Tasuta

Танцы на цепях

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Точнее, охранять тюрьму от незваных гостей. Ведь маленькие девочки бывают такими любопытными.

– О, я очень надеюсь, что девочка окажется любопытной! В противном случае не видать мне тела.

Говорить с самим собой – дурная привычка, но без этих коротких фраз становилось совсем уж тоскливо.

Раньше у него хотя бы был Граци, а теперь остались лишь стены.

От внешнего мира зал отделял коридор, длиной не меньше сотни ярдов. Наружная дверь вела в сад. Милое местечко. Если бы кто-то решил прогуляться среди цветущих деревьев, то и не подумал бы, что рядом коротает время опасное чудовище.

Поначалу Ш’янт тешил себя надеждой, что зов проникнет даже сквозь внутреннюю дверь. В его мире это всегда срабатывало, а там, видит мрак, почти все было сделано из люза. Но задумка рассыпалась прахом. Внутренняя дверь мало того, что была редкой драгоценностью, неизвестно кем созданной из черного, как беззвездная ночь, минерала, так еще и покрывалась, точно паутиной, сеткой древних чар. Таких же, как и защита в кабинете Клаудии.

Вся эта древняя магия начинала откровенно раздражать. Казалось, что кто-то намеренно ставит перед Ш’янтом преграды, или некая высшая сила решила обрушить на его голову годовой запас неудач.

– Ничего, всякое случается, – бормотал он, – за черной полосой всегда следует белая. Наверное.

Когда стало ясно, что самому ему дверь не открыть, пришло время расшевелить охранника за ней. Тварь была достаточно массивной и сильной, чтобы сорвать засов.

Ш’янт дразнил зверя, иногда позволяя отдохнуть. Стоило только отойти к дальней стене, как несчастный сторож успокаивался. Правда, долго рассиживаться иномирец ему не давал.

Его запах не отпугивал тварь, а, наоборот, приводил в форменное неистовство, заставляя кидаться на створки. Расхаживая по залу, Ш’янт иногда подходил достаточно близко к барьеру и с улыбкой прислушивался, взяла ли бестия очередной разгон.

Как бы Клаудия не кичилась своей охраной, магией и запорами, а железо всегда оставалось железом. Сделать замки и петли из люза – это не путь людей. Они таким себя не утруждали.

Была нужна лишь крохотная щель, не больше волоска, чтобы зов вырвался наружу.

Ш’янт не без труда переделал знакомую формулу призыва. Она не очень годилась для людей, больше для его приближенных, но особого выбора не было.

То и дело в голове мелькали истлевшие образы далекого прошлого. Мир, который пришлось оставить, чтобы отвоевать свое. Первородная совершила ошибку, позарившись на иномирские секреты. Она отняла у них формулы, обманом выкрала все те наработки, ради которых некоторые пожертвовали жизнями.

Граци обвинял Ш’янта в недальновидности, поспешности и эгоизме, но король делал то, чего и ждали от короля. Пытался вернуть украденное.

Мог ли он вернуть иномирцев домой?

Теоретически? Да.

На практике? Ш’янт не был уверен, что есть куда возвращаться. В тот момент, когда он ушел, Энкул раздирала война. Разумеется, трон не остался без присмотра доверенного лица: Ш’янт не мог бы назвать никого более достойного чем Р’едес, его наставник и единственный друг, но прошло добрых триста лет…

Тряхнув головой, он отогнал навалившуюся горечь.

Не время сейчас думать об этом! Время открыть проклятую дверь и позвать дэр-ла!

– Давай, тварь, порадуй папочку! Разгонись, как следует!

***

Удар хлестнул по щеке, как плеть.

Под подошвами ботинок заскрипели и рассыпались в пыль мелкие камешки, на подбородке застыла и сорвалась вниз капля алой влаги.

Отлетев назад и едва сохранив равновесие, Май выпустила из рук клинок. Тот лишь слабо звякнул, упав в пыль, будто упрекая хозяйку в неосторожности.

