Больно то как! Нет, то, что этот полутруп ты моешь, это хорошо. Гнить я не хочу. Пока не хочу. Вот, вот так, с каталочки в кресло, а я вот так, чуть бочком. Ты же не понимаешь, ты не видишь. Правая-то у меня на виду, а левая-то под одеялом. Вот еще чуть-чуть. Да я бы давно все закончил, но просчитался. И у деда и у отца парализовало правую сторону. Вот я и готовился под левую. Просчитался…
Ну что ты пялишься, дура? Да, я задумался о своем. Опять ты свою овощную бурду будешь в меня вталкивать. Но я хитрый, я покорно буду глотать. Вот, уже кончается. Сейчас! Я мычу, и чуть выгибаюсь. Дура тут же сует мне салфетку в правую. Ага! Я ж интеллигент, как не вытереть ротик салфеточкой. А вот – чуть сдвинул левую. Совсем чуть-чуть. И средний палец, тот, что не совсем умер, еще раз нажал на подкладку. Воот она, лапушка моя! Длиненькая и гладенькая. Так, теперь можно отдохнуть до вечера…
Ага, вечерний чай. Да, мои зубы истерты до корней. А ведь предлагал же дантист. Все предлагал удалить. И деньги у меня были. Пожадничал. Внуку к свадьбе подарок готовил. Квартиру в центре. Да, когда я ушел на пенсию, думал: Какую длинную жизнь прожил! И были еще силы, и были планы. В том числе насчет зубов. Нужно было вырвать. Эта печенюшка как напильник. И трет по корням, трет. Так больно!
Ну вот, вот он, момент истины. Давай, дура, доставай свой шприц! Так, так поближе! Умничка! Ампулу и нужно держать в левой, иначе как же я ее у тебя выбью?
А вот так! И выбитая ампула падает в складку одеяла, укрывшего мою левую. Теперь маленький поворотец… Дура, смотри выше, выше! Вот, вот… Видишь, вот она, ампулка!
Ну конечно ты не проверишь надпись! Я хитрый! Я все знал!
Тогда я просто опоздал. Ну, не должен инсульт бить неожиданно. Боли какие-нибудь, ну хоть что-то. В восемьдесят пять я уже был готов. Я ловил первые признаки. Проворонил. Но я хитрый. Все рассчитал. Ампулку запрятал в обшивку кресла. А куда ж и класть паралитика, как не в это кресло. Я его для того и покупал! Конечно, я не думал, что стану растением сразу. Но вышло как вышло. И вот теперь! Да, лапушка, да! Этот твой витаминный укольчик принесет мне избавление. И я, право же, его заслужил! Коли!..
Блииин! Я все еще жив? Что это? …
7 Шербурские зонтики
В полдень солнце жжет в Эйлате невыносимо. Все номальные люди сидят в тени. Но рядом, в шезлонге на самом солнцепеке потягивает пиво пожилой мужик, типичный «русит» – так называют в Израиле всех, туристов или эмигрантов, приехавших недавно из России, Украины и прочих СНГ-вских стран. Я здесь уже больше недели отдыхаю, и, на правах старожила, решил поделиться опытом:
– Земляк, тут солнце бешенное. Можно рак кожи схватить. Ты б в тенек перебрался.
– Ничего, мне солнце полезно, – отвечает «русит».
Причем слова выговаривает с совершенно израильским гортанным акцентом. Смотрит на меня доброжелательно, и добавляет: «Впрочем, если ты свой шезлонг сдвинешь немного, я тоже в тени посижу. Меня Ави зовут»
Он угостил меня пивом, я его – сигаретами. Разговорились.
Ави – «сабра», то есть израильтянин, родившийся в Израиле. Но родители его приехали, хоть и в разное время, из Украины. Он жил в Тель-Авиве, вместе с другими мальчишками кидал камнями в англичан в 46-м. И очень переживал, что закончилась «война за Синай» в 56-м, а он еще не дорос до армии. Русский язык у него от родителей.
Ави – отличный собеседник. Правду ли он рассказывал, и всю ли правду, не знаю. Много деталей, подтверждающих правдивость его рассказов, я потом отыскал в Интернете.
Прилетев после отпуска домой, я все, что запомнил, записал. А вы почитайте.
