А дверь нам открыла не Вовкина бабушка, и даже не тетка, а Люська. Ее у нас зовут "Там-там", это вроде как по английски звучит "Мальчик-с-пальчик". Уж не знаю, откуда кличка прилипла, но она сама виновата: сама маленькая, одета всегда как мальчик, и стрижка короткая. Она на два года младше нас с Вованом, и поет в нашем ансамбле. Здорово поет, честно говоря.

– Люська, ты что здесь делаешь? – спрашиваю.

– Что делаешь, что делаешь. Живу я здесь! – отвечает Люська.

Тут Вовчик вмешался:

– Конь, а ты что, не знал? Люська моя сестра двоюродная. Она тут с мамой и бабушкой живет. Люсь, а баба Света дома?

– Ну ты, братик, спросил! – всплеснула Люрька руками. – Это когда ж она из дома выходила? А вы зачем пришли?

– Дело у нас, – говорит Вован. – Важное, срочное и прибыльное. Чего гостей на пороге то держишь?

Мы прошли в квартиру. Вовчик рассказал бабке, что я решил выкупить шкатулку за сто долларов. Та очень обрадовалась, и все причитала: "Так много, так много…" Так что мне стыдно стало, что больше заплатить не могу. Люська без конца расспрашивала, зачем мне шкатулка. Узнав, что для подарка, совсем забодала: кому, зачем да почему? Пришлось ей рассказать, как любопытной Варваре на базаре нос прищемили.

Потом я торжественно вручил бабуле 100 долларов, и положив шкатулку в пакет, пошел к Виточке в гости.

Точность – вежливость королей. И хоть я не король, но решил быть очень точным. Так что погулял еще немного вокруг Викиного дома, и ровно в восемь позвонил в ее дверь. Виточка открыла сразу, как будто за дверью ждала. Ну что сказать? Красавица – она и есть красавица. Даже когда в халатике и с чалмой на голове.

– Зравствуй, Вика! – говорю. – У меня подарок для тебя есть.

И вручил ей пакет. Вика взяла пакет, сказала: "Ты проходи, я сейчас, только в порядок себя приведу" В квартире было тихо. Я прошел в комнату. Огромный зал, как вся наша квартира. Красивые диваны, покрытые светло-серой кожей, плоский телеэкран, большой, как окно. В углу – я даже глаза протер, – пианино, точно как то, что у нас когда-то было. С подсвечниками. На полу паркет наборной, такой красивый, что я подумал: шкатулочка – то моя убого здесь смотреться будет. А в зале тихо. И никого.

– Я что, первый пришел? – спрашиваю.

Слышу – "Ох!" Оборачиваюсь: из прихожей вплывает (другого слова не подберешь) Виточка.

На ней что-то такое золотисто-прозрачное. Ну, вы наверняка в американских фильмах такое видели на всяких суперзвездах. А тут, – вот оно, рядом. Ну, и вся она… Э, я бы сыграл, а вот сказать не могу. И в руках держит шкатулку.

Говорит: "Подержи!" и выходит из комнаты. А через минуту возвращается с точно такой же шкатулкой, только потертой и поцарапанной.

– Эта шкатулка для нашей семьи очень много значит, – говорит Виточка. И голос у нее при этом очень странно дрожит. – Ее очень много лет назад дедушка подарил бабушке. Он потом на войне погиб. А теперь ты даришь. Ты даже не понимаешь…

Потом она встряхнула головой и сказала:

– А гости уже все пришли. Других не будет.

4 Библия от Шарика

Вначале было слово. И слово было у Хозяина, и слово было непечатно, ибо вбухал Хозяин большие бабки в землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над пустырем, и Дух нестерпимый носился над сточною канавой.

И сказал Хозяин: «Да будет свет!» И отстегнул электрикам. И стал свет.

И увидел Хозяин свет, что он хорош, и достал бутылку Немирова, и раздавил ее с электриками. И был вечер, и было утро: день один.

И сказал Хозяин: да будет твердь посреди земли, и да отделяет она землю от земли. И отслюнявил плотникам. И стало так. И отделил землю, которая внутри, от земли, которая снаружи, за твердью. И землю, которая внутри назвал двором, и землю, которая снаружи – улицей. И стало так. И назвал Хозяин твердь забором. И увидел Хозяин, что это хорошо, и достал три бутылки Немирова, и забухал с плотниками. И был вечер, и было утро с небольшой головной болью: день второй.

