Законные интересы налогоплательщиков: проблемы теории и практики

Многоаспектность предполагает интегративный подход в рассмотрении данного понятия в целях изыскания возможности обнаружить и сформировать новые смыслы и значения в содержании уже существующего юридического знания о законных интересах как правового явления благодаря совмещению или взаимоналожению различных концепций в общем предмете исследования. Обратное (разрозненное исследование) может повлечь утрату действительной природы этого сложного, но целостного явления, имеющего «единую природу и общие закономерности своего бытия»^[42].

Для понимания термина «интерес» важно не столько строгое его определение и иллюстрация различных смысловых оттенков («Дефиниций может быть много, – писал В. И. Ленин, – ибо много сторон в предметах»^[43]), сколько выяснение общего, объединенного данным термином, в различных предметных срезах.

В связи с этим следует согласиться с А. И. Экимовым в том, что изучение интереса в юриспруденции должно включать «учет всех его сторон, всех проявлений – от начала его формирования до полной реализации»^[44].

Выделяют несколько концептуальных теорий интереса.

Психолого-педагогическая концепция связывает интерес с особым психическим состоянием человека и рассматривает его в нескольких направлениях^[45]:

аксиологическом — мне интересно, важно и привлекательно это, поскольку для меня это ценно^[46]. Ценностный подход к интересу нашел свое отражение и в праве у известных дореволюционных ученых^[47];

аттитюдным (англ. attitude – отношение) – интерес раскрывается через познавательное отношение человека к окружающему его миру^[48];

векторном – интерес рассматривается как направленность^[49];

потребностно-мотивационном — интерес репрезентируется в виде побуждения к активности со стороны функциональных мотивов, возникающих на основе потребностей, удовлетворение которых связано не с результатом, а с процессом деятельности^[50].

Экономический аспект интереса предполагает использование данной категории для обозначения стимулов и мотивации хозяйственной деятельности субъектов экономических отношений, определяя их поведение^[51]. В связи с этим интерес понимается как форма необходимости реализации материальных, объективных потребностей^[52].

Именно представители английской классической политической экономии и французские материалисты XVIII века (К. А. Гельвеций, П. А. Гольбах, Д. Дидро) одними из первых сформировали положение об определяющей роли интереса (именно как экономического) среди мотивов человеческой деятельности.

Многочисленные дефиниции понятия интереса в современной экономической теории в основном связывают интерес с понятиями «выгода», «выбор», «максимализм», «рациональность». Основные положения сводятся к следующим: люди, как правило, совершают те действия, которые, по их мнению, оптимальны, должны принести им наибольшую выгоду, полезность.

Экономическое выражение интереса, пожалуй, самым тесным образом примыкает к содержанию понятия интереса в налоговой сфере в целом и законного интереса налогоплательщика в частности. Налоги – это часть экономики. Известный американский экономист Артур Лаффер научно обосновал точку согласования интересов налогоплательщиков и налогополучателей, назовем ее критической. В основе идеи А. Лаффера лежит экономический интерес налогоплательщика, игнорирование которого необоснованным увеличением налогового бремени приведет к снижению налоговых поступлений в бюджет.

Экономисты посчитали, что потери хозяйствующего субъекта от чрезмерного налогообложения имеют кумулятивный эффект и пропорциональны квадрату налоговой ставки. Если, предположим, разумная величина налоговой ставки превышена в два раза, то потери налогоплательщика не удваиваются, а увеличиваются в четыре раза.

Напротив, учет экономического интереса налогоплательщика, уменьшение налоговой нагрузки порождает дополнительные стимулы хозяйственной активности, что, в свою очередь, ведет к росту налоговых доходов, несмотря на сокращение налоговой нормы. Результаты налогового эксперимента в Иркутской области в полной мере подтвердили перспективность теории Лаффера оптимального налогообложения^[53].

Специфика политологической трактовки состоит в понимании интереса как избирательного отношения институциональных и социальных субъектов политики к общественно-политическим процессам, событиям и явлениям, реальная причина их политической активности, основанная на вполне определенных мировоззренческих принципах, убеждениях и установках. Иначе говоря, это тот внутренний осознанный источник политического поведения, который побуждает субъекты политики к постановке определенных политических целей и осуществлению конкретных политических действий по их достижению^[54].