Я не националист, но не признавать, что между нациями есть разница –это быть слепым на оба глаза. Ну, вот цвет траура у японцев – белый, у тамилов – синий, у европейцев –черный. Есть верные приметы которые для одних предвещают добро, а другим сулят зло. Черная кошка, например. Для Англичан – добрый знак, а нам неудача.
Или возьмем кражу. Для некоторых народов это как национальный спорт. Вот, для техасцев прошлого века- кража скота. Для ваших кавказцев – кража невесты, а для бедуинов – угон машины. Межу прочим, украсть морское судно могут только китайцы. Остальным нациям судьба жестоко за такое мстит. Уж не знаю, в чем тут дело, но пираты были у всех народов. Грабили корабли, захватывали, топили. Вот, казалось бы, равноправие. Но украсть –это только китайцы.
– Постой, Ави. Я ведь историю почитываю. Израильтяне угнали французские ракетные катера в 69-м году.И благополучно их использовали в 73-м, в войне Судного дня.
– Видишь шрам? – Ави показал мне глубокий дугообразный шрам на боку.
– Ну, и какое это имеет отношение…
– Прямое! Я ведь был тогда там. И каждому из нас море отомстило. Хотя катера мы не крали. Мы брали только свое.
– Расскажи, Ави!
– Ладно! Дело прошлое, секрета уже никакого нет.
После шестидневной войны 1967 года французский президент под давлением арабов отказал Израилю в военных поставках. А обстановка была напряженная. Советы подталкивали Египет и Сирию отомстить, снабжали оружием. Египтяне уже располагали 10 фрегатами, 6 эсминцами, полусотней торпедных катеров и 12 современными подлодками, и СССР продолжал усиливать арабские ВМС скоростными ракетными катерами. А у нас огромная линия побережья и почти нет флота.
Вот в 1969 и заказал Израиль у лучших судостроителей того времени во французском Шербуре восемь ракетных катеров. Но пока катера строили, пока готовили испытания – запрет распространился и на них. Тем не менее осенью, даже не пройдя весь комплекс испытаний, группу из трех катеров перегнали в Израиль. Это был большой скандал! Ну, и остальные катера взяли под контроль. У стапелей полицейские, у причальной стенки войсковой патруль. А надзирала за всем группа арабов в форме Иностранного легиона. Они как будто учения какие-то проводили. Сразу за забором верфи. И выставили радар и батарею скорострельных пушек, перекрывая фарватер.
Ну, нас оформили норвежцами. Уж не знаю, есть ли норвежский язык, только мы его не знали. Болтали на немецком, и это всех устраивало. У меня родители на идиш разговаривали, а этот язык с немецким – как русский с украинским.
Мне предложили принять участие в операции, как снайперу. Тогда в Израильской армии снайперов, считай, и не было, а в той ситуации мог пригодиться.
Мы приехали в Шербур уже осенью, и стали испытывать двигатели. За месяц и полицейские, и военные у причала привыкли к норвежским техникам и к реву моторов наших катеров. Но арабы за всем следили зорко, и даже если б нам удалось увернуться при выходе из порта, нас бы в море накрыла артиллерия или авиация, хоть французская, хоть арабская, на выбор. Уйти нужно было по-тихому.
В то время я познакомился с француженкой, Иветтой. Славная такая девчушка, и бойкая. Ты фильм «Шербурские зонтики» видел? Вот она такая же тогда была. Все пела. Она кое-как на немецком, я кое-как на французском. Друг-друга понимали. А чтоб целоваться, и вообще знание языков не требуется. Погода дождливая была, и все лавочки в округе привыкли к тому, что мы с Иветтой сидим на них под зонтиком, и целуемся.
Вот в один вечерок, когда погода наладилась, мы с ней пошли от гостинницы, где «норвежские техники» жили, куда глаза глядят – то есть, подальше от чужих глаз. Сидели на берегу бухты, целовались. Красиво, луна светит. На глади воды кораблики и яхты фонариками отсвечивают. А мы у самого конца бухты, где ржавеют старые корабельные корпуса.