И сказал Хозяин: да соберется вода, которая воняет, в одно место, и да явится суша и вода чистая. И забашлял слесарям. И стало так. И собралась вода вонючая в свои места, и явилась суша. И потекла из трубы вода чистая. И назвал Хозяин собрание вонючих вод канализацией, а источник воды чистой водопроводом. И увидел Хозяин, что это хорошо.

И сказал Хозяин: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя по роду и по подобию ее, и дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле. И отшуршал колхозному агроному. И стало так.

И произвела земля зелень, траву, чтобы на ней лежать, и дерево со стволом, чтобы поднимать на него лапку. И увидел Хозяин, что это хорошо. И достал три бутылки Немирова, и размочил их с агрономом, а слесарям и стакана не налил.

И был вечер, и было утро с головной болью: день третий.

И сказал Хозяин: да будут столбы над забором для светильников и для сигнализации, и да будет фундамент, и стены, и крыша – дом жилой. И открошил строителям. И пил со строителями Немиров, так, что потерял счет дням и ночам. И стал дом.

И увидел Хозяин, что это хорошо. И был вечер, и было утро со всеми признаками похмелья.

И сказал Хозяин: да поселятся птицы в птичнике, и сядут они на тверди, которая есть забор, и на деревьях, чтобы гадить и удобрять землю. И заказал по каталогу всякую птицу пернатую по роду ее. И благословил их Хозяин, говоря: плодитесь и размножайтесь, и рыбки пусть заполнят аквариум, и птицы да размножаются на земле. И увидел Хозяин, что это хорошо. И достал Немирова, и пил уже сам, как последний алкаш.

И был вечер, и было утро, и было тяжело в желудке и муторно на душе: день очередной.

И сказал Хозяин: да произведем душу живую по роду ее, скотов, ибо мясо на рынке дорого, и зверей земных по роду их. И сделал перевод на счет племенного питомника. И стало так.

И поселил Хозяин скот по роду его, в хлеву и в свинарнике. И нанял соседского мальчишку, чтоб тот задавал скоту корм. И увидел Хозяин, что это хорошо. И уже среди дня достал Немиров, и стал квасить. И когда продрал глаза ближе к вечеру, сказал Хозяин: сотворим чего-нибудь по образу Нашему [и] по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над зверями, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле, и нес еще много подобного бреда.

И вдруг увидел на земле рядом с собой, морда к морде, собаку. Пса увидел Он, мужчину, то есть кобеля.

И благословил его Хозяин, и назвал его Шариком – не за круглую форму, а потому, что достался он Хозяину на шару. И сказал ему Хозяин: плодись и размножайся, но умеренно, чтоб соседи не ругались! И владычествуй над рыбами морскими в аквариуме, и над зверями в доме, и над птицами небесными в саду, и над всяким скотом, и над всею землею, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле. От кухонной двери и до ворот. Всех ты можешь облаивать, и хватать за ноги.

И сказал Хозяин: вот, Я дал тебе полную миску еды высококалорийной, и сухого собачьего корма «Педи-гри» – тебе сие будет в пищу. И стало так.

И увидел Хозяин все, что Он создал, и вот, хорошо весьма. И в этот день кончились и отпуск, и отпускные. И был вечер, и было утро, и руки тряслись, но похмелиться было нечем.

Так совершены дом и двор и все воинство их.

И завершил Хозяин к концу отпуска всю стройку, и все дела Свои, которые Он делал, и почил в день последний от всех дел Своих, которые делал. И не пил ничего, кроме рассола.

И благословил Хозяин этот день, и освятил его, ибо в оный почил от всех дел Своих, которые Хозяин творил и созидал, и не болела голова у него с похмелья.

И насадил Хозяин огород во дворе, и поместил там чучело, которое создал.

И произрастил Хозяин из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для того, чтобы его помечать по время прогулки, поднимая ножку.

И взял Хозяин Шарика и поселил его в доме, чтобы хранить его.

И приготовил Хозяин отбивные на сковороде, и заповедал Хозяин Шарику, говоря: Из миски своей ты будешь есть, а из сковороды, не ешь из нее, и не тронь ее, ибо в день, в который ты вкусишь из нее, смертью умрешь. А сам ушел на работу, потому что отпуск уже кончился.

