Герои и битвы. Военно-историческая хрестоматия. История подвигов, побед и поражений

слабые, уставшие солдаты умирали без всякой помощи, потому что нечем было их поднять. А сколько раз вся армия блуждала в пути! Ее засыпали пески, заливали проливные дожди.

Изнуренный и слабый Александр, несмотря на все испытания, постоянно шел вперед, подавая пример терпения и мужества. Более двух месяцев тянулся этот несчастный поход, от которого осталась только четвертая часть войска. В феврале 324 года, ровно через 10 лет после вступления на берег Малой Азии, Александр вошел в свою столицу Сузу, окончив туркестанский и индийские походы в 6 лет. Уцелевших сподвижников этих беспримерных в военной истории походов ожидали щедрые награды: седые солдаты Филиппа были отпущены на родину, каждый получил, кроме кормовых денег, по тысяче рублей, все главные военачальники и уцелевшие «братья» получили золотые венцы, их долги были уплачены из царской казны. Многие из ветеранов македонской армии не захотели возвращаться в бедную страну, они остались навсегда в Персии и женились на персиянках; в это же время поступили на службу 30 тысяч молодых персов, обученных греческому языку и греческому строю. Они были также преданы молодому царю и только ждали случая, чтобы доказать свою преданность, так началось слияние двух доселе враждебных народов. «Народы забыли прежние вражды и жадными устами прильнули к одному сосуду», – говорит древний писатель. Но Александра ждали дома и огорчения: оставленные им правители грабили, угнетали персов, между ними готовилось уже восстание. Хранитель царской казны, Гарпал, расточал на пирах несметные суммы, а когда прослышал о возвращении царя, то нанял себе отряд греков и, захватив на наши деньги 50 миллионов, уехал с ними в Грецию. Долго не мог прийти в себя опечаленный и глубоко разгневанный царь: самые доверенные его люди разрушали то, что он созидал, для чего жил и сражался – единение народов Востока и Запада. Наказав виновных, он отдался новым заботам. На Евфрате снаряжался большой флот, чтобы плыть в Аравию; другая экспедиция готовилась обогнуть Африку. Сам царь хотел вести сухопутное войско для покорения Северной Африки, Карфагена, Испании. Тут была надежда не только завоевать новые страны, но узнать их и завязать торговые отношения, завести новые поселения. Слава о завоевателе Персии упредила его поход в эти дальние, неведомые страны. В Вавилон приходили посольства из Африки, из Галлии, из южной России, из Италии, чтобы взглянуть на будущего повелителя. Никогда еще не было такого живого и частого сношения между отдаленными народами Древнего мира. – И судьба мира стала бы иная, если бы смерть не скосила Александра, в расцвете жизни, когда ему минуло 32 года. Он заболел в Вавилоне, среди кипучих хлопот по снаряжению флота и управлению государством. Надломленное тяжкими трудами тело не выдержало недуга. Больного трясла лихорадка, потом наступало бессилие, он угасал. Все окружающие постель держали его за руки и с тревожной тоской ожидали мучительного конца. Кто-то решился спросить:

«Кого назначишь наследником?» – «Достойнейшего…», – проговорил Александр. Затем наступило томительное молчание: Александр умер. – Его великое царство поделили между собой полководцы.

Поход Анибала в Италию

И древние римляне, и карфагеняне одинаково расширяли свои владения за счет соседей. Город Рим подчинял народы ближайшие, которые населяли тогда Италию; с некоторыми из них, более сильными, он заключал дружеские союзы; других, более слабых, покорял без всякого уговора. Карфагеняне же заняли весь северный берег Африки и утвердились на островах Средиземного моря, от греческого архипелага до Атлантического океана, за исключением Сицилии. Этот богатый остров оставался на перепутье между обоими народами; он соблазнял и жадных римлян, и карфагенских купцов. Для римлян Сицилия могла стать первым и твердым оплотом в море, так как они мечтали обзавестись флотом; для карфагенян – это тоже лакомый кусок, выгодный для торговли. Из-за Сицилии и начались войны, продолжительные, упорные, кончившиеся разрушением богатейшего в мире города – Карфагена.

