Змеёныш Оцаманук и Ареваманук, тот, на кого разгневалось солнце

– Спи-усни, сынок, баю-баю-бай, – приговаривает она.

И чей-то мужской голос вторит:

– Баю-Баю-бай.

Удивились они: кто бы это мог быть? Пристали к невестке с расспросами, и в конце концов она созналась.

– Это, – говорит, – ваш сын приплывает по ночам, хочется ему своего маленького сыночка поглядеть. Но вы его в дом не зазывайте, он всегда должен на рассвете быть в своём шалаше, иначе его поразит смерть.

Дождались старики ночи. Прокрались в сад. Видят, их невестка ходит и качает сына на руках. Вдруг слышат, кто-то окликает её и тихонько пробирается между деревьев. Вгляделись, а это их сын. Схватили они его, целуют, обнимают, тащат в дом.

– Не трогайте меня, – взмолился Ареваманук. – Не могу я войти в дом, не могу остаться у вас – погибну.

Не поверили ему родители, втащили в дом, поили его, кормили, заговаривали.

Забыл обо всём Ареваманук, а с первым лучом солнца упал на землю, и дыхание его замерло. Но жизнь всё ещё еле-еле теплилась в нём. Мать и отец обливались слезами, рвали на себе волосы, но сделать так ничего и не смогли.

А на следующую ночь приснился матери Ареваманука сон. ßвился ей во сне кто-то, не поймёшь кто, и говорит:

«Вставай скорей, обуй железную обувь, возьми железный посох и иди на запад. Там, где обувь твоя прохудится, а посох сломается, найдёшь ты средство воскресить своего сына».

Встала мать, обула железную обувь, взяла железный посох и пошла на запад.

Долго шла, не год и не два. Прошла она страну белых людей, потом страну чёрных людей, потом вокруг неё летали только птицы и рыскали звери, а после и тех не стало, и дошла она до края земли. А на краю земли стоял прекрасный дворец из голубого мрамора. Подошла она ко дворцу, и тут раскололся её железный посох, прохудилась её железная обувь. Прошла она через арку, попала в роскошный сад, прошла его, видит – опять голубая арка. Миновала она двенадцать садов и двенадцать арок и попала в голубую спальню, где тихо лежали и спали ровно тысяча звёзд. Пошла она дальше.