Рот затопил металлический привкус крови. Май коснулась пальцами разбитой губы, с ненавистью посмотрела на наставницу. Та нависла над ней, как скала, на лице расползлась презрительная усмешка. Плотная и ширококостная, бугристая, как мешок с картошкой, Базель с невиданной ловкостью крутила в руке меч. Дуги, выписываемые острием, светились, оставляя в воздухе алые росчерки. Или это просто солнечные блики играли на стали?

Утерев выступившую на лбу испарину, Май подняла меч и легонько качнула им из стороны в сторону. Не было времени стоять на месте.

Базель расценила жест правильно и незаметно повела плечом. Только для того, чтобы в считаное мгновение оказаться рядом и поднять руку для сокрушительного удара сверху. Май скользнула в сторону, уходя за спину наставницы. Колени готовы были подогнуться от усталости. Мышцы натянулись, задрожали от напряжения. Для своей комплекции Базель обладала просто нечеловеческой скоростью, и когда Май разрубила воздух, перед ней уже никого не было.

Базель наслаждалась их уроками. Давно ей не доводилось держать оружие в руках – редкие тренировки с Клаудией были не в счет.

Женщина не слишком верила в россказни о переселении души Первородной в человеческое тело. Не укладывалось у нее в голове, как это тщедушное существо могло стать вместилищем божественной сути.

Нельзя было не признать, что девчонка добилась определенных успехов. Стала выносливее, даже будто вытянулась, прибавила дюйм в росте. Руки уже не дрожали после занятий, и бег вокруг сада не вызывал болезненного кашля. Базель не нравилось, что подопечная почти не прибавила в весе.

Совсем девка нескладная попалась…

Базель мастерски обращалась с мечом, и уроки она выбирала самые сложные, каждый день подбрасывая ученице новые удары и блоки. То и дело загоняла подопечную в угол.

Никакой жалости, ни минуты передышки! Отлеживаться будет вечером, после ужина.

Без особого труда парируя новый удар, Базель напомнила себе, что сегодня девочку должны напоить особым зельем. Она уже дала распоряжение на кухне.

При мысли о ядовитых цветах стало не по себе, но оспаривать решение Клаудии она не имела права. Как-то все это было не по-человечески, но что сделаешь?

Впрочем, когда весь мир дрожал и кренился над пропастью, любые средства были хороши, а девчонка в последнее время проявляла нездоровое любопытство к главному входу в особняк. Разумеется, наружу ее не выпускали, но даже, будучи измотанной тренировками, девка частенько спрашивала, когда ей можно будет выйти в город, пройтись по улицам и посмотреть на столицу «во всей красе».

Базель могла поклясться, что девчонка ищет пути к отступлению, и изматывала ее еще сильнее, до изнеможения, но постоянно так делать она не могла. Тело должно было оставаться здоровым и крепким, так что пришло время использовать кровавку.

Забывшись, Базель пропустила движение Май, и через секунду клинок уже касался острием шеи, оставляя на коже красный росчерк. Девка явно вошла во вкус: губы растянулись в легкой усмешке, грудь ходила ходуном, а в глазах светилось ликование.

– Не расслабляйся, даже когда кажется, что враг в твоей власти, – Базель нанесла удар плашмя, заставив девчонку вскрикнуть и припасть на одно колено, – загнанному в угол хищнику терять нечего.

Май раздраженно цыкнула. Поднявшись, она хотела отойти, чтобы продолжить поединок, но Базель решила иначе.

– Пробежка! – бросила наставница, – давай-давай, нечего морщиться. Потом можешь вернуться в комнату.

***

Клаудия уже в сотый раз прошлась мягкой тряпкой по поверхности зеркала.

Стекло Литгиль было вратами. Крохотной дверцей в другую реальность, которая открывалась только раз в год: в тот самый день, когда Первородная пришла в этот мир.

Самый жаркий день в году.

Уже сейчас она занималась подготовкой к предстоящей церемонии. Сделать следовало многое. Нельзя было просто пройти сквозь зеркало – для этого требовалась специальная подготовка, защитные барьеры. Если использовать стекло Литгиль неправильно, то оно рассыплется пеплом, сделав возврат невозможным.

Клаудия не волновалась, что девушка не сможет выйти. Когда Первородная получит тело, то все сделает сама, но служительнице хотелось сохранить стекло для себя. Не расставаться же просто так с редким артефактом.