Силы обоих государств были неодинаковы. Римляне жили земледелием, карфагеняне – торговлей. Римский пахарь также охотно надевал меч, как и шел за плугом; он сражался за свое Отечество и знал, что оно не может обойтись без его помощи. Карфагеняне, как разбогатевшие купцы, не любили войны; они держали наемников, которые сражались из корысти.

Военные силы римлян не были так велики, как у карфагенян, зато больше сплочены и правильно устроены. Римское войско делилось на легионы, и каждый легион по примеру македонской фаланги состоял из пехоты и кавалерии; на одного всадника приходилось 10 пехотинцев. Самые опытные, седые воины располагались в строю позади прочей пехоты; люди среднего возраста стояли в середине, а младшие бойцы, или велиты^[3], – в передней линии. Линию пехоты у римлян не следует понимать, как нашу линию. Нет, у них пехота каждой линии стояла в маленьких колоннах или манипулах: 12 человек по фронту и 10 человек в глубину, всего 120 человек; одна манипула от другой – на расстоянии 60 шагов, и задние манипулы – не в затылок перед ним, а в шахматном порядке. Такое расположение римского легиона было очень выгодно для атаки, для отступления, для перемены фронта и для всевозможных приспособлений. Этот строй гораздо более подвижен, чем македонская фаланга. Римские воины носили простое, но прочное вооружение: железный шлем, кожаный колет с оковкой, ножные латы и деревянный щит, также с оковкой; сражались они мечами и копьями; тяжелые копья, до сажени в длину, кидались перед атакой шагов за 10, а легкие копья – при обороне, шагов за 40 или 50. Римская армия состояла обыкновенно из четырех легионов, каждый около четырех тысяч, под началом особого консула; если же выступало в поле две армии, то есть 8 легионов, то консулы командовали посуточно: сегодня один, завтра – другой. Легионом начальствовал легат, а манипулой – центурион (тоже, что сотник). За время похода римские войска получали жалованье, одежду, продовольствие; за каждым легионом двигалось 250 мулов, навьюченных хлебом и фуражом. Для помола ржи на каждый десяток отпускалась ручная мельница. Дисциплина в войсках превосходная, и, конечно, оттого, что римляне того времени вели жизнь трудовую, привыкли довольствоваться малым. Консул имел право отрубить голову за неповиновение, мог бить палками и начальников, и рядовых.

Силы карфагенян были несравненно больше числом, но гораздо хуже. На суше они могли выставить отличную нумидийскую конницу из африканских наездников. Такой конницы римляне не могли иметь. Нумиды ездили без седел и уздечек, управляли лошадьми голосом или руками. Пехота же вербовалась из наемников; ее обучали обыкновенно наемные спартанцы. Гористые острова Средиземного моря доставляли Карфагену хороших пращников и ловких стрелков из лука.

Но главный оплот Карфагена заключался в морских силах; они имели более 500 кораблей – флот, равного которому не было в мире. В то время, когда римляне ничего не жалели для своего войска, разбогатевшие купцы Карфагена пререкались со своими военачальниками и торговались с ними из-за каждого гроша. И без того требовалось большое искусство, чтобы держать в порядке такое пестрое войско, которое находилось на службе Карфагена, чтобы приучить его к победам, но еще нужно уметь ладить с сенаторами – жадными, завистливыми и скупыми купцами. Один из способнейших карфагенских военачальников, Гамилькар Барка, видел, что борьба с Римом не под силу его родному городу. Сицилия уже отошла к римлянам, многие острова Средиземного моря – также; большие суммы денег ушли туда же. Тогда он предложил сенаторам перенести войну в Испанию, занять этот полуостров и, пользуясь его богатствами и соседством галлов, также ненавидевших римлян, вредить оттуда своим смертельным врагам. Сенат согласился, и в течение 9 лет Испанию завоевали. Здесь карфагеняне нашли выгодный сбыт своих товаров, нашли в изобилии серебро и по-прежнему богатели. Римляне позавидовали этим успехам и потребовали, чтобы Карфаген приостановил свои завоевания. Решили считать реку Эбро границей. Между тем, во время испанской войны, отличился своими необыкновенными дарованиями один из сыновей Гамилькара, по имени Анибал. В то время он получил отличное образование и в ранней молодости стал служить своему Отечеству. Рассказывают, что отец, отправляя первый раз в поход Анибала, подвел его к священному жертвеннику и заставил поклясться перед богами, что он останется навеки врагом Рима. Анибал сдержал эту клятву и никогда прежде, ни после, Рим не имел такого опасного противника, как этот полководец.

