Перстень принцессы

***

– Если вам плохо, то, может, следует послать за доктором? – неуверенно предложила мисс Стюарт, которая, как и все, приняла головокружение Генриетты за чистую монету.

– Да что ты! Тогда мне и вовсе покоя не будет, – отмахнулась принцесса и присела на скамеечку возле окна. – Я просто не нашла другого способа отделаться от них.

– Понятненько, – с облегчением отозвалась Фрэнсис и с разбега прыгнула на край широкой постели. – Что будем делать?

– Я хочу прогуляться!

– Но там же сыро! И холодно к тому же, – поморщила носик Фрэнсис.

Выросшая во Франции, она так и не успела привыкнуть к сырости, круглогодично царившей в английских садах и даже во дворцах. А не прекращающиеся метели и дожди так и вовсе нагнетали на юное создание смертельную тоску.

– Наденем меховые плащи с капюшонами. И да! У нас ведь есть муфточки! Те, что Карл подарил нам обеим к Рождеству.

– Но за ними нужно идти в гардеробную. Заметят же, – напомнила Стюарт.

– А если ты пойдёшь одна, то никто не обратит внимания, – резонно заметила на это Генриетта. – Знаешь, придворные всегда замечают только то, что им выгодно или удобно. И никому не захочется тревожиться попусту.

– Ладно, я рискну! – выказала толику храбрости Стюарт и осторожно выскользнула из комнаты через неприметную дверь для прислуги.

Как только она вышла, Генриетта в раздумьях присела за секретер, открыла один из ящичков и достала небольшой альбом, в который она записывала личные мысли и впечатления. Вслед за альбомом она выложила на крышку секретера приборы для письма.

Когда ей было не по себе или жизненные перипетии вызывали слишком много сомнений и вопросов, она привыкла записывать их в альбом, доверяя белой бумаге, изготовленной из хлопка, свои самые сокровенные размышления. У неё не было уверенности в том, что никто не смог бы прочесть их, но для того, чтобы заглянуть в этот альбом, необходимо прежде всего знать о его существовании, и, кроме того, отыскать ключ от ящичка, в котором он был заперт. По своей наивности или же не сделавшись ещё подозрительной к собственному окружению, Генриетта даже не предполагала, что кому-то могла бы прийти в голову кощунственная мысль посягнуть на её личный мир.

Обмакнув перо в чернильницу, она задумчиво посмотрела в окно на голые ещё после зимы ветки деревьев и красный, блестящий от сырости гравий на дорожках. Что-то определенно затронуло её сердце этим утром. И она знала, что это было не переданное ей с помпезными речами и фанфарами предложение руки и титула Филиппа Анжуйского. Нет, что-то взволновало её до того, как Карл явился на её матине. И началось это в тот самый миг, когда два молодых человека застали её огорчённой до слёз и топающей ногами у дверей в зал Совещаний.

Но кто из них вызывал в ней это необъяснимое, невероятно волнующее до глубины души чувство? Джордж Вильерс? Его обаяние не оставляло равнодушной ни одну из придворных дам, и это был общепризнанный факт. К тому же он решительно и настойчиво выражал своё восхищение принцессой. Но он ли был тем, кто привнёс нотки волнения в её душу? Или этим человеком оказался молчаливый и сдержанный генерал, которого Джордж представил ей?

Перед мысленным взором Генриетты возник портрет высокого молодого человека в строгом камзоле военного покроя, с безупречными манерами придворного и немного грустным взглядом серо-голубых глаз. Что он сказал ей тогда? Как это ни странно, но она не могла вспомнить ни одной фразы из того, что сказал Арман де Руже, тогда как речь Джорджа Вильерса, которая лилась, подобно бурному горному потоку во время весеннего паводка, почти слово в слово запечатлелась в её памяти.

– Фу-х! А вот и я!

В комнату на миг ворвался гул голосов и шум суматохи, царившей не только в парадных гостиных, но во всех коридорах дворца, даже в тех, которыми пользовались слуги.

Фрэнсис появилась в дверях, и в руках у неё были подбитые мехом тёплые плащи с широкими капюшонами, рассчитанными на пышные, высокие прически придворных модниц, меховые муфточки и даже шапочки из серого куньего меха с коротенькими пушистыми хвостиками, пришитыми по бокам.

Генриетта поспешно присыпала песком только что написанные строки и закрыла альбом, позаботившись убрать его и запереть в ящике секретера прежде, чем подняться навстречу подруге.

– Отлично! Мы прогуляемся, но недолго. Как раз успеем.

