– Прекратить бой! – скомандовал я, – прекратить! – и мои воины опустили мечи, позволяя сморщенным взобраться на спасительную вершину.
Я опустил друга на землю, лицо его было бледным, склонившись, пытался прощупать сердцебиение, но ничего не находил:
– Даландин! – кричал я, дочь лекаря уже спешила на помощь.
Жена Ивира обвила мужа руками, причитая и плача. Даландин и ещё двое эльфиек склонились над моим другом, пытаясь что-то сделать.
– Что мне делать? Дали, что? – кричал я, не находя себе место.
– Уведи её! – крикнула девушка, сверкнув синими глазами так решительно, словно была воином.
Я попятился в сторону, подняв на ноги жену Ивира, оттащил её прочь. Женщина рвалась к мужу, отчаянно пытаясь освободиться, и вдруг он выгнулся, захрипел. Ивир закашлялся, вновь глотая воздух, я почувствовал такую слабость, что чуть не упал на колени.
Та ночь выдалась странной. Мы просидели на вершине горы, выжидая пока наш единственный маг призовет дождь, и пожар внизу уступит дорогу. Вокруг с таким же мрачным видом сидели гоблины, взирая то на свой горящий лес, то на нас. Я велел продолжать патруль на всякий случай, хотя боевого настроя у сморщеннолицых не было.
Ивир окончательно пришел в себя, его уложили на повозку к медведю, оставив в руках заботливой жены. Осмотрев грифона, я попросил лекарей заняться ранами крылатого, лапа его была изрядно разорвана медвежьей пастью.
Я сидел, оперевшись спиной о камни и смотрел на чернеющие дымные просторы, что проступали под редеющими клубами, пожар отдалялся, скоро можно будет идти. Даландин молча присела рядом, положив мою голову себе на плечо:
– Спи, Телль, тебе надо отдохнуть, – ласково попросила она, и я вряд ли мог противиться этому.
В коротком сне меня преследовала эльфийка с двухголовым младенцем на руках, умолявшим больше не жечь леса.
ГЛАВА 9. ВАГАРДА, АЛАНДИС. ПУТЬ
Ночь выдалась темная, холодная, устроившись у раскидистой ели, мы развели костёр. За день прошли слишком мало, старик не мог передвигаться быстрее, к тому же тащил на себе обоз, напрочь отказавшись нагрузить молодого гаденыша, который, кстати, и ухом не вёл, чтобы помочь. Потому пришлось взвалить ношу и на себя, напади на нас в тот момент кто-нибудь и я бы час снимала с себя котелки, чтобы подраться. Такими темпами мы не доберемся в Серый город и за целый лунный ход, не то, что за две недели. Злая, я сидела на поваленном дереве подальше от ушастых и начищала оружие:
– Вагарда, раздели с нами трапезу, – окликнул старик.
– Ворованное есть не буду, сказала же, – напомнила я, хоть живот и урчал после единственной пригоршни ягод, что попались на пути в лесу.
– Не забывай, нам нужен защитник, а не обоз! – настаивал Сабат, все-таки пытаясь вручить кусок окорока.
– Я на охоту, – отмахнулась я и, не дожидаясь возражений, направилась в лес.
Отказалась от мяса вовсе не из-за того, что не хотела его, или из-за того, что никогда не брала краденое, нет. Воровством мелким, ради еды я промышляла с детства, не считая краденый с прилавка толстого пекаря кусок хлеба чем-то зазорным. Но что-то во мне сопротивлялось есть у крестьян, я помнила свое нищее детство и девятую осень, и дом мадам Гризо, в котором еды тоже всегда не хватало. Я помнила, как девчонкой всегда хотела есть, как голодала, будучи у родителей, как жадными глазами смотрела на блюда, переполненные лакомствами для гостей борделя, как мечтала съесть недоеденную свиную ножку, что лежала на тарелке какого-нибудь более-менее состоятельного посетителя дома на перекрестке. И как меня били за украденную виноградину с гостевого блюда, палками, нещадно, это я тоже помнила. Есть мясо, на котором могли бы протянуть зиму целой семьей крестьяне, было противно почти так же, как умирать с голоду. А уж голодной смерти я вдоволь напробовалась ещё в Гурии.
