Ребята на минутку приостановились, чтобы издали понаблюдать за праздничным зрелищем, в котором рано или поздно каждому из них предстояло выступить в роли главных героев.
По ночному огненному воздуху пробежала первая робкая прохладная струйка. Ноздри с жадностью впустили ее в себя.
– Что, мальчики, на свадьбу опоздали? – вдруг откуда-то сверху послышался бархатный женский голос.
Утик с Володей, как по команде, вздернули подбородки к крыше пятиэтажки, возле подъезда которой стояли. На балконе третьего этажа мигал огонек сигареты.
– А то поднимайтесь ко мне, чаем угощу, – последовало приглашение.
Таинственная незнакомка, стряхнув пепел с сигареты, пальчиком поманила пацанов к себе. И Уту, не Утику, а именно большому Уту, почудилось, нет, не почудилось, он ясно видел, несмотря на дальность расстояния и ночную темень, он отчетливо увидел, разглядел красный длинный ноготь на ее изящном указательном пальце, которым девушка завлекала ребят в какие-то неведомые сладостные выси.
Утик с Вовой молча переглянулись. Володя мелко-мелко затрясся, замахал руками и со словами "Экзамен, экзамен, завтра экзамен!" в мгновение ока растаял в ночи.
Ут знал чем закончится это рандеву, и мысленно поаплодировал благоразумию юного спортсмена-штангиста.
Утик же, набрав в грудь воздуха и резко выдохнув, решительно шагнул во тьму подъезда…
Хозяйка квартиры уже ждала у раскрытой двери:
– Что застыл, как пень, заходи, коли пришел.
Паренек быстро нырнул вглубь лона комнаты и сразу же плюхнулся в покрытое коричневым пледом кресло, стоящее у низкого журнального столика. Утик унимал охватившую его дрожь, а Ут осматривал убранство квартиры, тускло освещенной лампой из под синего абажура.
На столике стояла бутылка початой "Мадеры", рядом валялась раскрытая пачка тонких черных сигарет неизвестной Уту марки, из хрустальной вазы свисали набухшие гроздья красного винограда. На левой стене в полусвете лампы вырисовывался плакат с изображением обнаженного мускулистого торса индейца, похожего на югославского актера Гойко Митича. На противоположной стене висело большое зеркало, под ним находились вместительная тумбочка и мягкий пуфик, который обнимала небрежно брошенная ночная сорочка. Тумбочка была вся обставлена какими-то флакончиками, склянками, пудреницами, кремами, мазями и прочими атрибутами женского быта. В углу комнаты, возле настежь раскрытой балконной двери, из полумрака выступала широкая тахта, укрытая сине-звездной измятой простыней.
И над всем этим витал какой-то особый запах, запах, наполненный ароматами знойной южной ночи, тонких духов, дамских сигарет, винных паров, свежего белья…
Утик тоже уловил этот запах. Для него всё было внове. В комнате у Беллы такого запаха не было. Это был Запах Взрослой Женщины, дразнящий, манящий, зовущий, влекущий в какие-то неиспытанные просторы, в какое-то сладостное, пьянящее и неведомое ранее ему Царство Любви. С Беллой были лишь детские шалости. А здесь…
То, что случилось дальше, происходило словно во сне. Не только у Утика, даже у Ута «крыша съехала», ему удалось зафиксировать лишь неясные контуры, смутные очертания, отдельные детали, обрывки фраз, фрагменты впечатлений… Иногда время замедлялось, как будто останавливалось, и одно короткое действие длилось вечно… А порой секунды и минуты мчались с такой космической скоростью, что сознание не успевало их зафиксировать…
– А где же твой друг, почему он не поднялся? – хозяйка квартиры (назовем ее пока так) разливала по бокалам вино и смотрела на Утика испытующим взглядом.
Паренек, как завороженный, следил, как ее белая чуть-чуть пухлая, но тонкая в запястье рука медленно подносит ему бокал, и не мог ничего вымолвить в ответ. Язык пересох, слова застряли в горле.
– Может, он побежал в ресторан, чтобы угостить даму шампанским? – весело предположила она, включив игривые частоты своего бархатного низкого голоса.
– Нет, просто завтра экзамен, – наконец Утику удалось разлепить запекшиеся губы.