– До чего? – поинтересовалась Фрэнсис, завязывая у себя на шее ленточки плаща.

– Чего-нибудь. Я уверена, что теперь меня не оставят в покое. Матушка явится с целым списком инструкций как себя вести и из-за чего переживать, а что выбросить из головы. К примеру.

– Хех, может это и неплохо, – произнесла Фрэнсис. – А то как же узнать, что полагается говорить в таких случаях, а что лучше бы и вовсе оставить при себе или забыть напрочь?

– В моём случае иначе и не выйдет. Всё равно не получится, – с сожалением проговорила Генриетта. – Даже если бы я была против этого брака. Даже если бы и вовсе не захотела ни за кого замуж идти!

– А так можно? – недоверчиво спросила Стюарт.

– Нет. Не мне. Ведь Карлу так важна дружба нашего кузена. А значит, для этого нужно предложить ему что-то взамен. Точнее кого-то.

– Да ну! Ведь это они приехали свататься к тебе! – Фрэнсис первой закончила краткие сборы и, будучи полностью готовой к прогулке, подошла к створкам венецианского окна.

– Как знать, не писала ли матушка что-нибудь в письмах на этот счёт королеве Анне? А вдруг они всё решили между собой ещё тогда, когда мы жили во Франции?

– Ну и что? – весело встряхнула кудряшками Стюарт и надела меховую шапочку.

– Да, так и есть. И что в этом такого? Теперь это уже не имеет значения, – согласилась с ней Генриетта.

Заглянув в зеркало, она оценивающе посмотрела на своё отражение. Найдя, что выглядит достаточно привлекательной и уверенной в себе, она ободряюще улыбнулась. Раз уж повернуть случившееся вспять было невозможно, то оставалось принять всё так, как оно есть и извлечь хотя бы немного удовольствия из своей новой роли.

Быть наречённой принца, к тому же дофина Франции и Единственного брата короля, не так уж плохо, если подумать. И в этом можно было попытаться найти немного очарования. Как и в самом Филиппе. Коли на то пошло, то из плюсов в его характере были некоторые черты, которые Генриетта находила милыми. Жаль, что эти черты напрочь отсутствовали в характерах Людовика или Карла. Наверное, это было потому, что королям не полагалось быть дружелюбными и открытыми с младшими сёстрами и кузинами. «И вообще, быть хоть капельку милыми!» – подумалось принцессе, и в тот момент Филипп Анжуйский, сам того не ведая, завоевал ещё один неоспоримый плюс в свою пользу.

– А ведь это, может быть, в последний раз, когда мне позволено выйти на прогулку вот так – самой по себе. И вообще, – Генриетта чуть не всхлипнула, представив себе все обязанности и жёсткие правила, соблюдение которых вменят ей после помолвки против её воли.

Глава 5. Жених по доверенности
После полудня. Уайтхолл, Парадный зал

– Идёмте же, господа! – широким взмахом руки король указал всем на двери и первый устремился к выходу.

Де Руже вопросительно посмотрел на Вильерса. Тот кивнул. Краем глаз Арман заметил недовольное лицо герцога де Креки. Тот нервно покусывал губы, видимо, кляня про себя вопиющее пренебрежение правилами протокола, когда его – посла короля Франции – оставили стоять в задних рядах из-за нелепого каприза английского монарха. Судя по всему, Карл рассчитывал на то, что предложение руки и титула от имени герцога Анжуйского будет принято принцессой с большей благосклонностью, если это будет сделано молодым красавцем вроде Армана де Руже.

– Следуйте за мной, дорогой мой, – шепнул Джордж Вильерс, заметив лёгкое замешательство на лице своего нового друга. – Предоставим дипломатам решать свои протокольные вопросы, – улыбнулся он, проследив за взглядом, который Арман обратил в сторону де Креки. – Здесь, в семейном кругу, всё решает только Карл. Но в зале Совещаний дела ведутся иначе.

– И в этом кроется причина, отчего Его величество решил лично объявить эту новость Её высочеству? – тихо спросил Арман, поставив на поднос стеклянный бокал с высокой ножкой.

– Примерно так, – уклончиво ответил Джордж, слывший мастером увиливать от прямых вопросов, когда объяснения не служили его интересам, или же, когда заданный вопрос не входил в его компетенцию, что он считал досадным упущением.