Когда Анибалу исполнилось 23 года, он командовал карфагенской конницей. Войска сразу полюбили своего юного вождя; особенно боготворили его старые карфагенские солдаты, еще помнившие его отца, Гамилькара. Никто лучше Анибала не умел повиноваться старшим и в то же время повелевать младшими: он был надежный подчиненный и лучший военачальник. Дядя Аздрубал давал ему самые опасные поручения и выполнял он их быстро, искусно; войска никому так не доверяли, как ему. В карфагенской армии не было более храброго человека и никакие трудности, никакие лишения не могли сломить Анибала – всегда неутомим, бодр, свеж, никогда не терял головы; одинаково переносил холод, зной, голод и жажду. Пищу ел самую простую, спал, где попало, часто на голой земле, между передовых стражей, укрывшись плащом. От простых солдат Анибал отличался не роскошью одежды, а добротою оружия и своего коня. Лучший ходок и лучший наездник, Анибал шел в бой первым и возвращался последним. Таков был Анибал еще юношей. Желая сделаться достойным своего отца, он его превзошел, и когда умер Аздрубал, то карфагенские солдаты единогласно провозгласили Анибала своим полководцем. В это время ему было всего 25 лет. Карфагенские сенаторы утвердили выбор войска.

Новый полководец не хотел ждать, пока римляне первые объявят Карфагену войну. В этом случае пришлось бы сражаться на своей земле. Анибал считал более выгодным самому идти на Италию, заручиться там союзниками и вместе с ними раздавить ненавистный Рим. Не объявляя войны, он бросился в пограничный город Сагунт и после продолжительной осады взял его штурмом. Всех жителей поголовно продали в рабство, а вырученные деньги составили большой капитал для будущей войны. Множество драгоценной посуды Анибал отправил, как военную добычу, в Карфаген. Римляне не только не успели придти на помощь Сагунту, но еще и потеряли много времени на переговоры. Они рассчитывали, что карфагенский Сенат выдаст им зачинщиков войны, но хотя сенаторы и струсили, однако прямого ответа римским послам не дали. Тогда римляне поставили три армии, далеко не такие большие, как следовало, да еще и разбросали их в разных концах. Собственно против Анибала они назначили одну армию, в 23 тысячи, под начальством Сципиона. Это ничтожная армия должна была остановить Анибала, имевшего втрое больше войска. Очевидно, римляне не знали, каков их соперник.

Еще зимой Анибал выслал разведчиков осмотреть пути в Италии и склонить на свою сторону галльские народы, обитавшие в нынешней Франции и далее, на склонах Альпийских гор, в нынешней Швейцарии. Он велел не жалеть подарков и обещаний. К весне разведчики вернулись и доставили самые верные сведения о попутных странах. Ранней весной, за 217 лет до Р. Х., Анибал перешел Пиренейские горы, нынешнюю границу между Испанией и Францией. Держась морского берега в сентябре, он приблизился к берегам Роны, возле города Авиньона (см. карту). По эту сторону Пиренеев жили племена галлов, отчасти независимые, отчасти покоренные и преданные Риму. Среди этих племен искал себе союзников Анибал. Римский полководец Сципион прибыл водой в устье Роны, и здесь, к удивлению, узнал, что Анибал уже в Галлии.