– Какой еще экзамен? – недоуменно пожала она своими белыми, совсем почему-то не загорелыми плечами, перехваченными узкими полосками легкого халатика.
– Выпускной, у меня по химии, у него по физике… И он пошел… Это… Готовиться… – Утик опять начал терять дар речи.
– Подожди-ка, подожди-ка, – девушку осенила догадка, – так что, вы школьники что ли!
– Не школьники, а выпускники, завтра – последний экзамен, – от обиды Утик вновь заговорил.
– Ха-ха-ха, школьники, – не унималась хозяйка.
При смехе она откидывалась далеко назад на высоком стуле, и ее и без того короткий полупрозрачный халатик задирался еще выше, и обнажались не только ее круглые аппетитные коленки, но и стройные плотные бедра, от которых Утик, да чего уж там греха таить, и Ут тоже не могли отвести своих восхищенных глаз.
– Так, что же это получается, – хозяйка хлопнула себя по коленкам и, прогнувшись гибким девичьим станом в обратном направлении, вернула себя и свой халатик в исходное положение. – Так, это получается, вам всего по 16 годочков (Ут при этом про себя громко хмыкнул). А с балкона мне твой друг показался вполне зрелым мужчиной. В темноте не разглядела что ли?
– Он штангой занимается, мастер спорта, – соврал Утик.
«Во даёт!», восхитился Ут.
– Но ты-то, милок, на штангиста не больно похож, – то ли с сожалением, то ли с насмешкой произнесла хозяйка.
– Я за клуб мастеров в дубле выступаю. Левый хавбек, – гордо заявил Утик.
«Здесь не соврал», похвалил Ут.
Девушка поднесла бокал с вином к своим пухлым красным губам, отпила небольшой глоток.
– Спортсмен значит. Спортсмен – это хорошо, я спортсменов люблю.
– Меня в сборную Союза зовут, – ободренный словами хозяйки, похвастался Утик и тихо добавил: – За юношескую.
«Трындит, как Троцкий», заметил про себя Ут, успев за учебный год ознакомиться с некоторыми персонажами из альтернативной для него истории.
– А скажи-ка, футболистик, вот ты тут со мной вино распиваешь, а завтра у тебя экзамен. Мамка не заругает?
Ее откровенно насмешливый тон взбудоражил Утика. Если честно, ее слова зацепили и Ута.
– Да чихать я хотел на экзамены! Если хотите знать, у меня от них есть освобождение. Официально я сейчас нахожусь на сборах, понятно?
«Ничего у тебя, дорогой, нет», опять поймал Утика на лжи Ут.
– Ух, какой горячий мальчик! Темпераментный, а главное, искренний. Я искренность люблю, – хозяйка, похоже, тоже стала воспламеняться.
– Никакой я вам не мальчик, понятно? И мне не 16, а 17! А через пять месяцев будет 18! И вообще через неделю я уезжаю на БАМ.
– А как же сборная Союза?
«Молодец, стерва! Хорошо уела», уже в адрес хозяйки послал Ут мысленный привет.
– Плевать я хотел на сборную, БАМ для меня важнее.
– Да, ба-ольшой мальчик…
– Никакой я вам не…
– Тс-тс, – хозяйка приставила к губам парнишки указательный пальчик (тот самый указательный пальчик с изящным красным ноготком, который снизу, еще с улицы сумел разглядеть Ут), и Утик вмиг затих. Спустился как надувной шарик. Словно из него выпустили пар.
– Тихо, тихо, знаю, никакой ты не мальчик. Это же я любя тебя так называю. Ты мне нравишься. Не сердись.
После этих слов Утик и вовсе растаял. Уту тоже было приятно. Девушка снова пригубила вино. Юный гость последовал ее примеру.
– Ты говоришь, завтра у вас последний экзамен. Химия, кажется?
– Да, – подтвердил Утик.
– А я ведь химфак окончила. В школу училкой пойти не захотела. Вот по направлению и попала сюда, в эту дыру. Я инженером на химзаводе в лаборатории работаю.
– На "Азоте"?
– На нем, родимом… И вот, мне уже 25, а я живу все еще без мужа, без детей в теткиной квартире.