Лес был пустым: ни птиц, ни живности, хотя бы мелкой, ни даже мышей. Холодная осень распугала зверьё по норам, оставив только крупных, с которыми мне одной не справиться. Словив векшу2, скрутила тонкую шейку, зверёк дернулся и затих, оставив-таки мне напоследок пару глубоких укусов. С этим уловом и вернулась в лагерь, ошкурила и надела тощий трупик на палку. Принц поморщился так брезгливо, что я не выдержала, решив проучить ханжу:
– Однажды, лет шестнадцать назад, когда я только попала в гвардию зачистки, – начала тоном заправского балагура, остроухий подсел поближе, желая развлечься байкой под копченый ужин, – отправили меня, неумелую девчонку, на задание. Дело было близко к самым северным землям. Там пара клыкастых орков, как выяснилось потом, наводило шорох на соседние деревеньки. Ну, у людей глаза от страху сразу видели неестественное, и в столицу поступил заказ на чудищ, что волокали людей без возврату, пропало семеро к тому дню. Как сейчас помню то задание, холод собачий, а мне выдали только плащ один, да, в общем-то, первоконтрактникам в гвардии лучшего никогда и не давали. – Вещала я, ворочая шкворчащую тушку, – Привезли меня, значит, в маленькую деревню вечером, тихо, пусто, спят все уж, ну меня оставили. Попросилась я у местных на ночлег, нас пускают обычно, а в той деревеньке к кому не стучись – никто дверь не откроет. Обидно, да что ж делать, так и заночевала я под чьим-то сараем, а утром в лес двинулась. Орков-братьев я нашла быстро, меньше трех дней и управилась, воняют они, знаете ли, терпеть не могу, – вспомнила я, скривившись, их немытый дух, – сковала их, привела в деревню, чтобы столицу оповестить и за нами телегу послали. Свечерело, приморозило ещё хуже. Стучусь опять в дома, ночь морозная, аж кости стынут, решила все дома обойду на этот раз и стучать буду долго, настырно. Достучалась, открыл мне дед старый, вон, как ты Сабат, только у того зубов через одного не хватало, – кивнула я на присоединившегося к нам мага.
Остроухие целиком были в моей власти, сидели над тарелками, лишь изредка покусывая ломти окорока.
– И дед такой добрый, говорит бедная девочка, молоденькая такая, а так не везет со службой. Принёс мне одеяло из шерсти и здоровенную миску похлебки, с мясом, прямо вот такими кусками, – показала я. – Кормят нас в гвардии впроголодь, мяса – порция с кулак на весь день, ни больше, ни меньше. А тут целая миска, ох и вкусно! Съела я два больших ломтя, думаю, надо бесов этих, орков пленных покормить, а то издохнут ведь на морозе голодные. Это вы, эльфы, гадами нас в песенках своих делаете, а мы, между прочим, пленных даже кормим, а не то, что мучаем, – к слову припомнила я, остроухие сделали вид, что не услышали. – Дала им миску, едят, уплетают и тут мне говорят, ты где это, змея, человечинку добыла? – Нарон тут жевать перестал и напрягся. – Я их по голове огрела, тварей этих немытых, откуда говорю, знаете? Смеются, знаем точно, говорят, – принц брезгливо миску в сторону отставил. – Восемнадцать голов я отыскала у деда, обглоданных, искусанных, беззубым ртом своим он их жевал, обсасывал, а мне похлебку сварил, – Нарониэль вскочил и побежал в кусты, я от хохота скатилась с бревна.
Бледный принц вернулся к огню, миску с мясом ногой отодвинул и зло уставился на меня:
– Не веришь? – спросила я, ощупывая горячую тушку в поисках места, где бы откусить.
– Нет, – сверкнул серыми глазами эльф.
– А чего тогда сплохело?
– Закрой свой мерзкий рот! – не сдавался красавец.
Сабат жевал мясо, ничуть не смутившись и хитро осматривал меня, не вмешиваясь. Я залезла в дорожную сумку и вытащила шерстяное одеяло:
– Укройся, не трясись, – и бросила принцу.
Бедняга шарахнулся в сторону, словно от змеи, я захохотала:
– Чудной ты, одеяло ведь замечательное, – подняла я тряпку, хорошенько отряхнув, накинула себе на плечи.