Карта к походу Анибала в Италию

Вместо того, чтобы воспрепятствовать всеми силами его переправе через Рону, Сципион послал вверх по реке только 500 всадников. Анибал стоял с войском на 4 дня пути выше Сципиона. Правобережные галлы, подкупленные золотом, сделали плоты и сами же помогали на переправе.

Рона в этом месте разливается на полверсты; особенно трудно было переправлять слонов: их перевозили после всего войска, на особых плотах. На другом берегу засели воинственные кавары, угрожая переправе. Тогда Анибал ночью отправил значительный отряд под начальством Ганона вверх по реке с таким приказанием: перебраться вброд на лесистый островок, потом переправиться через другой рукав и, спустившись вниз, берегом, занять позицию в тылу у каваров. Так Ганон и сделал. Когда он стал на место и зажег огромный костер, то по этому сигналу Анибал тотчас начал переправу. Охваченные сзади, теснимые спереди, кавары разбежались и очистили переправу. Узнавши о высадке римлян, Анибал выслал 500 нумидов разведать их силы. Между обоими отрядами произошла жестокая схватка, в которой нумиды потеряли почти половину своих воинов. Эта разведка показала Анибалу присутствие консульской армии. На него напало раздумье: он мог теперь ожидать, что римляне запрут ему выход в Италию; но вот пришли послы от галльского племени боев и сказали, что силы римлян в Италии не Бог весть какие, что большого сопротивления ни в коем случае ожидать нельзя. Анибал решился. Он воодушевил свои войска речью, обещал им богатую добычу и повел к Альпам. Эти высокие и малодоступные горы пересекали ему путь в Италию. Дикие альпийские утесы чередуются со страшными безднами; крутые подъемы и скаты, покрытые глубоким снегом или вечными ледниками, доступны только ловкому горцу, но частые снежные бури сбивают с ног и горца: они увечат его и губят в бездонных пропастях. Только Анибал мог провести армию таким страшным путем и в такое позднее время. Не дальше, как в начале нынешнего века, поход через Альпы считался делом трудным; что же было тогда, когда шел Анибал, две тысячи лет назад? Непривычные африканцы вязли в глубоком снегу, выбивались из сил, коченели от стужи, погибая тысячами. Особенно трудно давались обледенелые спуски, на которых остались почти все слоны. На берегах Роны Анибал имел 45 тысяч войска, а в долину реки По спустились только 26, в том числе 6 тысяч кавалерии. Все остальное войско погибло в Альпах.

Река По, со множеством своих притоков, как с правой, так и с левой стороны, преграждала Анибалу путь в Италию.

Переправа через реку Рону слонов

Здесь в долинах этих рек, или нынешней Ломбардии, стояла вторая римская армия, да с берегов Роны прибыл морем Сципион; притянув к себе ломбардский легион, он стал близ города Павии, на реке Течино, в надежде задержать движение Анибала. Сначала Сципион не думал вступать в бой, пока не подойдет третья армия, из южной Италии, и это было бы для него самое лучшее, потому что он имел всего 10 тысяч пехоты и 1800 всадников, следовательно, меньше, чем Анибал. Понадеявшись на себя, Сципион оставил Течино и пошел навстречу карфагенянам. Оба полководца, видимо, желали битвы, потому что эту страну заселяли галлы, и победитель мог заручиться на первых порах сильными союзниками. Это было одинаково важно и для Анибала, и для Сципиона. В начале декабря 218 года на реке Течино произошел первый бой. Оба полководца выступили из своих лагерей с конницей; Сципион, сверх того, поставил между турмами, или эскадронами, немного впереди, отряды легкой пехоты, велитов, и приказал им расстроить издали неприятельскую конницу. Анибал рассмотрел положение противника и также вытянул в линию свою конницу: в центре поставил тяжелую, испанскую, а на флангах – нумидов; они получили приказание обскакать велитов и ударить им в тыл. Римские велиты встретили карфагенскую конницу тучей своих дротиков, но видя, что конница продолжает идти в большом порядке, бегом отступили в промежутки между турмами. Затем наступил жаркий конный бой; обе стороны по несколько раз бросались в атаку; уже Анибал потерял много своих всадников, как в тылу появились его нумиды и набросились на велитов. Велиты смешали конницу, – она бросилась назад, сам Сципион был тяжело ранен и едва спасся благодаря своему 10-летнему сыну, тоже Сципиону. Римляне сначала отошли в свой лагерь, а потом переправились через Течино и ушли за реку По. Эта маленькая победа скоро усилила войско Анибала до 40 тысяч, потому что галлы, жившие на левом берегу реки По, толпами переходили к победителю и доставляли ему все нужные припасы. Своим ласковым обращением Анибал сразу привлекал к себе любовь союзников, не терпевших сурового обращения римлян.