В философском ключе интерес понимается с точки зрения причин действий отдельных индивидуумов, социальных общностей, причин, определяющих их социальное поведение^[55]. По справедливому утверждению Г. В. Ф. Гегеля, «ближайшее рассмотрение истории убеждает нас в том, что действия людей вытекают из их потребностей, их страстей, их интересов, их характеров и способностей и притом таким образом, что побудительными мотивами в этой драме являются лишь эти потребности, страсти, интересы, и лишь они играют главную роль»^[56].

По мнению социологов (А. Г. Здравомыслов, Е. Г. Глезерман, А. М. Гендин, Г. М. Гак, В. Ф. Сиренко), категория интереса представляет собой реальную причину деятельности социальных субъектов, направленную на удовлетворение определенных потребностей, лежащую в основе непосредственных побуждений, мотивов, идей и т. п., определяющаяся положением и ролью этих субъектов в системе общественных отношений^[57]. Интерес в социологическом отношении раскрывается через термины стремления, рационализации потребности, выгоды, вовлеченности сознания, ограничения социальной практики. Следствием такой широты трактовки является синонимичное употребление понятия «интерес» с такими лексемами, как «направленность», «ориентация», «мотивация».

Анализ различных подходов позволил заключить, что интерес обусловлен материальными или духовными потребностями, характеризуется предметно-ценностным, социальным, выгодо ориентированным, мотивационно-стимулирующим, позитивно-эмоциональным, рационально-избирательным аспектами. Все указанные аспекты проявляются не поодиночке, а вместе, заключая в себе сплав концептуальных научно-теоретических подходов, придавая многогранному феномену интереса известное единство, целостность. Формой существования интереса представляются общественные отношения.

Юридический аспект интереса характеризуется тем, что в нем обнаруживаются определенные черты и свойства активности субъектов права в поиске различных юридически значимых благ в правовом пространстве.

Исследователи категории «интереса» в юриспруденции традиционно связывают ее с именем немецкого правоведа Рудольфа фон Иеринга (R. Jhering) (22.08.1818–17.09.1892). Однако необходимо отметить, что сам термин «интерес» в юридических документах появился гораздо раньше. Уже в XV в. во времена Людовика XII мы можем встретить «интерес» в французском законодательстве. В ордонансе «О суде и охране порядка в королевстве» (1498 г.) упомянуты интересы правосудия, а в ордонансе о торговле (1673 г.) – общие интересы^[58].

Соотечественник Р. Иеренга видный представитель германской школы естественного права Христиан Томазий (1655–1728) в 1688 г. впервые обозначил интерес как науку (Wissenschaft des Interesses)^[59].

Рудольф фон Иеринг внес существенный вклад в развитие категории «интерес» и по праву считается основоположником теории интереса. Его учение оказало большое влияние не только на взгляды немецких юристов (Г. Еллинек (теория воли и интереса), А. Меркель (теория силы и интереса), Ю. Биндера (теория власти и интереса), Ф. Регельсбергер, А. Тон и др.), но и на отечественную правовую мысль России XIX века. Тема интереса в большей или меньшей степени нашла отражение в работах Д. Д. Гримма, Н. М. Коркунова (теория разграничения интересов), С. А. Муромцева, П. И. Новгородцева, Б. А. Кистяковского, И. А. Покровского, Н. С.Таганцева, В. С. Соловьева, В. Ф. Тарановского, Е. Н. Трубецкого, Б. Н. Чичерина, К. Д. Кавелина, Г. Ф. Шершеневича.

Идея Р. Иеринга заключалась в объяснении права, его природы через ключевое понятие – интересы, являющиеся материальным основанием прав. Р. Иеринг побудительным мотивом человеческой деятельности считал эгоистический интерес (пользу, благо, выгоду), обеспечению и защите которого должно служить право.