– Не стоит гулять по Изнанке из праздного любопытства, – голос богини звучал обманчиво мягко, и Клаудия невольно поежилась. – Это мои владения, не забывай. И все, что ты пожелаешь оттуда принести – мое.

– Я помню, госпожа.

Отложив зеркало в сторону, она подошла к окну и глянула вниз. Базель как раз тренировалась с Май. Девчонка упорно сопротивлялась, крепла с каждым днем, что не могло не радовать. Первородной был необходим крепкий носитель. Молодой, готовый меняться.

Клаудия отдала приказ использовать цветы без колебаний. Снадобье следовало строго дозировать, ведь это был яд: он должен был пропитывать тело и разум Май постепенно.

Выпьет слишком много, и отрава уничтожит девочку.

По-хорошему, Клаудия должна была заняться этим сама. Так было правильно. Но в последнее время разум подводил ее. Ночи пролетали без сна, полные ужасных видений, а утром руки дрожали так, что не могли удержать даже ложку. Разумеется, Клаудия не смела никому об этом рассказать. Базель, наверное, заметила резкую перемену, но ничего не спрашивала.

Несколько дней ей казалось, что кто-то постоянно находится в комнате и следит за каждым движением. От странного чувства было не избавиться. В каждой тени мерещились твари, жуткие чудовища, какие не обитают в мире людей.

Богиня же хранила молчание, только иногда отдавая резкие, колкие распоряжения.

Грешным делом Клаудия думала, что встреча с иномирцем так ее подкосила, но быстро отмела эту мысль. Без тела он был не опасен. Да и не боялась она его настолько, чтобы потерять покой и сон.

Это было другое. Постоянная тревога, что никак не хотела выпустить жертву из когтистых лап.

Вынырнув из давящих мыслей, Клаудия наблюдала, как Май воспользовалась заминкой и приставила клинок к горлу наставницы. Приятно было видеть, что девчонка использует любые возможности для победы. Клаудия подумала, что если бы не обстоятельства, то она могла бы сработаться с Май. Со временем она бы даже заменила Базель: могла бы стать ее правой рукой.

 

Жаль, что придется найти другого приемника.

Сейчас же оставалось только ждать.

***

На кухне Май ждала наваристая похлебка и горячий яблочный отвар. Она удивленно посмотрела на протянутую кружку, но кухарка не собиралась ничего объяснять. Отвернувшись к раскаленной печке, женщина вытерла лицо передником и махнула в сторону низенькой скамьи и стола, наскоро вытертого влажной тряпкой.

Нос щекотали запахи мяса, перца и свежего хлеба. У печки висели пучки сушеного укропа, лука и чеснока. В котле на огне мерно булькало густое ароматное варево.

Столешницу точно посередине рассекала внушительная трещина, будто кто-то ударил по ней топором. Май подумала, что если надавить на края, то можно развалить стол пополам. Аккуратно примостившись на самом углу, она набросилась на еду, только сейчас ощутив, как сильно проголодалась. Желудок с радостью принимал пищу, и боль постепенно отпускала, тело тяжелело, а веки готовы были сомкнуться в любой момент.

Поднеся к губам бокал с яблочным отваром, Май на мгновение замерла. Странное предчувствие кольнуло в груди, но она списала непонятное волнение на усталость. Раньше Май удостаивалась только кружки воды, а сегодня был просто праздник какой-то.

Сделав большой глоток, она закашлялась: необычная горечь скользнула по языку и обожгла горло. Кухарка недовольно хмыкнула, всем видом показывая, что раз трапеза окончена, то пора выметаться. Девушка не заставила ее ждать и, выскользнув из кухни, прикрыла за собой тяжелую дверь.

***

Рухнув на постель, Май подумала, что больше никогда не сможет встать. Перевернувшись, она стащила штаны и плотную куртку, потянулась до хруста в позвоночнике и поправила соскользнувшую с плеча бретель тонкой хлопковой сорочки.

Вздохнула полной грудью, будто разжались стальные тиски. Что бы ни говорила Клаудия, а привыкнуть к облачению служителей было непросто. Слишком плотное – оно сковывало движения. То, что ей удалось победить Базель – случайность. Поединок даже честным не назвать: Май заметила, что наставница отвлеклась, и атаковала.

