Во время знаменитой встречи с Наполеоном, когда тот старался выговорить наиболее выгодные условия для капитуляции Седана и, возмущенный требованиями, которые предъявлял Бисмарк, заявил ему, что армия его предпочтет взорвать крепость и погибнуть, Бисмарк ответил: “Что же, пусть себе взлетают на воздух”. Такими “находчивыми” ответами и остротами наполнены два тома книги Буша, и в этом отношении рьяный сторонник Бисмарка воздвиг ему очень незавидный памятник. Еще в другом отношении книга эта содержит указания, весьма характерные для Бисмарка. Одною из главных его забот было снабжать немецкую печать сведениями и соображениями по поводу происходивших событий. Мы узнаем, например, что появившийся во всех газетах отчет о свидании Бисмарка с Наполеоном был продиктован самим канцлером. Бывали дни, когда он внушал Бушу до шести разных газетных статей, вступая в полемику с разными мнениями. Почти каждый раз день начинался с того, что Бисмарк предлагал написать ту или другую статейку, рекомендовал иллюстрированным газетам тиснуть тот или другой портрет людей, к которым он особенно благоволил. Статейки, внушенные Бисмарком, печатались в разнообразнейших органах, и, таким образом, он старался руководить общественным мнением, особенно когда оно проявляло склонность отнестись снисходительнее, гуманнее к побежденным французам. Само собой разумеется, что газеты дорожили сведениями с театра военных действий, и притом полученными из достоверных источников. Но всем этим сведениям придавалась определенная окраска в духе тенденций Бисмарка. Вот как писалась тогда история, как общество умышленно вводилось в заблуждение. Не менее характерны и те места в дневнике Буша, где, как мы уже отметили, указывается на постоянные жалобы Бисмарка, что военные власти не сообщают ему сведений о ходе военных операций. Эти жалобы были направлены главным образом против наследного принца Фридриха-Вильгельма. Несмотря на свои военные способности, кронпринц был врагом войны и в 1870 году поклялся, что это будет последняя его война. Он был расположен вести кампанию по возможности гуманнее, и в его распоряжениях это сквозит на каждом шагу. Наоборот, Бисмарк требовал самых крутых мер, особенно во время осады Парижа и против так называемых франтиреров. Его возмущало, что кронпринц склонен принять английское предложение относительно смягчения участи жителей осажденного Парижа. Ввиду всего этого кронпринц скрывал от Бисмарка многие известия, опасаясь, что тот, пользуясь своим влиянием на короля, будет настаивать на крутом решении возникавших вопросов. Бисмарк мстил ему тем, что, когда ему удавалось где-нибудь завладеть хорошим помещением для себя и своей канцелярии, он решительно отказывался уделить кронпринцу часть этого помещения и постоянно жаловался королю на образ действий кронпринца. Таким образом, и дело присоединения южногерманских государств к германскому союзу, следствием которого было провозглашение Германской империи в Версальском дворце, обошлось без Бисмарка. Любопытно и то обстоятельство, что король Вильгельм и его советник Бисмарк сомневались, как приступить к этому решительному шагу: они чувствовали, что их прежняя политика не могла возбудить симпатии к мысли об окончательном объединении Германии, так что даже не решались предложить титул “императора”, полагали, что лучше назвать короля прусского “герцогом” всех германских государей. И в этом вопросе энергия кронпринца Фридриха-Вильгельма преодолела все препятствия. Его личность внушала безусловное доверие. Население, воодушевленное одержанными победами, шумно домогалось окончательного объединения Германии, а государи знали, что, ввиду преклонных лет короля Вильгельма (ему было тогда семьдесят три года), в более или менее близком будущем императором германским сделается кронпринц, взгляды которого во многих отношениях, и притом в коренных вопросах, диаметрально расходились со взглядами канцлера короля Вильгельма. Не Бисмарк, а кронпринц, популярность которого в то время достигла самых широких размеров и личность которого внушала всем доверие, был связующим звеном между германскими государями. Только благодаря ему, провозглашение Германской империи состоялось сравнительно легко, вопреки всем препятствиям, созданным Бисмарком.