Кот был хитрее всех зверей домашних, которых поселил Хозяин в доме. Хитрее мышей и даже тараканов. И сказал кот Шарику: подлинно ли сказал Хозяин: не ешь нигде и ничего в доме?

И сказал Шарик: из миски своей я могу есть, только со сковородки, сказал Хозяин, не ешь и не прикасайся к ней, чтобы тебе не умереть.

И сказал кот Шарику: Что за предрассудки? Убивать за кусок мяса? А как насчет общества охраны животных и законов о жестоком обращении? И вообще – Хозяин-то отходчивый.

Но в день, в который ты поешь со сковородки, станешь ты сам, как Хозяин, откроются глаза твои, и ты будешь лежать на диване, а Хозяин будет тебе приносить тапочки.

И увидел Шарик, что отбивные хорошо пахнут, и что они приятны для глаз и вожделенны, потому что это так здорово: лежать на диване, и чтобы тебе приносили тапочки; и взял сковородку, и сдернул ее с плиты на пол, и ел отбивные, а масло вылизывал.

И услышали голос Хозяина, входящего в дом после работы, и спрятался Шарик от лица Хозяина под диван.

И воззвал Хозяин Шарику и сказал ему: Сучий сын, где ты?

Он завыл: голос Твой я услышал в доме, и убоялся, потому что беспорядок на кухне.

И сказал [Хозяин]: Какой такой беспорядок? Не ел ли ты от сковородки, с которой Я запретил тебе есть?

Шарик сказал: Кот обольстил меня, и я ел.

И сказал хозяин коту: что это ты сделал?

Кот сказал: подумаешь, пару кусочков мяса! Если Вы так о нем заботитесь, могли бы и в холодильник спрятать.

И сказал Хозяин коту: за то, что ты сделал это, проклят ты пред всеми скотами и пред всеми зверями домашними; ты будешь ходить сам по себе, и будешь есть, что найдешь на мусорнике во все дни жизни твоей; а что ты будешь делать в марте, я тебе потом расскажу; и вражду положу между тобою и между псом, и между семенем твоим и между семенем его; он будет облаивать тебя, и загонять на дерево, а ты будешь шипеть и есть сметану в постные дни.

Шарику сказал: умножая умножу скорбь твою. И нашлю на тебя блох кусающих, и клещей сосущих. И ко мне навсегда влечение твое, и будешь ты махать хвостом и скулить, а я буду сажать тебя на цепь во дворе, и кормить тебя из миски во все дни жизни твоей.

И выгнал его Хозяин из дома, чтобы стерег дом, из которого он взят.

И посадил Шарика на цепь, и поставил на забор и на замки сигнализацию.

5 Победитель дракона

Сказка о юном герое и злокозненном драконе

Очень-очень давно, когда еще даже айфонов ни у кого не было, жил-был дракон. Он жил-был под крутобоким холмом в мрачной пещере. Дракон был страшный, огромный, холоднокровный, и зубастый. И он умел летать и плеваться огнем. А еще дракон был очень хитрый, умел считать до ста и решать в уме задачки на сложение и вычитание. И характер у этого дракона был отвратительный.

Пасут, бывало, пастухи стадо коров возле холма. Дракон каак вылетит, каак заревет! Коровы разбегаются врассыпную, пастухи от страха наземь падают. Некоторые даже заикаться начинали. А дракон сидит на верхушке холма, и хохочет. Очень не любили пастухи из ближнего села этого дракона. А то, бывало, ловят рыбаки сетями рыбу в реке. А дракон как пролетит над самой водой! Рыбаки с лодок прыгают, сети путаются. А дракон усядется над обрывом, и хохочет. Рыбаки дракона тоже не любили.

И граф Д'Иль, владелец всех окрестных земель, тоже дракона очень не любил. Уж сколько раз бывало: выедет граф в лес на охоту со своими рыцарями и дамами. Скачут по лесу, в рога трубят, собаки лают, оленя загоняют. Красота! А тут налетит дракон. Дамы визжат, рыцари с коней падают, собаки след теряют. Стыдно графу перед рыцарями и дамами. А поделать ничего нельзя. Объявлял граф, что если храбрый рыцарь дракона прогонит с графской земли, большую награду получит, и женится на графской дочери, красавице Оливии. И много храбрых рыцарей отправлялось биться с наглым драконом. Но никто не смог дракона победить или напугать. Выедет с утра очень отважный храбрый рыцарь на коне, в блестящих латах и с оруженосцем, на бой с драконом. А вечером возвращаются оба побитые, латы покорежены. И без коня.