После битвы при Течино, Анибал пошел по следам Сципиона, насел на него при переправе через реку По, причем римляне потеряли до 600 воинов. Однако переправа удалась. Теперь Сципион расположился за рекой Треббией, в местности гористой, для действия конницы неудобной, и здесь дождался третьей армии Семпрония. Этот консул двигался с быстротой, даже удивительной для нашего времени: он прошел вдоль всей Италии, что составляет 900 верст, в 40 дней.

Семпроний, человек пылкого характера, – он жаждал боя, ему хотелось покрыть свое имя громкой славой, победить карфагенян. Сципион же, как человек более осторожный, избегал битвы, надеялся больше на время; он рассчитывал, что легкомысленным галлам надоест содержать своего союзника, что они мало-помалу отпадут от него, и тогда Анибал останется один в чужой земле, без союзников, без продовольствия. Тонкий ум Анибала угадывал все эти расчеты, он решился действовать безостановочно: вовлекать римские войска в мелкие схватки, но от большого боя уклонялся. В римском лагере на реке Треббии стали готовиться к бою, и Анибал узнал об этом. Он внимательно изучил местность между обоими лагерями – римским и карфагенским. Их разделяла река; к стороне Анибала местность была ровная, и только на правой стороне протекал ручей в глубоком овраге. В густом и колючем кустарнике оврага Анибал расположил засаду; он сам выбрал 100 всадников и 100 пехотинцев и этим отобранным людям позволил выбрать каждому по 9 товарищей. Начальство над засадой Анибал отдал своему младшему брату Магону, также славному юноше. В ночь битвы все воины карфагенской армии получили приказание подкрепиться пищей, натереться маслом, а потом уже надевать оружие перед горящими кострами. На рассвете нумиды стали тревожить римлян за рекой и выманивать их на свою сторону. Семпроний тотчас поднял все свои силы. По грудь в воде римляне перешли Треббию, и так как время стояло холодное, шел снег, то они окоченели от холода и будучи, сверх того, голодными, едва держали слабыми руками оружие. Анибал, увидев переправу, сейчас же выслал вперед 8 тысяч балеарских стрелков, чтобы они могли прикрыть передвижение его войск. Всю свою пехоту, в числе 20 тысяч, он вытянул в одну линию длинной фалангой: в середине ее стали галлы, по бокам у них – испанцы, а на флангах – африканская пехота; немного подальше, на обоих флангах, выстроилась конница, промежутки заняли слоны. Видимо, Анибал старался растянуть свою армию, чтобы охватить противника с тыла и флангов. Оба консула стали своим обычным порядком – в три линии, с велитами впереди, конницей на флангах. Считая союзников, римляне имели 36 тысяч пехоты, 4 тысячи конницы. Прозябшие и голодные велиты скоро убрались за фронт, точно также, когда построение боевого порядка было окончено, балеарские стрелки ушли и стали за своими слонами. Эти слоны и задержали фланги наступающей римской армии; ни правый, ни левый из флангов не могли двинуться ни шагу вперед, в то время, когда стремительно наступал их центр. Наконец, он врезался клином в середину галльской пехоты, зато совершенно оторвался от своих задержанных флангов. Без большого труда нумиды опрокинули слабую конницу римлян и повернули лошадей на их фланги. Последние были истреблены; появление сзади Магона заставило консулов быстро отступать, спасая уцелевшие 10 тысяч. Они прорвались в крепость Пьяченцу и, спрятавшись за ее стенами, послали в Рим донесение, что будто исход нерешителен и каждый удержался на месте. Но скоро узнал правду римский народ и пришел в ужас от понесенных потерь; однако сенаторы выслушали печальную весть с подобающей твердостью и тотчас сделали нужные распоряжения для продолжения войны. Они положили выставить 100 тысяч воинов и назначили новых консулов – Сервилия и Фламиния, последнему пришлось иметь дело с Анибалом. Это был человек не только пылкий, неосторожный, но, кроме того, гордый и самонадеянный. Мы увидим дальше, как Анибал сумел повернуть эти недостатки противника в свою пользу.