– Так, это не твоя квартира?
– Нет, конечно. Тетка умудрилась выскочить замуж в 45, и сдала мне на длительный срок свою хату. А мне 25, и у меня – никого.
«Так уж и 25!», не поверил Ут. Ему показалось, что хозяйка лет на 10, по крайней мере, старше. Но выглядела она почему-то гораздо соблазнительней и привлекательней, чем тот образ полувековой давности, который всплыл у него в памяти. То есть его воспоминания не совпадали с реальностью.
Утик же, конечно, ничего этого не замечал, он по-детски удивлялся:
– Как никого у тебя нет? – мальчишка, как понял Ут, хотел добавить "а я?", но постеснялся.
– А вот так – ни-ка-го. Но ничего, нынче заканчивается моя трехлетняя отработка, и – прощай пески и саксаулы, здравствуй город на Неве!
– Грустно.
– Се ля ви.
– Все равно грустно. Ты уезжаешь, а я остаюсь.
– Подожди, ты ведь тоже уезжаешь. На БАМ. Или соврал?
– Ты не поняла, мне грустно, что я остаюсь без тебя.
– А как же ты хотел?
– Забрать тебя с собой на БАМ или поехать с тобой в Ленинград.
«Ты что, пацан, совсем охренел!»– бесновался Ут в бессильной ярости.
А хозяйка расчувствовалась.
– Милый, милый, мой мальчик, ты хоть понимаешь о чем-то ты говоришь, – Уту показалось, что в ее больших карих глазах заблестели слезы.
Карих… Глаза у нее карие? Точно, они карие? А может, они… Ут попытался в полумраке комнаты сосредоточиться на ее глазах.
Но хозяйка вдруг резко поднялась со стула, сорвала с его спинки махровое полотенце и со словами "что-то душно, я – в душ" отправилась в ванную комнату.
А Утик и Ут остались наедине с собой обдумывать создавшееся положение. Причем, каждый думал о своем, два мыслительных процесса шли одновременно и параллельно, не мешая друг другу, как в двухъядерном процессоре.
Для Утика были очевидны две вещи.
Первое – он понял, что он окончательно и бесповоротно в нее влюблен, возможно, до конца своей жизни.
Второе – она тоже влюбилась в Утика. Впрочем, второе для него было не совсем очевидным. И он искал аргументы, чтобы закрепить свою уверенность в ее ответном чувстве.
Она по меньшей мере трижды за этот вечер призналась мне в любви.
Она сказала, что любит меня за то, что я спортсмен.
Она сказала, что любит меня за то, что я честный и искренний.
И, наконец, она призналась, что я ей нравлюсь.
Пусть это лишь косвенные признаки подтверждения ее любви, думал Утик, но вот сейчас, перед тем, как пойти в душ, она же прямо сказала "мой милый, я тебя люблю". Стоп! Кажется, она не произнесла этих слов "я тебя люблю", а сказала лишь "мой милый". Ну и что! Разве этого недостаточно?.. Кстати, а что она там сейчас делает в душе? Хоть бы краешком глаза взглянуть…
Что касается Ута, он тоже хотел посмотреть на хозяйку в душе. Но сначала он хотел увидеть ее глаза, а потом – всё, что ниже. Ничего, выйдет из ванной – посмотрю, успокоил себя Ут. Он вспомнил, что у маленького Утика уже был такой опыт, и он видел, как девушки моются в душе.
Если отчитывать от нынешней временной шкалы, это было года три-четыре назад, в классе шестом-седьмом. Одноклассник Утика и его сосед по двору Сеня как-то очень быстро созрел и поэтому знал больше всех о том, что касается отношений между мужчинами и женщинами. Он с пятого класса был тайно влюблен в "немку" – учительницу немецкого языка и говорил, что обязательно женится на ней после окончания школы.
Сеня-то и подбил Утика пойти в женское рабочее общежитие, чтобы через раскрытую форточку украдкой понаблюдать, как взрослые тети принимают душ. "Ты не представляешь, без одежды они совсем другие. Ну совсем другие. Они голые, понимаешь! Если пойдешь со мной, сам увидишь", – с жаром агитировал Сеня. Агитации Утик поддался, и потом подтвердил – да, мой друг Сеня, ты был прав. Ут, впрочем, тоже это может подтвердить.