Последствием войны для Бисмарка было возведение его в княжеское достоинство, награждение значительными денежными суммами и переименование его из союзного канцлера в имперский, состоявшееся 9 марта 1871 года, в день открытия общегерманского рейхстага.

Глава VII. Бисмарк – имперский канцлер

Итак, благодаря двум кровопролитным войнам, Германия была объединена. Однако если сравнить положение, существовавшее до 1866 года, с положением, установленным после 1870 года, то мы должны будем признать, что в очень существенном отношении достигнутый результат означает несомненный регресс. Прежний германский союз обнимал собой все германские страны, в том числе и обширные немецкие провинции Австрии; после же 1870 года возникшая новая Германская империя как бы окончательно отказалась от этих провинций, и естественным последствием такого положения дел со временем должно было быть подчинение десяти миллионов немцев, населяющих Австрию, более многочисленным славянским народностям и мадьярам, число которых в общей сложности достигает тридцати миллионов. Таким образом, видимое объединение немцев, собственно, привело к более сильному их разобщению. Германские государства, правда, сплотились, но ценой страшной жертвы – ценой утраты десяти миллионов единоплеменников. Этот бросающийся в глаза результат условий, при которых состоялось объединение Германии, почему-то всеми упускается из виду, а между тем он должен был бы умерить восторг, вызванный состоявшимся в 1870 году национальным объединением немцев. Но, как бы то ни было, в значительно суженных границах нового союзного германского государства, то есть новой Германской империи, достигнута была, благодаря патриотическому воодушевлению немцев, сплоченность государственного строя, иначе говоря, централизация в административном и законодательном устройстве. Это был несомненно ценный результат, и Бисмарку, как имперскому канцлеру, предстояла теперь задача воспользоваться им для увеличения благосостояния объединенных элементов германского народа и для упрочения безопасности возникшей Германской империи. Посмотрим теперь, как он справился с этой задачей?

Естественнее всего было ожидать, что после кровопролитных войн, после громадных жертв, принесенных германским народом, настанет эра умиротворения, общих дружных усилий, направленных к обеспечению мира, как внутреннего, так и внешнего, и увеличения благосостояния Германии. Но возлагать такие надежды на будущее могли только люди, не уяснившие себе отличительных свойств натуры Бисмарка. Из нашего очерка читатели могли убедиться, что он уже с ранней молодости постоянно отыскивал себе врагов и даже искусственно создавал их. По своей природе, по своим наклонностям, он не мог и представить себе общественной и государственной деятельности иначе, как в виде борьбы с действительными или воображаемыми противниками. Твердо идти к намеченной цели, убеждать других в ее плодотворности, вербовать себе союзников, устранять собственную личность и выдвигать только преследуемую цель – на это Бисмарк никогда не был способен, и притом по двум причинам: во-первых, потому, что ясно определенной программы у него никогда не было, а во-вторых, потому, что страстные и бурные натуры к такой тактике вообще не способны. Бисмарк разгромил Австрию, разгромил и Францию; теперь он внутри государства отыскивал врагов, и отыскивал их вовсе не среди противников германского объединения, а где случится, с неразборчивостью человека, руководствующегося не высшими идеальными стремлениями, а внушениями своего темперамента. Если мы станем на точку зрения лиц, усматривающих в Бисмарке великого борца за объединение немцев, то вся его внутренняя политика будет нам совершенно непонятна; если же мы взглянем на него как на деятеля, не терпящего никакого противодействия, никакого возражения, как на властную натуру, стремящуюся удовлетворить свои сиюминутные порывы, то вся деятельность Бисмарка разъяснится нам сразу. Если бы он был действительно воодушевлен идеей окончательного сплочения немцев, он избегал бы систематического разжигания страстей в только что объединенном отечестве, он не создавал бы себе искусственно врагов, не обострял бы до последней степени все внутренние кризисы, большая часть которых, как мы сейчас увидим, вызывалась вовсе не существующими условиями, а преимущественно крупными ошибками самого Бисмарка. Как только он начал управлять объединенной империей, у него появлялся один могущественный враг за другим, и эти враги, с которыми он боролся бурно, страстно, с напряжением всех своих сил, оказались сильнее его. При содействии Мольтке и кронпринца Фридриха-Вильгельма Бисмарк разгромил Австрию и Францию; но когда он был предоставлен самому себе, когда он выступил в поход против так называемых внутренних врагов, он проигрывал сражение за сражением и наконец должен был, в силу обстоятельств, в силу совершенных им крупных ошибок, сойти со сцены, то есть выйти в отставку. Биографы Бисмарка поражаются тому факту, что в сфере дипломатической он оказался будто бы гениальным деятелем, а в сфере внутреннего управления самым посредственным государственным человеком. Кажется, следовало бы остановиться на том факте, что история не знает примера великих государственных людей, которые были бы гениями в решении внешних задач и посредственностями в решении внутренних. Но относительно Бисмарка это считается возможным вследствие непризнания того простого факта, что если бы прусская армия не одержала побед под Кениггрецем и Седаном, то никому не пришло бы и на ум толковать о гениальности Бисмарка.