Целуемся. Тут дело бы дальше пошло, но Иветта ни в какую – мол, «люди ходят». Они и вправду изредка проходили мимо. Гляжу – баржа у причала. Сразу смекнул, что если там бродяг нету (они во Франции клошары называются) – самое подходящее место для продолжения наших игр. Поднялись мы на эту баржу. Нашел я местечко почище, постелил свой плащ. Присела моя Иветта, стал я ее обнимать, целовать, и только навзничь опрокинул – откуда-то из щели – огромная крыса! И мимо нас, и в воду.
Иветта завизжала, а я стал ее успокаивать. Потом к борту подошел. Гляжу –за баржей вроде как речка, или протока узенкая. Там тоже старые корпуса стоят. Я и спросил у девочки своей, что это за место. Она из семьи корабеллов. Все там знает. Ну, она и рассказала, что тут раньше второй фарватер был, но им давно не пользуются, потому что засорили и ржавых кораблей понаставили. После такой информации мне любовь в голову не шла.
Проводил я Иветту до дому, хоть и сожалел о потерянной возможности. Она, похоже, тоже жалела. А я поспешил к мифакеду, то есть командиру нашей группы. Он, как услышал про заброшенный фарватер, даже прослезился от волнения. За две недели мы по ночам этот фарватер разведали, где надо – с помощью лебедок ржавые корпуса с дороги подвинули. Все это в полной тишине, вручную. И тютелька-в тютельку к Рождеству все приготовили. На Рождество заказали зал в ресторане. Гостей пригласили. Я пригласил Иветту, намекнув, что это будет очень важный для нас вечер.
Накануне вечером собрались мы тихонько, и по-английски, не прощаясь, ушли вторым фарватером из бухты. Когда нас хватились, мы уже пол дроги до дома прошли.
Вот тогда-то я и украл морское судно – шлюпку. За нее мне море и отомстило. Она принадлежала смотрителю маяка, и мы с напарником ее угнали. Мы ее потом привязали к нашему катеру, и так, на буксире, дотащили в Израиль. А ведь говорили мне: «Оставь!»
Полицейские ушли, и военные накануне Рождества основной пост у причальной стенки сняли, и оставили только солдата в будке. Чтобы его внимание отвлечь, пока вся группа размещалась в катерах, и уходила от причала, напарника нарядили в светлое платье, в каком моя Иветт часто ходила. И мы с ним, прикрываясь зонтиком, сидели в шлюпке недалеко от этой самой будки. Бедняга, может, все глаза проглядел, пытаясь разобрать, чем мы под прикрытием зонтика занимались. Вторая пара в это время точно так же, под зонтиком, но только на лавочке, отвлекала внимание арабов. Когда катера уже скрылись в тени баржи возле старого фарватера, мы подобрали двух наших ребят, и на шлюпке поплыли туда же.
А как домой пришли, я Иветте телеграмму дал. На французском. Ребята помогли составить.
Но только она не ответила.
И вот представь себе, больше года прошло. Я служу на базе возле Ерухама. Это самое безводное место в мире, посредине пустыни Негева.. Тут и дождей-то не бывает. Мне поручают сопровождать военную колонну. Подъезжаем к перекрестку – стоят машины, платформы и на одной из платформ – знакомые контуры. Подхожу ближе – точно! Моя шлюпка. Я ее и под брезентом узнал. Перегоняют со Средиземного моря на Красное. Ну, я не утерпел, забрался на платформу, чтоб погладить такой родной борт. Только прикоснулся – машина дернула, меня бросило на трос, которым ее прикрепили, трос порвался – и меня по боку! Так меня море посредине Негева достало.
А напарнику еще больше досталось. В день, когда мы на базу вернулись, ему сказали, что жена к родителям на два дня уехала. Ну, он и привел домой подружку. А жена вернулась, и их застукала.
Нет, нельзя нам морские корабли красть! А был бы китайцем – хоть бы что!
8 Понты в истории
В Древнем Риме жили патриции, плебеи, и рабы. Патриции были люди уважаемые, серьезные, и занимались серьезными и важными делами. Плебеи не были уважаемыми, но тоже занимались разными делами. А рабы просто работали.
Через Древний Рим текла река Тибр.
Как-то древние римляне решили строить через эту реку мост. Были они ребята организованные, потому собрали деньги, и учредили коллегию, которой эти деньги передали. В коллегию выбрали, конечно, уважаемых людей, – патрициев. Поскольку «мост» по древнеримски – “понт”, то коллегию назвали – понтифики.