Карфагенская армия немного потеряла воинов в битве на Треббии, но она жестоко страдала от непривычного климата – от ненастья, холода; слоны почти все передохли. Все-таки Анибал не терял времени даром. Не желая осаждать римскую крепость, он разослал небольшие отряды для истребления неприятельских запасов, для удержания на своей стороне союзников. Он приказал объявлять и сам говорил везде, что пришел в Италию не для того, чтобы их покорить, а для того, чтобы освободить от римлян. С пленными союзниками Рима Анибал обходился всегда ласково и отпускал их домой без выкупа, а чтобы доказать свою заботу о них, он решился двинуться вглубь Италии, в Этрурию, где, кроме того, мог найти новые запасы продовольствия. Путь туда преграждали, во-первых, болота, во-вторых, армия Фламиния, которую Анибал хотел обойти. Ранней весной он выступил в поход. Через болота войска двигались в таком порядке: африканская и испанская пехота, за ней – навьюченные мулы, потом галльская пехота и, наконец, сзади конница. Несмотря на такую предусмотрительность, несмотря, наконец, на строгий порядок в войсках, этот трехдневный переход был чрезвычайно труден. Воины отдыхали только сидя на вьюках или на трупах павших животных; у многих лошадей отваливались копыта;

африканцы и особенно галлы умирали, как мухи. Сам Анибал, ехавший на единственном уцелевшем слоне, получил сильное воспаление в глазу и окривел на всю жизнь. Выбравшись из болот, он приказал разорять страну, чтобы этим раздразнить Фламиния, показывая в то же время намерение отрезать консульскую армию от Рима. Ярый Фламиний не выдержал и погнался за ним. Недалеко от города Перузии, на берегах Тразименского озера, его ждала засада, самая знаменитая в военной истории, засада не отдельного отряда, а всей карфагенской армии. Дорога здесь спускается между гор к озеру, поворачивает вдоль берега, по узкой теснине между горами и озером. Дальше береговая полоса расширяется и тут открываются влево, одна за другой, две поперечных и также широких лощин с небольшими ручьями. В этих-то лощинах скрыл Анибал свои войска, выслав небольшой авангард к римскому лагерю. Фламиний до рассвета поднял войска и поспешно двинулся берегом озера. Густой туман покрывал долину, озеро и соседние высоты, лишь вершины гор освещались лучами восходящего солнца. Консул радовался, что скрытно подойдет к неприятелю и нагрянет на него, как гром. Чтобы ускорить движение, он приказал возводить походную колонну. Оружие, как и всегда в походе, везли на вьюках, в связках. Как только голова колонны поравнялась со второй лощиной, где стоял сам Анибал с испанской и африканской пехотами, подали сигнал общего нападения – с фронта, с тыла и во фланг. Нападение было так неожиданно, так быстро, что римляне не успели разобрать свое оружие, не успели построиться к бою. Они совершенно растерялись, призывая в защиту своих богов. Но храбрый Фламиний не потерялся. Он тщетно призывал своих воинов такими словами: «Вперед, сквозь неприятеля! Прокладывайте путь! Теперь поздно молиться и давать обеты!..». Его никто не слушал. Римляне совсем обезумели в этой беспощадной резне. Сам Фламиний пал, и вместе с ним до 15 тысяч воинов, столько же взяли в плен. Успело пробиться и спастись не более 10 тысяч. Противники сражались с таким ожесточением, что не заметили страшного землетрясения, разрушившего в тот момент многие города Италии. Так дорого поплатились римляне за несоблюдение сторожевой службы.