***

Шумная толпа, заполонившая покои принцессы, схлынула вслед за королем и его свитой. Будучи человеком широкой души, щедро дарящим своё внимание и время благодарной публике, Карл устремился в сторону Парадного зала, где по распоряжению обер-гофмейстера уже были накрыты столы для небольшого обеда в том широком понимании близкого семейного круга, которое подразумевало присутствие всех тех, кто состоял при дворе и был представлен королевской семье лично.

– Если мы продолжим давать столь щедрые пиршества в честь каждого семейного торжества, то королевская казна отощает ещё до конца этого лета, – послышалось за спиной у де Руже.

Осторожно повернув голову в сторону говорящего, чтобы не выдать свой интерес к нему, Арман увидел стоявшего за ним невысокого мужчину старше средних лет с густыми седеющими волосами, которые красивыми волнами падали на узкие, сутулые плечи. Его бледное, испещрённое сеточкой морщин лицо резко контрастировало с гладкой чёрной парчой камзола, сшитого по строгим, давно вышедшим из моды канонам. Только наличие отложного воротничка из тонкого, как паутинка, кружева намекало на его высокое положение при дворе.

– А вот и господин главный ворчун при дворе нашего любимого добряка Чарли, – ухмыльнулся Джордж Вильерс, который тоже обернулся, услышав ворчание пожилого сановника. – Это лорд-канцлер, сэр Генри Гамильтон. После возвращения Карла в Англию он считает себя вправе критиковать каждый его шаг. Его терпят, потому что он умён. И ещё потому, что, пока он крепко держит в своих руках ключи от королевской казны, можно надеяться на то, что она не только не оскудеет, но и продолжит пополняться. Чисто по секрету скажу вам, дорогой друг, что у лорд-канцлера есть сильные соперники. Не только ему известно, на какие рычаги следует надавить ради достижения финансовых выгод и результатов.

Выслушивая эти нелестные для почтенного сановника слова, де Руже сделал вид, будто его увлекла эта беседа. На самом же деле его мысли были далеки от всего происходящего вокруг, и он всё ещё оставался там, откуда они только что вышли, рядом с Генриеттой.

Каково это бедной девушке получить известие о своей помолвке, в единый миг переменившей всю жизнь? От взгляда Армана не укрылось ошеломлённое выражение лица и протест в глазах Генриетты. Должно быть, она хорошо знала герцога Анжуйского и не была готова видеть его ни в роли жениха, ни тем более в качестве супруга. А может быть, это только показалось Арману? Он ловил себя на том, что по какой-то неведомой ему причине он больше склонялся к худшему. Но с чего вдруг? Отчего ему сопереживать чувствам девушки, с которой его не связывает ничего, кроме декоративной роли представителя её наречённого жениха?

– Что-то вы совсем поддались мрачному настроению, друг мой, – сквозь нарисованную улыбку проговорил Джордж Вильерс и кивком указал на столик с расставленными на нём графинами и бокалами с вином. – Думаю, что виной всему было то лёгкое вино, которым нас угостили в гостиной Её высочества. Не ждите ничего хорошего от пузырьков, если только это не старый добрый эль! Уж поверьте мне, дорогой мой!

С этими словами Бэкингем подошёл к столу и взял по бокалу с вином в каждую руку.

– Выпьем же! А знаете, вот я вам скажу: – Всё должно быть к месту. Пузырьки – это эль или то немецкое пиво, которое подают во всех трактирах Европы к северу от французских границ. А вино должно быть глубоким, терпким и лишённым всяческих пустых привкусов. Как вот это превосходное испанское вино. Кстати, оно прибыло в Англию почти одновременно с вами, герцог. Сдаётся мне, что король Испании проведал кое-что о готовящемся браке. И откуда только?

Вот на этот счёт у де Руже были свои соображения. Но он не стал делиться тем, что ему доподлинно известно о действующей системе шпионажа, которую разработали министры Габсбургов при всех хоть сколько-нибудь важных аристократических домах Европы.

– Джордж, подойдите сюда вместе со своим другом!

На призыв Его величества следовало отреагировать, незамедлительно представ перед ним. Однако у герцога Бэкингема было иное мнение о выражении верноподданнических чувств в отношении короля. Он медленно осушил свой бокал, вернул его на стол, развернулся спиной к Карлу и, чуть наклонив голову, посмотрел в глаза своему собеседнику.