«В философско-социальном плане, – указывает С. В. Михайлов, – Р. Иеринг различает два генеральных побудительных вектора деятельности человека. Первый обращен назад, в прошлое: сначала осознается нужда (причина), потом следует действие, т. е. субъект действует “потому, что” ему это необходимо. Другой обращен вперед, в будущее: сначала осознается представление о желаемом благе (цели), затем следует действие, т. е. субъект действует “для того, чтобы” достичь цель, в том числе правовую»^[60].

Р. Иеринг считал, что право есть юридически защищенный интерес, цель права заключается в уравновешивании интересов в обществе, в нахождении компромисса между интересами различных социальных субъектов^[61]. Это положение учения Р. Иеринга возьмут за основу его последователи, среди которых автор «социологической юриспруденции» Роско Паунд и представители школы «юриспруденции интересов» Ф. Гек, Г. Штоль, Р. Мюллер-Эрзбах^[62].

Одна из проблем категории интереса состоит в определении его онтологической природы. Существует три концептуальных взгляда к пониманию природы интереса: «субъективная теория или теория внутреннего фактора», «объективная теория или теория внешних обстоятельств» и «объективно-субъективная теория или теория взаимодействия».

Сторонники субъективной трактовки интереса (Ю. С. Гамбаров, Е. В. Пассек, В. И. Синайский и др.) рассматривают интерес как явление исключительно субъективное, отражающее свойство человеческого сознания (особое психическое состояние). Интерес появляется как следствие восприятия лицом предметов материального мира, явлений, событий с помощью мыслительного процесса и выработки к ним внутреннего психического отношения – потребности; интерес должен быть осознан и реализоваться по воле этого индивидуума.

Еще И. Кант, рассматривая проблему интереса, указывал на осознание субъектом своей мысли, на выражение конкретной воли, определенного стремления: «Интерес есть то, благодаря чему разум становится практическим, то есть становится причиной, определяющей волю. Поэтому только о разумном существе говорят, что он проявляет к чему-нибудь интерес; существа, лишенные разума, имеют только чувственные побуждения»^[63].

Согласно объективной теории (Г. Е. Глезерман, Г. В. Мальцев, Р. Е. Гукасян, С. В. Михайлов, И. А. Покровский, Д. М. Чечот, О. С. Иоффе и др.), интерес представляет собой объективное явление, существующее независимо от воли и сознания человека; он предопределен существующими общественными отношениями, уровнем развития общества, его культурой и всецело определяется внешними по отношению к человеку жизненными условиями. Интерес до его учета носит абстрактный характер, он никому не принадлежит. Но как только кто-то принял его на свой счет и приступил к реализации, он превращается в субъективный (индивидуальный) в силу правопритязательной деятельности соответствующего субъекта. В основу такого подхода заложена идея правовой регуляции и защиты тех общественно значимых интересов, о существовании которых субъект права может и не подозревать. То есть «в объективном смысле интерес – это возможность реализации субъективного интереса»^[64]. С. В. Михайлов отмечал, что «интерес нельзя рассматривать как субъективную категорию, поскольку интересы существуют и вне их осознания самим субъектом интереса»^[65].

Представители объективно-субъективной теории (А. Г. Здравомыслов, Н. И. Матузов, А. В. Малько, В. В. Субочев, Д. В. Шепелев и др.), рассматривают интерес как диалектическое единство объективного и субъективного. В качестве объективной составляющей выступает потребность (существование того или иного блага в объективной реальности), а в качестве субъективной составляющей – отражение в сознании индивидуума своей потребности и формализация в виде определенных целей (интеллектуально осознанная нуждаемость субъекта в обладании этим благом). Так, А. Г. Здравомыслов указывал, что «интерес – это положение, рефлектирующееся в сознании, и вместе с тем сознание, переходящее в действие. Интерес есть определенное единство объективного и субъективного»^[66].

Сочетание объективного и субъективного В. П. Грибанов объяснял тем, что «интерес – это не только плод человеческого разума и сознания, а реально существующее в жизни явление, которое необходимо учитывать и с которым нельзя не считаться»^[67].

Представляется, что в налоговой сфере именно третий симбиотический подход является наиболее обоснованным, хотя и он не обошелся без критической оценки^[68].