Не смотря на усталость и боль во всем теле, что-то потянуло Май к окну. Она распахнула створки и прищурилась, когда прохладный ветер бросил в лицо мелкую колкую пыль. Уже стемнело, но воздух все еще не остыл и полнился цветочной тягучей сладостью.

Сердце толкнулось в ребра, стоило только посмотреть туда, где среди деревьев и цветов пряталась черная дверь магической тюрьмы. На мгновение перехватило дыхание, а в животе скрутился тугой горячий узел. Вцепившись пальцами в подоконник, Май наклонилась вперед и едва не выпала из окна. Порыв ветра дернул подол рубашки, растрепал чуть отросшие волосы.

Казалось, что нечто в воздухе шепчет ее имя, тянет вниз.

– Ты нужна мне…

Глаза Май расширились от удивления, а из горла вырвался удивленный тихий вскрик. Ей совершенно точно не послышалось!

– Ты не чувствуешь?

Голос – низкий, вибрирующий, скользящий по коже холодным бархатом – обнимал и вплетался в волосы невидимыми лентами. Он чувствовался, как что-то материальное: будто чьи-то руки касались угловатых плеч, острого излома ключиц и пробирались прямо под ткань сорочки, в настойчивой, грубоватой ласке.

Дар речи покинул Май, голова отчаянно закружилась, а в нос ударил знакомый аромат жимолости. Он перекрывал все прочие ароматы, безжалостно забивал их, отделял ее от всего мира.

– Ты нужна мне…сейчас…

Шагнув назад, Май нащупала рукоять клинка. Базель не отнимала у нее оружие после тренировок. Воин не мог расставаться с ним. Оружие – часть его тела.

Ветер ворвался в комнату, невидимой рукой прошелся по спине, подтолкнул к двери.

Ухватившись за ручку, она остановилась, пытаясь отогнать наваждение, но оно было сильнее.

Выскочив в коридор, Май осмотрелась и вздохнула с облегчением. Никого вокруг: Базель, скорее всего, была в кабинете Клаудии. Она не заглядывала к подопечной. Знала, что та моментально отключается после тяжелого дня.

Перехватив клинок поудобнее, Май спустилась на первый этаж, миновала коридор и вышла во внутренний двор. Кожа моментально покрылась мурашками, раскаленный воздух пробрался под ткань и скользнул по коленям и бедрам.

Сжав пальцы на рукояти, она медленно двигалась по узкой тропинке. Знала, куда приведет эта дорога. К высокой черной двери, что пряталась среди теней и деревьев. С каждым шагом жар в груди нарастал, тянул вперед.

Когда до двери оставалось не больше двадцати шагов, Май остановилась.

На черной поверхности не было ничего необычного. Ни резьбы, ни надписей – просто застывшая темнота посреди сада. Преодолев оставшееся расстояние, Май коснулась тяжелого кольца, заменявшего ручку. Запястье прошила острая боль, но отступать не хотелось. Уперевшись ногами, она потянула на себя. Дверь едва поддалась, скрипнула, но не открылась.

Заперта изнутри?

Стоило отпустить кольцо, как на створки с той стороны обрушился сокрушительный удар. Скрип когтей и утробное рычание наполнило тяжелый ночной воздух. Через секунду удар повторился, затем еще раз и еще. Дверь заскрипела сильнее, замок мог сорваться в любую секунду.

Май встала в стойку, приготовилась к нападению.

Новый удар.

Створки распахнулись, и на нее уставился угольно-черный зев. Ни капли света, ни единой свечи.

Внутри столкнулись страх и решимость.

Тут хотя бы звезды над головой, а там? Ни зги не видно.

Мысль о мраке отступила назад, стоило в темноте вспыхнуть двум желтым огонькам. Глаза чудовища неотрывно следили за каждым движением. В нос ударил запах гнили и крови.

Нечто протяжно зашипело, впилось когтями в землю и приготовилось к прыжку.

В мгновение ока перед глазами промелькнули тренировки с Базель, и Май подумала, что двигалась медленно. Слишком медленно. Ничто не могло подготовить ее к скорости зверя.