Древние римляне любили собираться на главной площади, – Форуме, – и обсуждать общественные дела. Работали за них рабы, поэтому собирались на Форуме часто. И как соберутся, – кто-нибудь из понтификов обязательно берет слово, и рассказывает, какой большой и красивый мост они построят, как много пользы принесет этот мост, соединяя один берег Тибра с другим, как расцветет в результате торговля, а вслед за ней ремесла и искусство. Люди верили понтификам. И чем больше понтифики рассказывали про блага, которые принесет Риму мост, который они построят, тем больше уважения оказывали им сограждане.
Постепенно понтификам поручили и другие очень важные дела – например, разбираться в применении древних законов (древние римляне очень уважали древние законы), и толковать волю богов (древние римляне очень уважали богов).
Понтифики были очень заняты новыми делами, и на Форуме звучали речи о важности древних законов и толковании воли богов, о том, как расцветет торговля, ремесла и искусство, благодаря неустанным заботам понтификов.
Так продолжалось много веков, про собранные когда-то деньги все забыли, а мост по-прежнему никто не строил. И только плебеи, которые, как известно, не были уважаемыми людьми, говаривали: «Ты бы лучше дело делал, а то понты развел, как понтифик !»
Так и пришло в наш современный язык слово «понты»
9 Как нас имеют краткий обзор
(Хотя грубых выражений я старался избежать, людям с тонкой душевной структурой от чтения рекомендую воздержаться)
Вы, надеюсь, меня понимаете. Поэтому я не буду давать точного энциклопедического определения термину "имеют".
И обзор свой начну не с обезьян (в зоологии я не силен), а с человека социального.
Общество, или, учитывая его первобытный характер, община, возглавлялось вождем. Вождь имел кого хотел и сколько хотел. Именно тогда, в начале времен и сформировалось основное деление человечества на два класса: на "они" и "мы". Они – это те, кто имеют, а мы – это те, кого имеют. Не хочу спорить с Марксом, но считаю свой вариант классового деления более научным.
Классовое разделение (и тут я вполне солидарен с Марксом) не признает ни пола, ни расы, ни религии, ни языка. Впрочем, как и классовая солидарность. Классовое общество (и вновь нужно отдать должное Марксу) основано на насилии, или подавлении, применяемом одним классом к другому. И хотя классы нельзя признать полностью однородными, но различия тушуются перед общей классовой сутью. Позднее я укажу некоторые особенности каждого класса.
В соответствии с предметом настоящего обзора виды классовых обществ я подразделяю не по отношению к средствам производства, а по способу, которым "они" имеют "нас".
Да простят меня читатели, если в описании этих обществ я использую не строго научные, но доступные и общепонятные термины.
Итак, первым по времени формирования, и по некоторым другим признакам, следует считать авторитарно-тоталитарное общество.
Характеризуется оно достаточно строгим соблюдением ритуалов.
По приказу сверху, т.е. от "них", организованно, "мы" собираемся в определенных местах. Затем по команде фельдфебеля (центуриона, комиссара, политрука, муллы) спускаем штаны, юбки, набедренные повязки, нагибаемся, и громко прославляем власть. Подойдя сзади "они" засовывают в каждого десятого из "нас" ствол огнестрельного оружия (от пистолета до установки "Стэллс") и производят выстрел. Иногда- холостой, или (уж совсем редко) просто щелкают затвором.
До изобретения огнестрельного оружия использовались катапульты, змеи и скорпионы, которые засовывались с той же целью в те же места.
Затем всех оставшихся стегают по всем выступающим частям тела шпицрутенами, шомполами, фасцами и т.п. и лишь после этого имеют. Следовательно, сам акт воспринимается с нескрываемым облегчением. После чего следует команды: "Засупонься!" "Подтянись!" "Рр-няйсь-смиррна!" и "имевший" сообщает каждому: "Молодец, сволочь! В следующий раз ноги отрежу!" На что "мы" дружно отвечаем: "Рад стараться, Ваше б-родь!", или, более патриотично: "Служу Отечеству" и добавляем "Урррааа!!!"