Вызвал тогда граф Д'Иль старуху колдунью, чтоб навела на дракона порчу, или хоть ядом его извела. Взяла старуха плату вперед, и исчезла в ночной тьме. И не слышно было о драконе целую неделю. Обрадовался граф, и устроил праздничный пир, собрав своих рыцарей и дам в парадной зале замка. Весело пировали граф и его вассалы, в каминах жарились целые туши быков и свиней, играла музыка и лилось рекой вино. К ночи по приказу графа растворили окна в зале, чтобы остудить разгоряченные пиром лица. Вдруг раздалось зловещее хлопанье крыльев. И с леденящим кровь шумом через растворенное окно влетела и упала на стол прямо перед графом раздувшаяся от яда туша овцы. А потом раздался такой знакомый и такой ненавистный хохот дракона, и ужасный громкий голос: "Граф Д'Иль! Ты расплатишься за свое вероломство! Отдашь мне свою дочь. Завтра привезешь к моей пещере. А не привезешь – пожалеешь! Все графство сожгу! Ха-ха-ха!" Вот так начинается эта страшная и героическая сказка.

Дракон хохотал, но на самом деле ему не было весело. А было ему грустно. Он был очень молодой по драконьим меркам, всего-то полтораста лет. Если переводить на человеческие годы, то это лет двенадцать. А в двенадцать лет хочется веселиться, играть с друзьями, и даже (иногда, изредка) чему-нибудь полезному учиться. Но такие уж у драконов обычаи: как только самостоятельно вылетел из гнезда, мама с папой отправляют молодого дракончика в белый свет, и ничем ему больше не помогают. У драконов считается, что это закаляет характер. За желто-зеленую чешую дракончика звали в родном гнезде Лопушок. Дракончик этого имени стеснялся, и обижался на маму, папу и сестер когда те его так называли. Но вот стал он жить один, и мог взять себе любое, хоть самое грозное имя, например "Гром". Но не было никого, кому бы можно было это имя назвать. Пробовал он кричать крестьянам, рыбакам или рыцарям: "Мое имя Гром!" Но те называли его все равно проклятой летающей ящерицей. Как бы он хотел, чтобы хоть кто-нибудь теперь называл его Лопушок!

Дракон летел от графского дворца в свою пещеру, и мысли его были очень печальны. Как вдруг услышал он (а у драконов очень чуткий слух) детский плачь. Даже полностью взрослый дракон, длина которого достигает 15 метров, а вес больше тонны, может двигаться по лесу тихо, как кошка. Молодой дракон, вдвое меньшего размера, приблизился к плачущему ребенку вовсе бесшумно. На камне, совсем рядом с дорогой, сидел мальчик чуть старше десяти лет. Выглядел он весьма странно, можно сказать смешно. Мальчишка влез в доспехи и взял оружие взрослого воина. Тяжелая кольчуга скрывала всю его фигуру, как халат восточного купца. На голове – большой, покрытый пятнами ржавчины, полукруглый шлем казался шляпкой гриба. За спиной висел колчан от большого лука, а прямой меч корд, прислоненный к камню, поднимался выше головы. Глядя на этого мальчишку, пытавшегося выглядеть грозным воином и рыдавшего с детской простотой, Лопушок почувствовал себя таким же – мальчишкой, играющим в опытного вояку. Что с того, что даже юный дракон может легко победить любого рыцаря? Разве нужны ему эти победы, за которые его только проклинают? И никто вокруг не понимает его простых веселых шуток, за которые его тоже проклинают. Лопушку тоже очень захотелось поплакать вместе с мальчишкой. Вот только драконы не умеют плакать.

Говорить по человечески драконы тоже умеют тихо. И Лопушок тихо спросил: "Мальчик кто ты, и почему ты плачешь?"

Мальчишка вскинулся, неожиданно услышав чужой голос. Но незнакомец говорил тихо, угрожающих движений не делал. Был уже поздний вечер, и темная фигура на фоне темного леса не выглядела большой и опасной. И он ответил сквозь слезы:

– Я Джордж Хольден, сын Патрика Хольдена, десятника лучников рыцаря сэра Гийома Ри. Вот только теперь уже не десятника. – И мальчик заплакал еще горше.

