– Уговор был на полсотни! – злилась я, до сих пор ощущая, что руки висят как тряпки.
– Не помню такого, – упер руки в боки негодяй, – два десятка сверху или проваливай.
Злобно буравя магиконца взглядом, уже подумывала как перегрызть ему шею без помощи рук.
– В твоем зелье обезболивания не хватает цветов мирибила, оно не воняло бы болотом и парализовало как следует, – вдруг отозвался Сабат, мы с толстяком уставились на него.
Хозяин лавки эликсиров немного задумался, а потом быстро скрылся за ширмой, грохоча котелками.
– Что значит парализует полностью?! – переспросила я.
Но мне никто не ответил, через пару минут явился хозяин лавки, протягивая новый пузырек:
– Пей, если получилось – заплачу.
Ох, как и не хотелось этого делать! Парализовало полностью, оказалось, значит, что все тело становиться ватным. Это словцо я теперь точно запомнила, спина обмякла, будто была не моей вовсе, перевернувшись со стула, плюхнулась на пол и только хлопала глазами, ни один мускул больше не работал. Толстяк наклонился пониже, поднял мою руку, бросил несколько раз с громким стуком о пол:
– Прекрасно! – обрадовался он, и я лишь увидела отдаляющиеся сапоги, шея тоже не ворочалась.
Перед глазами возникли новые сапоги, Нарониэль склонился надо мной, чтобы поднять на руки. Голова болталась на бесполезной шее, словно у тряпичной куклы, я пребывала в бешенстве, мечтая поскорее задушить старика, что так красиво меня проучил. Сознание к тому же начало затуманиваться, я вдруг уснула сама того не желая.
Каково же было мне, когда я очнулась! Голова кружилась, словно с похмелья, рука, которую испытывал толстяк болела нестерпимо, похоже, гад сломал мне какую-то кость, а подо мной в седле шла не лошадь, а гхусейманов осёл!
– Да вы с ума сошли, дери вас тугуны! – заорала я, как только почувствовала, что вернулся голос, остроухие мигом обернулись, удивленно уставившись на меня. – Какой ишак! Он должен нам лошадь, мне должен! Поворачивайте быстро, я этого урода на пояса нарежу!
– Мы ушли далеко, Идва позади, теперь мы в Гурии, – развел руками Сабат, – к тому же, тело еще сутки нормально слушаться не будет.
– А-а! – заорала я в бессильной злобе, вновь ощущая, как начинает отниматься спина и как сон наваливается против всякого желания.
Полегчало только к следующему утру, руки и ноги стали слушаться почти без перебоев, я сидела у костра, сменив вахту старика.
– Отчего не спишь? – услышала я за спиной тихие шаги Нарона, ходили остроухие уж очень тихо.
– Отоспалась, спасибо Сабату, – буркнула я, подкинув дров, чтобы получше рассмотреть руку, что доставляла боль.
Светало, солнце ещё не взошло, но ночное светило уже скрылось, от того темнота становилась густой, из леса пополз туман. Плотнее укуталась в одеяло и придвинулась к огню, оказалось, болели не ушибы: укусы векши раздулись и начали чернеть.
– Тролья задница! – выругалась я, прикидывая, что сейчас придётся делать с руками.
– Что случилось? – спросил эльф и, не дожидаясь разрешения, стал осматривать мои руки.
– Загноились, – констатировал он.
– Знаю, – сжав зубы, ответила я, укладывая острие меча в костер, – помоги мне правую отрубить, ладно?
– Что?! – подпрыгнул на месте Нарониэль, я посмотрела на него недовольно.
– Руку говорю помоги отрубить вторую, одну я сама, – пояснила я.
– Что за ужасы! Ты не пробовала лечиться? – воскликнул остроухий.
– Пробовала, но живительного порошка сейчас нет, в болоте потеряла. Когда вы меня топили, – огрызнулась я, нервничая перед предстоящей процедурой.
– Не трогай! – решительно заявил эльф, – это же простой компресс нужен, рубить запястье, какое варварство! – Нарон схватил меня за руку и потащил за собой в лес.
