Воспользовавшись тем, что пышка отходит от нокдауна, я обратился к ее напарнице, у которой вместо дынь под туго прилипшему к телу халатом угадывались два маленьких, но упругих яблочка:
– Мне «Столичную».
При этом я строго и серьезно посмотрел ей в глаза. Таким же серьезным немигающим взглядом я смотрел вчера на флешбайера, когда почувствовал инфернальный позыв к еде. Флешбайер сразу уловил сигнал и подал мне вертел с лучшим куском мяса. Главное, четко сформулировать внутреннее желание и отправить точный сигнал.
Вот и коллега вчерашнего шашлычника, худощавая сэйлз, молча протянула мне батл [59] с горячительной жидкостью, присовокупив к нему батон докторской колбасы, хотя о «закуси» я даже не заикался. Сэйлзы, как выяснилось, – вполне вменяемые гуманоиды, абсолютно адекватно откликающиеся на посылаемые в их адрес императивные импульсы [60]
Когда я вышел из бутика, увидев в моих руках именно то, что двумя минутами ранее ей не удалось заполучить, ко мне подскочила та самая обасаранка в красном плаще:
– Хай, фартовый! [61] Огоньку не найдется? – жрица любви вытянула ко мне свои крашенные пухлые губки с зажатой в них пахитоской.
– Я не употребляю аддиктивных стимуляторов [62]
– Че, умный, да? Как зовут, ботан? [63] Я Венера.
– Утёк. – представился и я.
– Послушай, Витёк…
– Не Витёк, а Утёк, – поправил я Венеру и, подумав, добавил: – Третий.
– Странное имя, – удивилась она.
– Ничего не странное. Я от бабушки утёк, я от дедушки утёк, а от тебя, Венера, вторая внутренняя планета Солнечной системы с периодом обращения в 224,7 земных суток, и подавно утеку.
– Типа, Колобок, да? – догадалась Венера и, вперив в меня эксплицитно [64] гипнотизирующий взгляд, томно произнесла: – запомни, боташа [65] , от меня еще никто не утекал.
Я не мигая, смотрел в ее подведенные синим карандашом глаза и думал о том, что моя собеседница настойчиво стремится к аффилиации [66] Стремится‑то стремится, да, видать, безуспешно.
– Ладно, харе мне уши макаронить [67] – вдруг переменила она сабж [68], обратив свой взор на батл в моей руке. – Скажи, у тебя в бутике блат, да? Кого из этих двух хабалок [69] ты знаешь?
– Толян сказал, что мне обе девки дадут.
– Тупак твой, Толян! Эти шамотры [70] днем и ночью будут мастурбировать, чем кому‑нибудь дадут.
– Почему сразу шамотры? Одна из них вроде ничего, симпотная [71]
– Ты че, малахольный! [72] Это кто же там симпотная? – ревностно вопросила Венера. – Это жирная свинюга симпотная? Или та бледная спирихетка? [73] Че, сифон [74] хочешь словить? Тогда – вперед! – непонятно от чего возбудилась темпераментная жрица любви.
Потом, поостыв, промурлыкала вкрадчиво–кошачьем голосом:
– А вот я бы тебе дала, котик, мяу–у–у, – но тут же, сменив интонацию, деловито осведомилась: – А бабосы у тебя есть?
Я уже второй раз за сегодняшнее утро слышал это загадочное слово «бабосы», на сей раз решил сказать правду:
– Нет.
– Ясненько, бабосов нет, а стояк [75] замучил, спермотоксикоз [76] еще никто не отменял. Но я не скорая помощь, бесплатно не работаю, – разочарованно, словно на что‑то обидевшись, промычала Венера.
А я опять задумался, пытаясь установить корреляционную связь между тремя понятиями: бабосы, лавэ и стояк, то есть спермотоксикоз.
– Вот что, Колобок, – облизывая сухие губы, прервала мои размышления флаферша, – пока ты совсем не утёк, сходил бы к своей подружке в бутик и попросил для меня еще один пузырек «Столичной». Пиндосы, понимаешь, приехали, а они без обасаранской водки не могут.