Наивным упрощенчеством было бы считать, что этот вид общества изжил себя, устарел, или остался только в недоразвитых африканских и азиатских странах.
Вовсе нет! И в самых цивилизованных и гуманных государствах находится для него достаточно места. Разве армия любой страны – не соответствует описанию?
Характерной чертой этого общества является пирамидальность, или ступенчатость. На нижней ступеньке – народ. "Они", которые стоят на следующей ступеньке (условно можно назвать "их" унтер-офицерами) "отимев" свое, тут же превращаются в "нас", которых имеют "офицеры", стоящие повыше. Причем "офицеры" имеют как "унтер-офицеров", так и остальных "нас". И так далее. Сверху пирамиды – вождь, хан, фюрер, аятолла, генеральный секретарь. Он имеет всех.
Если авторитарно – тоталитарное общество появилось десятки тысяч лет назад, то следующий вид – общество бюрократическое, возник не более, чем за 8 тысяч лет до Рождества Христова.
Создали его, вероятно, древние шумеры. Бюрократ – в нынешнем понимании – владелец места за канцелярским столом (бюро – фр.)
Бюрократ приходит к "нам" домой, либо "мы" приходим в его канцелярию. Затем бюрократ придавливает нас своим столом (бюро), так, что мы не можем пошевелиться, и имеет нас столько, сколько может.
Особый ритуал при этом не соблюдается, за исключением разве что условного поведения. Бюрократ делает вид, что "иметь" нас ему тяжело и даже неприятно, а мы, наоборот, изображаем полное удовлетворение и, в некотором роде, восторг. При этом не воспрещаются, а даже приветствуются постанывания и крики "Ох!" и "Ой!"
Хотя и это общество имеет пирамидальное строение, но пирамидальность эта отличатся от уже названной в обществе авторитарно-тоталитарном.
А именно: бюрократ с вышестоящей ступени "имеет" только нижестоящего бюрократа, не опускаясь ниже, и уж, ни в коем случае, не снисходя до того, чтобы "иметь" народ.
Большая часть населения мира и сейчас живет в условиях преимущественно бюрократического общества.
Наконец, позднее всех формируется общество демократическое. В этом обществе подавляющий класс настолько слит с классом подавляемым что невозможно провести четкую грань между ними. Взаимовлияние и взаимопереходы из класса в класс создают этому обществу не пирамидальную, а спиральную структуру.
Для этого общества характерны два наиболее распространенных вида взаимодействия классов:
Первый вид – простой. "Нас" просто имеют за деньги.
Второй, столь же распространенный, это когда "они" говорят "нам": "А вот десять долларов лежат на земле, никому не принадлежат!" И, стоит нам только нагнуться, тут-то нас и поимеют. В некоторые периоды, например во время выборов, "десять долларов" заменяются на какие-нибудь абстрактные понятия, вроде права на труд и отдых, свободы слова, и т.д.
Характерной особенностью демократического общества является также то, что "мы" можем устно, а иногда и письменно, возражать против того, что нас имеют.
Впрочем, на результат это нисколько не влияет.
Конечно, нельзя все разнообразие человеческого общества уложить в картинку черно-белого цвета.
В классовых обществах существуют подвиды, да и сами общества дополняют друг-друга и проникают друг в друга. Особенно быстро это взаимопроикновение происходит последние 100-200 лет.
Обзор был бы неполным, если бы я обошел молчанием то новое, что возникло в последние десятилетия и напрямую связано с рассматриваемой темой.
Я имею в виду Интернет.
Конечно, взаимоотношения людей в Интернете в основном копируют их взаимоотношения в жизни. Но есть и особенности. Так, третий вид взаимодействия (демократического) общества получил в Интернете особо активное развитие. Интернет значительно расширил ассортимент того, за чем предлагается нагнуться.
Кроме того, очень широкое распространение имеет и не новый, но не бывший ранее популярным метод: люди, собираясь в группы, оголяют некоторые части и нагибаются просто так, очевидно в ожидании, что их кто-то поимеет. Характерными местами таких сборищ стали популярные сайты общественно-политические и литературные сайты.
Так выражают себя некоторые элементы мазохизма, характерные для развитого и гуманного человеческого общества. Вероятно, сказывается общая недостаточность прямого насилия во взаимоотношениях.