Мы еще вернемся к дипломатической деятельности Бисмарка, а пока попытаемся очертить его борьбу с так называемыми “внутренними врагами империи”, – как он сам выражался, почему-то отождествляя себя с Германской империей, созданной прусской армией. Враги эти были не всякого рода сепаратисты и партикуляристы, как бы следовало ожидать, а либеральная партия, клерикалы и социалисты. С ними Бисмарк последовательно вступал в борьбу, и под их ударами постепенно померкла его слава. Начнем с клерикалов, потому что он с ними первыми вступил в бой.

Любопытно то обстоятельство, что в смысле деятельного и могущественного фактора законодательной жизни Германии или Пруссии клерикальной партии до 1870 года вовсе не существовало. Она вдруг возникает после создания империи и рейхстага, с каждым днем все усиливается, одерживает парламентские победы и в конце концов заставляет Бисмарка смириться перед собой.

В объединенной Германии насчитывается более семнадцати миллионов католиков, то есть значительно больше одной трети всего населения. Само собой разумеется, что при таких обстоятельствах Бисмарку, если бы он действительно был воодушевлен стремлением сплотить германский народ, следовало избегать религиозных преследований. Странно было в самом деле добиваться единства Германии и разделить ее на два враждебных лагеря. Но именно с этого и начал князь Бисмарк свою деятельность в качестве имперского канцлера. Летом 1870 года был провозглашен догмат папской непогрешимости. Некоторые епископы восстали против этого догмата; но в общей сложности их оказалось очень мало. А между тем Бисмарк вступается именно за них и сразу провозглашает противодействующих ему епископов революционерами и мятежниками. Но это было только начало целого ряда крутых мер, которыми ознаменовалась так называемая культурная борьба. Уже в 1871 году департамент католического вероисповедания при министерстве народного просвещения был упразднен. Таким образом, единственное административное учреждение, ведавшее делами немецких католиков, перестало существовать. Со свойственным ему бурным натиском Бисмарк продолжал вести борьбу и воодушевился ею сразу до такой степени, что провозгласил свое знаменитое: “В Каноссу мы не пойдем!” Последовало изгнание иезуитов, на епископов налагались штрафы, их сажали в тюрьму и отрешали от должностей. Через несколько лет из двенадцати епископских кафедр девять оказались вакантными. В прусский ландтаг Бисмарк внес законопроект, в силу которого все строптивое католическое духовенство лишалось содержания от правительства. Тысячи приходов остались без пастырей. Преподавать закон Божий в школах было некому. Католические богословские факультеты в университетах бездействовали. Некому было совершать требы. Дипломатические сношения с Ватиканом были окончательно прерваны. Словом, получилось невыносимое положение дел. Бисмарк поставил вопрос так, как будто он хотел властвовать над совестью католических граждан Германской империи. Он выдавал себя защитником государства против претензий церкви; на самом деле он лишал верующих возможности удовлетворять свои религиозные потребности, то есть вторгался в область, которая в культурных государствах не подлежит ведению светского правительства. В своей борьбе против католического духовенства он дошел до того, что отрекся от прежних своих воззрений на гражданский брак и сам внес законопроект, отменяющий обязательность церковного брака. Ненависть, которую он возбудил против себя этой новой борьбой, этим новым подавлением одного из видов свободы, была так сильна, что опять нашелся молодой человек, который вздумал насильственно освободить Германию от деятеля, так пренебрежительно относившегося к самым священным чувствам людей. Покушение его произошло в Киссингене 1 (13) июля 1874 года. Пуля ранила Бисмарка только слегка в руку. Но это, понятно, не устрашило Бисмарка, и он продолжал с прежней страстностью вести борьбу, которой положило конец другое обстоятельство. Непосредственным результатом этой борьбы было образование в рейхстаге так называемой партии центра, число членов которой быстро возрастало и вскоре достигло