В полутьме, он указывал на растения:
– Кора дуба, будра, вереск, ягоды калины, пижма! – злился остроухий, тыкая мне под нос какие-то ростки и ягодки, – да тут половину леса можно на лекарства от ран пустить!
– Почем мне знать, что можно, – бурчала я, недовольно отмахиваясь, на мой взгляд, вся эта трава была совершенно одинакова.
– И это осенний лес! А летом еще с десяток больше лекарств есть, как можно так лечиться? – не унимался он, собирая какие-то фиолетовые цветы с небольшого кустика.
Собрав горсть, Нарон вернул меня к огню, осторожно касаясь мягкими ладонями, промыл укусы и присыпал какими-то пахучими цветками, накладывая повязку, он то и дело спрашивал, не больно ли. Впервые в жизни меня лечили, я неловко убрала руки за спину, чтобы не смотреть на следы чей-то заботы, странное чувство разлилось в груди, я похоже смущалась.
– Вечером перевяжем, – предупредил эльф таким мягким тоном, с каким разговаривали люди с детьми.
– Или всё-таки отрубим, – осторожно добавила я, не особо доверяя эффекту цветочков, принц укоризненно посмотрел на меня.
– Нестерпимый вы народец, – заметил он улыбаясь.
ГЛАВА 12. АРАКОС. МАДИС, СТОЛИЦА МАГИКОНА
– Его Высочество желает алый, а вы пытаетесь всучить шарлах! У вас проблемы с цветами?! – выкрикнул я, портной попятился, сделав крошечный шажок, опустил взгляд к ботинкам. – Если завтра не увижу алой мантии, то прикажу пустить вашу артериальную кровь, чтобы показать, что значит алый. Прочь! – взревел я, портной и его мальчишка-подмастерье мгновенно собрали разложенные лоскутки и покинули ризалит, – я никогда не позволял подобному сброду проходить в основные части дворца.
«Бесполезные идиоты», – злился я, всё в этом сумасшедшем доме приходилось делать самому, а если уж доверять кому-либо, то перепроверить и непременно переделать.
А Его Высочество Мазирис Третий Золотой ненавидит малейшие огрехи, и уж шарлах от королевского алого отличит без сомнений. Следует отметить, наш король слыл модником: нарядам его не было числа и каждую неделю шились новые, потому мне и пришлось выучить все цвета наизусть, чтобы избежать дальнейших неприятных сцен. Должность моя называлась канцлерской, но из-за огромного количества тупиц на местах, я был и сенешалем, и распорядителем, и камергером и мрак ведает, кем ещё.
– Великий канцлер, вас ожидают в желтой гостиной, – предупредил паж, и по запуганно-тихому тону можно было с уверенностью сказать, что короля уже успели довести.
Отерев руки, надел белые шёлковые перчатки, – я ненавидел чужие прикосновения, – и взглянул в зеркало. Моя дородная фигура, длинная тонкая бородка с золотой монетой, вплетенной на кончике, черные волосы с первой сединой всё выглядело достойно, кроме кругов под глазами, что казалось, с каждым гхусеймановым днём становились только больше. Вздохнув, последовал в желтый зал. Мазирису было всего тридцать, возраст хоть и не юный, но достаточно спорный. Я всё старался списывать на трудности, пережитые им в детстве, но с каждым днём и новой выходкой, это становилось всё сложнее.
Грохот и звон бьющихся стёкол встретил меня уже в северном коридоре, на подходе к комнатам короля. Похоже, снова придётся заказывать новые зеркала. Распахнув золоченые двери, застал следующую картину: верхом на перевернутом диване из тихарийского золотого шёлка скакал Его Высочество, круша все вокруг спелыми твердыми яблоками, выращеными специально по вкусу Мазириса, посеребрённые зеркала разлетались вдребезги, оглашая звоном крики придворных, что носились вокруг с деталями гардероба короля в руках:
– Веселей! – орал король, схватив очередной плод с подноса, запустил яблоком в пажа, мальчишка взвизгнул, побежав вокруг дивана ещё быстрее.