Жара наконец-то начала спадать, из открытой балконной двери повеяло долгожданной прохладой. Но в разгоряченном сознании Утика начали возникать картинки одна смелее другой. Распалившееся воображение легко дорисовывало те обольстительные формы и округлости, которые скрывал халатик хозяйки…
«Эка, брат, тебя понесло!» – подивился Ут. Полного доступа к мыслительному ядру Утика у него не было, но в силу опыта и того обстоятельства, что однажды, пусть и 40-50 лет назад, он уже переживал эти события, Уту было нетрудно представить, какие чувства и мысли обуревают Утика.
Утика беспокоила одна деталь. Он вдруг вспомнил, что роскошные белые плечи хозяйки обвивала не одна узкая полоска, а две. Первая – лямки от халатика, вторая – белые, едва заметные лямки от ее лифчика. Утик боялся, что не сумеет его расстегнуть, и случится конфуз. Опытный Сеня рассказывал ему недавно, как нужноо справляться с этими хитрыми женскими замочками, охраняющими доступ к девичьим прелестям и даже демонстрировал некие манипуляции у себя за спиной. Но Утик начисто забыл его инструкции.
«Вот, блин, и я ничем не могу помочь, впрочем, никаких инструкций, если мне не изменяет память, сегодня не понадобится», – подумал Ут.
– Скучаем? – вкрадчиво-ласковый голос хозяйки оторвал Утика от сладостно-мучительных грез, а Ут мысленно содрогнулся от этого вопроса.
«Почему она обращается к Утику во множественном числе? Странно это как-то, – забеспокоился он, но тут же нашел объяснение: – Так иногда говорят, это просто речевой оборот».
Хозяйка устроилась на стуле в вполоборота к синему абажуру, его тусклый свет едва освещал ее лицо и не позволял заглянуть в глаза. Ут, естественно, никак не мог к ней приблизиться сам, не мог он подтолкнуть поближе к девушке и Утика. Ут сосредоточился и стал ждать удобного момента.
– Давай, ребятки, допьем вино – и по коням.
После душа девушка показалась Утику еще прекраснее, даже его безудержная фантазия не смогла создать такой обворожительный образ – свежая, озорная, воздушная, пленительная. Ут тоже залюбовался ее красотой.
Очарованные ослепительным видом хозяйки, Ут с Утиком не обратили внимание на странные слова в ее речи.
Для Ута таким странным словом могло быть «ребятки» – девушка вновь обратилась к Утику так, как будто он был в комнате не один. Но однажды найдя этому объяснение – «речевой оборот», Ут пропустил эту странность мимо ушей, которых, впрочем, у него не было. К тому же все его внимание было сосредоточено на глазах хозяйки, Ут опасался, что из них в любой миг может брызнуть зеленый свет, и он пропустит этот момент.
Для Утика же странным могло показаться выражение "по коням", но он тоже пропустил его мимо ушей, которые у него как раз-то были. Ну сказала и сказала, наверное, пошутила так. Утика взволновало нечто другое, он заметил, что после ванной девушка изменилась, чего-то в ней не доставало, и не во внешности, а в … ее гардеробе. Да, точно, с ее плеч исчезли эти белые злосчастные полоски. Хозяйка сняла лифчик! Словно гора спала и с ее, и с Утика плеч. Лицо Утика расплылось в глупой, блаженной улыбке.
– Что ты на меня так смотришь, – кокетливо вопросила девушка и разлила по бокалам остатки вина. – Нравлюсь?
– Ты восхитительна!
– Тогда почитай мне стихи, – хозяйка капризно сжала свои красивые губки и властно спросила: – Ты знаешь стихи про любовь?
Знал ли Утик стихи про любовь? Что за вопрос! Даже если б и не знал, то тут же сочинил бы в честь своей Богини любовную поэму.
Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали
Лучи у наших ног в гостиной без огней
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнию твоей.
«Оказывается, Утик тоже увлекался Фетом, – удивился про себя Ут. – Но я бы на его месте выбрал другие строчки, которые больше подходят злобе момента:
Закинув голову, с улыбкой опьяненья,
Прохладного она искала дуновенья,
Как будто волосы уж начинали жечь
Горячим золотом ей розы пышных плеч.