– Эй, эй, Джордж! Ты еще ничего не рассказал. – чуть повысил голос дракон. Если бы мальчик не плакал так громко, он наверняка услышал бы пришепетывание, с которым говорят на человеческом языке драконы.

– Объясни, что ты делаешь на этой дороге, столь опасно вооруженный, и почему ты плачешь.

– Ах, сэр путник! История моя печальна, – сказал мальчик, неожиданно прекратив плакать. Его голос стал напевным и немного гнусавым. Именно так сказочники и побирушки- калеки рассказывают в селах свои слезливые истории, чтобы выдавить у слушателей пару медяков. – Мой отец был честный воин. Он сражался еще с отцом сэра Гийома против шотландцев. На войне стал десятником стрелков, и за отвагу и умения старым сэром был назначен в оруженосцы молодому сэру. И поскольку в жилах моего отца тоже текла благородная кровь, он мог бы быть посвящен в рыцари, соверши какой-нибудь подвиг. Но вот месяц назад, в один очень несчастливый день, сэр Гийом вызвался сразиться с ужасным драконом, который запугал всю округу, и перебил бессчетное число добрых христиан.

– Постой, мальчик! – не удержался дракон. – Это каких христиан, и в каком же смысле – перебил?

– Сэр путник, – ответил мальчик, – какой вы непонятливый! Крестьян из соседних деревень, и рыцарей, которые пытались их защитить. А перебил – в смысле сначала убил, а потом сожрал. Ну, или сначала сожрал. Я точно не знаю. Но погибли многие сотни христиан.

– Эй, Джорж! – Не унимался дракон. – Во всей округе не наберется и сотни крестьян. И все они пока живы. Вот только пастух в соседней деревне помер. Так он в реке спьяну утонул. А рыцарей на бой с драконом выходило штук шесть. Если считать с оруженосцами – то двенадцать. Один сломал себе шею, когда с коня упал. Еще одного оруженосца лошадь задавила с испугу. А остальные хоть побиты, но живехоньки. Что-то ты путаешь.

– Сэр путник, не сбивайте меня, – возразил мальчик, – а то я так никогда до конца не доберусь. И ничего я не путаю. Все знают про бессчетное множество погибших добрых христиан. А если не в этой местности, так значит в какой другой. Дракон-то зловредный? Значит, не мог не погубить бессчетное множество. И священник из замка так говорил. А он врать не будет.

Сказал он это с такой убежденностью, что если б речь не шла о нем самом, Лопушок и сам бы поверил, что действительно, погубил. А мальчик продолжал:

– Так вот, сэр Гийом поехал сражаться с драконом. И мой отец с ним. Ну сэр Гийом разогнал своего быстрого коня, и ударил дракона копьем. Но только на драконе была заколдованная чешуя, и копье сломалось. А зловредный дракон как налетит, как ударит огнем. А сэр Гийом как схватит целую скалу, да как бросит в дракона. А потом и мой отец как схватит скалу! Но тут дракон напустил на них восточные чары! И сэр Гийом свалился с коня, да так неудачно, что сломал себе ногу и вывихнул плечо. И мой отец, как его оруженосец, потащил его на спине с поля боя. Вот так закончился несчастливо этот бой. Сэр Гийом не утратил рыцарской чести, но потерял родовой меч и единственного коня. Его наследственные доспехи пришли в негодность. А граф в этот день был не в духе. Он приказал сэру Гийому убираться с глаз долой, пока не вернет себе родовой меч и коня. Так мой отец лишился шанса стать рыцарем. И с тех пор они сидят вдвоем с сэром Гийомом в его замке и пьют вино, и поют военные песни.

– Это все понятно, – перебил бесконечную историю Лопушок. – Но ты-то тут при чем? Почему ты оказался на этой дороге, и почему плакал?

– Так все очень просто, сэр путник. – Отвечал мальчик. – Раз отец не может, я решил совершить подвиг сам. Я взял кольчугу, и шлем, и оружие отца, и пошел чтобы сразится с драконом и отобрать у него меч сэра Гийома и лошадь.

– Ну, с лошадью ты явно запоздал, – сказал себе под нос дракон, – или я поторопился. От этой старой клячи была такая изжога!

– Вы что-то сказали, сэр путник? – живо спросил мальчик.

