Эта мысль показалась Нине здравой, и поэтому, стараясь не шуметь, она достала из холодильника молоко, налила в самое красивое блюдечко, поставила на кухонный стол, рядом положила пару леденцов и произнесла над угощением рекомендуемую фразу:
– Хозяин домовой, приди, угостись, на нас не сердись. – и немного подумав, добавила от себя, – Давай жить дружно.
Постояв и удостоверившись, что ничего не происходит, она со спокойной душой пошла было спать, решив, что подношение принято, а хрупкий мир в доме, наконец, восстановлен. Но не успела Нина щёлкнуть выключателем, гася свет, как раздался звон слетевшего с кухонного стола и разбившегося об пол блюдечка с молоком.
Оглушительный хохот разнёсся по всей квартире, а от низкого рокочущего голоса вздрогнули стены и задребезжали стёкла в окнах:
– Задобрить она меня решила! Аха-ха! – предложения мира было отвергнуто.
Девушка испуганным зайцем бросилась в кровать, как в детстве накрылась одеялом с головой и затаилась, дрожа и сдерживая дыхание, настороженно прислушиваясь к звукам снаружи; но кроме храпа крепко спящего Евгения, ничего не услышала.
* * *
Терпеливо ожидая пока Ванюша не торопясь одевается, Нина рассматривала висящий в раздевалке детского сада стенд с рисунками под тематическим названием: «Я и моя семья».
Выискав глазами работу своего сына, она с умилением принялась рассматривать высокого корявого человечка в зелёном платье, с двумя клочками метлы свисающими в разные стороны от овала-головы, и корявой надписью под ногами, выведенной неумелой детской рукой: «мама». Нина не смогла сдержать смешка: так вот какой он её видит?! Следующим шёл человечек пониже, в коротких чёрных штанах, голубой майке, и с торчащими щёткой над головой короткими волосами. Надпись под ним гласила – «я».
Рядом с собой Ванюша изобразил коричневое существо с улыбающимся человеческим лицом, острыми ушками, гибким телом и длинным хвостом, который изгибался за его спиной, образовывая неоконченную «восьмёрку». Под существом стояла подпись – «Никифор».
Отметив про себя, что Евгения на рисунке не было, Нина спросила мальчика:
– Ванюша, а кого ты здесь нарисовал? Кота? Очень красивый получился, молодец. Только у нас же нет котика.
– Это не кот. Это мой друг. – отозвался Ванюша, обиженно надувшись и упорно продолжая впихивать обе ноги в одну штанину.
– Мы уже объясняли Ванечке, что кошки и собаки являются нашими домашними любимцами, а в понятие «семья» входят только люди: мама, папа, бабушки, дедушки, братья и сёстры. – сказала вышедшая из группы пожилая воспитательница.
– Никифор не кот, а мой друг! – перебил её мальчик, продолжая бороться с упрямой штаниной, – Семьи бывают разные!
– Да, – согласилась она, – Вот, к примеру, у Анечки в семье только мама и бабушка, нет папы и дедушки. Но они все люди, так?
Ванюша упрямо насупился и промолчал.
– Я объясню ему дома, не волнуйтесь. – сказала Нина, присев, весело по-заговорщицки подмигнув ему и помогая выпутать ноги.
– Хорошо, но сильно на него не наседайте. Ванечка очень умный мальчик, развит не по годам. Я бы рекомендовала вам устроить его в школу для одарённых детей. Конечно, для этого нужны определённые финансовые средства, – женщина многозначительным и снисходительным взглядом окинула скромный наряд Нины, – но это стало бы хорошим стартом в жизни для него. И, боюсь, в обычной школе ему будет просто-напросто скучно учиться. Вы понимаете меня?
Обескураженная Нина закивала воспитательнице, забормотала ей слова благодарности, когда та с сомнением покачав головой, удалилась в группу. И с гордостью улыбнулась Ванюше – её сын гений!
* * *
Евгений вернулся поздно, вяло поковыряв вилкой подогретый ужин, сообщил, что снова уезжает в командировку на неделю и на остаток вечера уткнулся носом в ноутбук. Лишь изредка он бросал косые взгляды на хлопочущую по дому Нину, и раздражённо цыкал языком.
Уложив Ванюшу спать, девушка воспользовалась моментом и уселась на кухне читать цыганскую книгу. Она несколько раз внимательно прочла раздел «Домовой», пролистала книгу полностью, но кроме описания обряда о силовом подчинении строптивого и злого домового, проводимым главой семьи, ничего не нашла. Нина с сомнением покосилась в сторону гостиной. Обряд был прост донельзя: самый старший мужчина в доме должен обойти жилище по часовой стрелке, хлеща все углы кожаной плетью с железными наконечниками и приговаривая приблизительно следующее:
«Я хозяин в доме, а не ты! Слушайся меня, уважай жену и детей моих, береги всё добро и скотину мою!»