– Так вот кто Маргунского Жевателя нашел, – вымолвил Сабат.
– Ваша покорная слуга, – улыбнулась я, изобразив подобие реверанса.
– Сядь Нарон и извинись, – потребовал Сабат, – перед тобой знаменитый Ловчий, вот только я не подумал, что азагур по прозвищу Ловчий может оказаться женского пола, – усмехнулся старик.
Поужинав, Сабат отправился спать, устроившись чуть поодаль от костра, мы договорились с ним посменно нести дозор каждую ночь. Мясо только приготовилось. Беличья тушка была славной, горячей и с хрустящей корочкой. И хоть закончилась она едва ли больше, чем за три укуса, я была сыта и довольна. Проучить ушастого принца было уж очень приятно, старик таки заставил поганца извиниться, и теперь я сидела у догорающего огня, усиленно делая вид, что не замечаю, как Нарон мнется с ноги на ногу, не зная, как начать:
– Ты ведь Вагарда? – вдруг спросил он, и я удивленно уставилась на него, – имена я запоминаю плохо, – виновато улыбнулся остроухий и, не дожидаясь разрешения, уселся рядом на бревно.
– Правильно, незачем запоминать всякую недостойную чернь, – съехидничала я, подбросив в костер веток.
Пламя разгорелось сильнее, эльф не спешил продолжать разговор, но и не уходил. В теплом огне его белые волосы, казалось, тоже полыхали, окрасившись от пламени в оранжево-красный. Я с любопытством осматривала собеседника, пусть и немного тощего, слишком эльфийского, но без всяких слов, красивого молодого мужчину.
– Ты не относишься к недостойным, – всё же решил ответить принц.
– Надо же, какая честь, – хмыкнула я, пододвинув к огню застывшие ноги, ночью брался лёгкий морозец.
– Сколько тебе было, когда тебя продали? – неожиданно спросил эльф, пренебрегая всякими правилами приличия.
– Отстань, принц, такое не рассказывают, – огрызнулась я, сунув в костер ещё дров.
Нарониэль поднял на меня взгляд, изучающе высматривая что-то в моем лице, я невозмутимо смотрела в серые глаза и, не выдержав этих детских глазёнок, спросила:
– Ну что таращишься, на шрамы смотришь? Уродливые, правда?
– Немного, – честно согласился принц, – но всё-таки ты хорошенькая, – вдруг выдал он, и я недовольно хмыкнула такой очевидной лести. – Нет, правда, у тебя глаза янтарно-желтые, как у моего грифона.
– То есть ты меня с тварью сравнил? – засмеялась я.
– Грифоны не просто твари, они очень умные. И красивые, – возразил остроухий, должно быть по-эльфийски делать такие странные комплименты и правда было нормально. – Не понимаю, почему ты отказываешься сводить шрамы. Сабат тебя за пару дней поправит, – зевнул эльф.
– Шрамы – это напоминания, иногда от воспоминаний не следует избавляться, – ответила я, и Нарон вновь посмотрел на меня.
– Что-то подсказывает мне, что это не самые хорошие воспоминания, – саркастично ответил он.
– Именно поэтому чтобы их исцелить, сначала надо омыть кровью.
– Кровожадный вы народец, – констатировал Нарон, и я пожала плечами.
– Но разве ты не хочешь убить своего брата, что прогнал тебя со Светлого леса? – спросила я с улыбкой, и эльф растерялся, – То-то же. Все внутри такие же, как мы. Просто кроме нас и орков остальные привыкли этого стыдиться. Но ведь что плохого, чтобы злиться на того, кто обидел тебя? Что плохого в том, чтобы отплатить гаду тем же?
– А ты не пробовала прощать? – встрепенулся мой праведный собеседник.
– Прощать удел слабых, – ответила я, взглянув в глаза Нарона, что так возмутился моим откровением, – а сильные должны наказывать, иначе зло разрастется.
Повисла пауза, мы больше не разговаривали, размышляя каждый о своем. Я думала, как бы нам добыть лошадей завтра, до того, как ступить в Гурию, где с лошадьми точно будет проблема, а принц просто выглядел сонным и уставшим:
– Он не только прогнал меня, он убил моего отца, – нарушил тишину Нарониэль.