– Аракос! – закричал Его Светлость, завидев мой строгий силуэт, – я сегодня бодр и весел, пиши графу Помонскому, я хочу на охоту!
– О, Светлейший, граф Помонский сослан на месяц после прошлой охоты, – напомнил я, не решаясь сделать шаг в гостиную и попасть в вакханалию, здесь царившую.
– Милую! – хохоча, распорядился Мазирис Третий. – Пусть собирается на оленя!
– Да, Ваша Светлость, – согласился я, – но для начала подпишем кое-какие приказы по южному округу и дадим распоряжение в ректорат Восточной Академии.
– Скукота! – кричал король, последнее яблоко таки раскрошило последнее зеркало.
– Мазирис Третий Золотой, напоминаю вам как ваш канцлер и ставленник вашей многоуважаемой матери, час в сутки мы уделяем государственным делам безропотно! – командирский тон сработал, хоть я каждый раз рисковал поплатиться за это головой, но это единственное, что могло остановить Высочество хотя бы на пару минут.
Правитель рухнул на пол, изобразив обморок, придворные тут же принялись махать веерами и пускать вокруг руны исцеления – этот спектакль был разучен прекрасно и у каждого здесь были четкие роли.
– Внесите завтрак Его Высочеству прямо в желтую гостиную и сопроводите до кабинета в десять, как только королю станет получше, – распорядился я, – и подложите под его светлую голову ещё одну подушку.
– Я не буду надевать сегодня рубаху, мой торс прекрасен! – оповестил меня вслед свет нашего государства.
– Как изволите, голым вас в кабинете я уже видел, – ответил я, закрыв золоченые двери, голова раскалывались уже с утра.
Малым ребёнком Мазирис уже не был примером безропотного благолепия, я до сих пор вспоминал случай, когда пятилетний принц приказал повесить кота, за то, что тот его оцарапал и стоит сказать, посмел ему отказать только садовник, который тут же последовал за котом. Больше никто не решался перечить ребёнку, королева же на выходки сына предпочитала смотреть несерьёзно, списывая на детский возраст. Учиться юный наследник так же не желал, десятки учителей, магов, эльфов, людей и даже гоблинов с азагурами сменялись бесконечной вереницей, пытаясь угодить взбалмошному отпрыску, я мучился днями, в поисках нового наставника, который мог бы укротить юное чудовище, но всё было тщетно, принц и наследник Магикона рос слабо контролируемым и взбалмошным. Сменив на престоле свою умершую матушку в пятнадцать, мальчишка испортился окончательно. И на мои плечи тяжким бесславным бременем легло управление дворцом, государственными хлопотами и неуправляемым королём.
Род Синерийских, мой род, исходил корнями к королевскому, я приходился Мазирису племянником, хоть и был старше почти на два десятка. Я всю свою жизнь, с малолетства, готовился к служению при дворе: этикет на блестящем уровне, великий Закон, правила и постулаты Магикона, магическое и рунное искусство, два языка, конечно же, помимо древнего магического и современного, Мрак удави, даже придворные танцы и правила их исполнения я знал на «блестяще»!
И всё это ради служения взбалмошному королю, прозвище которого – Золотой, – говорило не о прекрасной стороне этого метала. Не о богатстве, приумножении, роскоши. А лишь о тратах, что стали для Магикона золотыми. Тихарийским шелком оббить десять залов к баллу и содрать всё после, выбросив в мусор? Да, это идея Мазириса Золотого. Купить дружкам, что в жизни не держали ничего острее вилки, в подарок десяток мечей эльфийской стали? Да, это тоже Его Высочество. Тратить на одиннадцать глупых любовниц налоги целого Восточного округа? Да, это он умел.
