Первые 83 из сих ныне изданных писем Вольтера писаны к Бертрану, бывшему в 1744 году проповедником в Берне и советинком при короле Станиславе. Бертран многими сочинениями по части естественной истории и физики заслужил отличное уважение от современников своих и был членом разных академий, в то время, по словам издателей писем, когда почесть сия не была наградою незначущего достоинства, как ныне, и академии заимствовали свой блеск от достоинства писателей, в них заседающих. Другие письма писаны к Даржансону, Дарженталю, Шувалову, Лану, Монкрифу, Неккеру и другим. Все более, или менее носят отпечаток Вольтера: лучше их похвалить не возможно: в сей похвале содержится и уверение, что чтение их равно занимательно быть может для всяких читателей. Ум Вольтера не принадлежит, как ум иных писателей, исключительно своему отечеству: он и всемирный, и единственный. И самые противники его во многих мнениях должны, если они беспристрастны, гордиться им по человечеству. Деятельность Вольтера, разнообразность его занятий, превосходство в многих из них и живость во всех, за кои он принимался, были и вероятно будут беспримерным явлением в летописях ума человеческого. Полководцы Александра разделили между собою по нем его наследство; Вольтер, который смелою рукою завоевывает владения своих предшественников, не мог однакоже оставить по себе достойного наследника власти своей, и скиптр его по смерти распался на части и ныне отдельно, и то с помраченным сиянием, сверкает во многих руках. Труды, оставленные им, мудрено измерить частною человеческою жизнью; иной академии на сложном своем веку не придется оставить по себе и четвертой доли его памятников. Письма к Шувалову писаны были в то время, как Вольтер занимался сочинением истории Петра Великого. Вместе с тем готовил он также издание Театра Корнеля, и потому в одном письме говорит ему: и даль величайшему из Петрос преимущество над нашим великим Петром Корнелем, как и вам в сердце моем над всеми меценатами в Европе. Прусской король недоволен был тем, что Вольтер взялся описывать деяния Петра Великого и смеялся над ним, что он занимается историею медведей и волков. Вольтер об этом пишет в Шувалову: я знаю хорошо, кто эти волки; и если мог бы надеяться, что августейшая пастушка, которая с кротостию пасет прекрасные стада, будет довольна тем, что я делаю для её родителя, то легко утешился бы в утрате покровительства одного из самых больших волков нашего света.