Когда в Риме объявили о поражении при Тразименском озере, то весь народ в знак скорби оделся в траур, но все-таки не упал духом. О заключении мира не было и речи, а выбрали диктатора, или консула, с царской властью. Выбор пал на Квинта Фабия, мужа разумного и твердого, прозорливого и в высшей степени осторожного, именно такого, какой был нужен в эти трудные времена для Рима. Опасность угрожала не только римским областям, но и стенам столицы. Еще никогда положение Рима не было так плохо, но расчетливый Анибал все-таки не пошел к нему, хотя мог это сделать: путь был открыт. Он знал, что встретит упорное сопротивление и может попасть между двух огней. Кроме армии консула Сервилия, у римлян оставалось еще много союзников. Вот почему Анибал решил обойти Рим и двинуться еще дальше на юг, поднять там все итальянские народы, войти в сношение со своим Отечеством и втянуть в войну македонского царя Филиппа. Эти великие планы не удались Анибалу, потому что своекорыстные карфагенские торгаши не помогли ему ни единым солдатом, не выслали ему ни гроша денег. Все необходимое для продолжения войны Анибал должен добывать тут же, на театре военных действий, а это не так легко, особенно для полководца, который искал дружбы между народами Италии. Только он один и мог затянуть войну еще на 14 лет.

На следующий год Рим выставил новые силы, до 40 тысяч. Фабий, принявши власть диктатора, уразумел, как следует вести войну с Анибалом. Он неотступно следил за карфагенянами и находился на таком расстоянии от них, чтобы смог уйти; в то же время он нападал на фуражиров, истреблял запасы, портил дороги, хватал отсталых – все это издали, держась больше в горах, где занимал крепкие позиции. Одно время Анибалу пришлось очень худо. Он провел лето в Кампании, стране ровной, но окруженной со всех сторон горами. Горные проходы зорко стерег Фабий и в то же время, несмотря на все попытки Анибала, не хотел спускаться в равнины. Вышло так, что Анибалу нельзя было оставаться дольше в этой западне, уже порядочно разоренной, нельзя было и пройти силой через горные теснины. Его выручила хитрость. Он приказал отобрать 2 тысячи самых сильных быков, навязать им на рога пучки хвороста и в третью стражу ночи, т. е. после полуночи, поджечь хворост и гнать этот скот на соседние высоты. Так и сделали. Легкая пехота, рассыпавшись направо и налево, с громким криком погнала быков в горы; за ней двинулся Анибал с африканской пехотой, потом конница, вьюки; сзади – испанцы и галлы. Римская стража, испуганная невиданным зрелищем, почти не оказала сопротивления, а Фабий, подозревая какую-то хитрость, побоялся вывести свое войско из лагеря, так что Анибал благополучно вывел армию из горных теснин Кампании.

Прошел еще год. Римляне, желая покончить с дерзким врагом, топтавшим безнаказанно Италию, сделали новый усиленный набор, и армия насчитывала до 100 тысяч человек. Новобранцы давали такую клятву: «Клянусь не предаваться бегству, не покидать своих рядов, разве только для того, чтобы взять оружие или спасти товарища». Выбраны новые консулы: Теренций Варрон и Павел Эмилий. Первый из них перед отъездом к армии обещал римлянам покончить войну разом, в первый же день, как только увидит неприятеля.

