. Она просто не замечала его, а он думал на уроках вовсе не о химии и астрономии. Его смешные попытки привлечь её внимание вызывали у неё лишь недоумение – кто ты такой и откуда взялся? Одноклассницы созревают под взглядами своих одноклассников, превращаются из плаксивых ябед в объект вожделения, но по-прежнему не воспринимают всерьёз нелепых пацанов за соседними партами. Шепчутся о неизвестном с подружками и хихикают по непонятным поводам, разговаривают с твоими соперниками и улыбаются им, накручивают на пальчик локоны от волнения и заставляют ревновать, даже если вовсе о тебе не задумываются. Переодеваются за закрытыми дверьми раздевалок перед физкультурой, возбуждают эротические фантазии и знать не хотят о чувствах Васьки или Петьки, своих знакомцев с первого класса. Есть ведь столько других парней – взрослых, таинственных, опытных, интересных. И все они учатся в других школах, а то и не в школах вовсе! Нельзя побороть девичье пренебрежение, когда ты не принц её мечты.

Саранцев показался себе испуганным, потом растерянным, затем почти решил отменить назначенный выезд. Встретиться с Аней Корсунской после стольких лет взаимного небытия – странно, а увидеться с ней внезапно, без времени на подготовку – невозможно. Смешное фанфаронство – козырять достигнутым положением. Одно дело – Мишка, можно поболтать по душам. Славно поспорить с Еленой Николаевной о её педагогических методах. А вот разговаривать с Аней – не о чем. У них нет общего прошлого, оно есть только у него. Она его мучила непроизвольно, из пренебрежения. Точнее, пренебрежением. Не обращала на него внимания, а теперь решила устроить рандеву. Может, вовсе и не Мишка организатор, а она? Адвокату знакомство с президентом совсем нелишне. Надеется попасть вместе с ним в кадр, в выпуск теленовостей, потом козырять одноклассником. Может, захочет его соблазнить. Занятно – ему ведь тоже сейчас адвокат не помешает. Выудить у неё в разговоре исподтишка юридическую консультацию? Насторожится и заподозрит неладное – адвокат ведь. Знает ли он её? Они учились вместе десять лет, а не виделись с тех пор лет тридцать. Не разговаривали, не переписывались. А сколько раз они разговаривали в школе? Кажется, если подумать хорошенько, можно вспомнить все случаи и пересчитать их с точностью до одного. Но нет, он хочет, хочет с ней встретиться. Определённо, хочет. На старости лет всплыло в груди давно забытое, ознобоподобное ощущение – тёплая волна сменяется холодной, надежда – отчаянием и ненавистью, тоска – всплеском беспричинной радости. Сегодня она задержала на тебе взгляд – восторг, пусть и не сказала ни слова. Могла бы сморщиться презрительно или издевательски хмыкнуть, но просто посмотрела и не оттолкнула. Через минуту понимаешь: она же ничего не чувствует. Провела взглядом окрест, и ты оказался на пути, вместе со стулом или деревом, не более их примечательный. Безразличие хуже ненависти.

– Да, съезжается Новосибирск в Москву потихоньку, – задумчиво произнёс Саранцев. – Давненько я о ней не слышал.

– Она адвокат с некоторым именем, даже в прессу попадала пару раз.

– Рад слышать, – никак не выходил из воспоминаний Игорь Петрович.

– Надеюсь, ты с ней в юности… не того? – покосился Антонов на Кореанно и замешкался в изречении мысли.

– Я ничего такого не слышала, – поспешно вставила Юля и посмотрела на президента в поисках подтверждения своей информации.

– Откуда же вам слышать, Юлия Николаевна, вы ещё не родились тогда, и родились-то в Москве, а не в Новосибирске, – вернулся в юмористическое настроение глава президентской администрации.

– Вы меня прекрасно поняли, Сергей Иванович. Я имею в виду результаты проверки.

– А проверку ваша служба проводила?

– Мы по своим каналам, ФСО – по своим.

– Положим, ФСО старыми симпатиями президента не интересовалась, – вновь проявил скептицизм Антонов.

– Вовсе нет, они проверяют наличие мотивов. Присутствие старых счётов их всегда настораживает.

Антонов расхохотался:

– Мне вас жаль, Юлия Николаевна! Значит, старая связь для вас – повод к убийству?

– По всякому бывает… – смутилась Кореанно. – Всё зависит от расставания.

– Какое может быть расставание со школьной симпатией? Погуляли, да разбежались. У всех одинаково.

– Почему, случается и по-другому, – добавила Юля и смутилась окончательно. – Но в данном случае точно никакой истории не произошло.

– Убедительно прошу не обсуждать меня, словно покойника, – раздражённо отреагировал Саранцев на щекотливый разговор своих сотрудников.

– О покойниках принято говорить либо хорошо, либо ничего. Живые могут только мечтать, чтобы о них так говорили, а ты ещё недоволен.

– О покойниках теперь бодро рассказывают гадости, о которых молчали при их жизни. А ты со своими старомодными представлениями выглядишь по меньшей мере странно. То есть, выглядел бы, если бы я тебе поверил.

– Извините, у нас мало времени, – вмешалась Юля в бессмысленный обмен пустыми словами. – Скоро ведь Дмитриев придёт. Если не получится его переубедить, придётся использовать совсем другую концепцию.

– Кстати, а у вас заготовлен план на случай отказа Дмитриева принять ваши новации?

– Что его готовить? Ничего интересного, стандартное мероприятие. План разработан, конечно, но очень хотелось бы от него уйти.