С пониманием интереса налогоплательщика исключительно как явлением объективным едва ли можно согласиться. Налогоплательщик в свой деятельности исходит из постулата «все, что не запрещено законом, то разрешено». Поэтому область дозволенного для него неизмерима больше запрещенного. Каждый налогоплательщик реализует свою правосубъектность по своему усмотрению и в своих интересах с учетом своего опыта, знаний и прочих компетенций в рамках закона. Следовательно, и под правовую защиту будет подпадать не объективный интерес (какой-либо неопределенной группы налогоплательщиков), а стремление к приобретению определенных благ, желание чего-либо добиться конкретного налогоплательщика (персональный законный интерес), который является реальным участником налогового правоотношения. Как отмечал Г. В. Плеханов, «чтобы защищать известный интерес, нужно его осознать»^[69].

В то же время восприятие интереса исключительно в качестве продукта деятельности человеческого мозга также вряд ли оправдано.

Психические процессы, протекающие в сознании конкретного налогоплательщика, такие как «стремление», «желание», «намерение» и т. п., должны быть объективированы; притязание налогоплательщика должно быть как-то выражено и быть достаточно понятно для другой стороны отношения. В противном случае они рискуют так и остаться в границах сознания этого налогоплательщика. Здесь стоит согласиться с В. В. Груздевым в том, что признание интереса явлением исключительно субъективным лишает его «способности выступать объектом юридической защиты – защитоспособности, так как психологические процессы принципиально недоступны праву»^[70].

Зарождаясь в сознании налогоплательщика, интерес – субъективирован. Законным он является только по мнению самого налогоплательщика. Этого достаточно, чтобы начать процесс его защиты, но недостаточно для получения этой самой защиты. Согласно п. 3 ч. 1 ст. 193, п. 3 ч. 1 ст. 199 АПК РФ в заявлении налогоплательщика в арбитражный суд должны быть указаны законные интересы, нарушенные оспариваемым актом, решением и действием (бездействием) по мнению заявителя. Как видно, правовое основание подачи заявления в суд законодатель связывает только с мнением заявителя.

Однако претворение в жизнь интереса зависит не столько от мнения заявителя, сколько от мнения суда. Чтобы интерес мог реализоваться, суд должен исследовать фактические обстоятельства, выслушать мнение оппонентов, дать юридическую оценку притязанию налогоплательщика, другими словами, подтвердить его «законный» характер, обоснованность мнения заявителя и вынести вердикт: подлежит ли интерес защите или нет. Внутреннее отношение налогоплательщика к желаемым благам должно совпасть с внутренним убеждением судьи о допустимости стремления последнего к ним.

Таком образом, интерес – это сложное неделимое явление действительности, имеющее предметно-ценностный характер, включающее в своем единстве и субъективный, и объективный моменты. Это одновременно и форма осознанных юридически значимых потребностей (правовые образы), и объективные формы их существования.

Становясь объектом правового регулирования, налоговые отношения облекаются в правоотношение, а юридически значимые интересы налогоплательщиков, которые по своему содержанию не противоречат нормативным предписаниям, приобретают правовое оформление, превращаясь в допускаемую законом возможность – законные интересы.

Появление в научном обороте термина «законные интересы» отечественные исследователи традиционно связывают с именем великого российского ученого-цивилиста Г. Ф. Шершеневича (1863–1912). Однако есть свидетельства и более раннего его употребления.

Французский философ и писатель эпохи Возрождения Мишель Эйкем де Монтень (1533–1592) в своем философско-литературном труде «Опыты» (1580) в главе XLII «О существующем среди нас неравенстве» отмечал: «<…> блеск величия привносит немалые неудобства <…>: владыки мира слишком освещены отовсюду, слишком на виду. <…> С них не спускают глаз, отмечая их манеру держаться и стараясь проникнуть даже в их мысли, ибо весь народ считает, что судить об этом – его право и его законный интерес»^[71].

Заслуга Г. Ф. Шершеневича состоит в том, что он впервые обозначил существование законных интересов лица за рамками субъективных прав; он обособил их от субъективных прав и привел примеры проявления законных интересов как самобытного феномена и тем самым даровал им научную жизнь.

Г. Ф. Шершеневич настолько умело разграничил эти два дозволения, что современные исследователи законных интересов известный фундаментальный труд «Общая теория права»^[72] весь разобрали на цитаты.