Я взглянула на остроухого, всё-таки он был грустным больше, чем просто уставшим. Такое настроение часто бывало у новичков-азагуров, которые попадали в гвардию. Растерянные, напуганные, они обычно сидели в углах казармы и еще на что-то надеялись. На что-то вроде того, что все это скоро закончится. Но это не заканчивалось, ничто плохое не заканчивается само по себе.
Осмотрела принца, всё же ощутив сочувствие. Поднялась на ноги, вынула меч и вонзила в землю прямо у его ног. Эльф удивленно взглянул на меня, я подошла со спины и взяв его руки, крепко сжала ими холодную рукоять:
– Так возьми меч и отруби уроду голову, – прошептала я, склонившись над ухом.
Эта фраза всегда срабатывала не хуже заклинаний.
ГЛАВА 10. ТЕЛЛИАРОН. БЕЗДОННЫЕ БОЛОТА
Едва солнце коснулось макушек деревьев, что черными столбами усыпали место ночного пожара, гоблины молчаливой процессией потянулись прочь с горы. Не проронив ни слова, они мягко обходили препятствия, словно ручей, стекая к подножию. Лишь по коричневым кошачьим глазам можно было понять: они не расстроены, а очень и очень злы.
Как только последний гоблин покинул гору, я приказал подниматься. Сменив курс, приказал двигаться вместо границ земель сморщеннолицых и лежащим за ними Амуттгату, сразу к Бездонным болотам. Не стоило сомневаться – следующую ночь в Зарнахе мы не переживем.
Новость восприняли с испугом, молча переглядываясь, эльфы быстро собирали вещи, спорить в открытую не решался никто, но напряжение витало в воздухе:
– Не забывайте, у нас есть маг, – громко напомнил я, взгляды устремились на меня, в том числе и самого мага, – да, она маг земли, не воды. Но ведь нам и нужна земля, что кочками идет через всё болото. Первой идёт Сиурила, вторым иду я. Пока мы все вместе, нам не грозит топь.
– Может, лучше через Амутгат? – тихо раздался голос в толпе, присутствующие стали перешёптываться, обсуждая вариант.
– Гоблины отправились на юг, если вы не заметили. А кто живет на юге? – вступился за мою идею Ивир, он уже встал на ноги.
– Ивир прав, гоблины сегодня же приведут троллей, за пожар никто нас не прощал. К тому же что измениться в Амутгате? Они просто передавят нас там, или вы думаете, что орки за нас заступятся? – воскликнул я, разговоры смолкли, хоть обеспокоенные переглядывания никуда не делись.
Собрав обоз и навьючив тяжелых медведей, мы развернулись на восток, болота были уже близко. Шли молча, мрачный дух витал в воздухе, я подозвал Даландин и велел ей петь, вступать в чертоги болот с таким настроем было опасно, и это все знали. Несмелый голос Дали поплыл над сгоревшей долиной, я знал, что петь девушка не умела и не любила, но также знал, что меня она не ослушается. Веселая баллада о влюбленном орке превратилась в тягучую песнь, пролетавшую над мертвым лесом и обреченными эльфами. К Даландин присоединились другие женщины, я изо всех сил пытался казаться бесстрашным и уверенным, твердо шагая вперёд. Ко мне приблизилась Сиурила, она единственная владела магией и знала правду:
– Теллиарон, принц, – тихо окликнула она, поравнявшись со мной, – вы же знаете, как работает…
– Магия земли? – перебил женщину я, – знаю, не забывай, меня воспитывал маг. Но больше никто не должен знать.
– Но как мы пройдем топи? – тихо спросила она.
– Как все: по кочкам, – ответил я, – ты впереди, я буду идти следом и каждый раз быстро вытягивать тебя, – женщина не была довольна планом, но была достаточно умна, чтобы понять, – другого выхода не будет.
Бездонные болота, топи Зарнатха, слыли дурным местом. А соседство с Чернолесьем и скверной и вовсе могло натворить страшных дел с его обитателями. Бездонными они слыли не потому, что не имели дна и твердых кочек, а потому, что из них редко кто возвращался, пропадая бесследно, пропадая «без дна», как говорилось у гоблинов, отсюда и вышло столь славное название. Но нас было слишком мало, чтобы противостоять гоблинам и троллям, а грифон, что мог бы помочь, едва плёлся позади колонны, опираясь на раненые лапы.