Силы Анибала были почти вдвое меньше, но в его рядах оставались еще старые солдаты, бравшие Сагунт, переходившие суровые Альпы. Кроме того, конница Анибала была лучше и больше, чем у римлян. Почти на виду неприятеля, Анибал сделал быстрое передвижение своей армии к крепости Каннам, где у римлян хранились большие запасы, и овладел, как крепостью, так и запасами. Прибывшие к своему войску, консулы подвели его на 6 верст к карфагенскому лагерю и завязали битву. Битвы хотел собственно Теренций Варрон; желал ее и римский народ. Медлительные действия Фабия никому не нравились; еще боялись, что итальянские народы, союзники Рима, устав от тягот войны и придя в разорение, перейдут на сторону карфагенян. Вот почему Теренций Варрон так смело себя вел, а после удачной схватки он стал еще смелее. Не говоря ни слова своему товарищу, он вывел войско из лагеря и построил его в боевой порядок. Расположение карфагенской армии и все распоряжения Анибала считаются до сих пор образцовыми. Зная привычку римлян, – бросаться в центр, – он поставил здесь менее надежные войска – галльские, вперемежку с испанскими, по 10 шеренг в глубину; по флангам у них стали африканцы, имея в глубину 16 шеренг. Почти всю кавалерию Анибал отдал под начальство Аздрубала и велел стать ему на левом фланге пехоты, примкнувши к реке Ауфиду; только 2 тысячи нумидов стали на правом фланге. Анибал двинул вперед свой центр уступами, а коннице Аздрубала приказал ударить на правый фланг неприятеля, состоявший из римских всадников. Римская конница не выдержала натиска и тотчас спешилась в надежде поправить дело, но это только навредило ей. Анибал сказал: «Это все равно, что отдать мне их связанными по рукам и по ногам». Римляне также двинули свой центр, причем велиты вступили в линию триариев^[4], а принципы^[5] – в линию гастатов^[6]; 4-линейный строй обратился в 2-линейный строй, так же они сделали при Треббии. Галльская пехота подалась назад и весь карфагенский строй вогнулся дугой, на флангах которой стояли лучшие африканские войска. Как только римляне втянулись далеко в дугу, в них ударили с обеих сторон. В это время Аздрубал, сбивший как сказано, римскую конницу, объехал легионы сзади и ударил на другое крыло с тыла. Конница левого крыла, охваченная спереди нумидами, сзади Аздрубалом, рассеялась по равнине, с ней бежал и Варрон. Тщетно Павел Эмилий, прискакавший на поле битвы, тщетно прочие военачальники бросались вперед, желая прорвать центр карфагенской армии; за тонким строем галльской пехоты римляне встретили запасную пехоту, она задержала движение клина, а Аздрубал, повернувши свою конницу, поскакал теперь в тыл римским легионам. Тут началось повальное избиение: сам консул, многие военачальники, 80 сенаторов, 40 тысяч пехоты и 4 тысячи конницы устлали своими трупами каннские поля. На другой день Анибал пленил еще 10 тысяч римлян в их лагере, уничтожив таким образом за два дня 87 тысяч. Но и этот жестокий удар не сломил Рима. Сенат запретил женщинам проливать слезы, отказался от размена пленных и поднял на борьбу все население; 17-летние юноши получили приказание спешить в ряды армии, сюда же поставили 8 тысяч рабов, с обещанием свободы, если они будут хорошо драться. Виновнику каннского поражения, Теренцию Варрону, когда он прибыл в Рим, Сенат воздал почести как бы победителю и собственно за то, что он не отчаивался в спасении Отечества. Такая настойчивая, упорная готовность к продолжению борьбы, наконец, принятый теперь римлянами новый способ войны – способ, указанный Фабием, – сломили силы Анибала. Счастье ему изменяет: его армия тает, как снег, от тяжких трудов, лишений, а между тем римские войска ежегодно пополняются новыми новобранцами, и во главе этих войск являются такие опытные вожди, как Фабий, и особенно Марцелл, которого римляне назвали своим «мечом». Про него выразился сам Анибал в следующих лестных словах: «Когда Марцелл побежден, то ищет случая победить; когда же он победил, то ищет случая победить до конца».