Относясь с большим пиететом к Г. Ф. Шершеневичу, необходимо отметить, что ученый лишь обозначил научно-исследовательский вектор законных интересов. Мы не увидим в его трудах глубокого правового анализа содержания понятия «законные интересы» (как это мы видим у современных исследователей В. В. Субочева, А. В. Малько и др.). Напротив, порой Г. Ф. Шершеневич употребляет понятия «интересы» и «законные интересы» как равнозначные.

Так, Г. Ф. Шершеневич полагал, что объем понятия «правонарушение» ограничивается лишь нарушенным субъективным правом и не включает в себя нарушение законных интересов. С позиции сегодняшнего дня данное утверждение достаточно спорно. Мы видим, что в ряде случаев нарушение законных интересов влечет за собой самый строгий вид юридической ответственности (см., например, ст. 136, 140, 142, 163, 169, 179, 201, 202, 203 УК РФ).

Ученый, в частности, указывал: «если правонарушение есть действие противоправное, то правонарушения нет там, где действие человека остается в пределах дозволенного объективным правом, хотя бы при этом были нарушены законные интересы другого человека, обеспеченные предоставленным ему субъективным правом»^[73]. Далее в качестве примера проф. Шершеневич ссылался на отсутствие противоправности в действиях полиции, применяющей оружие при разгоне толпы, готовящейся к погрому, при этом причиняя погромщикам раны и увечья. По мысли ученого, действия полиции, безусловно, вторгаются в сферу интересов толпы. Интересы толпы страдают при этом, но правонарушения нет, поскольку с точки зрения объективного права, допускающего такое нарушение, защита субъективного права на этот случай не предоставляется, а нарушение законных интересов толпы правонарушения не образует.

Очевидно, что эти рассуждения расходятся с современным пониманием законных интересов, одним из конститутивных признаков которых является их правомерность. Современники возразили бы сегодня уважаемому ученому, указав, что толпа, имея свой интерес в погроме, носителем законного интереса не является, в силу его противоправного характера.

Интересы человека многообразны и по существу безграничны. При таких условиях задача права видится в определении сферы тех интересов, нарушение которых допускает применение мер правовой защиты. Другими словами, необходимо определить область существования законного интереса, подпадающую под правовую защиту.

Действия толпы, готовящейся к погрому, никак не назовешь правомерными, а следовательно, интересы толпы в этом случае не могут возводиться в ранг законных, «охраняемых правом вообще от посягательств со стороны других лиц».

Еще французский философ-просветитель К. А. Гельвеций утверждал, что «добродетельный человек видит в интересе могущественный и всеобщий стимул, который, двигая всеми людьми, влечет их то к пороку, то к добродетели; интерес есть семя, порождающее порок и добродетель»^[74]. Таким образом, направленность интереса может носить как позитивный, так и негативный характер. Закон же будет признавать и охранять только такие субъективные интересы, которые отвечают целям правопорядка и служат его осуществлению.

Возможно, Г. Ф. Шершеневич и не учел всех аспектов данного феномена, однако им был сделан первый шаг к его пониманию и задан правильный вектор к научному исследованию и уяснению его содержания.

Термин «законный» применительно к интересу в теории права рекомендуется понимать как отвечающий, т. е. соответствующий закону, не противоречащий ему, не запрещенный, а следовательно, правомерный. С этим утверждением мы согласны, однако далее в работе будет показано, что данная характеристика «законности» является неполной.

Трудно не согласиться с мнением Г. В. Мальцева и Н. В. Витрука, определяющих законные интересы как не противоречащие нормам права, правопорядка^[75]; «для того чтобы интерес был признан законным, он должен быть не противоправным»^[76].

Н. И. Матузов определял законные интересы как разновидность социальных интересов, юридически значимые интересы, основанные на законе, вытекающие из него, признаваемые им, соответствующие ему, находящиеся в сфере его действия^[77], – интересы, которые не противоречат закону и поддерживаются им, интересы, в осуществлении которых заинтересовано государство^[78].

В этой связи выражения «неправомерный правовой интерес»^[79], «противозаконный правовой интерес»^[80] находятся в семантическом противоречии.