Глубоко в своем сердце, как хороший Великий Канцлер я не должен был так думать, но мысли мои черной отравой растекались в истоках души. Я недолюбливал предшествующую правительницу, мать Мазириса, женщиной она была недалекой и магически слабой, но с приходом её отрока, стал скучать по ней безудержно, она хоть бы была управляема и мягка. И что было скрывать: король Третий Золотой был неуемный транжирой, разгильдяем и просто идиотом. Как правая рука государства я видел выход лишь в удачной женитьбе, спал и видел, как приведу в желтый дворец достойную правительницу, которой хватит ума терпеть бесполезного супруга и вершить государственные дела твердой рукой за его спиной, которая уж слишком часто будет поворачиваться к ней, или вовсе по неделе-другой отсутствовать. Но, ни один приличный дом не спешил выдавать свою дочь во дворец, а те, что спешили, от приличия были далеки.
Потому с каждым годом Его Светлость лишь плодил отряд любовниц, перебрав почти всех девиц более-менее знатных корней, он и вовсе скоро бросится на безродных горожанок. Этакие ужасы мне так же снились.
Подперев голову, словно нерадивый школьник, над бумагами сидел Его Высочество, как он и обещал, рубаха на нем отсутствовала, оставалось лишь хвалить предков за присутствующие штаны. Он поначалу пытался вчитываться в документы, требующие тщательного его пересмотра и обдумывания, но уже через десять минут заскучал. Пришлось снова брать дело в свои руки, надев монокль, принялся бегло перечитывать документы, пересказывая простым языком правителю их суть, но даже это едва ли входило в его отнюдь не светлую голову надолго.
Так мне удавалось отклонять повышения налогов, что каждый день пытался подсунуть королевский казначей, и ставить на важные должности наиболее подходящих магов. Сегодня с легкой руки Его Высочества в Восточной Академии сменился ректор, теперь им был граф Аматрийский, отцу которого принадлежал крупный город – Свияр. И хоть на роль ректора он был не самым достойным кандидатом, если говорить честно и разумно, таким ходом я намеревался залатать дыру в казне, что копилась с прошлого полугодия.
– Ты помиловал Помонского? – лениво потягиваясь, спросил король, наблюдая в окне за придворными дамами.
– На помилования требуется выдать сутки на размышления для совета, потому эту бумагу Ваша Светлость подпишет завтра, – терпеливо напомнил я.
– Ну и чем прикажешь мне заняться?! – разозлился Мазирис Золотой.
– Кто я такой, чтобы вам приказывать, Ваша Светлость, – тут же припомнив, чем такие вспышки злости обычно заканчивались, ответил я. –Могу лишь дать совет, если вы мне прикажете.
– Конечно, давай! – потребовал Его Высочество, теряя терпение.
– Вы бы могли навестить Южный округ, в этом году им не повезло с урожаем и ваше доброе слово придется к месту, – попытался занять короля действительно важным делом.
– Тоска, – зевнул свет государства, – еще давай, только без голоты мероприятия, мне их лица не нравятся, скуку навевают смертную.
– Тогда посетите Восточную Академию, завтра там состоится бал в честь нового ректора, мне известно, что его дочь так же там обучается, девушка обладает врожденным чистым огненным даром, перспективы ее прекрасны, – глаза короля заблестели, словно у кота, как я и предполагал.
– Как она выглядит, покажи, – потребовал он, я тут же раскинул руны поиска, умело добавив долю рун зрения.
В бело-золотом сгустке энергии всплыла молодая особа в строгом черном платье и аккуратной светской прическе, девушка находилась на занятиях, как и полагало в это время порядочной студентке.
– Страшила! – поморщился король, и я едва не заскрежетал зубами.
– Ваша Милость, супруге короля полагает быть прежде одаренной и умной, а уж после иметь определенную внешность, – сдержанно напомнил я постулаты из правил и постулатов Магикона.
– Аракос, прекрати! Мне же придется делить ложе с ней! Даже представить страшно, уродина! – отмахнулся Его Величество, – но на бал ладно, съезжу, хорошенькие студентки там тоже водятся, – хихикнул король, убив очередную мою попытку улучшить жизнь не только себе, но и всему Магикону.
Бросив половину документов на столе не подписанными, Его Высочество покинул мое общество, едва дождавшись истечения половины часа, с сожалением оглядев все растущий ворох дел, которые никаким образов мне не удавалось передать королю, я покинул кабинет.