Тварь металась так, что глаза не успевали за ней. Вот всего в дюйме от лица мелькнул изогнутый коготь. Еще чуть-чуть, и тварь распорола бы голову Май пополам. Мир вокруг, укутанный ночным мраком, превратился в смазанное пятно, лишь чешуйчатый силуэт казался реальным. Нос щекотал запах цветов, смешанный с гнилостным дыханием животного.

Отскочив в сторону, чтобы избежать удара, Май обрушила клинок на плоскую чешуйчатую голову и услышала сдавленный, полный ярости хрип. Впрочем, ликование в одночасье испарилось, утопленное в болезненной волне, растекающейся от бока вверх по груди.

Сорочка моментально напиталась кровью. Нечто лишь задело кожу, раскроив ее, как тонкую бумагу, но рука, сжимавшая меч, налилась свинцовой тяжестью, а каждое движение отдавалось болезненными уколами. Перекатившись вперед, когда тварь совершила очередной прыжок, Май бросилась к распахнутой двери в надежде найти внутри укрытие.

Колени подгибались от навалившейся слабости, но остановиться сейчас – смерти подобно.

Давай же, еще немного!

Тяжелое дыхание обожгло спину, яростное рычание прокатилось по коридору, а девушка уже коснулась рукой приоткрытых створок. Расстояние между ними было небольшим. Видимо зверь бился в агонии, желая взломать засовы, но те оказались слишком прочными. Все, на что хватило сил – щель не больше фута в ширину.

Скользнув внутрь, Май вскрикнула, когда коготь полоснул по спине. Достал-таки.

Упав ничком, она прижалась щекой к каменным плитам пола и замерла, стараясь не дышать. Со всех сторон тело сдавила цветочная сладость, такая густая, что запершило в горле и невыносимо заныло под ребрами.

Приподнявшись, Май не смогла рассмотреть абсолютно ничего. Мрак был непроницаемым, живым. Он колебался вокруг, будто пришло в движение угольно-черное море, намереваясь проглотить ее целиком.

Медленно, по капле, ускользали вместе с кровью силы, а тварь все больше бесновалась у двери, не собираясь оставлять жертву. Еще несколько ударов, и засовы бы разлетелись, пропуская хищника. Май было не сбежать.

Клинок бесполезен – она не могла сражаться. На это не осталось сил.

Мрак сгущался, обступал, впивался иглами в лодыжки. Май могла поклясться, что слышит рядом дыхание.

Может, это сама смерть пришла за ней? Любопытство убивает, и ее раны – тому доказательство.

Что-то горячее и влажное скользнуло по щеке. Коснувшись кожи, девушка поняла, что плачет.

– Тьма – твой лучший друг.

Голос прокатился по позвоночнику болезненной волной, впился в мускулы. Казалось, что чья-то невидимая рука скользит по шее, сдавливает затылок сильными пальцами, пропуская по позвоночнику волну непривычного и дикого жара, от которого вмиг пошла кругом голова. Будто в венах пульсировала не кровь, а кислота, готовая растворить Май изнутри.

Она могла поклясться, что чувствует на щеке чужое дыхание, что кто-то почти касается ее губ своими.

Яростный рев за дверью вывел из оцепенения.

Тварь через мгновение будет здесь!

– Я могу помочь, – голос прозвучал над самым ухом, – мне лишь нужно твое имя.

Май тяжело сглотнула. Иномирцы могли забирать людские имена в обмен на свое покровительство.

Эта магия была такой же древней, как и Энкул, откуда пришел иномирский народ. Она считалась проклятой и запретной среди людей! Не было у смертного ничего ценнее имени. Отдав его, ты обрекал себя на вечные муки в Ледяных чертогах, лишенный возможности обрести новое воплощение.

Я не хочу умирать!

«Не доверяй…»

Створки не выдержали натиска и распахнулись. По каменному полу цокнули когти, послышался легкий свист, когда зверь втянул носом воздух.

– Имя! Или мне тебя не спасти.