В литературе высказано мнение о целесообразности использования термина «правовые интересы» вместо «законных интересов», «ввиду того, что реализуются и защищаются они в правовой сфере и правовыми же средствами»^[81]. А. Б. Зеленцов видит «теоретический и практический смысл в разграничении правовых и законных интересов»^[82]. По Зеленцову правовые интересы – это те притязания, которые имеют правовой характер, удовлетворяются с помощью правовых средств и реализуются в правовых отношениях, но, в отличие от законных, не всегда являются правомерными.

Напротив, французский ученый Жан-Луи Бержель термин «охраняемый правом интерес» рассматривал в парадигме правового государства и видел отличие в другом. Он отмечал, что «право по своему содержанию гораздо богаче закона и выступает по отношению к последнему в качестве первоосновы и образца»^[83]. Здесь ученый разграничивает термины «законный» и «правовой». Иными словами, не всякий интерес, охраняемый законом, будет носить правовой характер: интерес может быть законным, но не правовым, т. е. противоречить общепринятым правовым принципам, общечеловеческим идеалам и ценностям. «Не стоит забывать, – продолжает, Ж.-Л. Бержель, – что закон при любой государственно-правовой организации становится средством выражения интереса отдельной части общества, в отличие от права, являющегося мерилом справедливости, и только право – это процесс сближения противоборствующих интересов»^[84].

Отечественный ученый Р. Е. Гукасян также считал ошибочным отождествлять две разные категории «правовые интересы» и «охраняемые законом интересы». «Возможно существование правовых по содержанию, но не охраняемых законом интересов, точно так же, как и неправовых по содержанию, но охраняемых законом интересов»^[85]. Правда, в отличие от французского ученого, различие это он видел в другом – в разных средствах удовлетворения.

Р. Е. Гукасян отмечал многообразие общественных интересов (экономические, политические, духовные, правовые и др.), которые различаются по средствам удовлетворения. Для признания интереса правовым, по мнению ученого, достаточно было, чтобы он мог быть непосредственно удовлетворен только с помощью правовых средств. Правовые интересы, будучи самостоятельным видом общественных интересов, по мысли ученого, служат в конечном итоге удовлетворению экономических, духовных и иных интересов, являющихся, в свою очередь, предпосылкой существования правовых интересов.

Р. Е. Гукасян приводит пример: «Так, правовой интерес лиц, желающих совершить куплю-продажу, удовлетворяется заключением договора купли-продажи <…> Экономический интерес с заключением такого договора не удовлетворяется. Договор в данном случае служит лишь предпосылкой удовлетворения этого интереса, который реализуется, как правило, исполнением договора» ^[86]. При отсутствии этой предпосылки «правовые интересы были бы беспредметны и не могли существовать в качестве социальных явлений»^[87].

Охраняемые законом интересы, полагал ученый, – это все те, которым предоставляется правовая охрана, осуществляемая «в двух формах – предоставлением субъективных материальных прав и непосредственной защитой интересов правоохранительными органами».

«Правовая охрана тех или иных интересов, – подчеркивал Р. Е. Гукасян, – отнюдь не превращает их в правовые по содержанию. Они сохраняют свою природу и получают лишь дополнительное социальное качество – становятся охраняемыми законом. Охрана законом экономических, политических, моральных интересов означает опосредствование их правовым интересом, реализация которого служит предпосылкой удовлетворения этих интересов. <…> Право непосредственно удовлетворить эти интересы не в состоянии, а может создать лишь необходимые правовые условия для их удовлетворения. За эти пределы оно перейти не может. Следовательно, – делает вывод Р. Е. Гукасян, – правовые и охраняемые законом интересы – различные социальные явления и правовые категории»^[88].

Несмотря на то что сами рассуждения носят дискуссионный характер^[89], утверждение ученого представляется верным. Мысль о том, что «возможно существование правовых по содержанию, но не охраняемых законом интересов», порождает новый импульс в исследовании законных интересов и позволяет выделить так называемые коллизионные интересы (подробнее см. параграф 1.4), т. е. интересы по своей сути правовые с точки зрения права как всеобщего выразителя общечеловеческих идеалов и ценностей, мерила справедливости, но во временном континууме или в заданном моменте времени не отвечающие требованиям действующего закона.