Пришло время проверить, что ожидает господина на обед, и я поторопился на кухню, где уже заранее были выставлены миниатюрные блюдца с кушаньями. Быстро пробегая взглядом по блюду, десертной ложкой клал его на язык:
– Утка прекрасная, в молодом рисе не хватает соли, цукаты просто отвратительны и переварены, мусс слишком теплый, охладить, – повар быстро делал пометки в блокноте, едва поспевая за моим торопливым шагом, – и чтобы никакого неразбавленного вина на столе, как в прошлый раз! Только разведённое!
– Да, да, – соглашался главный повар, – вино было полной моей ошибкой! – и все мы прекрасно помнили, что такое Его Величество, который начал пить с полудня, – а для вас что приготовить, Великий Канцлер?
– Яду, Поль, большую кружку яду, – подшутил я, торопясь к выходу и повар заулыбался.
– Принесу вам на ужин кекс с молоком и медом, – предложил он, я кивнул, в еде я был абсолютно не привередлив.
Дальше ожидала менее приятная компания, но более важная, чем выбор блюд для королевского желудка. Перебравшись через южный коридор, направился в галереи, что тянулись вдоль всего сада, и наконец, добрался до входа в подвалы. Сладкий запах весенних садов сменила сырость и затхлость, двери в подвал выходили в подземные коридоры, о которых, держу пари, ничего не знал Его Высочество.
Это место соединяло сразу несколько частей Магикона и, если бы пару сотен лет назад азагуры не додумались изничтожить драконов, по этим подземельям бы не отважился прогуляться ни один обитатель Дарона. Но теперь в тоннелях было пусто, я изучил многие из них прекрасно, и постоянно пользовался для связи с общественностью, так сказать.
Набросив длинную черную мантию с просторным капюшоном, что послушно ждала меня в одном из коридоров, я поторопился в трактир. Заведение было весьма среднего пошиба: не всегда чисто отмытые дощатые полы, не вовремя протертые столы, но терпимо приготовленная еда и аккуратно выбеленные стены. Склонившись над пинтой чего-то крепкого, меня уже ожидали трое: маг воздуха, что в силу врожденных способностей прекрасно годился для моих заданий, один проныра-гоблин, что мог откопать хоть из-под земли самый редкий товар и один совершенно спившийся азагур с аршинными плечами, что бывал в таких заведениях, куда бы остальные не сунулись.
Сделав знак трактирщику, подсел к троице. Хозяин тут же поставил передо мной натертый до блеска и вообще, возможно, единственный бокал в питейном и наполнил его вином, пусть и дешёвым, но довольно ароматным. Когда-то я вступился за его сына-гвардейца перед королём, сильно рискуя собственной шкурой, именно поэтому он и принимал мою тайну.
– Приветствую, господа, – наконец поздоровался я, желтоглазый азагур поднял уже осоловелый взгляд от своей пинты, будто впервые в жизни видел меня.
И как можно было так перебрать спиртного только в полдень? Едва сдерживая брезгливость, отвел взгляд от здоровяка, что своими громадными плечами занимал сразу два места за столом. Всё же, Маран бывал иногда полезен и пока я решил промолчать:
– Мы вас ждали, дорогой наш, – льстиво отозвался гоблин, хотя насчёт дороговизны для них это была сущая правда.
Таких, как они, скорее ждала городская тюрьма, чем работа за десять сартов в неделю. Я прекрасно понимал, что за эти деньги они, скорее всего, сами ничего не делают, а нанимают слухачей подешевле, но меня это устраивало – информация стекалась ко мне со всего королевства без перебоев уже почти тридцать лет.
– С какими вестями вы собрались? Что слышно в городе, или в стране? – поскорее перешёл я к делу, пока остроухий гоблин не стал передо мной заискивать.
– У меня вести со Свияра, поговаривают во дворце графа Амантрийского о том, что он вам заплатил золотом за назначение сына в ректоры Восточной Академии, – начал маг ветра, – люд не доволен, много лишнего болтает.
– Так чего ты здесь? Отправляйся в Свияр, выясни поименно, кто разносит подобную грязь и передай графу Амантрийскому, он тебе и заплатит. И не забудь отписать мне, как прошло, – распорядился я. – Что у тебя? – тут же обратился к змеиному, пока тот не успел выпить свежеподнесённое пиво.