На подходе к стоячим водам лес настигал запах – сырой, гнилой древесиной тянуло с болот. Всё чаще стал встречаться валежник, мёртвые деревья устилали путь к трясине задолго до того, как вдали показалась водная гладь. Я приказал выстроиться в цепочку. За мной шли самые надёжные, им я и приказал молчать, даже если Сиурила утонет. Подав знак магу, вручил ей длинный шест и двинулся вслед за ней. С отрывом в пять шагов за мной шел Ивир.
Я рассчитывал, что святое неведение позволит моим эльфам не паниковать, потому и оттеснил их подальше от головы колоны, в которой будет прокладываться путь не так просто, как хотелось бы.
Маг взглянула на меня, в серых глазах был страх, я положил руку на плечо женщины и тихо промолвил:
– Лишь мы вдвоём будем знать цену этого пути и через сотню-другую лет непременно расскажем её внукам, – Сиурила улыбнулась, в Магиконе их здорово дрессировали, выдержки женщине было не занимать.
Способностей мага земли хватало на чувство земли, ее поиск, но что это будет за поверхность: твердая надежная кочка или жалкий комок, что утянет в бездну, никто не знал. Сиурила подвязала потуже белоснежную косу и сделала первый шаг, ступая ровно за женщиной, я двинулся в болото.
Над черноводьем сгущались тучи, несколько минут и на нас посыпался мелкий, частый осенний дождь. Стало темнее, из-за серых туч, затянувших небо, гладь воды сделалась и вовсе непроницаемо черной, казалось, мы шагаем по гладкому зеркалу, вылитому из ртути. Одежда, мокрая насквозь от постоянных купаний в трясине прилипла к телу.
О! Чувство, когда почва под твоими ногами обрывается, и ступни вдруг уходят в пустоту черной бездны, было ужасным! Потаенный, животный страх сгинуть подгибал уставшие ноги, мы менялись с Сиурилой местами, продвигаясь вперёд на ощупь, то и дело, погружаясь в жадную, глотающую топь.
И тогда на помощь спешил Ивир, вытащив упавшего, мы снова делали пару десятков шагов и снова погружались в эту черную ртуть. Колонна двигалась медленно, но всё станет ещё хуже, когда на землю навалится ночь: путь по болоту станет и вовсе страшным.
Сиурила сделала шаг вперёд и тут же провалилась, не издав ни звука, женщина протянула руки вперёд, я бросил ей шест, вцепившись, она медленно выбиралась из чавкающей трясины, мы зашли вглубь болот, это ощущалось тогда, когда ты попадал в топь. Чем глубже болота, тем более становилось прожорливее и гуще трясина, попадая в такую, приходилось держаться изо всех сил.
– Никогда бы не подумал, что такие хрупкие женские руки могут быть так сильны, – подбадривал я Суирилу, что повисла на шесте, чтобы немного передохнуть.
– Уж и я сама бы не подумала, – призналась маг, сделав рывок, мы с Ивиром приняли ее, втаскивая на узкий клочок земли, – скоро настанет ночь, – напомнила она, оглянувшись.
– Прости, останавливаться мы не станем, – ответил я.
– Да я и не надеялась, – устало улыбнулась женщина, я поменялся с ней местами, чтобы дать немного отдохнуть.
И шествие продолжало свой путь, неторопливо приближая нас к новому месту для жизни. Именно так я заставлял себя думать, отгоняя все прочие раздумья о тварях Чернолесья, соседстве с троллями, орками, гоблинами и не такими уж далёкими границами для крылатых тварей, вроде гарпий. Не мертвый лес, а черный, не место гибели, а место новой жизни.
На зарнатхские топи опустились сумерки, а затем ночь. Нам повезло оказаться тут в среднюю Луну, воды, хоть и не полностью, но всё же освещались холодным белым светом. Я шествовал впереди, медленно прокладывая дорогу, маг подавала направления:
– Вправо, потом влево, – говорила она и я послушно проверял, есть ли что-то под кочкой впереди, то и дело падая по грудь в трясину и каждый раз сражаясь с желанием впасть в панику.