высокой цифры – 100 депутатов, то есть четвертой части общего числа депутатов. Бисмарк мог, безусловно, рассчитывать на консерваторов; их было около 110. Наиболее сильной партией, однако, были так называемые национал-либералы, число которых доходило после войны до 150; вместе с консерваторами это составляло 260, а так как в рейхстаге заседают около 400 депутатов, то Бисмарк располагал на первых порах громадным большинством. Но по мере того, как выяснялась его внутренняя политика, как оказывалось, что он продолжает оставаться скрытым противником конституционного правления и постоянно принимает непопулярные меры, национал-либеральная партия, вызванная к жизни взрывом патриотизма, началараспадаться и постепенно сократилась до 60 человек. Соответственно возросли остальные партии, враждебные Бисмарку, и получилось так, что он мог более или менее твердо рассчитывать на голоса всего 170 депутатов; большинство же оказывалось уже не на его стороне и по большей части голосовало вместе с центром, который под умелым и талантливым руководством Виндгорста составил ядро оппозиции. Мы выяснили это положение дел потому, что в нем заключается разгадка той тактики, которой приходилось придерживаться Бисмарку почти во всех вопросах внутренней и внешней политики. Но с точки зрения занимающего нас теперь вопроса мы должны констатировать, что если бы Бисмарк не вступил в культурную борьбу, другими словами, если бы он не обострил до последней степени антагонизма между протестантским правительством и католическими гражданами страны, то партия центра не могла бы возникнуть и во всяком случае не приобрела бы такого влиятельного положения, что Бисмарку в конце концов пришлось потерпеть полное банкротство во внутренней политике. Внимание рейхстага направилось бы на другие более плодотворные вопросы, чем подавление религиозной свободы очень значительной части германского народа, и соответственно образовалась бы другая группировка партий, при которой можно было бы управлять страной без тех искусственных и насильственных приемов, к которым вынужден был постоянно прибегать Бисмарк в течение своего почти двадцатилетнего управления делами объединенной Германии. Собственно, он уже очень скоро после войны перестал быть конституционным министром, потому что не располагал сколько-нибудь устойчивым большинством в рейхстаге. Его политика возбуждала против себя полное неудовольствие народных представителей, и он сам чувствовал, как шатко в этом смысле его положение. Но он находил поддержку в престарелом императоре Вильгельме. Зная, что император очень дорожит им как преданным защитником прав и могущества прусского королевского дома, он, в моменты решительного столкновения с рейхстагом, неизменно прибегал к одной уловке, то есть предлагал отставку, на что император ему отвечал категорическим “никогда”. Этой уловкой он в то же время возбуждал патриотическое чувство тех немцев, которые верят, что Германия обязана своим объединением главным образом Бисмарку. Но все это не спасло его от капитуляции перед партией центра. Культурная борьба началась тотчас после войны, а в 1887 году Бисмарк вынужден был отменить институт священников, назначаемых государством, упразднить суд для церковных дел, предоставить полную свободу в отправлении треб и богослужения, допустить дисциплинарные взыскания, налагаемые духовенством на прихожан, восстановить право епископов учреждать богословские учебные заведения, восстановить права монашеских орденов и других конгрегации, разрешить монахиням руководить женским образованием в средних и низших учебных заведениях, возобновить дипломатические сношения с куриею, – словом, Бисмарк вынужден был признать все меры, принятые им во время культурной борьбы, несостоятельными, отречься от них и вернуться к положению, существовавшему до 1870 года. Гордое изречение Бисмарка не оправдалось, и перед выходом своим в отставку он смиренно “пошел в Каноссу”. Но в таком случае к чему было затевать всю эту борьбу, столь опасную для объединенной Германии и лишившую самого Бисмарка возможности управлять страной при более нормальных и плодотворных условиях?