Одежда жаркая всё ниже опускалась,
И молодая грудь всё больше обнажалась,
А страстные глаза, слезой упоены,
Вращались медленно, желания полны.
Хозяйке понравились стихи, которые прочитал Утик, то, что читал про себя Ут, она, естественно, слышать не могла.
– Красиво, – мечтательно вздохнула она. – Молодец.
– Это не я, это Фет, – скромно потупил глаза Утик..
– Я знаю, мне вообще нравится романтический классицизм поэтов золотого века. Особенно любовная лирика.
И хозяйка продекламировала своим бархатным голосом:
Ты пела до зари, в слезах изнемогая,
Что ты одна – любовь, что нет любви иной,
И так хотелось жить, чтоб, звуки не роняя,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой.
Утик, услышав продолжение стихотворения Фета, почувствовал в хозяйке родственную душу, а Утик мысленно прослезился, его с юности преследовал всепоглощающий жар любви этих боговдохновенных строк. Совсем недавно Ут, кажется, их слышал, причем, декламировал голос, по тембру очень близкий к тому, который прозвучал сейчас…
– А теперь почитай что-нибудь из своего, – снова властно попросила девушка.
Она даже не поинтересовалась, а пишет ли Утик стихи, она и так про него все знала. И от этого стала Утику еще ближе. Похоже, что Ут тоже расчувствовался.
– Только сначала допьем вино… За любовь… А теперь читай…
Влюбленного поэта дважды просить не надо.
Я грустный пес, коричневый и добрый,
Лежу в твоих ногах, но я не сплю.
Твой легкий сон от страшных сновидений
Большущими ушами стерегу.
– Душевно. Это твои стихи?
– Я посвящаю их тебе.
– Спасибо, милый.
И тут случилось то, чего так опасался и так вожделенно ждал Утик. Девушка поднялась со стула… И время начало замедляться… Медленно, очень медленно, как на видеоклипе монтажного стола с функцией сниженной скорости, ее тело склонялось к Утику… Ут, почувствовал, как бешено забилось его сердечко. Если бы у Ут было сердце, оно, наверное, тоже бы взволновалось… Ут видел, как трепетали ее пухлые красные губы, а Утик находился в полуобморочном состоянии… Ее лицо было уже совсем близко, взгляд соскальзывал ниже, от пухлых губ к гибкой белой шее, а потом еще ниже, к ее открытой восхитительной груди… Вот уже показались ее соблазнительные выпуклости, они увеличивались, превращаясь в округлые холмики… Лифчика на ней действительно не было… Уже чувствовалось ее горячее дыхание… А главное – запах, этот умопомрачительный запах духов, вина, девичьей свежести… Запах Женщины…
Девушка быстро поцеловала Утика в губы, тут же отстранилась и стремительно упала обратно. И вот, в это мгновение, когда девушка падала на стул, Уту показалось, нет, не показалось, он заметил, как в ее карих, да глаза все-таки были карими, но Ут заметил, даже не заметил, он угадал, как в них загорелся бешеный зеленый огонек. На этот раз в нем не было злобы и ярости, была только одна всепоглощающая страсть.
И вдруг она, холодная, сказала:
– Стара я, мальчик, для тебя
Мне завтра утром на работу,
Да и на экзамен вам пора.
11. Остров безвременья
Ут лежал с закрытыми глазами, не решаясь окончательно проснуться. Он медленно, очень медленно впускал в сознание ощущения своего сонного тела.
Ут еще раз осторожно прислушался к его импульсам. Нет, из позвоночника не поступало никаких болезненных сигналов…
– Доброе утро, милый! – поприветствовал его приятный женский голос.
Голос был знаком, Ут его уже раньше слышал. Кто-то нежно провел ладонью по его голове… Ут открыл глаза и увидел рядом с собой на постели… хозяйку квартиры, укрытую звездно-синей измятой простыней.
Он глядел на нее не понимающим взглядом, она загадочно улыбалась.
– Где это я? – задал Ут дурацкий вопрос и осознал, что обрел дар речи, и никакого Утика внутри его больше не существовало.