Некоторые клочки земли были прямо под водой, но не так глубоко, чтобы ими не воспользоваться и приходилось шарить ногой в черной воде, чтобы нащупать твердь. Как вдруг сердце сделало кульбит в груди: ноги что-то коснулось. Я замер, Сиурила нечаянно толкнула меня в спину, врезавшись, и я вновь ощутил касание:
– Назад, – прошептал я, тихо отступая, сжал рукоять меча.
Ивир понял без объяснений, оттеснив Сиурилу, друг стал за моей спиной, обнажив клинок. В воде что-то было, и лишь мелкая рябь, что исказила черную гладь, говорила о том, что это отнють не крошечное создание. Однако оно не спешило показываться, но и вступать в чертоги невидимой твари желания не находилось. Будь что будет, посреди болота мы беззащитны, а узнав монстра, появится шанс. Я схватил шест и, размахнувшись, ударил по воде, вслед за каскадом брызг ввысь взмыла огромная змеиная пасть, я едва успел увернуться. Миг, и Сиурила закричала, змея вонзила зубы-мечи в ее живот, Ивир проткнул сверкающую чешую, я подоспел на помощь, чудище плюхнулось в воду, женщина рухнула, лишившись сознания. Я подхватил её тело, четыре дыры на животе и пояснице сочились кровью. Побежал по болоту, обогнув перепуганную Даландин:
– Передать её по цепочке, быстро! – скомандовал я, вручив раненую мужчине, что шёл после Дали.
Он быстро исполнил приказ, Сиурилу передали в конец колонны к лекарям, вместе с окровавленным мечом, что пронзил тварь. Кровь не заменит яд твари, но может помочь лекарям подобрать противоядие. Вот только здесь, посреди болота, не найти растений для столь сложного состава, и вскоре, в лучшем случае через сутки, Сиурила уйдет к предкам, а оставшись в болоте без единственного мага, и мы не задержимся.
Ивир стоял, понурив голову, он думал о том же, что и я. Колонна остановилась, я боялся, что после созерцания ран мага, шедшей впереди, может начаться паника. Подняв шест с земли, я решительно сделал шаг вперёд:
– Она всего лишь маг земли! – громко воскликнул я, чтобы услышало как можно больше идущих позади, – на болоте её сила абсолютно бесполезна. Дорогу мы прокладывали наугад, я врал, чтобы подбодрить, что с магом безопасно! А теперь продолжим путь так же, как и до того, половина уже за спиной.
С угрюмой настойчивостью я делал новые шаги, погружаясь в трясину, всякий раз останавливая испуганное до смерти сердце, я цеплялся за палку, протянутую Ивиром и, выбравшись, упрямо шагал вперёд. Меня уже не страшила ни смерть в трясине, ни встреча со змеем: какая разница, отчего умереть? Если мы выберемся, это будет небесное чудо, если нет – простая закономерность. Оставив все мысли, я лишь шагал вперёд, напролом в черную амальгаму воды, хлебая, отплевываясь, цепляясь за тоненький шанс, неуловимо скользивший меж пальцев. Проделывая путь назло смерти, назло здравому смыслу, что предрекали итог, пока мои ноги не подогнулись, отказываясь сделать хотя бы шаг. Я упал на колени, не в силах подняться, бессилие, беспросветность и злость разрывали меня изнутри. Над болотами занялся оранжевый рассвет.
Тяжелая рука легла на плечо, дрожа всем телом, за спиной стояла Сиурила. Под глазами залегли черные тени, белую кожу покрыла испарина, её трясла лихорадка, но маг держалась спокойно, будто боль, искажавшая её лицо помимо воли, не имела никакого значения:
– Я чую землю, мы почти дошли, – прохрипела она.
Ивир нёс её на руках сзади, слова Сиурилы придавали сил, она тихо шептала направление, Ивир передавал её слова, громко оглашая меня. С рассветом и магом мы продвигались быстрее. Сделав лишь одну короткую остановку, чтобы попытаться спасти тонущего оленя из нашей колоны, мы вновь двинулись вперёд, и к полудню на горизонте возникла твердь.