Я не хочу умирать…

Голос в голове утих, растворился под напором настоящей, дикой паники. Все предостережения стерлись, истончились и рухнули, стоило только учуять запах близкой смерти. Кровь бежала тонкой струйкой по бедру, медленно забирая из тела тепло. Рука онемела, меч не поднять. Острие уперлось в пол.

Предложение спастись еще никогда не было таким заманчивым.

Зверь прыгнул, когти царапнули пол.

– Май…– выдохнула она и зажмурилась.

Опора ушла из-под ног. Тело будто укутало теплой волной, пуховым одеялом полнейшей тишины.

В груди вспыхнул крохотный уголек: пламя медленно разрасталось, ширилось, болезненные всполохи прокатывались от шеи к кончикам пальцев. Невидимый огонь пожирал ее, пробирался в самые тайные уголки души и тела, стягивал тонкие нити мыслей, чувств и желаний в один трепещущий узелок, к сердцу, откуда нить уходила во мрак. Май видела ее, могла прикоснуться рукой к тончайшей паутинке, переливавшейся огненными всполохами.

Постепенно вернулись звуки и запахи, рядом раздался надсадный хрип, от которого сердце пропустило один удар. Под пальцы скользнуло что-то липкое и горячее, а в нос ударил запах крови.

Справа полыхнуло алым, и комнату осветило странное красное пламя.

Май зажала рот рукой.

Тварь лежала рассеченная пополам. Передние лапы все еще подергивались, на пол вывалились кольца внутренности, скользкий язык свесился из пасти, оставив на зеленоватых плитах влажную дорожку крови и слюны.

Медленно, будто во сне, Май подняла голову. Рядом с убитым существом возвышался знакомый силуэт: резкие изломанные тени играли на лице, алое пламя отражалось в глазах. По всему телу будто прокатывались огненные волны. Они брали начало от груди и скользили по рукам, шее, поясу, точно кто-то бросил в воду камень.

Тонкая паутинка тянулась от Май к незнакомцу.

Она ей не привиделась.

Хотелось спросить, кто он и что сделал, но язык будто пристал к нёбу. Во рту пересохло, а из горла не вылетело ни единого звука. Только сейчас накатил холод, и она вспомнила, что сорочка изодрана и едва прикрывает тело. Вскочив на ноги, Май почувствовала, что горит от стыда. Странно, но спина совершенно не болела, как и бок.

Скользнув рукой по коже, она не нашла ран.

– Я…

Рот наполнился кислой слюной, а голова пошла кругом. Колени подогнулись, но ей не дали упасть.

Незнакомец двигался так, что глаза этого просто не улавливали. Когти перчатки царапнули кожу, но хватка была бережной, почти нежной.

– Я тебя держу, – голос доносился издалека. Май показалось, что мужчина на последнем слове споткнулся, – держу.

Глава 7. Изнанка

Непривычно было чувствовать воздух вокруг. Словно угодил в волны, сдавливающие со всех сторон. Когда столетия ветер не касался кожи, то ощущать движение воздуха снова – сродни волшебству. Это почти как магия, но Ш’янт знал, что сладость новизны скоро испарится.

Уперевшись руками в стену, он прислонился лбом к холодному камню. Теперь точно можно было сказать, что он холодный и шершавый на ощупь. По стене прокатилась золотистая волна. Защита все еще работала, но со временем Ш’янт сможет ее обойти.

 

Коснувшись рукой груди, он поймал когтем паутинку, уходящую в сторону. Чуть потянул, но тотчас остановился, ощутив, как болезненный раскаленный узелок скручивается под ребрами. Через едва различимую нить силы дэр-ла текли в его тело и душу.

Это был обоюдный обмен. Раны девчонки затянулись, оставив лишь шрамы. Если она будет аккуратна, то их никто не заметит, или примет за старые отметины.

Где-то в темном уголке шевельнулось сожаление. Оно подняло голову и надавило на больное, вызвав на лице Ш’янта горькое недовольство.

– Так себе поступок для короля.

– У меня вся жизнь, в последнее время, состоит из поступков разной степени «так себе».

– Она возненавидит тебя. Приманил, в когти зверя бросил, даже не спросил ничего, просто отобрал самое дорогое! Есть какое-то слово, оно очень подходит ситуации. Как же его…? Забыл. Ах, да. Шантаж! Это же шантаж чистой воды.