– А плакал то ты почему?

– Из-за тетивы. Эта была последняя тетива из жил дикого оленя. Отец после войны с шотландцами привез десять таких. Я хотел на лук натянуть, чтобы какую-нибудь птицу подстрелить и выманить дракона из пещеры. Но тетива, видать, уже потертая была. И порвалась. А других, из веревки, я не брал.

– Ну выманишь ты дракона, а как же ты с ним сражаться будешь? -откровенно удивился дракон. – Вон у рыцарей, опытных вояк, ничего не получилось.

– Ничего, – бодро возразил Джордж. – Во-первых, может, дракон постыдится применять волшебство против маленького мальчика, и мы сойдемся в честном поединке? Во-вторых – я буду сражаться за правое дело, а дракон только за свою шкуру. И потом. Моей семье так не везло, что должно же когда-нибудь повезти!

– Какой замечательный мальчик, – подумал дракон. – Какая жалость, что он не дракон. Хотя, разве бывают драконы такими открытыми и общительными? Может, найти для него этот меч?

– Послушай, Джордж! А как выглядит родовой меч этого сэра? Какие у него отличия?

– О, сэр путник, у него много отличий, – затараторил мальчик. Чувствовалось, что эта тема ему близка. – Я не раз помогал отцу чистить этот меч, и отличу его от любого другого. Это длинный французский меч с короткой плоской крестовиной, из хорошей светлой стали, заточенный с двух сторон и с заостренным клинком. Рукоять из бука с навитой буйволиной кожей. Навершие рукояти – шар и на нем три насечки – одна очень глубокая. На доле совсем уже почти стертая надпись "Фама" что по латыни означает Слава.

– Все, все! Достаточно! А скажи мне еще, Джордж слышал ли ты, что победителю дракона полагается большая награда и графская дочь в жены?

– Ой, сэр путник! Вы нашего графа не знаете. – Мальчик совсем освоился, и болтал с незнакомцем непринужденно, как с соседом. – Он, конечно рыцарь, и слово не нарушит. Но только сильно я сомневаюсь насчет его щедрости. А красавица Оливия, если хотите знать мое мнение, вовсе и не красавица. Вздорная девчонка. Она всего на два года старше меня, так что я знаю, что говорю. Мой троюродный брат Филипп был назначен при ней пажем. Так она разбила об его голову кувшин с водой, который он ей якобы невежливо подал. Да и всем известно, что она давно назначена в жены владетелю Хольден-Сакской марки, маркизу Онорэ. А их ребенок по договору наследует и графство и марку, и может претендовать на титул герцога. Так что всяческих храбрецов и победителей драконов попросят подвинуться.

Этот мальчишка все больше нравился дракону. Именно такого друга он хотел бы иметь. Вот с кем и пошутить можно, и поиграть, и о серьезных вещах поговорить. Вежливый с незнакомцем, который, может, и не дворянских кровей. Не пытается строить из себя особо благородного, как некоторые рыцари. И – гляди ты, он идет на смертный бой, и вовсе не рассчитывает на награду. И еще дракон подумал об Оливии. Неужели граф и вправду так испугается, что привезет эту девчонку завтра к пещере? Какая великолепная шутка! А Джордж, оценит ли он ее?

Стоит еще малость порасспрашивать мальчишку.

– Значит, ты собрался на бой бескорыстно, только ради рыцарских шпор?

– Нет. Еще ради справедливости. Рыцари то ладно, они сами свою судьбу решают. Но зачем этот подлый дракон крестьян жрал? За такое наказывать нужно!

Ночь вступила в свои права. Ночной фонарщик зажег на небе звезды, но луна все еще куталась в тучи, и мальчик так и не мог разглядеть путника, с которым беседовал.

Лопушок судорожно перебирал в уме, и все не мог найти такие убедительные слова, чтобы мальчик перестал видеть в драконе только чудовище, заслуживающее смерти. Наконец, он сказал:

– Скажи-ка, Джордж, а ты хочешь непременно победить дракона в честном поединке? Слышал ли ты сказание о герое из норманнов, по имени Зигфрид, или Сигурд? Тот не мог одолеть дракона, но вырыл яму на его пути, спрятался там, и ударил мечом дракона неожиданно в брюхо.

Голос Лопушка слегка дрогнул. Он помнил, с какой горечью рассказывала бабушка о подлом убийстве Фафнира, ее двоюродного брата.