Радость обуяла всех нас, словно ураган, я смеялся, словно сумасшедший. Зеленые макушки Чернолесья казались божественным даром, едва сапоги коснулись твердой земли я рухнул на мягкий мох, никогда не чувствуя себя счастливее. Выползая из трясины, с вечно колышущихся, зыбких кочек на эту благословенную землю, эльфы не верили удаче, трогая и целуя каждый листок. Казалось, самое худшее осталось в этой черной воде, что теперь осталась сзади, далеко за спиной и унесла с собой все тревоги.
Лекари, пусть и измождённые, сразу двинулись в чащу, чтобы помочь раненым. Тот змей был не единственным, кто мешал шествию, укушенных оказалось четверо. Взглянул вокруг: эльфы расставили шатры прямо на берегу болота, загорелись первые костры, дети затеяли игру, копошась неподалеку от дерева, у которого я устроился. Какая-то женщина принесла мне горячую еду, чудом сваренную так быстро и на таких сырых дровах, что были кругом. Горячая похлебка казалась небесным нектаром, только сейчас я вспомнил, что за последние дни в моем желудке не побывало ничего, кроме болотной воды.
Даландин, казалось, за эти дни стала ещё меньше, хрупкая и тонкая, она не присаживалась ни на секунду, чтобы перевести дух и ухаживала за ранеными наравне с двумя остальными лекарями. Заставив себя подняться на гудящие уставшие ноги, направился к ним, но от моей неуклюжей помощи отказались.
Укушенные выглядели плохо, лекари старались изо всех сил, прикладывая и подбирая составы, они вновь и вновь меняли ингредиенты, стараясь подобрать противоядие от неизвестной змеи. Я держал холодную руку Сиурилы, сознание её начало путаться, серые глаза смотрели, но уже ничего не видели. Над лесом разлился бордово-огненный свет, солнце оканчивало дневное шествие. Выгнувшись, рядом захрипел совсем юный воин, всего пара мгновений и юноша обмяк, устремив пустой взор голубых глаз в небо. Вздрогнув, на мгновение Сиурила пришла в себя:
– Я пошла за великим королем, и я умираю за него, – прошептала она, не узнав меня.
Ледяная ладонь сделалась на миг чудовищно сильной, сжимая мою до хруста, боль исказила её бледное лицо. Разжав руку, женщина упала. Глаза Сиурилы закрылись теперь навсегда.
На рассвете мы оставили у черной воды четыре могилы.
ГЛАВА 11. ВАГАРДА, АЛАНДИС. ЭЛИКСИРЫ И ОСЛЫ
Утро туманное и холодное пробралось даже под моё тёплое одеяло и плащ, от сырости, окутавшей тело, сон сняло как рукой. Поднялась и тихо подкралась к костру в полной уверенности, что старик свою вахту проспал, но у дымящегося огонька сидел бодрый Сабат, тщательно увязывая наши пожитки в узлы. Патрулировать его Высочество ночью на протяжении всего пути было идеей деда, и застать старика на посту спящим, было единственным шансом нормально выспаться, но, к сожалению, план провалился.
– Надо бы сегодня купить лошадей в какой-нибудь деревне, – напомнила я, намереваясь получить сарты и ускорить наше путешествие.
– О, азагур, ответ тебе не понравится, – улыбнулся старик, – денег нет, дворец мы покидали в спешке, в карманах ни монеты.
– Сабат, но лошади нам нужны! – настаивала я.
– Я же сказал, что ответ тебе не понравится, – повторил маг, и я скептично осмотрела его, поджав губы.
– Ты опять воровать предлагаешь?
– Мне это самому не по вкусу, – развел руками старик.
– Ты же маг, гхусейман подери, придём в поселок, покажешь пару фокусов, вылечишь кого, глядишь, насобираем на лошадь. Хотя бы обоз тащить не придётся, – предложила я, невзирая на то, как поморщился старик от сочетания «маг» и «фокусы».
– Мне и тем более Нарону, опасно показываться так близко к границам Светлого леса, нас ищут! – воспротивился Сабат, пытаясь закинуть на себя все шесть узлов с барахлом, – обоз я сам понесу, можешь не помогать.
– Ну конечно, сам! – не выдержала я, пытаясь отобрать у него вещи, – старик, ты еле плетёшься, а я с тюками и котелками буду час разгружаться, если на нас нападут!