– Я был в Гурии неделю, там твориться какая-то странность, господин, – хриплым басом вещал желтоглазый, язык его нещадно заплетался, – азагуры пропадают, на днях сгинула целая деревня на юго-востоке.
– Эти вести ты бы лучше продал в Гурии, идиот! – не сдержался я, хлопнув по столу кулаком. – Какое мне дело до твоего народца, мне бы со своими людьми разобраться!
– Простите, господин, больше ничего серьёзного не мелькало, – пробасил Маран, занявшись своим пивом.
– Не сердитесь, милейший наш, – мягко и вкрадчиво, словно кот на пушистых лапах, вступился гоблин, – сами знаете, как часто в нашем деле мелочь может вырасти в большую проблему. К тому же у меня есть ну очень интересное знамение к переменам, – сморщеннолицый разлился в длинной уродливой улыбке, выдерживая паузу и очевидно, набивая себе цену.
– Говори, не томи, если новость стоит того, добавлю золотой, – приказал я.
– Я был в Амутгате, господин, – гоблин наклонился поближе и перешел на шепот, – орки роют земли в поисках яиц дракона, как с ума посходили, видит их мрак! Все пещеры ими кишат, подземелья. Пришлось немало потратиться, прежде чем я напоил их, пьют они, знаете ли, как лошади!
– Для кого ищут и для чего? – поторопил я сморщенного.
– Говорю же, пришлось их немало накачивать в трактирах, три дня к ряду поил и балагурил…
– Дам сверху два золотых, не трать моё время! – проклятый торгаш всегда умудрялся зарабатывать, продавая мне то, что и так был обязан доносить.
– Поговаривают, что объявился у них покупатель, обещал за каждое яйцо платить золотом и камнями ровно столько, сколько каждое из них весить будет, имя они не назвали, но знают они, куда надо яйца принести, если найдешь.
– Хорошо, вот тебе пять золотых сверху и не спускай глаз с этих клыкастых, узнай, как идут их поиски, в случае удачи пиши магическим письмом, – сделал знак магу ветра, и тот быстро раскинув руны, заколдовал для гоблина клочок бумаги. – Узнай, кто ищет яйца, для чего. Понял?
– Из-под земли откопаю, что скажете, дорогой мой, – скалился сморщеннолицый и в этом сомневаться не приходилось.
Он и вправду за золото мог сделать всё, что угодно, даже если бы я попросил за сарт принести голову его матери, он бы согласился. И даже за полсарта.
Бросив сартины за вино и сарты за прочие услуги, я расплатился с моими слухачами и хозяином таверны, поспешив в подсобное помещение, что сразу открывало потайной ход в тоннели под замком.
В ту ночь я долго ворочался, не в силах уснуть: мало того, что новость о покупателе драконьих яиц меня раззадорила и расщедрила на золото, я всё думал, кто, мрак меня удави, способен за ночь опустошить целую деревню азагуров? Конечно, пьяни и сброда водилось среди них немало, но даже те, кто был этой самой пьянью, с мечом управлялись славно, как женщины, так и мужчины воинами были от рождения, как и орки.
Мысли роились в голове растревожено, бессвязно. Всё-таки я пожалел, что наорал на желтоглазого, надо было его расспросить как следует, выдать задание. Не выдержав, встал на ноги и зажёг магическое сияние. Оранжево-золотистый свет залил покои, отыскав перо и бумагу, принялся быстро чертить приказ.
Руны разбежались по комнате, мгновенно вошли в бумагу и чернила на ней тут же исчезли, поднявшись в воздух, письмо растворилось в свечении, добравшись к адресату. Пусть пьница-аспид как следует разберётся в пропажах, та деревня как раз очень близко к Амутгату, и что-то я сомневался, что такое совпадение было случайно.