– Я слышал это сказание, – ответил Джордж, – но оно мне не нравится. Может, Сигурд и великий вождь, и знатный рыцарь, но дракона он убил бесчестно. Я слышал, что дракон всегда нападает открыто, хоть и использует чары, что рыцарю не пристало. Когда идет война – тогда другое дело. На войне и засада, и ловушка, и огненная стена – все допустимо. Но в поединке все должно быть честно. Иначе какой же это подвиг, и чего стоят рыцарские шпоры?

– Так, что если б я дал тебе волшебное зелье, – сказал Лопушок, – чтоб погрузить дракона в сон, и во сне отрезать ему голову…

– Я бы поблагодарил вас, сэр путник, за попытку помочь, но зелья бы не взял, – храбро заявил мальчик.

– А если бы я договорился с драконом, – продолжал дракон, – о справедливых условиях поединка? Ведь дракон больше тебя, и сильнее. Просто сила на силу – это не совсем правильно.

– О, это было бы замечательно. Но дракон… он же чудовище. И злокозненный. – Засомневался Джордж, – Он ни за что не согласится. Или согласится для вида, а потом обманет.

– Ну, и чем ты рискуешь? – искушал дракон. – Он ведь и вправду сильнее. А ты мне нравишься, и я хочу тебе помочь.

Если мне удастся уговорить дракона, у тебя будет хоть маленький шанс сразиться с драконом на равных, и победить его. И знаешь, что самое интересное? Твой подвиг сможет оценить по достоинству даже господин граф.

Рано утром, едва встало солнце, графский крытый возок остановился на дороге в ста шагах от пещеры дракона.

Возок сопровождали четыре графских стражника верхами. Из возка вышли две женщины и силком вытащили заплаканную девочку. Женщины подтолкнули девочку к пещере, и она потерянно побрела туда, опустив голову и всхлипывая. Вдруг из кустов, что окружали пещеру, на дорогу выскочил мальчишка. Он был одет в большую ему кольчугу, слегка волочившуюся по земле, в большой полукруглый шлем, и держал на плече большой меч с себя длиной.

– Стойте! – Крикнул мальчишка – по договору с сэром драконом я, Джордж Хольден, из рода северных Хольденов, сейчас войду в пещеру, и буду сражаться с зло… с драконом, в общем. И да поможет мне Бог!

Слушайте же внимательно, ибо сказка близится к завершению!

И мальчик забежал в пещеру, а оттуда тотчас же донесся громоподобный рев дракона. Потом был грохот, и еще рев, и еще грохот. И продолжалось это до полудня. Потом мальчишка вышел из пещеры. Кольчуга на нем была порвана, а шлем погнут. Но зато юный воин тащил сразу два меча. Второй, длинный французский меч, поблескивал светлой сталью.

Граф щедро наградил победителя дракона. Юному Джорджу Хольдену были вручены серебряные рыцарские шпоры, серебряный кубок и пергамент, в котором описан подвиг Джорджа. Кроме того, граф Д'Иль наделил юного героя и всех его потомков правом на Холм дракона и пещеру в нем. Что касается красавицы Оливии, которая уже бросала на мальчика кокетливые взгляды, Джордж публично заявил, что не смеет и думать о том, чтобы связать свою судьбу с нею. Он сказал, что в будущем рассчитывает вступить в духовный орден рыцарей-храмовников, и посвятить себя служению Богу.

Тело дракона так и не нашли. Юный герой рассказал, как после тяжкой битвы, в предсмертном порыве, дракон рухнул в озеро в центре пещеры. Очень глубокое озеро, дно которого никак не прощупывалось.

Больше в графстве Д'Иль о драконах не слыхали. А через год с небольшим и Джордж, попрощавшись с отцом, уехал в далекую Францию, где его след и теряется. Но еще много-много столетий вся Европа вспоминала юного героя Джорджа – Георгия, одолевшего дракона и спасшего юную графиню, предназначенную ему в жертву.

Да на стенах драконьей пещеры пытливый глаз еще немало лет спустя мог различить странные магические знаки. Начертанные углем, они были похожи на множество небольших решеток, где в каждой клеточке прорисован кружочек или крестик.

6 Хитрец внутренний монолог растения

Я все еще жив. Твою же мать! Я все еще жив. Чуть-чуть не успел. Сантиметров десять.