Ут быстро осмотрел свое тело и понял, что оно тоже вернулось в прежнее состояние. Девушка продолжала улыбаться.
– Где мы?
– В безвременье.
– Какой сейчас год?
– Здесь нет времени.
– А в какой мы стране – в Алтын Тартарии или в СССР?
– Здесь нет пространства.
– На небесах что ли? – попытался пошутить Ут.
– Почти.
– Не понял.
– Я потом объясню.
– А ты кто: злая ведьма или добрая фея?
– Догадайся сам, – игриво ответила девушка, стрельнув озорным взглядом, в котором промелькнула зеленая искра.
– Иштар! – воскликнул Ут и резким движением, как будто его ужалили током, присел на кровати. – Ты Иштар! Как ты здесь оказалась?
– Называй меня Изабеллой, – попросила девушка.
Белла, Белла, Изабелла… «Видимо, мне от этого рокового имени во веки веков не избавиться», подумал Ут и окончательно проснулся. Мозг стал активно работать.
– Тебе же больше нравилось имя Иштар, – напомнил Ут и стал как бы заново, новыми глазами, осматривать квартиру. Ничего в ней вроде не поменялось.
– А теперь больше нравится Изабелла. Тебе ведь тоже это имя нравится. Так зовут твою девушку.
– Ты и про Беллу знаешь?
– Я про тебя все знаю.
И тут в сознании Ута произошло замыкание. Замыкание цепи. Цепочка из его смутных догадок и предположений вдруг выстроилась в стройный ряд, фрагменты отдельных событий соединились логическими звеньями и он увидел цельную картину.
– Хорошо, пусть будет Изабелла, – вкрадчиво и мягко обратился Ут к девушке. – Действительно мне это имя больше нравится, чем Иштар. Скажи, Изабелла, могу я задать тебе несколько вопросов? Обещай, что ты мне на них ответишь.
– Я постараюсь.
– Начнем сначала. Мы с тобой познакомились в гостинице в Вене. Так?
Изабелла молча кивнула головой.
– Это очевидно. Скажи, а ты была когда-нибудь в Казани?
– Нет, никогда.
– Значит, там, на площади, в белом платке, у соборной мечети была не ты?
– На какой площади?
– С которой меня уводила охрана кагана Кул Ашрафа.
– Женщина в белом платке – это была я. Я удивлена, что ты меня заметил. Там было так много народа, и все были так разгорячены.
– Почему тогда ты сказала, что никогда не была в Казани?
– Я не знала, как называется этот город.
– Значит, ты умеешь перемещаться в пространстве и времени?
– Так же, как и ты.
– Я не умею, у меня только один раз получилось, случайно.
– Ничего случайного не бывает. Получилось раз – получится еще.
Многое для Ута стало проясняться, но еще больше фактов оставались непонятыми. И он продолжил расспросы.
– Ты можешь мне объяснить, почему, перед тем, когда остановилось время, там, в квартире у Беллы… ты ведь помнишь этот момент.... почему тогда было две Беллы? Одной из них была ты?
– Да.
– А когда я прятался в игрушечной избушке, за новогодней елкой пряталась тоже ты?
– Да, это была я. И не только там, я много раз была в последнее время рядом с тобой. Только ты не замечал этого.
– Но на остров Бержуд ты не приехала, хотя я тебе и звонил.
– Нет.
– Почему, ты же обещала?
– Это не входило в мои планы.
– Почему ты преследуешь меня?
– Я выполняю задание.
– Какое?
– Я спецагент.
Вот те на! Такого оборота Ут никак не ожидал.
– И на кого ты работаешь, на ЦРУ, Моссад, МИ-8?
– На Бюро планетарных исследований.
– А это еще что за разведка такая? Ничего о ней не слышал.
– Это не разведка. Это круче. Если наберешься терпения, я обо всем расскажу. Я обязательно должна тебе обо всем рассказать, иначе ты ничего не поймешь. Готов меня выслушать?
– Еще спрашиваешь! Я просто жажду услышать твой рассказ.