Похоже, без обасаранской водки не могла и сама жрица любви.
– Ок [77], – согласился я. – Держи мою, а я себе еще попрошу. Мне дадут.
Всучив ей батл, я повернулся и направился обратно к бутику.
– Подожди, Ут… или как там тебя, Колобок, постой! – остановила меня Венера. – Возьми бабосы‑то! У меня есть, просто не хотела этих хабалок кормить.
– Оставь, себе, – отмахнулся я. – Мне и так дадут.
– Ну как знаешь, – удивленно протянула Венера. – Ты… это… знаешь что? Ты это, если что, если приспичит, приходи, я вон в том доме живу, – обасаранка махнула рукой. – Квартира 85, домофон работает. Я тебе так дам, без денег.
Idee‑fixe профессора Камалова
Мое возвращение из винного бутика дауншифтеры встретили радостными воплями. Не знаю, правда, что их больше обрадовало: моя скромная persona grata [78] или то, что я держал в руках? Я, конечно, догадываюсь что, но лучше промолчу.
Полку буслаев [79] прибыло – некий седоватый авторитет в профессорских очках разливал пенящуюся жидкость по мензуркам из большой бутыли, на этикетке которой на красном фоне красовалась надпись «Три богатыря», на синем фоне было написано «Пиво», на белом – «Обасаранское». Похоже, бутыль эту презентовал профессор, поскольку, когда я уходил, запасы пенной влаги у моих новых друзей–неферов [80] уже были истощены.
Идентифицировать профессора было очень легко, для этого не пришлось запускать процесс глубокого сканирования – на его фейсе [81] и так было написано «Профессор». Впрочем, сначала я подумал, что профессор – омбудсмен [82] Поскольку кто, если не защитник прав и интересов обездоленных граждан должен интересоваться положением бездомных шаромыг типа Толяна и Ромы и с утра пораньше оживлять их больные души лечебной влагой? Но когда я получше рассмотрел его явно не джентльменский прикид, а мозг считал с пивного лейбла [83] марку производителя «Обасаранское», я вспомнил, где нахожусь и отмел это предположение, как не релевантное [84] Между тем, Роман нарезал колбасу, наполовину состоявшую из крахмала и жира, толстыми кружочками суровой ниткой, вырванной из своей фуфайки. Толян, выплеснув из пластиковых стаканов остатки пива, разлил из принесенного мною батла сорокаградусный напиток:
– Ё–моё! Походу [85] у нас градусы по восходящей идут, всё по науке, скажи, академик?
Профессор молча кивнул головой.
– Ну будем, за знакомство!
– Альфред, – протянул мне руку профессор и, помедлив, добавил: – Булатович. – И еще после паузы: – Профессор Камалов.
– Очень приятно, Утёк Третий, – назвал я свое имя, пожимая его сухощавую ладонь.
– Какое древнее и редкое имя! – восхитился Альфред Булатович – Еще Рашид–ад–дин в генеалогии хонских царей упоминал царствующую династию Утэк.
Я не стал возражать профессору, пусть думает, что хочет.
Толян с Ромой выпили и занюхали грязным рукавом. Выпил и профессор, закусив докторской. Я же медлил, принюхиваясь к подозрительно пахнущей жидкости. Пахло C2H5OH [86] причем с явной примесью CH3OH [87]
– А ты думал из под–полы тебе люкс выкатят? Водка паленая, ясен пень. Не очкуй, елдаш [88] не отравишься – проверено. Улетный денатурик [89], отвечаю! – разъяснил Толян и налил еще. – Ну будем! Между первой и второй – перерывчик небольшой.
– Как звук выстрела! – загоготал Рома и опрокинул вонючую гадость в свою беззубую пасть.
Я с изумлением, граничащем с восхищением, посмотрел на профессора, который тоже преспокойно опустошил свою мензурку и опять закусил докторской.