ГЛАВА 13. ТЕЛЛИАРОН. СЕРЫЙ ЛЕС В ЧЕРНОМ МЕСТЕ
Сиурилы не стало. Единственный наш маг сгинул, не пережив переход по черной воде. Как теперь очистить земли Чернолесья от скверны? Как хотя бы понять, что эта самая скверна сгустилась в определенном месте? Я лишь помнил наставления мага-няньки, он отзывался о скверне, как о чем-то живом, как о сущности, что распространялась не повсюду, а сбивалась в клубы. Попасть в такое место – и нам конец, долгий, мучительный, неистово страшный конец.
Сабат сравнивал эти сгустки с тугунами – мерзкими речными тварями, вечно голодными, что прятались на илистом дне, выжидая добычу месяцами. Он говорил:
«Скверна – жива, она движется и питается, как стая, бродит в поисках места, где еды больше, и там оседает в клубы, сбивается в незримое войско и растёт, пожирая ненасытной пастью любой свет, любую жизнь».
Помню, как мальчишкой меня пугали эти рассказы, Сабат, обучаясь в Магиконе, выезжал в Чернолесье, их учили обнаруживать, чуять и уничтожать скверну. Много жутких историй он успел рассказать мне, своему воспитаннику, про эту гиблую землю. И вот он я, стою в окружении ста умалишенных, что пошли за мной, прямо в лесу, чьи деревья не видели никого уже тысячу лет.
Что и говорить, орки, нечувствительные, грубые существа, что потребляли древесину для строительства и обогрева, сюда не совались, предпочитая ходить на вырубку к гоблинам, против воли последних, конечно же. И тысячелетний лес разрастался. Кроны деревьев были так высоки, что затмевали свет даже в солнечный день, схватившись друг за друга руками-ветвями, могучие исполины срослись кронами, сплели ветви и закрыли небо над головой, пуская вглубь только тонкие, случайные лучики света. На лысой земле в черном лесу не росла даже трава, лишь громадные, словно болотные змеи, корни, пронизывали землю, сплетаясь узлами и канатами, опутывали всё вокруг.
Я не имел ни унции магии в крови, но чувствовал, как тьма сгущается вокруг, как дышит в спину холодком, как смотрит на нас голодными пустыми глазницами где-то из-за деревьев и скалит беззубый рот, примеряясь к добыче. Почти непрерывно, от самой воды, плакали малые дети, что были в моей колонне. Матери колыхали их, пытались петь, но это помогало ненадолго и новый детский плач врывался в тишину чёрного леса.
Мы углубились в чащу совсем немного, Бездонное болото только-только скрылось из виду, перестав отблескивать в полуденном солнце. Я велел остановиться, дальше идти мне не позволяли сами ноги, будто увязая в невидимой гуще, от каждого пройденного вглубь метра сердце сжималось и трепетало, как дикий соловей в клетке. С первых шагов по Чернолесью я понял, что это гнилое место. Жадное и холодное. И так же понял, что деваться нам больше некуда. Но в чащу идти было нельзя.
– Мы направимся к юго-востоку, поближе к самому Бедному морю, на его каменное побережье, здесь не станем оставаться, – оповестил всех я, и не нашлось никого, кто бы мне возразил.
Судя по тишине, в которой мы шли в Чернолесье, и подавленным взглядам, темноту ощутил не только я.
И мы повернули на юг. Никогда бы раньше не подумал, что есть место хуже Бездонных болот, не думал я так и когда вел эльфов сквозь черную топь. Но теперь, когда с другой стороны подступал тысячелетний лес, повернуться спиной к болоту было приятнее, чем ступить под громадные кроны. Мы вернулись поближе к топям и шли ровно по кромке, не обращая внимания на намокшие от влажного мха ноги и возможность встретиться с ползучими обитателями болота. Ощущение чужого присутствия сразу ослабилось, потускнело, я лишь надеялся, что выбрал верный путь.
В восток Чернолесья вступали длинной цепью Серые горы, что начинались в землях троллей, длились в Зарнатхе и уходили к Ледяному морю, прерывая мрачный лес грядой. Там я и надеялся найти новый дом для своих подданных.