Рассказ Изабеллы длился более часа. Она во вех подробностях рассказала Уту о конторе, на которую она работала, о целях и задачах этой таинственной организации. В тех объемах, конечно, которыми владела. Не утаила Иза и о своем спецзадании, поведала и о том, какой чудовищный эксперимент проводился над Утом – объектом U. Если бы Ут не пережил за последний год столько загадочных, неподдающихся человеческому осознанию событий, он посчитал бы рассказ Изабеллы – бредом сумасшедшего. Но с ее помощью Уту как раз удавалось, пусть с большим трудом, шаг за шагом, восстанавливать в своем уме целостное восприятие мира и находить ответы на вопросы, которые мучили его с момента взрыва метеорита на острове Бержуд.
Впрочем, как разъяснила Изабелла, это было не падение метеорита, а метеоритный дождь, смывающий следы исторической памяти. Ут не понял до конца, как работал этот механизм, да и сама Изабелла в этом плохо разбиралась (как у спецагента перед ней стояли другие задачи), но общий принцип он уловил.
История Евразии, как сказала Изабелла, сначала развивалась по варианту А, и Ут действительно жил в стране, которая называлась Алтын Тартария. Но Верховный иерарх решил, что путь В предпочтительнее. Для того чтобы скрыть следы прежней исторической картины, был организован метеоритный дождь, который каким-то образом смыл Ута с практически необитаемого острова Бержуд в Петлю времени. И, возможно, Ут единственный из простых смертных, живущих на планете Земля, остался с неизменным мировосприятием. У всех остальных людей оно поменялось, одномоментно и повсеместно – вот какая глобальная была проведена аберрация исторического сознания! Если раньше для этого требовались десятилетия и столетия, – ведь нужно было уничтожить старые и создать новые фальсифицированные источники, написать по ним откорректированные учебники и книги, создать адаптированные системы образования и произведения искусства, – то теперь это осуществлялось мгновенно. Бюро планетарных исследований не дремало!
Изабелла была уверена в том, что Ут обладает сверхъестественными способностями, о силе и возможностях которых он даже не подозревает. Такие способности, в разной мере, есть у каждого человека, но они искусственно подавляются. Ут, оказавшись в критической ситуации, смог каким-то образом их проявить. Поэтому ему удалось совершить Полет в прошлое и вернуть прежний вектор развития истории, что страшно перепугало руководство Бюро планетарных исследований. Несмотря на то, что уже через сутки был восстановлен статус кво, технологи заподозрили, что кому-то из простых смертных стали известных их секреты. Подозрение пало на объект U. Было принято решение: найти опасный объект и обезвредить. Дело поручили опытному спецагенту Изе.
Для блокировки объекта U были использованы новейшие разработки. Первую из них – «Кольцевая изоляция» – Уту, благодаря проявлению сверхспособностей, удалось разрушить. Но со второй – «Линейная изоляция» – Ут справиться не смог. Почти год он провел в ловушке времени, пока его оттуда не вызволила Изабелла.
– Скажи, зачем ты это делаешь? – спросил Ут, нервно потирая лоб. – Ты скрыла от своих шефов наш Полет к Кул Ашрафу, свалила провал кольцевой операции на не совершенство разработки, а сейчас вот вытащила из капкана времени и освободила меня от общества этого противного молокососа Утика.
– Никакой он не противный, – возразила Изабелла. – А очень даже милый мальчик, чем-то похожий на тебя. Не было бы маленького Утика, не было бы и большого Ута.
– Не уходи от ответа. Скажи, почему ты помогаешь мне?
– А ты сам до сих пор еще не догадался?
– О чем я еще должен был догадаться! У меня уже голова пухнет от всяких догадок и разгадок. Ты можешь прямо ответить на поставленный вопрос?
– Хорошо, отвечу. Но сначала скажи, ты помнишь то письмо, которое я передала тебе в венском отеле?
– Ты же говорила, что стерла его из моей памяти?
– Стерла да не всё, ведь ощущения от этого письма у тебя остались?
– Да, какие-то смутные воспоминания есть… это был крик безумно одинокой женщины.
– Совершенно верно. Это был крик моей одинокой души! Но я не сразу поняла. Технологи назвали это письмо «Ядом любви». Не знаю, смогла ли я его тебя им заразить – такое у меня было задание. Но сама заразилась точно. Ты помнишь, как прошла сегодняшняя ночь?