Завершая обзор я хотел бы заверить заинтересованного читателя, что развитие его темы возможно и нужно. Ведь тема лежит просто на земле. Достаточно нагнуться…
10 Давид, победитель голиафа почти драма
Пьеса
ПРОЛОГ:
И отвечал Саул слугам своим: «Найдите мне человека,хорошо играющего, и представьте его ко мне»… И послал Саул вестников к Иессею, и сказал: « Пошли ко мне Давида, сына своего, который при стаде» И пришел Давид к Саулу, и служил перед ним, и очень понравился ему, и был его оруженосцем.
СЦЕНА 1
Лагерь Израильтян в Иудее. Повозка с царскими наложницами.
Давид: (Он одет в тонкую тунику с вышивкой, в руках – гусли) И вот, представляете, дамы, этот лев, а росту в нем не меньше шести локтей, хватает ягненка и тащит через ручей. Но не на такого напал! Я хватаю простую палку, кричу ему: «Стой, негодяй!» и бросаюсь на него как лев! Одной рукой я хватаю льва за гриву, второй вырываю у него из пасти ягненка, третьей…
Наложницы: Ооо!!!
Вбегает царский стражник
Стражник: Давид! Ты опять возле баб околачиваешься! Сказано тебе, царь еще раз увидит – сделает повторное обрезание –на всю длину!
Давид: Да за что? Я ж только поговорить! Чтобы женщины не так боялись! Сам же царь потом доволен будет!
Стражник: Ладно! Хорош болтать! Беги быстрей к царю! Ему опять плохо! Требуются твои услуги!
Давид: Уже бегу!
Стражник: Девочки, так что этот хлыщ говорил насчет льва? Нужно будет царю рассказать! То-то обхохочется!
СЦЕНА 2
Саул с перевязанной головой в кресле перед шатром. Рядом – несколько советников, в том числе выделяющийся ростом Самуил.
Саул: Ох, плохо мне! Самуил! Помоги!
Самуил: От Бога ты наказан! Стал царем – будь жестоким! (постепенно впадая в истерику, с пеной у рта) Я предупреждал: Пленников убей, детей зарежь, скот уничтожь! Никого не щадить! Крови! Мяса! Пытать! Рвать!
(его берут под руки и уводят. Слышны крики: «Ножами! Топорами! Головы рубить! Ногти вырывать!» Периодически он вырывается, выбегает на сцену с подобными криками, и его опять утаскивают)
Саул: Да где же этот Давид?!
Давид: Я уже здесь! Излилось из сердца моего слово благое;
я говорю: песнь моя о Царе;
Ты прекраснее сынов человеческих;
благодать излилась из уст Твоих;
посему благословил Тебя Бог на веки.
Препояшь Себя по бедру мечом Твоим, Сильный,
славою Твоею и красотою Твоею.
И в сем украшении Твоем поспеши, воссядь на колесницу
ради истины и кротости и правды,
и десница Твоя покажет Тебе дивные дела.
Остры стрелы Твои, Сильный —
народы падут пред Тобою —
они – в сердце врагов Царя.
Престол Твой вовек;
жезл правоты – жезл царства Твоего.
Ты возлюбил правду и возненавидел беззаконие;
посему помазал Тебя Бог Твой
елеем радости более соучастников Твоих.
Все одежды Твои, как смирна и алой и касия;
из чертогов слоновой кости увеселяют Тебя.
Дочери царей между почетными у Тебя;
стала царица одесную Тебя в Офирском золоте.
Слыши, дщерь, и смотри, и приклони ухо твое,
и забудь народ твой и дом отца твоего.
И возжелает Царь красоты твоей;
ибо Он Господь твой, и ты поклонись Ему.
И дочь Тира с дарами,
и богатейшие из народа будут умолять лице Твое.
Вся слава дщери Царя внутри; одежда ее шита золотом.
В испещренной одежде ведется она к Царю;
за нею ведутся к Тебе девы, подруги ее.
Приводятся с весельем и ликованьем,
входят в чертог Царя… (псалом 44)
Саул: Все-все! Довольно. Ты опять о бабах. Уймись, уймись!
Мне уже лучше! Можешь идти. Но насчет гарема, я тебя уже предупреждал!