Современная теория права накопила достаточное количество трактовок понятия законного интереса, тем не менее, не выработала единого родового признака в его определении.

Ряд ученых (М. А. Гурвич, В. П. Грибанов, Р. Е. Гукасян, Н. В. Кляус и др.) увязывают законные интересы с потребностями. Так, М. А. Гурвич видит в охраняемом законом интересе «социальные потребности, взятые законом под свою охрану»^[90]. По мнению В. П. Грибанова и Р. Е. Гукасяна^[91], законные интересы выражаются в осознанной потребности, взятой законом под свою охрану путем предоставления их носителям права прибегнуть к судебной или иным формам защиты.

Н. В. Кляус предлагает законные интересы понимать как «разнообразные объективно существующие либо не противоречащие нормам права и (или) общеправовым принципам социальные потребности, гарантируемые их обладателю с помощью правовых средств реализации, а также путем предоставления ему (или иным уполномоченным лицам) права обратиться за защитой в соответствующие компетентные органы в целях их принудительного удовлетворения»^[92].

Интерес связан с потребностью, это очевидно для многих исследователей, но большинство ученых сходятся во мнении, что интерес и потребность, несмотря на тонкую грань в их отличии, понятия нетождественные. Отмечается, что категория «интерес» связана с мыслительной, интеллектуальной деятельностью человека, предопределяет его сознательно-волевое состояние, а категория «потребность», в отличие от интереса, не обладает таким признаком^[93]. «Потребность и интерес – не одно и то же», – указывал В. П. Грибанов^[94]. При этом очевидно: между ними существует неразрывная связь. Интерес порождается потребностью, а последняя становится его содержанием. Осознание лицом потребности и выбор ее в качестве цели своей деятельности будет означать сформированный интерес. С другой стороны, есть мнение, что интерес в динамике своего развития может превращаться в склонность, потребность. Так, в словаре под редакцией В. П. Зинченко и Б. Г. Мещерякова указывается, что в ряду потребностных отношений интерес занимает промежуточное положение, возникает на основе познавательного влечения (желания) и может перерасти в устойчивую потребность^[95].

Другая группа ученых (Ю. С. Завьялов, Н. В. Витрук, З. В. Ромовская и др.) определяет законные интересы через «возможность пользоваться различными благами». Так, по мнению Н. В. Витрука, законный интерес представляет собой «возможность личности пользоваться различными социальными благами, которая выражается в правомочиях носителя такого интереса действовать определенным образом, требовать определенного поведения от обязанных лиц, органов и учреждений, обращаться за защитой к компетентным государственным органам и общественным организациям»^[96].

Третья группа ученых (М. Н. Малеина, А. А. Ерошенко, В. А. Кучинский и др.) в качестве родового признака законных интересов выделяют «стремление субъекта к получению благ». Законные интересы определяются как «допускаемые законом стремления субъекта к достижению определенных благ»^[97], «юридически предусматриваемое стремление к получению тех благ, обладание которыми дозволено законодательством»^[98], «стремления к конкретному благу (пользе), закрепляемого в общей форме и защищаемого, как правило, во внесудебном порядке»^[99].

Интересен опыт толкования понятия «охраняемый законом интерес» органом конституционной юстиции Украины. Конституционный Суд Украины 1 декабря 2004 г. принял решение № 18-рп/2004 (дело об охраняемых законом интересах), в котором разъяснил понятие «охраняемый законом интерес». В результате рассмотрения этого дела было установлено, что понятие «охраняемый законом интерес», которое употребляется в логико-смысловой связи с понятием «права», надо понимать как «стремление к пользованию конкретным материальным или нематериальным благом, как обусловленное общим содержанием объективного права и прямо не опосредованное в субъективном праве простое легитимное разрешение, которое является самостоятельным объектом судебной защиты и других способов правовой защиты с целью удовлетворения индивидуальных и коллективных потребностей, которые не противоречат Конституции и законам Украины, общественным интересам справедливости, добросовестности и другим общеправовым принципам»^[100].