Ут наморщил лоб – память не выдала ни единой зацепки, всё было окутано густой мглой.
– Не трудись, – прервала его усилия Изабелла. – Все правильно, ты и не должен ничего помнить. А помнишь, как мы с тобой провели ту ночь в Вене?
Ут снова напрягся, память опять молчала.
– А разве у нас была ночь? Я же ушел тогда сразу к профессору Стоянову. И, кажется, мы с ним хорошо напились.
– Потом ты вернулся. Неужели ничего не помнишь?
– Ты хорошо постаралась, уничтожила все мои воспоминания.
– Нет же, нет, не все, ты должен помнить… чувства, там были чувства, и.. любовь… мне никогда не было так покойно и хорошо, как в ту ночь… ну вспоминай!
– Кровать из красного дерева… черные чулки…
– Да, это мои чулки… вспоминай дальше… вспоминай свои ощущения…
– Не могу! У меня начинает раскалываться голова… душит тоска… сердце плачет… как будто, теряю что-то дорогое… очень дорогое…
– Все правильно… ты тоже говорил мне о любви… говорил, что ждал меня всю жизнь… и боишься потерять… а я обещала, что обязательно вернусь…
– Да, я помню это чувство… оно потом меня всегда преследовало… как будто я нашел и сразу потерял… и я все время ждал… ждал женщину с зелено-изумрудными глазами… я тоже заразился «Ядом любви»?
– Возможно… что ты еще помнишь?.. помнишь, мы пили вино, декламировали Фета?.. помнишь вот это? послушай:
И много лет прошло, томительных и скучных,
И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,
И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,
Что ты одна – вся жизнь, что ты одна – любовь.
Жаркие строчки о любви и страстный, низкий, бархатный голос Изабеллы развеяли туманную мглу, окутавшую память Ута. И он вспомнил всё, или почти всё! И завершил стихотворение:
Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,
А жизни нет конца, и цели нет иной,
Как только веровать в рыдающие звуки,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой!
… Когда Ут с Изабеллой проснулись, наступил уже вечер. Распустив свои густые каштановые волосы, женщина покойно лежала на правом плече любимого. Ут в легкой дремоте осторожно перебирал пальцами локоны Изабеллы.
– О чем ты думаешь? – вывела она его из сонного состояния.
– Меня мучают две вещи, – сказал Ут, открывая очи.
– Какие?
– Первая – я тебе соврал.
– Так, – Изабелла привстала и, опершись на локоть, стала смотреть в глаза Уту. – Признавайся немедленно – в чём?
– Я сказал, что мне нравится твое имя Изабелла, вернее, ты сама так сказала, а я согласился. Хотя оно мне совсем не нравится, какое-то вычурное. Это имя, хоть и означает «красивая», тебе не подходит.
– Ха-ха-ха! – звонко засмеялась женщина. – А это вовсе и не мое имя!
– Как это не твое? – теперь уже привстал и облокотился на локоть Ут. – Значит, это ты обманщица, а не я. Аферистка.
– Да, вот, представь себе, аферистка, – подразнивая, сказала мнимая Изабелла.
– И какое же у тебя настоящее имя и почему ты его скрыла? Ах да, ты же спецагент, я совсем забыл, – дурашливо хлопнул себя ладонью по лбу Ут. – Конспирация, и все такое, да?
– Я сирота, выросла в детдоме, и чтобы скрыть этот факт из своей биографии, я поменяла имя. Я была тогда еще совсем юной, и мне казалось, что имя «Изабелла» будет звучать изысканно и романтично. Глупо, конечно.
– А откуда появилась Иштар?
– Это мой рабочий псевдоним, – мнимая Иштар недовольно нахмурила брови. – Забудь его и никогда не вспоминай.
– Уже забыл. Но как же вас все-таки зовут, таинственная незнакомка?
– У меня очень простое имя – Лана.
– Ла-на, – по слогам повторил Ут новое имя любимой женщиной. – А что, мне нравится! Ла-на – здорово! Гораздо лучше, чем Изабелла. А послушай, как это гармонично звучит – Ут и Лана. Идеальное сочетание.
"Уту охотился за ланью, и все-таки ее поймал" – сложилась у Ута в голове неожиданная ассоциация.