Давид: Да как ты мог подумать! Я на женщин даже не смотрю! Я весь посвящен искусству!
Саул: Ладно! Иди! (оборачиваясь к вестовому) Так какие вести с поля боя?
Советник: Не радостные, царь! У нас, как вы знаете, небольшое превосходство в легких соединениях, чуть лучше с лучниками и пращниками. У них преимущество в колесницах и всадниках. В целом паритет. Но они выставили для поединка Голиафа. Вы ведь знаете, два сезона выступал за «Баварию». Мастер показательного поединка.
Саул: А кто у него тренер?
Советник: Некто Пафнутий. Мы пытались завербовать его для «Маккаби».
Саул: Что просит?
Советник: Пять драхм в день, сорок быков в начале сезона, и сто верблюдов по окончании.
Кроме того, сорок драхм за каждый удачно проведенный поединок.
Саул: Ничего себе!
Советник: Запрашивали пророка. Он сказал, что через три тысячи лет такая сумма за хорошего нападающего покажеться смешной.
Саул: Мне не до смеха!
Советник: Да! Период противостояния отрицательно сказывается на биржевых показателях. Акции предприятий хай-тека уже упали на два пункта.
Саул: Это тех, что колеса производят?
Советник: И счетные палочки. И во время военных действий снижается спрос на продукцию химических комбинатов Метвого моря.
Саул: Это на новомодное мыло? Конечно! Какой же мужчина будет мыться во время войны?! Разве что Давид! (все вокруг смеються)
Вбегает вестовой.
Вестовой: Царь! Давид опять…
Саул: Опять у баб?!
Вестовой: В шатре у наложниц. Обсуждают твою политику. Давид сказал, что если бы он был царем, то не допустил бы, чтобы какой-то Голиаф унижал целое войско.
Саул: Ну все! Кончилось мое терпение! Третья рука, говоришь, на баб и не смотрю, говоришь! Я знаю теперь, кто выйдет на поединок с Голиафом!
СЦЕНА 3
Перед шатром Саула
Саул: Ну, что там?! Солнца прямо в глаза! Ничего не вижу!
Вестовой: Ругаются! Голиаф нашего называет цыпленком, а тот его – коровой толстозадой.
Саул: (вытерая слезу) Какой все-таки храбрый мальчик! Ну, что там?
Вестовой: По-прежнему ругаются. Давид стоит далеко от этого здоровяка, и как тот хоть шаг делает, отбегает.
Саул: Ах! Зачем я послал мальчика на смерть?! А! Плевать на законы боя! Передайте пращникам, как только Голиаф приблизиться на расстояние броска, забить его камнями.
Подходит советник:
Советник: Царь! Мы договорились с тренером Голиафа! Сорок быков ему уже перегнали!
Теперь, в качестве жеста доброй воли, он проиграет поединок с нашим воином, и притворится убитым.
Саул: Скупать акции химических комбинатов! Срочно! Как только арбитры зафиксируют поражение – посла князьям филистимским с предложениями мира на любых условиях.
Мы даже готовы финансировать развитие у них передовых производств!
(вестовому) Ну, что там?
Вестовой: Так Ваше Величество! Лежит этот Голиаф. Как там его наш Давид уделал, никто не видел, но факт, что лежит.
Появляется Давид
Давид: Царь! Божьей волей филистимлянин поражен! Я сражался как лев во славу твоего имени и имени Божьего!
Самуил: (появляясь сзади) Какой умный и перспективный юноша! Уважает старших и чтит Бога. Запомним!
Саул: А что это ты так отвратно пахнешь? Уж не обделался ли ты, победитель?!
(советнику) Выдать ему две пачки нашего мыла! Заодно начнем рекламную компанию.
Слава Богу! Переходим к мирному строительству!
СЦЕНА 4, Финал
Саул принимает парад. Проходят воины. Женщины бросают им под ноги цветы. Женские крики: «Саул побил тысячи, а Давид десятки тысяч!»
Саул: (советнику) Кстати, мылу нужно присвоить фирменное название «Давид»! У нас же основной потребитель кто? Бабы. А они от Давида млеют. Пусть воображают, натираясь мылом, что это он их охаживает. Нет! Лучше – "Давид – победитель Голиафа" Умный поймет и посмеется.