– Я предлагаю вам нынче вечером отправиться вместе со мной в театр. В Глобус. Постановки у них не бог весть какие, но для развлечения сойдут. Конечно же, это ни в какое сравнение не идёт с тем, что я видел в Парижских театрах! Выступления трагиков и примадонн Бургундского отеля в Марэ – вот настоящее упоение! А чего стоит появление на сцене актрис из труппы театра Итальянской комедии! Ах, герцог, поверьте мне, частичка моей души навсегда поселилась по ту сторону Ла-Манша, ага! – он подмигнул собеседнику. – Кстати, я успел достаточно близко сойтись с вашим братом, маркизом дю Плесси-Бельером. В те времена он был ещё новичком в театральном мире. И это я представил его той обворожительной особе, которая ввела его в парижский высший свет. Считайте, что меня почётным ментором вашей славной семьи, герцог.

– Да, пожалуй, – Арман вежливо кивнул в ответ и отпил из своего бокала.

Испанское вино оказалось настолько же превосходным, насколько и расхваливал его Джордж Вильерс. Но не чета винам из южных регионов той же Кампании, которые ему довелось пить в Италии. Но что толку объяснять англичанину, выросшему в любви к немецкому пиву, тонкости вкуса настоящего вина, произведённого в традиции, история которой исчислялась не одним тысячелетием?

– Джордж! – голос короля прозвучал уже тоном приказа, а не дружеского призыва, и герцог повернулся, чтобы совершить переход сквозь уплотнившуюся на глазах толпу, отделяющую его от того места, где стоял Карл в окружении советников и французских послов во главе с герцогом де Креки.

– И захватите с собой нашего славного генерала! – добавил Карл, бросив доброжелательный взгляд на де Руже.

Арман только кивнул Бэкингему, давая понять, что готов следовать за ним. Он поставил свой бокал на стол и пошёл вперёд, пользуясь тем, что толпа моментально расступалась перед королевским фаворитом.

– Ваше величество, но это идёт вразрез с рекомендациями Его высокопреосвященства! – настаивал на чём-то герцог де Креки, пока молодые люди направлялись к ним.

– Мой дорогой господин посол! Ну право слово, что такого в том, что одного молодого человека будет представлять другой? Вас смущает недостаточно высокий статус нашего друга? – Карл посмотрел на идущего в их сторону де Руже. – Мне кажется, что титулом и древностью своего рода герцог нисколько не уступает кандидату, которого предложил нам господин кардинал. И к тому же это всего лишь церемония передачи невесты по доверенности, как вы сами изволили только что выразиться. Итак?

Вместо ответа де Креки обернулся к одному из советников посольства, но тот лишь пожал плечами, предлагая согласиться.

– Герцог!

Вместо приветствий к цветущему от улыбки Бэкингему, король в дружеском жесте протянул обе руки к де Руже, при этом лёгким кивком указывая на де Креки, который тщетно пытался скрыть своё недовольство:

– Мы с господином послом только что уладили кое-какие формальности. И мы с ним пришли к общему выводу, что являясь представителем Его величества короля Людовика, вы достойны представлять и его Единственного брата.

– Сир? – де Руже поклонился королю, при этом выражение его лица указывало на то, что он не готов дать безоговорочное согласие.

Наверное именно это отсутствие энтузиазма и радости по поводу оказанной ему чести и стало спасением молодого генерала от неприязни и личной вражды со стороны герцога де Креки. Сдержанно кивнув не оценившему своего счастья генералу, посол чуть слышно пробормотал поздравления и отсалютовал бокалом вина только что избранному представителю герцога Анжуйского.

– Я хочу, и в этом мы едины во мнении с герцогом де Креки, – пояснил Карл. – Чтобы вы представляли Филиппа Анжуйского на церемонии передачи невесты. Друг мой, я несказанно рад, что вы согласны! – пылко и со страстью, которая выдавала итальянскую и беарнскую кровь его предков со стороны матери, Карл обнял Армана де Руже и заключил в объятия на несколько мгновений.

Этот жест короля не был оставлен без внимания со стороны всех собравшихся. И вот уже имя молодого французского генерала зазвучало в громких разговорах в зале, а через минуту пересуды о нём были слышны во всех коридорах дворца, чтобы не прекращаться до следующей сенсационной выходки короля.

– Для меня – это честь, Ваше величество, – произнёс Арман, сдержанно поклонившись Карлу после того, как тот выпустил его из объятий.

