и горит в нем с угля́ми верблюжье дерьмо.
(но от шишек сосновых и запах соснов).
Мы золу не спеша отгребаем с боков.
Негев, может, беднейшее место Земли,
а живут бедуины здесь сотню веков.
Я плету небылицы про Е 22,
про сугробы как дом и метельную ночь,
про колонны машин, что плетутся едва,
потому что за снегом не видно почти,
а Ахмед, зерна кофе прожарив сперва,
начинает их в ступке латунной толочь.
Добавляя по чуть кардамон из горсти.
(Е-22 международная трасса)
Холодало (плюс 10 у нас, – холода).
Где-то тявкал койот, где-то пес подвывал.
В старом чайнике медном кипела вода.
и над паром, казалось, плясала звезда…
Под Тюменью буран. Не асфальт – холодец.
Мы как будто попали под снежный обвал.
Ни назад ни вперед. Словом, полный звездец.
А когда был засыпан по крышу FIAT
и с фальшфейером я танцевал на снегу,
месяц к нам заглянул, бледноват и щербат.
Был последний пакетик навоза сожжен,
кофе в турке был трижды в песок погружен
и такой по пустыне пошел аромат,
что без слез я о нем рассказать не смогу.
Кофе грел. Я поверил и сам, что не вру.
И заметил Ахмед, запахнувши абу:
– Интернет, телевизор – одно баловство.
Человеку жара ли, мороз – не к добру.
Мы как пыль на ветру, как туман поутру.
Но Всевышний для нас выбирает судьбу.
Да пребудет незыблема воля Его!
Песнь бедуина
О многих из этих бойцов, часть из которых передвигалась по Негеву на верблюдах, до сих пор ходят легенды. Ну, а шейх Ауда был одним из самых лучших. Его умение поражать цель на скаку, сидя на верблюде, поражало очевидцев.
Хроники Негева
Первый крик мой звучал на заре,
когда небо становится синим.
Я рожден в бедуинском шатре
посредине Великой пустыни.
Ночью небо как россыпь углей,
Солнце – дар Всемогущего бога.
Бедуин не привязан к земле.
Дом его: лишь шатер да дорога.
Славу предков в стихах воспою.
Дар певца мне дарован Аллахом:
Род мой славен, неистов в бою,
и мужчины не ведают страха.
Меч Небес, Аудẚ Моамẚр,
побратим самого Сал-ад-Диина,
для кяфиров беда и кошмар
от Какýра до Ур-Шалаима.
(Какур – крепость крестоносцев)
Достославны Халѝб и Сардẚр,
Джад, Закẚрия, сын Исмаѝла,
Зейд, Рашид и Али Моамẚр.
Мы их помним и чтим их могилы.
Семь имен. Каждый, – славный боец.
Моамаров все помнят доныне.
Мы верблюдов стада и овец
выпасали в Великой пустыне.
Я – восьмой. Вас уверить дерзну:
в шестьдесят воин не из последних.
Взял себе молодую жену.
Роду нужен мужчина – наследник.
Лѐйла, страстных восторгов хурджин!
О царица моих дромедáров!
Подари мне девятую жизнь!
Да продолжится род Моамáров!
Негев. Январь
Я иду по Палестине.
Скалы, склоны и пустыня.
Сверху небо синим-сине, -
чайных стран старинный зонт.
Зимний ветер лапой львиной
треплет с нежностью седины
Древний Негев, чуть картинно,
опрокинул горизонт.
Щедры влагой были тучки.
Чуть зеленые колючки
тянут ветки, словно ручки
в пьяном танце к небу вверх.
Где водой прорыта балка
преет пряная фиалка.
И прожитых лет не жалко
после дождичка в четверг.
Негев зимой. Вальс
Ливни на Юге, на Севере буря со снегом.
Небо тяжелое, серое, словно кошма.
Тут не до шуток: сварливо нахмурился Негев.
Стынет Израиль. И вправду настала зима.
Пальмы порывами ветра трясет как тростинки.
Ветер с дождем, а к рассвету и вовсе плюс пять.
Как надоело носки одевать и ботинки
чтобы по лужам с собакой пойти погулять!
Влага и сверху, и снизу обрыдлая влага.
Дождь то как морось, то ливнем – почти ассорти.
Влага в пустыне, конечно, великое благо,
Но и во благе неплохо бы меру блюсти.
Не поддадимся депрессии влажной гипнозу!
Гавкнем, и хвост пистолетом, Дружок!
Ведь над Хермоном назавтра согласно прогнозу
будет безветренно и обещают снежок.
Вот и не льет, только тучи на куполе пегом.
"Мѝнет и это", – сказал бы мудрец Соломон.
Надо внучат наконец познакомить со снегом.
Ладно, зима так зима! Жди нас скоро, Хермон!
Хамсин
(Диалог с собакой)
А гулять я с тобой не пойду, извини.
Снова в воздухе пыль и за сорок в тени.
Рыжий пот заливает и режет глаза.
Нам, собакам, гулять в это время нельзя.
Этот ветер с песком африканских пустынь
меж собой мы зовем с уваженьем "хамсин".
Закаливший свой дух в левантийской золе,
он издревле прописан на этой земле.
Старобытный зверюга, горячий дракон
с длинным пыльным хвостом, не считает препон.
В нем жестоких берберов горячая кровь
Злоба проданных черными черных рабов.
Здесь, на ближневосточном своём рубеже