– Мне. Нужно. Тело. Все просто, как день!

– Ты забыл, на чем держится связка? Забыл, чему она служит у иномирцев? Доверие, кретин, она должна тебе доверять! Иначе ничего не выйдет.

Обмен силой остановился. Паутинка все еще мерцала, но Ш’янт получил лишь тело, больше ничего.

– Чего-то определенно не хватает, – пробормотал он.

– Силы не хватает, вот чего, дурья твоя башка. Только полное единение с партнером делает ваш обмен абсолютным, а без доверия единства не существует. Нельзя прийти и просто взять свое, связь так не работает, тупица.

Впрочем, внутренний голос быстро устал орать и заткнулся, хотя бы на время. Он вообще с Ш’янтом редко находил общий язык, так как рассудительность, расчетливость и планирование никогда не были его сильными чертами.

Еще никогда Ш’янт не чувствовал себя настолько…оформившимся. Тот самый физический облик, что отняла Первородная столетия назад – снова при нем! Будто и не было войны.

Но вот способности…

Не в силах сдержать порыв, Ш’янт проехался когтями по стене. Камень жалобно скрипнул, заискрился и запястье прошил болезненный укол магической защиты.

Уставившись на глубокие борозды, он не почувствовал облегчения. Гнев не унялся.

И правда ведь. Кретин.

Иномирцы соединяют себя со смертными не ради прихоти или силы. К моменту единения они уже связаны. Чувствами, например. Ты слишком торопишься. Ты всегда торопишься! В мире людей это – худший из пороков. После перехода из Энкула ты совершенно мозги растерял.

– Спокойно. Так или иначе, но что-то я получил.

Это точно. Получил тело. И сорок килограмм проблем, недоверия и костей, как пикантную добавку!

Взгляд скользнул по девчонке.

Вот же нескладное создание, в чем только жизнь теплится? Очень сложно назвать это «пикантной добавкой».

Во имя всего святого, как малявка меч в руках держит? Он же, наверняка, тяжелее ее самой!

Конечно, Ш’янт предполагал, что дэр-ла будет совсем еще девчонкой, но…

Сколько ей? Лет восемнадцать? Вроде как смертные в этом возрасте уже взрослые, но видать, когда природа раздаривала тела, то девчонке досталось самое тщедушное.

Клаудия рехнулась, если считает, что эта плоть сможет выдержать мощь Первородной.

Мелкая дернулась, что-то пробормотала, перекатилась на бок. Отблеск красного огня скользнул по коротким волосам, бледному лицу. Приподнявшись на локте, она попыталась осмотреться. Стоило только их взглядам встретиться, как малявка взвилась на ноги и, едва не споткнувшись, отскочила назад. К ее чести – не заорала.

Ш’янта откровенно забавлял страх, плескавшийся в широко распахнутых глазах. Разодранная сорочка едва прикрывала тело, но девчонка совсем этого не замечала. Крепкая округлая грудь ходила ходуном, волосы растрепались, коленки дрожали, того и гляди подогнутся, в потемневшем взгляде застыло что-то дикое.

К своему изумлению Ш’янт смутился. Три века ничего его не брало, а тут в жар кинуло, стоило только тело под испорченной рубашкой рассмотреть. Слюна комом встала в горле, и сглотнул он с большим трудом.

– Кажется, у тебя проблемка, – хихикнул внутренний голос.

Ш’янт демонстративно кашлянул и попытался удерживать взгляд на лице девчонки.

Души в этой бренной плоти даже слишком много. Как бы ее не разорвало на части.

Подхватив с пола меч, она бросилась вперед. Сталь со свистом рассекла воздух в дюйме от горла, но Ш’янт даже бровью не повел. Ему хватило отступить всего на шаг, а малявка самозабвенно размахивала своей зубочисткой, едва ли понимая, что делает.

Клинок звякнул о перчатку и застыл, сжатый в кулаке. Малявка удивилась так искренне, что захотелось хохотать – едва удалось сдержаться.

Вырвав тяжелую игрушку из тонких рук, Ш’янт отбросил оружие подальше.