Не показывая, насколько он был ошеломлён этим назначением, Арман проявил должное смирение. Под давлением обращённого к его персоне внимания, завистливого со стороны одних, любопытного и даже уважительного со стороны других, де Руже чувствовал неодолимое желание немедленно скрыться. Не зря Франсуа-Анри предупреждал его накануне отъезда из Сен-Жермена, что роль посланника, пусть и чисто формальная, окажется гораздо более обременительной и будет сопряжена с серьёзным риском, даже больше, чем командование армией в настоящей войне. Да, нечто такое говорила им и их троюродная тётушка – мадам де Ланнуа, когда напутствовала Армана после церемонии принятия королём его присяги в качестве военного атташе. Тогда она ещё предупредила его о том, что в дипломатии соперником не всегда является тот, кто сидит по другую сторону за столом переговоров. Им может оказаться советник противника, а может даже и собственный помощник или же друг. Враг может прикрываться доброжелательными заверениями в преданности…

– Я буду верен присяге, данной моему королю, – произнёс Арман. – Я повинуюсь его приказу, и принимаю это предложение, Сир. От имени Его величества короля Людовика.

Вот оно! И пусть герцог де Креки попробует злобствовать и обвинять его в интригах! Всё это по его части, а что же касается самого де Руже, то он всего-навсего исполнял свой долг перед королём Франции.

– Господа, господа! Именем Его величества короля Франции я имею честь пригласить всех на бал в честь празднования помолвки Его высочества Филиппа Анжуйского и Её высочества принцессы Генриетты! Сегодня же вечером в моей резиденции, во дворце Бристоль! – громко объявил герцог де Креки, тем самым окончательно закрепив договоренность с королём Англии.

Карл милостиво улыбнулся ему и отсалютовал бокалом под шум одобрительных голосов и тостов, раздававшихся вокруг.

– Кстати, мой милый, а где вы поселились на то время пока вы в Лондоне? – спросил Бэкингем у де Руже, допивая второй бокал вина.

– Восхитительное местечко под названием Улей. Или как-то так, – ответил де Руже, и в его улыбке мелькнула ирония.

– Знаю! Знаю я это место! – прогремел в ответ Бэкингем и с вызывающе громким хохотом взял очередной бокал. – Нет, даже не пытайтесь, друг мой! Вам никогда не разглядеть ничего восхитительного или прелестного в том Улье. Уж я-то знаю! – он наклонился к уху Армана, дохнув на него винными парами. – Даже девицы у них, хм… Каждая с целым букетом подарочков! – сквозь смех проговорил он, а стоящие поблизости аббат Уишис и епископ Йоркский поспешили отойти в сторону.

Стараясь более не вызывать скандального интереса к себе, Арман ответил Бэкингему скупой улыбкой и сделал шаг в сторону выхода, тем самым показывая своё намерение удалиться.

– Решительно же, герцог! Вы должны поселиться у меня, пока вы в Лондоне! Мой дворец вполне крепок, чтобы выдержать нас обоих, – предложение Бэкингема слышали все и в том числе де Креки, по распоряжению которого вся свита посла, кроме него самого и двух советников, назначенных кардиналом Мазарини, разместилась на различных лондонских постоялых дворах за собственные средства. Де Креки скривил губы в ухмылке и тут же развернулся спиной к Бэкингему и де Руже, сделав вид, что пропустил мимо ушей нелестное для себя предложение лорд-адмирала.

– Что скажете, друг мой? – всё больше распаляясь, спросил тот.

– Скажу, что с удовольствием принимаю ваше приглашение! – ответил ему де Руже.

– Так я сейчас же отправлю моих слуг за вашим багажом!

Не считая нужным спорить с лорд-адмиралом, горевшим энтузиазмом проявить своё гостеприимство, де Руже кивнул в знак согласия.

– Если не возражаете, герцог, то я был бы не прочь немного прогуляться в садах. Я слышал, что в оранжерее Уайтхолла вырастили прекрасную коллекцию роз, – произнёс Арман, радуясь про себя, что ему было у кого учиться увиливать от навязчивого общения и выходить из неудобных ситуаций.

– И это истинно так, мой дорогой герцог! – неожиданно сам король присоединился к их беседе и подхватил захмелевшего Бэкингема под локоть. – Джордж! На минуту, – и прежде, чем тот успел обернуться к де Руже, Карл подозвал одного из офицеров из своей личной охраны и дворянина, скромно державшегося в стороне от всех разговоров. – Это лорд Суррей. Он проводит вас, мой дорогой герцог. А после прогулки он отвезёт вас во дворец к Джорджу. Ступайте и отдыхайте, мой дорогой! И да, розы пока не зацвели, так что не тратьте время на оранжерею. Лучше прогуляйтесь в садах! Суррей, будьте любезны сопровождать герцога всюду, где он пожелает!