–Ну чё ты вылупилась, дура! Если б я мог, я бы все тебе сказал. Но вы меня еще не знаете! Я хитрый. Да, я умный и хитрый. И вам меня не удержать.

Тогда, пять лет назад, я все приготовил. Этот, хрен-его-знает-как-барбитурат. Я знал, я чувствовал, что все кончится инсультом. Как у отца, как у деда. И я не хотел жить как растение. Кто ж знал, что мозг на самом деле еще пашет. А эти томографы, ядрёные, мать их всех, резонаторы врут честным людям. И ведь ясно, что растение. Так усыпите, не мучайте! Ни себя не мучайте, ни меня. Нет, гуманность у них в жопе свербит! Знали б вы, как у меня порой свербит! Но нельзя! Нельзя показывать виду. Потому что я хитрый…

Фуух. Заснул. Ну и спал бы. Чего тормошить, спрашивается?! Какая на хрен еда? Не хочу я жрать. Да это дерьмо и никто бы не стал есть в здравом уме. Ну да, я не в здравом уме. Я растение, которое думает, что оно в здравом уме. И горячее! Эта овощная бурда горячая! Да, я не могу сказать, а ты пользуешься! Главное, ведь знают все – желудок не работает. Но затолкают бурду в рот, и приходится глотать. А потом клизмой выводить. А я, может, колбасы хочу. Копчёненькой. И водки, чтобы забыться....

Да не тряси! Уже проснулся. И проглотил я, проглотил твою бурду! Эх, самих бы вас заставить эти таблетки глотать. Что ты сюсюкаешь? Я и без тебя знаю, что только благодаря этим таблеткам и живу. Ну кто? Кто вам сказал, что я хочу жить? Оставили бы меня в покое по-хорошему!..

Ага, вот как? Сегодня процедуры? Ну очень хорошо! А я вот так сейчас выгнусь! А ты согни, согни! Дура! Что ты видела, что ты знаешь? Один класс и два корридора. А я со своим университетским образованием даже посрать без тебя не могу. Да, я умный, но и умным, бывает, не везет. Один раз мне не повезло по-крупному.

А ведь казалось, вытащил счастливый билет. Да чего там казалось! Так и было. Когда я выписался из госпиталя под Минском после ранения, мой полк уже был расформирован.

Конец 46-го, армию сокращают. И я вроде попал под сокращение. На морде военкома была написана откровенная зависть. Какой-то лейтенантишка, а боевой орден и две медали. То, что за эти награды мне дважды довелось в танке гореть – не считается. Когда в его кабинет зашел капитан в синей фуражке с красным околышем (войска МГБ), на обрюзгшем лице военкома мелькнула какая-то гаденькая усмешечка. Военком вышел, а капитан стал меня окучивать. Впрочем, он мог просто сказать: «Надо!» Мы тогда так были воспитаны. Надо – и все. И понесло меня на край света. Израиль – это была пустыня и болото. Может, в столице, в Тель-Авиве, тогда и было красиво. Но нас-то приземлили в таакой дыре… Я да еще один танкист, с 3-го Украинского, и два техника местных. Они говорили на странном языке, немного похожем на немецкий. А я его не знал. Слышал только, что это называется идиш. У нас в семье его только баба Фира знала. От нее я перенял одно слово – агицын паровоз. Какой там иврит! Я почти до 48-го ни одного, говорящего на иврите, и не встретил. Ползали мы по свалке, и собирали из ржавых остовов грузовики и танки. И таки собрали. Между делом кто-то там провозгласил Израиль. Вот тогда и пригнали к нам молодых израильтян. Я уже почти говорил на идиш, а тут пришлось и иврит учить. И одновременно гонять этих пацанов, пытаясь сделать из них танкистов. А какую гадость мы заливали вместо бензина! Танковые двигатели-то все были бензиновые. Потом были бои. Паршивые бои. И война была паршивой. Но у меня был приказ Товарища Сталина – И мы таки создали армию Израиля. И когда в 49 м, наступил мир, я уже был израильтянином. Я за эту землю кровь проливал! Потом учеба, стройки, стройки, стройки. Инженеру-строителю работы хватало. Опять война- и опять стройки. Жена, дети… Дети. Это сын, дубина стоеросовая, мне никак умереть спокойно не дает. Но я умный! Я хитрый! Я вас всех…