Ярость, горевшая в карих глазах всего мгновение назад, перетопилась в страх и непонимание. Привычный мир вокруг рушился, превращаясь в обугленные руины.

Что будешь делать? Начнешь визжать? Попытаешься сбежать? Нападешь снова, без своей железяки? Осознаешь ли ты, что я одной рукой могу сломать тебе хребет? Страшно? Холодно? Не лицо, а открытая книга. Все там написано, если присмотреться. Отворачиваешься, в глаза не смотришь. Правильно делаешь.

Обхватив себя руками, девушка сделала шаг назад и остановилась. Крохотная морщинка прорезала белый лоб, будто она никак не могла вспомнить что-то очень важное.

Тонкие пальцы скользнули к вискам, рот беззвучно открылся и тотчас захлопнулся, как у выброшенной на берег рыбы. Вид у малявки был такой жалкий и потерянный, что она походила на иномирянку, случайно переступившую порог другого мира. Испуганную, чужую и растоптанную резкой переменой.

– Я не помню… – выдавила она, – как меня зовут?

– И не вспомнишь, – хмыкнул Ш’янт в ответ, – твое имя теперь принадлежит мне.

– Что ты со мной сделал?! – голос надломился и взвился вверх, отразившись от стен.

– Согласие-то было добровольное, – парировал он, – ты хотела жить, и я помог.

Какая же ты мразь, Зима.

Голос Граци колоколом грянул в голове и превратился в болезненный укол совести. Змей бы так и сказал, еще бы головой покачал неодобрительно.

Губы девчонки исказились в усмешке, горькой и полной отчаянья. Выражение лица менялось так резко, что Ш’янт за ним не успевал. Эмоции отражались в глазах, в наклоне головы, в дрожании плеч. Малявка вся состояла из крохотных узелков, сотен мелких вспышек, рвущих ее изнутри.

Отвернувшись, она бросила взгляд на дверь.

– Еще темно. Никто не заметит твоего отсутствия.

– Что со мной будет? – последовал глухой вопрос.

– Ничего, если ты не побежишь жаловаться Клаудии.

Девчонка вздрогнула и бросила на Ш’янта затравленный взгляд. Он знал, какие мысли ее мучают. Что если наставница заметит? Почувствует перемены? Клаудия разбиралась во многих вещах, но и ее способности были ограничены. У любой силы были границы.

Вот только если девчонка вздумала бы раскрыть рот, то последствия могли быть самыми неожиданными.

Убить ее не убьют, но…

– Уходи, – бросил он, – и закрой внешнюю дверь. Клаудия не станет меня проверять, но стоит все вернуть, как было. Это ясно?

Малявка кивнула. Смяв в кулаке край сорочки, она шагнула к выходу.

– И еще, – Ш’янт наклонился, чувствуя исходящий от нее знакомый запах. Слишком знакомый, – не ешь и не пей ничего, что они дают. Понимаешь?

– Как же тогда…– девчонка удивленно обернулась и вздрогнула, поняв, что он подошел почти вплотную.

Ш’янт пожал плечами.

– Кради. Увиливай. Для твоего же блага.

– Как я могу тебе доверять?!

– Дело твое. Но когда разум начнет на части распадаться, то ты поймешь, о чем я говорю. И меч забери, а то возникнут вопросы.

Девчонка нахмурилась и, не произнеся больше ни слова, подобрала свою стальную игрушку и вышла из зала, закрыв дверь за собой. Хоть засовы и оказались погнуты, но створки сошлись плотно, ни единой щели не осталось. Чистое везение.

Снаружи никто бы не заметил взлома.

***

Люди так привыкают к звуку своего имени, что когда он исчезает, то подвох замечают не сразу.

Будто всю жизнь живешь с родственником, а когда тот покидает отчий дом, то человек все еще по привычке ждет, что кто-то передаст соль за столом или позовет гулять, как делал прежде. Осознание накатывает постепенно, но легче от этого не становится.

Ни кухарка, ни Базель, ни даже Клаудия не называли ее по имени с того самого дня.

Их взгляды скользили по лицу, как по пустому месту, будто вместе с именем ушли и воспоминания.