– Пейте, молодой человек, пейте, – видя мое замешательство, обратился ко мне Альфред Булатович. – Анатолий прав – это денатурат, но поверьте моему эмпирическому опыту, в малых дозах он вам не повредит, только укрепит вашу иммунную систему.
– Вы в этом уверены, профессор? Это, на самом деле, не нанесет вреда моему здоровью? – недоверчиво переспросил я.
– Вредно не то, что входит в нас, а что выходит [90], – процитировал он одного из духовных вождей планеты.
Я подумал, на планете Засаран биохимические законы под воздействием антропогенных [91] факторов подверглись существенной флуктуации [92] Лекция, которую в ответ на мои сомнения прочитал профессор Камалов, частично подтвердила эту смелую гипотезу. Поскольку профессор после третьей мензурки заметно захмелел и утерял валидность [93] я передам его выступление конспективно. Однако вступительную часть этой чрезвычайно увлекательной и полезной лекции, когда Альфред Булатович способен был еще точно формулировать свои мысли, приведу в оригинале.
– Я, конечно, не биолог и не химик, – предупредил профессор, – но и не гуманитарий. Я физик, всю жизнь занимавшийся теорией звука, автор концепции «Акустическая турбулентность звуковых волн». Однако главные открытия нас ждут на стыке наук, например, на границе психофизики и этнолингвистики. Одно такое открытие, которое я совершил, уже будучи вне стен, так сказать, научной «alma mater» [94], особенно ценно. Но его, как это ни грустно, друзья мои, научный мир пока еще не признал. Возможно, когда‑нибудь я вас с ним ознакомлю, а заодно расскажу, в какие гадюшники превращены ныне научные учреждения. Однако сейчас я хочу поговорить о другом и вторгнуться в область, далекую от моих научных интересов. Да, да, друзья мои, я хочу поговорить с вами о водке.
Задремавшие было Толян с Романом, услышав заветное слово, оживились и с подобострастным умилением стали смотреть в рот своему ученому другу инсайдеру [95] Польщенный таким неподдельным вниманием со стороны своей целевой аудитории, профессор еще с большим воодушевлением взялся за наше просвещение:
– Известно, что водка бывает трех сортов…
– Хорошая, очень хорошая и зашибись! – перебил профессора Рома.
– Да, друг мой, именно к этой градации я вас и подвожу. Как известно, водка делается на основе спирта. А спирт, как известно, бывает трех сортов…
– Притормози, халдей [96], тут еще маненько осталось, – остановил профессора Толян и разлил остатки денатурата.
Выпили, и профессор продолжил:
– Так вот, друзья мои, водка, извините, спирт, бывает трех видов: Высшей очистки, Экстра и Люкс. Спирт Высшей очистки производится только на основе отборных зерен пшеницы и ржи, а Экстра и Люкс – на основе смеси зерна и картофеля. Причем, в Экстре картофеля не должно быть больше 35, а в Люксе – 60 процентов…
– А еще водяру гонят из опилок, – опять вмешался Роман.
– Что‑то я о таком не слышал, – удивился Альфред Булатович.
– Ну как не слышал! – возмутился дауншифтер и запел хриплым басом, старательно выводя обертона и явно подражая какому‑то известному барду [97]:
– И если б водку гнать не из опилок,
То что б нам было с пяти бутылок…
Голос у Романа был сиплый и пропитой, но в тоже время, как ни странно, с приятным и богатым тембром. Я даже подумал, а не состоял ли он раньше профессиональным лабухом [98] в каком‑нибудь заштатном кабаке.
– Извините, друзья мои, – терпеливо дослушав куплет, вновь заговорил профессор, впрочем, уже не так уверенно, – я имею ввиду настоящую водку, а не паленую, которую можно гнать из чего угодно. Как, например, тот денатурат, который мы с вами только что… эт самое… как его… ну, уговорили, – язык профессора стал заплетаться, и дальнейшие постулаты его феерической лекции я передам в изложении.