11 Безвременье
Я очнулся от боли. Нет, боли как раз не было. Я очнулся от того, что мне показалось, что больно. Как будто в меня врезалась машина. В грудь, разрывая кожу, разбивая вдрызг ребра, выдавливая воздух из легких. И сердце расплющилось в лепешку.
Бред какой-то. Кошмар. Съел что-нибудь паршивое на ужин.
Все, начинаю здоровый образ жизни. Регулярное питание, зарядка по утрам. Стоп. А уже утро? И вообще, где я? Серые стены, серая постель. Серый воздух. Кошмар какой – то. Я что, продолжаю спать? Сердце забилось, как кузнечик запрыгал. В висках застучало. Во рту пересохло. ГДЕ Я?!!! Я в больнице? Я действительно попал под машину?
Странно. Почему все серое? Если день, должен быть свет. Это не больница! В больнице белые стены и белая постель. Что со мной? Ноги на месте, руки, голова, живот.
Все есть. Если была операция – где же бинты, где шрам, в конце концов? Почему ничего не болит? И на мне какая-то не то пижама, не то роба: серые мягкие штаны и серая рубаха без ворота.
И почему все серое? Я что, в тюрьме? За что? Нет, какой бред! Постель мягкая. Окна нет. Но дверь… Ага, есть дверь! И не железная. Так, без паники! Встал, подошел к двери, осмотрел. Пот прошиб. Дверь без ручки! Значит, тюрьма? Господи, за что же?
Голова наливается свинцом, руки вспотели. Прикоснулся к двери. Боже мой, она открывается наружу! Просто открывается. Нет запоров! Это не тюрьма. А… что это?
Длинный серый коридор. И двери, двери. Так, у моей двери ручка есть. Она снаружи.
Пока все в порядке.
Вышел в коридор. На моей двери номер. Черные цифры: 2, 3, ни большие, ни маленькие. Как раз такие, какими на двери следует писать номер. Почему-то меня это очень беспокоит. Коридор тоже без окон. И без ламп, но свет есть. И тоже какой-то серый. Такой бывает иногда поздней осенью, если тучи небо затянули.
Вот, конец коридора. Серая дверь без ручки, как у меня в комнате. Почему «у меня», тоже мне, собственник. Та комната, что я спал, то есть, в которой спал. Это не моя комната. Это не мой дом. Это не мой коридор. Стою, боюсь открыть. Ничего себе! Собрался! Толкнул, вышел решительно. Е-мое! Это что? За дверью – поле. Такое же серое как всё. Ни домов, ни деревьев, ничего. И воздух как неживой: тяжелый, и не движется.
Обернулся – мой дом. То есть не мой, но это все равно. Серый тяжелый куб. Никаких окон. Одна серая дверь. Казарма или тюрьма. Обошел дом. Что же это?! Ни справа, ни слева, нигде ничего. Что происходит? Где я?
Все, это перебор! Я просто сплю! В жизни такого не бывает. Мне стало тошно. Во сне такого тоже не бывает. Нужно лечь в постель, хоть в эту, серую. И заснуть. А проснусь – и все будет хорошо. Пусть даже будет нехорошо! Пусть хоть как-нибудь будет! Какой у меня номер? Опять – «у меня»? Да Бог с ним! В постель! Была тройка, потом… нет, двойка, тройка. Ага, вот 23. Вхожу. Боже мой! Это не моя комната, но тут человек! Схватил его за плечо, трясу! Просыпается. Тяжело просыпается, но человек!
Он тоже в серой пижаме. Но лицо нормальное, мужик такой здоровый со щетиной.
Просыпается!
–Тебе чего? – спрашивает, – Чего надо?
–Мужик, я где? – задаю первый и какой-то глупый вопрос.
–Ты в моей комнате, – отвечает, – и спать мне не даешь!
–Постой мужик, не спи! Где мы все? Куда я попал?
Мужик вроде проснулся. Внимательно, но недобро посмотрел на меня, сел в постели.
–Так бы и сказал, что новенький. Не страшно. Где мы все – не знаю. И никто не знает. Мы тут появляемся вдруг. Где? Я бы тоже хотел знать наверняка! Ты верующий?