Текст мог быть произвольным, даже дозволялось ругать домового, но только без использования матерных слов, чтобы не оскорбить и без того рассерженного духа.
Но Нина сомневалась, что Евгений согласится на участие в подобном действе, а только ещё больше уверится в её «чеканутости». Девушка закрыла книгу и задумчиво постучала пальцем по кожаной обложке: нужно было оставить решение этой проблемы до возвращения Евгения. Возможно, он развеется во время командировки и сможет принять её доводы, тем более что сегодня домовой затих и ещё никак не проявлял себя.
* * *
Она медленно выходила из сонного забытья, всячески сопротивляясь пробуждению, но громкий равномерный стук вторгался в её сознание всё сильнее – хлоп, хлоп, хлоп!
Девушка повернулась на бок и натянула на голову одеяло, стараясь спрятаться под ним от раздражающего шума и жалобно простонала:
– Я так устала… Ну, дайте же мне поспать, наконец, нормально…
Стук не прекращался и продолжал звучать в ночной комнате, почти беспрепятственно минуя мягкую преграду и вонзаясь Нине прямо в уши – хлоп, хлоп, хлоп!
Девушка резко села на постели, одним рывком сбрасывая с себя остатки сна, и испуганно посмотрела на мужа. Евгений мирно спал, закинув руки за голову, его грудь равномерно поднималась и опускалась, а на выдохе изо рта вылетало еле слышимое и спокойное: хр-р-сф-фь-ю-ю…
Она вздохнула было с облегчением, но настойчивое и бесперебойное – хлоп, хлоп, хлоп! – продолжало разноситься по комнате.
Свет от горящих на набережной фонарей проникал через окно в комнату и желтоватым цветом очерчивал пространство и предметы в ней. Нина повернулась на источник звука, который находился, как ей показалось в дальнем левом углу комнаты, где стоял высокий громоздкий трёхстворчатый шкаф, и затаила дыхание от испуга. Одна из створок шкафа, словно болтаемая сильным сквозняком, стремительно распахивалась, но не долетев до стены, резко останавливалась и неслась обратно, с силой закрывалась, издав громкое «хлоп!», и тут же распахивалась вновь и всё повторялось, превращаясь в бесперебойное: «хлоп, хлоп, хлоп!»
Нина зажмурилась, стараясь выудить из заледеневшего ума слова молитв, но тут её мозг словно молнией поразило – это же отличнейшая возможность доказать мужу наличие у них домового и убедить его в необходимости проведения обряда!
И она принялась трясти Евгения:
– Проснись! Проснись, Женя! Посмотри, что происходит! – но муж не проснулся, а лишь опустил руки из-за головы на живот и захрапел ещё громче.
– Проснись! Ты только посмотри на это! – не сдавалась Нина.
Евгений нахмурился и, не открывая глаз, сердито рявкнул:
– Да не хочу я ни на что смотреть! Отстань от меня, дура!
Внезапно рядом с кроватью в воздухе появились две пылающие ярким огнём мужские руки и шустро юркнули к ней под одеяло. Оторопевшая Нина почувствовала, как одна рука скользнула под поясницу, а вторая подхватила её под колени и вместе они стали приподнимать девушку над кроватью, одновременно стягивая с постели в сторону шкафа. Дико перепугавшись, Нина громко завопила и принялась колотить в воздухе руками и ногами, стараясь вырваться из огненных объятий невидимки.
Хватка исчезла, девушка упала обратно в кровать и рывком откинула с себя одеяло: на простыне под ней горели два отпечатка от этих страшных рук. Странно, но пламя совсем не обжигало Нину, она чувствовала жаркое тепло, исходящее от этих следов, но боли и вреда они ей не причиняли. Нина провела рукой по постели, ощупывая следы, но ладонь свободно скользнула по простыне, не ощутив порчи и обугливания ткани.
«…ибо Ангелам Своим заповесть о тебе… на руках возьмут тя, да не когда преткнёшь о камень ногою свою, на аспида и василиска наступивши и поперевши льва и змия…» – всплыла в памяти строчка из молитвы, и на душе у девушки вдруг стало очень хорошо и спокойно. Страх испарился, вытесненный чувством защищённости и безопасности.
Сидя на постели, Нина взяла одеяло и принялась тушить странный не обжигающий призрачный огонь, ощущая, как тепло от его пламени разливается по всему телу и накрывает сонным покрывалом. Веки потяжелели, глаза закрывались сами собой, дремота навалилась с необычайной силой и она стала проваливаться в уютные объятия сна.