– Я понесу вещи! – вдруг раздалось сзади, наши крики разбудили его Высочество.
– Нет, господин! – возразил тут же маг.
– Да, господин! Да! – вмешалась я, – и, кстати, я ещё вчера ждала, что ты сам додумаешься нас разгрузить. Ты Сабат, кто ему, нянька что ли? – не выдержала я, эльфы как-то странно переглянулись. – Что?! Нянька?.. – я даже не сразу начала смеяться, решив, что надо мной шутят.
Но никто не шутил. По взглядам, пристыжено опущенным у Нарониэля и воинственно настроенным у старика, все поняла без объяснений, я едва не лопнула от смеха, держась за бока и всякий раз надрываясь, вновь глядя на детину и его няньку.
– Прекрати, азагур! – злился старик, – эльфы хорошо заботятся о своих детях, а тем более о королевских!
– Старик, этому ребенку сколько? – чуть не икая от смеха, поинтересовалась я.
– Мне двадцать, – отозвался Нарон, – и Саббат мне не нянька, а мой придворный!
– Ну вы остроухие и чудики, – отсмеявшись, заметила я, – твой придворный тебе пуговички застегивает, а тебе двадцать!
– По меркам эльфов, он ещё подросток, – отозвался Саббат, опять пытаясь навьючить на себя все тюки сразу, – у нас принято растить своих детей и беспокоиться о их судьбе, в отличии от менее достойных обитателей Дарона.
– Ага, в отличии от азагуров, например. Это хотел сказать? – огрызнулась я, прекрасно уяснив, куда он клонит, – да, меня продали в девять. Зато я не выросла слюнтяйкой. Отдай сюда! – выхватив из рук Сабата тюки, накинула их на плечи и обернувшись, добавила. – И Сабат, еще что-нибудь про азагуров ляпнешь, я тебе язык вырежу.
Дальше пошли молча. Я вела нас в приграничный городок в надежде каким-нибудь чудом выменять там лошадь. Просить Сабата кого-нибудь полечить было отличной идеей, мы бы действительно получили лошадь ведь в таких глухих местах навряд ли есть хорошие лекари. Но старик отказался, и я лишь надеялась, что смогу найти там какую-нибудь работу для себя. Ещё до полудня мы достигли городка, обнесённого высокими стенами из заостренных бревен, маг и принц накинули на головы капюшоны, я же шла, ничего не опасаясь. На маленькой рыночной площади на столбе висело лишь одно объявление: «в магическую лавку требуется дегустатор на эликсиры». Оторвав листок, с сожалением поняла, что работа мне подходит.
Дегустировать новые эликсиры, действие которых лишь предположительно известное, было тем ещё занятием. Толстый магиконец, что крайне обрадовался появлению азагура в качестве испытуемого, обставил меня со всех сторон разноцветными пузырьками и, судя по их количеству, желающего на эту работу в городе не было давно. Эльфы сидели в уголке и молча ожидали, пока я напробуюсь на лошадь. Переродившись после очередного выпитого зелья, я потянулась за следующей настойкой, толстяк недовольно вычеркнул предыдущий эликсир из списка:
– Вкус мерзкий, горький, а пахнет как болото, – докладывала я хозяину лавки, делая глоток.
– … с благородной горчинкой, – диктовал себе под нос толстяк, записывая в тетрадку.
Выпив до дна пузырек, с удивлением посмотрела на свои руки – они полностью отнялись!
– Что за дрянь, у меня руки не шевелятся! – воскликнула я испуганно, хозяин лавки покачал головой, что-то дописав. – Эй, когда действие кончиться? – в ответ создатель неизвестной отравы лишь пожал плечами, я вскочила на ноги, намереваясь уходить. – Всё, с меня хватит, отдавай мою лошадь!
– Какую лошадь? – воскликнул толстяк, преградив мне дорогу, – тут на неё не хватит!
– Ах, не хватит! – разозлилась я, – я выпила полсотни шклянок! Веди мою лошадь, не то подожду, пока руки заработают и мало тебе не покажется!
Хозяин лавки глянул на меня, потом на моих спутников, что сидели так тихо, будто были частью стены и почувствовал себя храбрым:
– Нет уж, выпей ещё два десятка и тогда поговорим.