Вечерело. Нам пришлось отодвинуться от спокойного болота подальше, чтобы устроиться ночевать на сухой земле и развести огонь. Приказал ставить шатры плотно, их зеленые макушки едва не касались друг друга, мои люди и сами не горели желанием раздвигать лагерь пошире. В дозор выставил семерых, сам отказавшись спать, подбросил в огонь и устроился наблюдать, хоть тело и умоляло об отдыхе. Грифон улегся у ног и стал наблюдать словно кот, за желтыми искрами, что взлетали от огня вверх, с ним коротать ночь было спокойнее.
Усталость навалилась на меня, едва солнце село за горизонт. Зевая, я ворочал догорающие палки и боролся со сном, туман, густой, словно молоко, выползал из сырого леса и смешивался с тем облаком, что испаряло болото. К полночи и вовсе казалось, что на землю опустилась туча, лишь костры желтыми пятнами показывали, что охрана не спит.
Ночь темнела и сгущалась, казалось, рассвет с каждым часом становился только дальше и невозможнее. Спать хотелось так, что глаза сами закрывались помимо воли, я уже не был уверен, смогу ли сдержаться. Ивир, что дежурил со мной, тоже беспрестанно зевал, бессонные ночи на переправе не прошли даром, мы были вымотаны. Уперев в землю меч, опустил голову на сложенные над рукояткой запястья, глаза смыкались, усталость разлилась по телу, словно густой мёд.
И тут темноту прорезал вой: утробный, жуткий рев грифона. Меч рухнул на землю вместе со мной, я даже не заметил, как уснул. Грифон, стоял надо мной, громко стуча по земле хвостом. Дым не давал моей птице принюхаться, гриф ворочался в разные стороны, пытаясь обнаружить что-то, что пугало его во тьме. В белом густом тумане я уже не видел жёлтых пятен от костров охраны, наступила удушающе страшная тишина. Поднявшись, схватил меч и выставил перед собой, попутно поджигая факел. Отойдя на метр от углей, споткнулся о друга. Ивир крепко спал, даже не думая просыпаться, сколько я его не тормошил. Заложив пальцы в рот, свистнул, приказав грифону взлететь, взмахнув крыльями, гриф оторвался от земли, возможно, сверху в этом гхусеймановом тумане, он что-то рассмотрит.
– Ивир, вставай! – тряс я друга, но поднять его не получалось, уставив в меня осоловелые глаза, он вновь закрывал их, не в силах проснуться.
Похоже, то же самое случилось и с остальной охраной, тьма разинула пасть, и мы сами вступили в неё:
– Кто живой, отзовись, приказываю! – тишина съела мой крик, тут же заглушив в утробе.
И тут где-то рядом зарычал наш медведь, рык его оборвался мгновенно непонятным всхрапом и затих, лишь треск сухих ветвей, возня и хруст. Детский крик огласил тишину, я бросился на звук, выставив меч вперёд. Свет факела выловил широкий кровавый след от самой повозки, медведь пропал прямо из упряжи, я побежал дальше. Вдруг свет выловил ужасную картину из тьмы: сгорбленная серая фигура с чьей-то рукой во рту вперила в меня пустые глазницы, секунда и тварь бросилась на меня, размахивая когтистыми лапами, свисавшими почти до земли. Ребёнок лежал в разорванном шатре и продолжал кричать, тварь не давала подступиться к нему. Черный дымок, окутавший тело хищника, выдал в нём что-то магическое, проворная гадина запросто уворачивалась и от меча, и от факела, скалила острые зубы на безглазой морде и вновь бросалась на меня. Я целил в голову, в торс и мог поклясться, что точно попал в живот, но ничего не помогало, черный дым похоже служил ей щитом. Выпад, другой и мне удалось оттеснить зверя от разрушенного шатра, одернув порванную ткань, схватил ребёнка на руки. Неожиданно из тумана выскочила вторая тварь, затем ещё две, и ещё. Они не торопились, просто сужали кольцо, отпрыгивая от моих выпадов и лишь медленно приближаясь. Бежать было некуда, размахнувшись, поджёг остатки шатра, сухая ткань полыхнула, рискуя зажечь рядом стоящие шатры.